Задание по детской литературе (преподаватель Гарбузинская Ю.Р.)

 

На последних занятиях мы познакомимся с современной детской литературой русской и зарубежной. К 1 июня вам нужно прислать в ВК фотографии трех заданий.

Задание №1. Посмотрите обзоры современных книг по ссылкам. Выберите после просмотра всех ссылок одну книгу и письменно в 5-7 предложениях расскажите о книге, не забудьте указать автора и название.

 

1) Буктреллер по книге Марии Парр Вафельное сердце»

https://youtu.be/EFC0SVBWBN8

2) Аудиокнига «Вафельное сердце» (слушать по желанию)

https://youtu.be/-3wTnsTgWEk

3) Обзор книги Ларса Кристенсена Герман

https://youtu.be/_9f4erj0gdI

4) Обзор Марии Орловой, PR-директора издательства «Самокат» https://youtu.be/BRjJaQpk7JE - о книгах для подростков после 12 лет

 5) https://youtu.be/Q0kM3kRneBw- обзор Марии Орловой о нон-фикш для детей (нехудожественная литература, энциклопедии) о «Деревьях», «Картах», «Истории старой квартиры»

 

Задание №2. Отрывок из книги Марии Парр «Вафельное сердце». Прочитайте рассказ и составьте письменно три вопроса по его содержанию.

Краткий обзор

«Вафельное сердце» (2005) — дебют молодой норвежской писательницы Марии Парр, которую критики дружно называют новой Астрид Линдгрен. Книга уже вышла в Швеции, Франции, Польше, Германии и Нидерландах, где она получила премию «Серебряный грифель».

В год из жизни двух маленьких жителей бухты Щепки-Матильды — девятилетнего Трилле, от лица которого ведется повествование, и его соседки и одноклассницы Лены — вмещается немыслимо много событий и приключений — забавных, трогательных, опасных… Идиллическое житье-бытье на норвежском хуторе нарушается — но не разрушается — драматическими обстоятельствами. Но дружба, конечно же, оказывается сильнее!

 

Отрывок для чтения и составления трех вопросов по содержанию

Мария Парр

ВАФЕЛЬНОЕ СЕРДЦЕ

ДЫРА В ЖИВОЙ ИЗГОРОДИ

После обеда в первый день летних каникул мы с Леной провели между нашими домами канатную дорогу. Переправиться первой, как всегда, решила Лена. Она бесстрашно забралась на карниз, двумя руками схватилась за веревку, а босые ноги закинула наверх, сцепив их в замок. Тут я понял, что она вряд ли сумеет остаться в живых. Пока она карабкалась в сторону своего дома, все дальше и дальше от нашего окна, я не дышал. Лене скоро девять, и у нее сил поменьше, чем у тех, кто немного побольше.

Примерно на середине пути ее ноги, прошуршав веревке прощальное «ш-ш-шур», соскользнули вниз. И вот Лена болтается на высоте второго этажа, цепляясь за веревку только руками. У меня громко застучало сердце.

— Ой, — сказала Лена.

— Вперед! — крикнул я.

Двигаться вперед не так легко, как могут подумать некоторые, которые пялятся из окна, было мне разъяснено.

— Тогда виси! Я тебя спасу.

 

У меня вспотели ладони, так я думал. Я только надеялся, что у Лены они по-прежнему сухие. Страшно представить, если она грохнется с высоты второго этажа. Тут я и сообразил про матрас.

 

И пока Лена висела изо всех сил, я стащил с кровати папы и мамы матрас, вытянул его в коридор, столкнул вниз по лестнице, пропихнул в тесную прихожую, распахнул дверь на улицу и поволок его вниз в сад. Это был ужасно тяжелый матрас. Походя я сшиб фотографию прабабушки, и она разбилась вдребезги. Но лучше уж чтоб она разбилась, чем Лена.

 

По Лениным гримасам я понял, что когда я наконец появился в саду, она как раз собиралась падать.

— Ползаешь как черепаха, — просипела она сердито.

Две черные косички топорщились на ветру где-то в вышине. Я притворился, что ничего не услышал. Зависла она точно над живой изгородью. Пришлось мне положить матрас туда же. На изгородь. Не было смысла класть его в другое место.

