2020-06-29
71
— Совсем не обязательно было все это делать.
— Нет, обязательно. — Я сжал губы.
Эбби отправляла в рот кусок за куском, едва успевая глотать.
— Мм… — протянула она. — Все очень вкусно, Трэв. И почему ты от меня скрывал такой талант?
— Если бы я тебе раньше сказал, ты бы требовала, чтобы я готовил каждый вечер. — Я вымученно улыбнулся, но улыбка тут же испарилась.
— Мне тоже будет тебя не хватать, Трэв, — сказала она, не переставая жевать.
— Ты ведь будешь заходить к нам?
— Ну конечно, я же говорила. А ты заглядывай в «Морган», помогай мне с занятиями, как раньше.
— Это будет уже не то, — вздохнул я. — Ты начнешь встречаться с Паркером, мы займемся каждый своими делами и разойдемся в разные стороны.
— Перестань. Все изменится не так уж сильно.
Я усмехнулся:
— Когда мы с тобой только встретились, никто бы не подумал, что мы будем сидеть здесь вот так, вдвоем. Три месяца назад я и предположить не мог, до какого жалкого состояния меня может довести прощание с девушкой.
Эбби посерьезнела:
|
|
|
— Мне совсем не хочется, чтобы ты был в жалком состоянии.
— Тогда не уходи.
Она сглотнула, едва заметно пошевелив бровями:
— Я не могу переехать сюда насовсем, Трэвис. Это безумие.
— Почему? Прошлые две недели были лучшими в моей жизни.
— В моей тоже.
— Тогда с чего же я чувствую себя так, будто больше никогда тебя не увижу?
Эбби посмотрела на меня, но ничего не ответила. Просто встала, обошла стол и села ко мне на колени. Мне нестерпимо хотелось взглянуть ей в глаза, но я боялся, что если сделаю это, то не удержусь и попытаюсь ее поцеловать. Тогда весь вечер пойдет насмарку. Голубка приобняла меня и прижалась мягкой щекой к моему лицу.
— Скоро ты поймешь, какая я заноза в заднице, и перестанешь по мне скучать, — прошептала она в мое ухо.
Я несколькими круговыми движениями погладил ее между лопатками и, пытаясь подавить грусть, сказал:
— Обещаешь?
Эбби посмотрела мне в глаза и приложила обе ладони к моему лицу, потом провела большим пальцем по челюсти. Захотелось умолять Голубку остаться, но даже если бы я на это решился, она, сидя в своем пузырьке, все равно бы меня не услышала.
Эбби закрыла глаза и подалась ко мне. Я знал, что она собирается чмокнуть меня в уголок рта, но повернул голову так, чтобы поцелуй пришелся прямо в губы. Это был мой последний шанс — поцеловать Голубку на прощание.
На мгновение Эбби застыла, но потом ее тело расслабилось. Она позволила себе несколько секунд помедлить, прежде чем с улыбкой отстранилась от моего лица.
— Завтра у меня трудный день. Приберусь на кухне и пойду спать.
— Я тебе помогу.
Мы молча убрали посуду. Тотошка спал рядом на полу. Вытерев последнюю тарелку и поставив ее в сушилку, я взял Эбби за руку и повел по коридору. Каждый шаг был для меня мучением.
|
|
|
Голубка стащила с себя джинсы, сняла через голову блузку и, выхватив из шкафа мою поношенную серую футболку, напялила ее. Я разделся до трусов, что уже множество раз делал в присутствии Эбби, но сегодня в воздухе витала какая-то торжественность.
Мы легли в постель. Я, как только потушил лампу, обнял Голубку обеими руками и вздохнул, а она уткнулась лицом мне в шею.
Деревья за окном бросали тени на стену. Я постарался сосредоточиться на этих силуэтах, непрерывно менявшихся из-за легкого ветра, шевелившего ветви. Хотелось чем-нибудь занять воображение, чтобы не смотреть на циферблат будильника и не думать о том, сколько еще осталось до утра.
Утро. Всего через несколько часов моя жизнь изменится к худшему. О господи! Как я это перенесу? Я крепко зажмурился, пытаясь направить мысль в другое русло.
— Трэв, с тобой все хорошо?
Несколько секунд я молчал, подбирая слова.
— Еще никогда в жизни мне не было менее хорошо.
Эбби снова прижалась лбом к моей щеке. Я обнял ее крепче.