 

Теперь Лена Лид смогла наконец расцепить руки и шлепнуться вниз, как перезревшее яблоко. Она приземлилась с мягким хрустом. Два куста в живой изгороди сломались мгновенно.

Я тихонько вздохнул. Сердитая Лена бушевала, выпутываясь из колючих веток испорченной изгороди.

— У, черт! Все ты, Трилле, виноват, — сказала она, выбравшись целая и невредимая.

Может, не я один виноват, подумал я, но вслух этого не сказал. Я очень радовался, что она жива. Все было как обычно.

ДРУЖИЩЕ ТРИЛЛЕ И СОСЕДСКАЯ КНОПКА

Мы учимся в одном классе, Лена и я. Она у нас единственная девочка. Лена говорит, что если б сейчас не начались каникулы, она б упала в кому и так померла.

— Ты и так бы упала в кому, если б я матрас не подстелил, — сказал я ей вечером, когда мы снова пошли посмотреть на дырищу в изгороди.

Но Лена сказала: вряд ли. Ну в крайнем случае заработала бы себе сотрясение мозгов. Подумаешь. Это у нее уже было. Два раза.

 

Но я все равно не мог не думать, что было бы, если б она упала, пока я тащил матрас. Как-то грустно, если бы она взяла и так померла. И у меня не стало бы Лены. А она мой лучший друг, хотя и девчонка. Я ей этого никогда не говорю. Не решаюсь сказать, потому что не знаю: а вдруг она меня своим лучшим другом не считает? Иногда я верю, что считает, а иногда — нет. Это по-разному бывает. Но я много об этом думаю, особенно когда с ней что-нибудь случается, например, она падает с канатной дороги на подложенный мною матрас; тогда мне все-таки очень хочется, чтобы она назвала меня лучшим другом. Не вслух, конечно, и не при всех, а так — шепнула бы просто. Но от Лены такого не дождешься. У нее не сердце, а камень, такое закрадывается подозрение.

 

А вообще-то у Лены зеленые глаза и семь веснушек на носу. Она очень худая. Дед говорит, что она — конь-девица, хотя на вид она больше похожа на велосипед. И в борьбу на руках Лена всем проигрывает, но это просто потому, что все жухают, говорит она.

 

Сам я, по-моему, выгляжу как все, у меня светлые волосы и ямочка на щеке. Необычного во мне только имя, но этого снаружи не видно. Мама с папой назвали меня Теобальд Родрик. И тут же пожалели об этом. Нехорошо давать маленькому малышу такое большое имя. Но было поздно: что сделано, то сделано. Так что я уже прожил Теобальдом Родриком Даниельсеном Уттергордом девять лет. А это немало. Это вся моя жизнь. К счастью, все зовут меня Трилле, поэтому имя мне мало мешает, разве что Лена спросит иногда:

— Трилле, опять забыла, как тебя зовут?

— Теобальд Родрик.

Тогда Лена долго и заливисто хохочет. Иногда даже шлепает себя по бокам.

 

Изгородь, в которой мы с Леной проломили дыру, — граница между нашими участками. В маленьком белом домике с той стороны живут Лена и ее мама. Папы там никакого не имеется, хотя Лена говорит, что для одного место вполне бы нашлось, если разобраться в подвале. В большом рыжем доме с этой стороны живу я. У нас три этажа и темный чердак, потому что нас очень много: мама, папа, Мина четырнадцати лет, Магнус тринадцати, Трилле девяти и Крёлле — ей только три. Плюс дедушка в подвале. Как раз народу, говорит мама, чтобы успевать за всеми присмотреть, чтобы все шло своим чередом. Но когда приходит Лена, народу становится слишком много, и присмотреть за всеми уже не получается, поэтому все немедленно идет наперекосяк.

— Слушай, — сказала Лена, — по-моему, пора пойти посмотреть, не собирается ли кто-нибудь у вас пить кофе с плюшками.

 

И что вы думаете, она оказалась права: как раз пришел дед попить кофейку. Дед худой, лицо в морщинах, и волосы у него как сено. Он самый-самый лучший в мире взрослый.

Дед скинул деревянные башмаки и сунул руки в карманы рабочего комбинезона. Он всегда ходит в комбинезоне.

— Так-так… Дружище Трилле и соседская кнопка, — сказал он и поклонился нам. — Похоже, мы здесь за одним и тем же.

 

Мама в гостиной читала газету. Она не обратила внимания на то, что в кухне толпится народ. Это обычное дело — дед и Лена вечно толкутся у нас, хотя здесь и не живут. Но все время приходят. Лена проводит у нас столько времени, что стала сама себе соседкой.

 

Дед взял фонарик, лежавший на скамейке в кухне, и на цыпочках вошел к маме.

— Руки вверх! — закричал он и навел на маму вместо пистолета фонарик. — Кофе или жизнь, фру Кари!

— И плюшек! — крикнула Лена для порядка.

Лена, дед и я — мы умеем добыть кофе с плюшками почти всегда, когда захотим. Потому что у мамы нет сил говорить нам «нет». Особенно если мы просим воспитанно и вежливо. Уж не говоря о случаях, когда мы угрожаем ей карманным фонариком.

Отличная мы компания, подумал я, когда мы вчетвером сидели за столом, ели плюшки и болтали ни о чем. Мама сначала очень рассердилась из-за канатной дороги, но теперь снова стала веселая и вдруг спросила, хотим ли мы с Леной быть женихом-невестой на Иванов день.

Лена даже поперхнулась.

— Опять? Вы нас совсем заженить хотите, что ли?! — почти закричала она.

Нет, стала объяснять мама, она не собирается нас женить, но Лена перебила ее и сказала, что как-то подозрительно на это похоже.

— Мы с Трилле сыты по горло. Мы отказываемся, — решительно заявила она, даже не спросив меня.

Ну и не страшно. Я легко обойдусь без этого. А то каждый год на Иванов день нас с Леной наряжают женихом-невестой, сколько можно.

— Да, мам, не пойдет, — сказал я. — Придумайте нам что-нибудь другое.

Мама опять не успела рта раскрыть, как Лена грозно и упрямо сказала, что мы хотим делать на праздник ведьму для сжигания. Я чуть не ойкнул. А потом обрадовался. Почему всегда ведьму делают Мина и Магнус? Это же справедливо, чтобы нам с Леной тоже дали разок попробовать. Лена просила, умоляла, скакала, егозила и дергала маму за руку.

— Да пусть дружище Трилле и соседская кнопка сделают ведьму. А с женихом-невестой у меня есть идея получше, — вступился за нас дед.

 

Так и вышло, что нам с Леной поручили сделать на праздник в Иванов день ведьму. В последний раз, я думаю.

ТУШЕНИЕ ВЕДЬМЫ

Мы — и Лена, и я — живем в бухте Щепки-Матильды. Дед говорит, что Щепки-Матильды — это королевство. И хотя он страшный выдумщик и вечно присочиняет, мне нравится думать, что Щепки-Матильды — королевство. Наше личное. Здесь у нас между домами и морем — огромные поля, через них идет грунтовая дорога к фьорду. При дороге растет рябина, на которую можно взбираться, когда сильный ветер. По утрам, открыв глаза, я первым делом смотрю в окно на море и на погоду. Если дует прилично, то волны врезаются в мол с фонтанами брызг, которые разлетаются далеко по полям. А когда штиль, море выглядит как огромная лужа. Если присмотреться повнимательнее, видно, что море синее каждый день по-разному. Обычно я заодно отыскиваю взглядом лодку деда. Он встает в пять и отправляется рыбачить.

Выше наших домов проходит проезжая дорога. А за ней, еще выше, холмы, чтобы кататься с них зимой на санках и лыжах. Однажды мы с Леной сделали там трамплин, потому что Лена хотела перепрыгнуть через автомобильную дорогу на санках. Она приземлилась точно посреди мостовой и так ударилась попой, что еще два дня потом лежала на животе. Да еще откуда-то взялся автомобиль: ух и взвизгнули тормоза, пока мы мучились, сталкивая Лену на обочину.

На самом-самом верху, выше холмов, есть хутор Юна-с-горы. Он дедов лучший друг. А за хутором еще гора. Надо пройти вершину и еще немного, и тогда увидишь нашу маленькую горную избушку. До нее два часа ходу.