— Глупости, — сказала она. — Мы же будем видеться каждый день.
— Не будем, и ты прекрасно это знаешь.
Голубка слегка приподняла голову. Я не был уверен, смотрит ли она на меня просто так или собирается что-то сказать. Я ждал в темноте и тишине, чувствуя, что мир вокруг меня может в любую секунду обрушиться.
Вдруг Эбби дотронулась губами до моей шеи. Как бы пробуя мою кожу на вкус, она приоткрыла рот. Ощутив это теплое, влажное прикосновение, я растерянно посмотрел на Голубку. За окнами ее глаз вспыхнула знакомая искорка. Я все-таки расшевелил Эбби, хотя и не вполне осознавал, как мне это удалось. Наконец-то она поняла, что я к ней чувствую, и внутри у нее как будто зажегся огонек.
Я наклонился, медленно и мягко прижимая рот к ее лицу. Чем дольше мы не разнимали губ, тем полнее я ощущал происшедшую перемену.
Эбби привлекла меня к себе. Каждое ее движение говорило: она чувствует то же, что и я. Я ей небезразличен. Она испытывает ко мне влечение. Захотелось выскочить на улицу и пробежать целый квартал, крича от радости, но я не мог оторваться от Голубки. Она приоткрыла губы, и я осторожно провел языком по ее нёбу.
— Хочу тебя, — сказала Эбби.
Как только я понял смысл ее слов, одна половина меня приготовилась сорвать каждый разделявший нас кусок ткани, а вторая — включила мигалки и сирены. Наконец-то наши с Голубкой желания совпали. Теперь не стоило гнать.
Я слегка отстранился, но решимость Эбби только росла. Я поднялся на колени, но Эбби меня не отпускала. Тогда я взял ее за плечи и посмотрел в глаза.
— Погоди секунду, — прошептал я, тяжело дыша. — Тебе не обязательно это делать, если ты пока не готова.
Мне хотелось поступить правильно, но Голубка была так настойчива, что мое тело, уставшее от рекордного воздержания, не соглашалось с разумом. Эбби снова потянулась ко мне, и на этот раз я не остановил ее. Она коснулась губами моих губ.
— Не заставляй упрашивать, — прошептала она, поглядев на меня серьезно и решительно.
Я собирался проявить благородство, но эти слова разрушили все мои намерения. Положив руку на Голубкин затылок, я крепко ее поцеловал. Пальцы Эбби пробежали по моему позвоночнику и остановились на резинке трусов, как бы обдумывая следующее движение. Энергия, копившаяся во мне шесть недель, захлестнула меня, и мы повалились на матрас. Я оказался между раскрытыми коленями Голубки. Как только наши губы опять соприкоснулись, я запустил руку ей в волосы, а она провела ладонью вниз по моему животу. Когда ее мягкие пальчики дотронулись до меня, я невольно застонал. Черт! Это было самое потрясающее чувство, какое я только мог себе вообразить!
|
|
|
Первой полетела в сторону старая серая футболка. К счастью, луна освещала комнату достаточно ярко, чтобы я мог разглядеть оголенную грудь Голубки, прежде чем нетерпение заставило меня двинуться дальше. Я уцепился за ее трусики, стянул их и, целуя Эбби, повел рукой по внутренней стороне бедра. В тот момент, когда мои пальцы коснулись Голубкиной нежной и влажной кожи, она сделала медленный прерывистый выдох. Тут мне вспомнился наш недавний разговор: Эбби девственница. Если она действительно хочет близости, я должен действовать очень осторожно. Меньше всего я желаю причинить ей боль.
Колени Голубки сгибались и подергивались при каждом движении моей руки. Я ждал, когда она примет окончательное решение, и продолжал целовать ее в шею. Бедра Эбби покачивались из стороны в сторону. Я вспомнил наш с нею танец в «Ред доре». Она прикусила нижнюю губу, одновременно вцепившись пальцами в мою спину.
Я приподнялся над ней. Трусы еще оставались на мне, но я и сквозь них чувствовал ее кожу. Она была такая теплая — мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сдержаться. Я ощущал под собой обнаженное тело Эбби и готов был проникнуть внутрь даже через ткань.
— Голубка, — пробормотал я, — не обязательно делать это сегодня. Я подожду сколько нужно.
Эбби потянулась к верхнему ящику моей прикроватной тумбочки, достала оттуда шуршащий полиэтиленовый пакетик и разорвала его зубами. Можно было не сомневаться: это зеленый свет.