 

Нам с Леной известно все, что имеет смысл знать о Щепки-Матильды. И даже больше. Так что мы ясно представляли себе, где искать то, что нам нужно для изготовления ведьмы.

 

Спасибо деду, он научил нас вязать разные узлы. Мы с Леной вяжем их постоянно, хотя и вынуждены были торжественно и клятвенно пообещать, что никогда, никогда больше не будем делать канатных дорог. Вот Лена ловко затянула двойной морской, чтобы хоть как-то стянуть нашу ведьму, а то она так и норовила развалиться. Если уж Лена берется за дело, все у нее в руках горит. Но в этот раз мы возились очень долго, потому что сено упорно вываливалось обратно из старых тряпок, которыми мы пытались его обернуть. И ведьма получилась какая-то дохлая и обвислая. Нам ведь нелегко управляться с ней, она ростом с меня и Лену. Лицом ведьма тоже не вышла. Но мы с Леной отошли подальше, наклонили голову набок и внимательно и беспристрастно оглядели нашу ведьму.

— Божественно, — сказала Лена и улыбнулась, очень довольная.

 

Ну хорошо, решили мы, ведьма готова, отнесем ее в старую конюшню. Но тут явился Магнус.

— А чучело вам зачем? — спросил он. — Птиц пугать?

— Это не чучело, — объяснил я, — это ведьма на праздник.

Магнус захохотал как ненормальный.

— Это?! Ну и уродина, сроду такой не видел! Ладно, все равно сжигать.

 

Я очень рассердился. А Лена еще больше.

— Давай вали на берег, костер делай! — заорала она так, что на мне зашевелился свитер.

Магнус ушел, но мы долго слышали, как он смеется дорогой. Я сказал Лене, что он наверняка просто завидует — хочет, чтобы ведьму делали они с Миной, как обычно. Но это не помогло. Лена фыркнула и со всей силы наподдала нашей ведьме ногой. У бедной аж сено из пуза вылезло.

 

Мы пошли к Лене развести себе сока. Ленина мама рисует и делает из всего подряд искусство, так что весь их дом забит странными предметами. В ванной, например, стоит половина мотоцикла. Как только они свинтят его полностью, он станет целым. Лена пускала в своем стакане большие злые пузыри, а сама сердито стреляла глазами по сторонам. Внезапно она перестала дуть в трубочку, и вид у нее сделался задумчивый.

У них в углу на красном шкафу восседала огромная кукла. Я часто ее рассматривал. Рук у нее не было, краска на лице облупилась, но Ленина мама заделала дырки высушенными цветами. Вот на куклу Лена и смотрела.

Когда я понял, о чем она думает, я похолодел от ужаса.

 

— Мы не можем, да…

— Трилле, ведьм делают из старья и хлама. Этой кукле не меньше семидесяти лет, мама сама так, знаешь ли, говорила.

— Но не слишком ли она тогда старинная? — спросил я.

 

Тут и вопроса нет, заявила Лена. Для старья чем старше, тем лучше, я мог бы и сам понимать такие простые вещи. Она придвинула желтое кресло-качалку к шкафу и велела мне лезть наверх — за куклой.

— У меня коленки дрожат, — забормотал я.

Лена обхватила их своими тонкими пальцами:

— Ну, больше не дрожат?

 

Теперь, когда внутрь ведьмы мы вместо сена засунули куклу, дело пошло на лад. В очках, с клоунским носом и банным полотенцем на голове она выглядела как живая. Если не знать, ни за что не догадаешься, что это всего-навсего кукла. Мы спрятали ее к Лене под кровать.

 

Вечером я долго не мог заснуть. И в конце концов решил помянуть ведьму в вечерней молитве.

 

— Боженька, дорогой, ну сделай так, чтобы ведьма сгорела только понарошку, — попросил я.

Когда утром в Иванов день я спустился в кухню, там сидела баба-тетя.

— Оо, голубчик мой Трилле, — сказала она и подмигнула.

Баба-тетя толстая и старая, она дедова старшая сестра. Она живет в двадцати километрах от нас и приезжает в гости всегда, когда что-нибудь празднуют — Рождество и Пасху, дни рождения или День независимости. Ну и на Иванов день, конечно. Наша настоящая бабушка, которая была женой деда, умерла давно, в тридцать пять лет. Хорошо, что была запасная бабушка — баба-тетя.