Высвободив руку, я стащил свои боксеры и резко отбросил их в сторону. Мое терпение кончилось. Теперь я мог думать только об одном. Натянув на себя кусочек латекса, я прикоснулся бедрами к бедрам Эбби.
— Посмотри на меня, Голубка, — выдохнул я.
Взгляд ее больших круглых серых глаз устремился на мое лицо. Все это казалось невероятным. Сбывалось то, о чем я мечтал чуть ли не с тех пор, как впервые увидел Эбби. Я нежно поцеловал Голубку, наклонив голову набок, а потом напрягся и, подавшись вперед, вжался в нее так бережно, как только мог. Немного отстранившись, я взглянул ей в глаза. Ее колени сжимали мои бедра мертвой хваткой, и она сильнее, чем раньше, прикусила губу, но рук с моей спины не убрала, даже, наоборот, обняла крепче. Я вошел в нее еще раз, она зажмурилась.
|
|
|
— Смотри на меня, — прошептал я, целуя Эбби терпеливо и мягко.
Она тихо застонала, потом вскрикнула. С каждым звуком, который она издавала, мне было все труднее сдерживать свое тело. Наконец Голубка расслабилась, и я задвигался более ритмично. Чем быстрее становились мои движения, тем меньше я себя контролировал. Я трогал ее кожу, целовал и облизывал шею, щеки, губы. Она прижимала меня к себе, и с каждым разом я проникал в нее немного глубже.
— Я так долго этого хотел, Эбби! Мне нужна только ты, больше ничего… — выдохнул я ей в рот и, одной рукой схватив ее за бедро, приподнялся на локте.
Мой живот легко скользнул по Голубкиной коже, уже увлажненной нашим смешавшимся потом. В какой-то момент захотелось перевернуть Эбби, чтобы оказаться под ней, но возможность видеть ее глаза сейчас была для меня важнее оригинальности. Когда я уже подумал, что это может продолжаться всю ночь, Голубка вдруг вздохнула:
— Трэвис…
Услышав, как она произнесла мое имя, я окончательно потерял контроль над собой и задвигался быстрее, напрягшись каждой мышцей. Наконец я застонал, несколько раз вздрогнул и остановился.
Поднеся нос к Голубкиной шее, я сделал вдох: она пахла потом, кремом для тела… и мной. Черт, как же это было здорово!
— Ничего себе первый поцелуй! — сказала Эбби.
Я оглядел ее усталое, довольное лицо и улыбнулся:
— Твой последний первый поцелуй.
Она моргнула, а я упал рядом с ней на матрас и положил руку на ее обнаженную талию. Теперь я уже не содрогался при мысли о наступающем утре: завтра мы, вместо того чтобы, с трудом скрывая горечь, упаковывать Голубкины вещи, сможем вволю выспаться, поваляться в постели, а потом вместе прожить день — первый день наших новых отношений. Все это казалось мне райским блаженством, и больше я ни о чем не мечтал. А каких-нибудь три месяца назад я бы не поверил, что буду так радоваться подобной перспективе.
Перед тем как уснуть, я облегченно, с наслаждением, вздохнул. Рядом со мной лежала Эбби — вторая женщина в моей жизни, которую я полюбил.
ГЛАВА 16
ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ
Паника охватила меня не сразу. Прежде чем рассеялась сонная дымка, дававшая мне ощущение ложного покоя, я вытянул руку, провел ею по простыне и, не найдя Эбби, почувствовал лишь легкое разочарование, которое сменилось любопытством.
Я подумал: она в ванной или ест свою овсянку на диване. Только что она отдала мне свою невинность, а до того потратила кучу времени и сил, пытаясь внушить себе, будто испытывает ко мне исключительно платонические чувства. Все это чего-нибудь да стоило.
— Голубка? — позвал я, приподняв голову, но не вставая с кровати, в надежде на то, что Эбби придет и снова ляжет ко мне.
Но прошло несколько минут, а она не появлялась. Тогда я сел. Ничего не подозревая, надел трусы, которые вчера отшвырнул в сторону, нырнул в футболку, прошлепал по коридору в ванную и постучал. Потом приоткрыл дверь. Там было тихо, но я все равно позвал:
— Голубка?
Заглянув внутрь, я, как и следовало ожидать, обнаружил только темноту и пустоту. Пошел в гостиную, все еще не сомневаясь, что Эбби сидит на диване или завтракает на кухне. Но ее нигде не было.
— Голубка? — опять крикнул я, ожидая ответа.
Беспокойство росло, но я пока отказывался поддаваться ему, не зная, что произошло. Протопав к спальне Шепли, я без стука вошел.
Америка лежала рядом с Шепом, а он обнимал ее, как я сейчас должен был обнимать Голубку, если бы она не исчезла.
— Ребята, вы Эбби не видали? Не могу ее найти.
Шепли приподнялся на локте и потер глаз кулаком:
— А?
— Эбби, — повторил я, нетерпеливо щелкнув выключателем. Америка с Шепом вздрогнули. — Вы ее видели?
В моем мозгу закрутились разнообразные сценарии происшедшего, и все они в большей или меньшей степени внушали тревогу. Может, Голубка повела Тотошку гулять и кто-то на нее набросился и похитил или она упала с лестницы? Но Тотошка, постукивая коготками, бегал по коридору, так что этот вариант отпадал. Может, она спустилась вниз, чтобы взять что-нибудь в машине Америки?
Я бросился к двери и огляделся. Потом сбежал по ступенькам, осмотрев каждый дюйм пути от квартиры до парковки. Ничего. Голубка как будто испарилась.
Шепли вышел на порог, щурясь на свету и ежась от холода:
— Она рано проснулась и захотела поехать домой.
Я в два прыжка поднялся по лестнице, схватил Шепа за голые плечи и, заставив его попятиться, припер к стене. Он вцепился в мою футболку, сердито и удивленно посмотрел мне в лицо.
— Какого… — начал он.
— Ты отвез ее домой? В «Морган»? Среди ночи? На хрена?
— Она меня об этом попросила.
Я опять толкнул Шепли на стену. Закипавшая во мне ярость начинала брать верх над разумом. Америка, с растекшейся тушью на лице и всклокоченными волосами, вышла из спальни, на ходу завязывая поясок халата.
— Какого черта у вас тут творится? — спросила она, застыв при виде меня.
Шепли высвободил руку и сделал предостерегающий жест:
— Мерик, не подходи!
— Она была расстроена? Плакала? Почему уехала? — проговорил я сквозь зубы.
Америка сделала шаг вперед:
— Эбби просто не любит прощаться. Поэтому, Трэвис, я нисколько не удивилась, что она решила уехать, пока ты спишь.
Не отпуская Шепли, я посмотрел на Мерик:
— Она… плакала?
Сначала мне представилось, как Голубка содрогается от отвращения, жалея о том, что позволила засранцу, на которого ей наплевать, лишить ее невинности. Потом я подумал, что, наверное, случайно причинил ей боль.
На лице Америки страх сменился замешательством, а замешательство — злостью.
— Чего ради, Трэвис? — выпалила она. Судя по интонации, это был вызов, а не вопрос. — Чего ради ей расстраиваться и тем более плакать?
— Мерик, — проговорил Шепли, пытаясь ее остановить.
Но она продолжала наступать:
— Что ты с ней сделал?
Я отпустил Шепа и повернулся к его девушке, но теперь он схватил меня за грудки.
— Она плакала? — не унимался я.
Америка покачала головой и сказала, переходя на крик:
— Она была в порядке! Просто захотела домой! Что ты с ней сделал?
— У вас что-нибудь случилось? — спросил Шепли.
Я, не думая, развернулся и ударил кулаком по стене в нескольких сантиметрах от головы Шепа. Мерик вскрикнула, прикрыв рот рукой:
— Трэвис, прекрати!
Шепли схватил меня за локти и приблизил ко мне лицо.
— Позвони ей! — рявкнул он. — Успокойся, черт тебя подери, и позвони Эбби!
Америка легко пробежала в другой конец коридора и вернулась с телефоном в протянутой руке:
— На, звони!
Я выхватил трубку и набрал Голубкин номер. Раздались гудки, потом включилась голосовая почта. Я сбросил звонок и снова набрал. Потом еще и еще. Она не отвечала. Она меня возненавидела.
Я уронил телефон на пол. Грудь ходила ходуном. Почувствовав, как слезы обожгли лицо, я схватил первую вещь, которая попалась под руку, и швырнул в стену. Что бы это ни было, оно разлетелось на куски.