Я как ее увидел, так внутри у меня стало тепло. У бабы-тети так прекрасно слеплено лицо, что она беспрерывно улыбается. Когда она приезжает к нам в гости, все начинают дурачиться и веселиться. Мы играем в «Людо», сосем карамельки от кашля и слушаем истории, которыми они с дедом сыплют наперебой. И еще она печет вафли. Часто говорят о чем-нибудь, что лучше этого нет ничего на свете, — так вот, лучше вафель бабы-тети на самом деле ничего в мире нет, серьезно.

 

День получился отличный. Даже папа играл и ел вафли со всеми вместе. Он наметил сегодня разбрасывать навоз, но мама сказала, что лучше бы денек обождать, а то будет вонять во время праздника. И папа легко согласился.

 

В шесть часов мама хлопнула в ладоши и сказала, что пора разводить костер. Я подумал: вот бы иметь на лбу кнопочку, нажал ее — и исчез. Почему Бог не сделал нам таких? Было бы гораздо лучше иметь кнопочку, чем этот пупок в странном месте.

Только все поднялись идти, как баба-тетя охнула, схватилась за спину и сказала, что ей надо прилечь. Дед тут же вызвался составить ей компанию — хотел еще получить вафель и карамелек, наверное.

— Я тоже останусь, — сказал я.

Но мне не разрешили.

 

Я весь день не видел Лену, но вот она появилась с нашей прекрасной ведьмой, завернутой в простыню. На лбу у Лены была глубокая морщина озабоченности.

— Оставим ее здесь лежать? — спросил я. Лена покосилась на Магнуса и помотала головой.

Все обитатели Щепки-Матильды собрались на берегу фьорда. Здесь были все мои, Лена с мамой, дядя Тор (это папин брат) и его подружка. На камнях у воды был разложен очень высокий и красивый костер, я таких еще не видел. Его сделали папа, Магнус и Мина, и вид у них был очень довольный и гордый.

— Ну вот, — сказал папа и расправил усы, — только ведьмы не хватает.

Лена кашлянула и вытащила ее из простыни. Все так и ахнули.

— Вот это красота! — сказала Мина с чувством, и все закивали.

Краем глаза я увидел, что морщинка озабоченности кой у кого сделалась глубиной с кратер. Я пощупал свой собственный лоб. Кнопка не появилась, увы.

 

Мина подхватила ведьму под мышки, раз — и взгромоздила над костром. Ноги у Мины ничуть не дрожали, хотя она стояла на высоте в несколько метров.

Мину удочерили к нам из Колумбии. Мама с папой забрали ее оттуда, когда она была несчастной маленькой сиротой. Иногда мне кажется, что на самом деле она индейская принцесса. Такой у нее вид. А тем вечером, когда она с развевающимися волосами стояла выше костра, она была ну прямо вылитая индейская принцесса. Я даже на время забылся и был беззаботным и веселым, пока дядя Тор не вытащил зажигалку. Только он собрался щелкнуть ею, как Крёлле закричала:

 

— Жених и невеста!!!

 

Все обернулись. Действительно, к нам через скошенное поле шли влюбленные. Дед и баба-тетя! По-моему, со мной случился шок. Это такая вещь, которая в кино случается. Баба-тетя оделась в папин костюм и была женихом. Она выглядела как жирный пингвин. А на деде было длинное белое платье, вуаль и туфли на шпильках. В руках как свадебный букет он нес свой кактус.

 

Чтобы люди так хохотали, как мы в тот вечер! Мама подавилась грушевым лимонадом и кашляла еще день. Даже дядя Тор не устоял, опустился на колени. И самое прекрасное, что про костер все и думать забыли.

 

Но едва дед и баба-тетя степенно подошли и уселись, дядя Тор опять достал свою зажигалку.

 

— Не поджигай, — быстро сказала Лена.

Все удивленно обернулись к ней, но прежде чем мы успели заканючить дальше, дядя Тор поджег конструкцию. Я увидел, что Лена перестала дышать. И что она собирается с силами для дикого крика. Такого, который умеет издавать только Лена. Я едва успел заткнуть уши, как он прогремел:

— Гасите!!! — вопила Лена.

Пламя плясало, карабкаясь вверх от костра к ведьме.

— Мама, там кукла! Внутри ведьмы кукла! Гасите!!!

 

Первой опомнилась Мина. Она молниеносно вывалила из ведерка сосиски и зачерпнула в него воды из моря. Тогда очнулись и все остальные. Мы вылили и вывалили все, что было в ведрах и банках, и бросились к воде, мешая друг другу. Папа махал руками и командовал — пытался выстроить нас в цепочку: он член добровольной пожарной дружины в нашей деревне. Но ничего не помогало. Пламя поднималось все выше.

 

— Только не это, только не это, — причитал я, боясь поднять на ведьму глаза.

А потом мы поняли, что не сможем погасить огонь: костер слишком высокий.

— Ничего не поделаешь, — крикнул дядя Тор и развел руками.

Когда он так сказал, пропала всякая надежда.

 

И тут заурчал трактор. Он по-прежнему стоял на поле с полным прицепом навоза. И теперь дед завел его и сдавал задом на бешеной скорости.

— Прочь с дороги! — кричал он, сдувая вуаль с глаз.

Мама вскрикнула. Это единственное, что она успела сделать, прежде чем невеста с разгону опрокинула полный прицеп навоза поближе к костру.

 

На короткое неповторимое мгновение небо стало коричневым. Помню, я еще подумал, глядя, как все приседают и накрывают головы руками, что это наверняка неспроста. А потом с неба полился навозный дождь. Мы стояли, а он заливал нас с головы до ног. И от него некуда было бежать. Мы видели и слышали только одно: как везде-везде кругом сыплются на землю коровьи какашки.

 

Когда все наконец прекратилось, все звуки в мире как будто бы исчезли. Остались только мы, жители Щепки-Матильды. На теле не было хотя бы крохотного местечка, не измазанного в навозе. Такое трудно когда-нибудь забыть.

 

Дверца трактора медленно открылась. Дед бережно поддернул повыше белое платье и пошел на своих шпильках к нам, лавируя среди навоза.

— Ну вот, — сказал он, кивнув на костер. Не было ни огонька, ни искорки. И костер, и ведьма были унавожены не хуже нас.

 

— Спасибо, дед, — шепнул я.

 

Задание № 3. Прочитайте интервью с Марией Парр, норвежской современной писательницей, автором «Вафельного сердца», «Тони Гриммердал» и «Вратаря и моря», ответьте на вопросы письменно.

 

Мария Парр

https://daily.afisha.ru/brain/13748-pisatelnica-mariya-parr-o-tom-pochemu-v-norvegii-s-detmi-govoryat-na-lyubye-temy/

 

 

Писательница Мария Парр — о том, почему в Норвегии с детьми говорят на любые темы

Егор Михайлов 6 декабря 2019 16:10

 

В Россию снова приехала — уже в статусе звезды детской литературы Норвегии — Мария Парр, автор «Вафельного сердца» и «Тони Глиммердал». Егор Михайлов встретился с ней в Новосибирске и поговорил о том, что важно для детских книг, как ее переводят на русский и о чем не спрашивают читатели.

 

— Я в одном вашем интервью прочитал странную историю: когда вы придумывали имя Тони Глиммердал, то взяли его из диссертации об именах детских персонажей в норвежской литературе…

Парр: Правда? Очень странная история, не помню такого.

— Да, будто бы там упоминалась героиня по имени Тоня, и вы решили тоже использовать это имя.

Парр: Хм, это было какое‑то о-очень большое непонимание. (Смеется.) Наверное, вот о чем речь: Тоня сначала должна была быть мальчиком — а потом я прочитала исследование о новой норвежской литературе, написанной после 2000 года. И там почти не было девочек, которые были бы активными героинями. Тогда я и сделала героиню девочкой — а сперва-то это был мальчик по имени Дурас.

— А вообще это для вас обычная практика — проводить такого рода исследования перед тем, как писать книгу?

Парр: Я просто как раз работала над дипломом, и он был посвящен школьному образованию для детей в контексте литературы. Я просто по совпадению наткнулась на эту статью об отсутствии девочек-героинь в новой литературе. Сейчас это изменилось, но тогда была такая проблема.

— Вы, наверное, знаете, что в России есть система возрастной маркировки детских книг?

Парр: Да, знаю. А эта система была, когда я приезжала в прошлый раз?

Дробот: Нет, она появилась позже (Парр посещала Россию в декабре 2010 года; Федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» был принят в конце того же месяца. — Прим. ред.). Мы сейчас обсуждаем, стоит ли издавать на русском одну книжную серию для 13-летних читателей: в России она получит маркировку 18+, а тогда ее уже нельзя продавать в детских книжных магазинах, вот в чем проблема.

— Для нас по контрасту норвежская и вообще скандинавская детская литература кажется какой‑то утопически свободной: с детьми любого возраста можно говорить, о чем угодно. Это правда так? Или есть какая‑то граница, отделяющая подходящие для детей темы от недетских?

Парр: Нет, такой границы у нас нет. Очень важно ее не проводить. Но, приехав к вам, я поняла, что мы принимаем эту свободу как должное. А вообще да, у нас можно писать что угодно — хотя, понятно, не все будет опубликовано. Книга должна быть хорошей. Но такая цензура? Нет, ее нет.

 

Конечно, у нас есть дискуссии, бывают разногласия по поводу разных книг — но нет никаких единых правил.

 

— А у вас лично есть такие внутренние правила? Может быть, темы, о которых вам некомфортно говорить с детьми?

Парр: Я никогда об этом не размышляла — потому что я никогда не писала о том, о чем не хотела писать. Но, конечно, мы, норвежские детские авторы, очень разные, мы пишем о самых разных вещах. И я могу свободно писать о том, что для меня важно. Но у меня есть одно правило: я думаю, в детских книгах должна быть надежда. Они могут рассказывать об очень тяжелых вещах, но я не вижу смысла в том, чтобы отнимать у детей надежду.

— А с этой свободой детской литературы в Норвегии всегда было так?

Парр: Мне кажется, такого рода цензуры у нас никогда не было.Не было и

никаких официальных стандартов, только социальные договоренности, неписаные правила.

— В России по вашим книгам поставили несколько спектаклей. Вы их видели?

Парр: К сожалению, нет, но [режиссер спектакля «Тоня Глиммердал» Ольга Обрезанова] обещала прислать запись и показывала фотографии.

— А как вы относитесь к адаптациям своих книг? К тому, что персонажи, которые родились в вашей голове, начинают жить своей жизнью.

Парр: Я стараюсь об этом много не думать, потому что это очень ошеломляет. (Смеется.) Но в Норвегии тоже было несколько адаптаций моих историй, и для меня это всегда большая честь. Эти люди тратят на работу порой даже больше времени, чем я на написание книги.

 

А еще был сериал по «Вафельному сердцу», очень хороший. И когда я писала продолжение, он меня в некотором роде вдохновлял и помог мне развить вселенную книги — так что мне было легче писать новую книгу. Это вдохновение, которое вернулось ко мне. И это привилегия — то, что другие творческие люди могут превратить мои книги во что‑то другое.

— Когда вы видите, как ваша книга неизбежно изменяется при адаптации, что вы чувствуете? Хотите сказать — «Нет, там должно быть иначе»?

Парр: Вот до этого момента не хотела. (Смеется.) Но я думаю, что это по-разному работает с театром и экранизациями. У меня есть только одна экранизация — потому, что я очень строго к этому отношусь. Все должно быть сделано правильно. Потому что часто экранизация становится известнее книги, так что это должно быть что‑то, чем я могу гордиться. А театр — это искусство текущего момента. И мне очень интересно смотреть, насколько постановка отличается от книги.

— Вы были в России девять лет назад. Можете сравнить ощущения?

Парр: Пока не знаю: в этот раз я была в Санкт-Петербурге и Новосибирске, а в прошлый раз — в Москве. Так что, наверное, мне стоит ответить на этот вопрос через неделю. Но я помню, что в прошлый раз мне задавали много вопросов о том, как воспитывать детей. А я к тому моменту не воспитывала детей. А теперь у меня есть этот опыт — но никто меня о нем не спрашивает.

(Смеется.) Вот в чем отличие.

— А о чем вас теперь спрашивают?

Парр: Теперь больше о книгах, о вдохновении, о персонажах, о том, что я имела в виду.

 

— А расскажите о ваших отношениях с переводчицей? Как вы работаете — обмениваетесь сотнями писем или вы полностью доверяете Ольге?

Парр: Ольга работает очень независимо, а потом задает…

Парр и Дробот: (В один голос.) Пару вопросов в конце.

— Ого, как вы синхронизировались!

Парр: (Смеется.) Да!

Дробот: Но в последний раз мы встретились перед тем, как я начала перевод, и разговаривали о книге. А еще Мария начитала аудиокнигу, и я слушала эту запись, чтобы уловить правильную интонацию.

Парр: Да? Я этого не знала. Поскольку я не знаю русского языка, я не могу оценить перевод, но Ольга — мой друг. Я думаю, что она — переводчица, которую я знаю лучше, чем остальных переводчиков. И я знаю, что Ольга в какой‑то степени открыла мои книги, и я за это ей очень благодарна.

Дробот: Да, русский перевод был одним из первых, кажется, после немецкого и шведского.

Парр: Да, не было агента, который предложил бы книгу издательству [«Самокат»], это все Ольга, она знает, что происходит в норвежской детской литературе.

Дробот: У Марии очень особенный язык. В нем много локальных слов, и обычный словарь тут не поможет — нужно спрашивать Марию, что это за слово. Например, дети в ее книгах не используют грубые ругательства, но находят способ выразить свои чувства. И в переводе сложно найти правильное слово, которое не будет ругательством, но даст понять, что героиня, скажем, разозлилась.

— В России издают много скандинавской литературы, но почему‑то каждый раз всех сравнивают с одним автором — Астрид Линдгрен. Я знаю, что вас и так много мучают вопросами о ней.

Дробот: Можно я включусь с советом? Все спрашивают Марию про отношение к книгам Линдгрен — но никто не спрашивает, что ей нравилось в этих книгах. (Смеется.)

— Приму этот совет! И что же?

Парр: Моей любимой героиней была Рони, дочь Разбойника. Но еще я помню, как мама читала нам «Мы — на острове Сальткрока», и ей самой от этого было так же весело, как нам. И когда я пишу сама, то надеюсь, что и взрослый, и ребенок смогут наслаждаться книгой вместе исходя из детского взгляда. Потому что это был для меня такой приятный опыт, и это то, что выделяет Астрид Линдгрен. Она очень предана ребенку, не перемигивается с взрослыми — и при этом пишет очень универсальные и актуальные для всех вещи.

Но еще в чисто техническом плане — мне кажется, у нее очень хорошо получается начинать книги. А еще, когда я была маленькой, меня восхищало, что она может придумать ситуацию, из которой нет никакого выхода, но когда все уже на грани катастрофы — вуш! — случается поворот, и все налаживается. В детстве я была этим очарована.

 

— Вы говорите о том, как мама читала вам в детстве, ведь в Норвегии это очень распространенный способ общения детей и родителей?

Парр: Да, очень. Я много читаю своим детям. Я выросла с традицией чтения вслух, и мне кажется, что это важно — не только писать книги, но и читать их вслух.

— Напоследок довольно банальный вопрос, но я все равно люблю его задавать: можете поделиться советом, как пишется хорошая детская книга?

Парр: Я думаю, важно, что плохие вещи — потеря близких, зависть, ревность — не исчезают просто потому, что вы о них не говорите. Для меня важно воспринимать детей всерьез, как людей с настоящими серьезными чувствами, с печалями и горестями. И давать им надежду — даже если тебе самой кажется, что все безнадежно.

 

Вопросы по интервью

1. Почему Парр решила сделать героиней своей книги девочку Тоню?

2. Есть ли в Норвегии ограничения на темы детских книг? А в России?

3. Что, по мнению Марии Парр, обязательно должно быть в детской книге?

4. Как Мария относится к экранизациям и постановкам по ее книгам?

 

Фотографии рассказа о книге по обзору (задание №1),фото составленных трех вопросов по содержанию отрывка книги «Вафельное сердце» Марии Парр (задание №2) и фото письменных ответов на вопросы по интервью Марии Парр (задание №3) жду до 1 июня в личку ВК.