Повернувшись, я увидел стулья, которые стояли друг против друга перед стойкой для завтрака, точно так же как и накануне вечером. Я взял один из них за ножку и стал лупить по холодильнику. Стул сломался, дверца холодильника открылась, я пнул ее. Она опять открылась, я опять ее пнул, и так несколько раз. Наконец прибежал Шепли и закрыл холодильник.
Я протопал в свою комнату. Измятое белье на кровати показалось мне насмешкой над моей бедой. Я содрал с матраса простыню, сгреб в охапку одеяло, отнес все это на кухню и бросил в мусор. Потом проделал то же самое с подушками. Совсем обалдев от ярости, я стоял посреди своей спальни и пытался успокоиться, но не мог найти для этого повода. Утешать себя было нечем, — казалось, я все потерял.
Я принялся шагать по комнате и, дойдя до прикроватной тумбочки, остановился. Мне представилась Эбби, тянущаяся к верхнему ящику, чтобы его открыть. Я заглянул внутрь и увидел стеклянную банку с презервативами, к которым почти не притрагивался с тех самых пор, как встретил Голубку. Теперь, когда она сделала выбор, я и думать не хотел о близости с другой женщиной.
Схватив холодную стекляшку, я швырнул ее через всю комнату. Она ударилась о стену возле двери и разлетелась вдребезги. Полиэтиленовые пакетики рассыпались во все стороны.
Из зеркала над комодом на меня уставилось собственное отражение, и я, разинув рот, посмотрел себе в глаза. Моя грудь вздымалась, я весь трясся. По виду меня можно было назвать сумасшедшим, да я и правда не контролировал себя. В очередном порыве бешенства шарахнул по зеркалу кулаком. Осколки врезались мне в костяшки. На поверхности зеркала осталось кровавое пятно.
— Трэвис, перестань! — крикнул Шепли из холла. — Прекрати, чтоб тебя!..
Я бросился к нему, толкнул, потом вернулся в свою комнату, захлопнул за собой дверь и, упершись в нее руками, пинал, пока не сделал вмятину. Потом сорвал с петель и бросил в сторону. Тут Шеп снова меня схватил.
— Прекрати, я сказал! — прокричал он. — Ты пугаешь Америку!
На лбу у него надулась жила, которая проступала, только когда он бывал в ярости. Я толкнул его, он — меня. Я махнул кулаком, но он увернулся.
— Я съезжу, — умоляюще проговорила Мерик. — Увижу, что с ней все в порядке, и позвоню тебе!
Я опустил руки. Из открытой входной двери тянуло холодом, но с висков капал пот. Дышал я так, будто пробежал марафон.
Америка бросилась в комнату Шепли. Через пять минут вышла оттуда одетая и причесанная. Шеп подал ей пальто и, поцеловав на прощание, ободряюще кивнул. Она взяла ключи и ушла, хлопнув дверью.
— Сядь, черт возьми. И успокойся! — скомандовал Шепли, указывая на кресло.
Я закрыл глаза и сел, поднеся трясущиеся руки к лицу.
— Тебе повезло. Еще две секунды, и я позвонил бы Джиму. И твоим многочисленным братьям.
Я покачал головой:
— Не говори ничего папе.
Глаза защипало от соленых слез.
— Рассказывай, что произошло.
— Я трахнул ее. То есть нет, не я ее… а мы…
Шепли кивнул:
— И от этого вам обоим снесло крышу. Чья была идея?
— Эбби, — ответил я, моргнув. — Я пытался ее отговорить, предлагал подождать, но она меня разве что не умоляла. — На лице Шепа изобразилось почти такое же замешательство, какое чувствовал я сам. Я взмахнул руками и уронил их на колени. — Может, я сделал ей больно. Не знаю.
— Как она после этого себя вела? Сказала что-нибудь?
Я на секунду задумался.
— Сказала: «Ничего себе первый поцелуй!»
— А?
— Несколько недель назад она проболталась, что всегда нервничает из-за первого поцелуя с парнем. Меня это рассмешило.
Шепли нахмурился:
— В любом случае не похоже на то, чтобы она была огорчена.
— Я сказал, это ее последний первый поцелуй, — усмехнулся я, вытирая нос футболкой. — Шеп, я думал, все хорошо. Она наконец-то подпустила меня к себе. Но зачем было просить меня… перед тем как просто взять и уехать?
Шепли медленно покачал головой. Мое признание его озадачило.
— Не знаю, старик. Америка выяснит. Скоро мы поймем, в чем дело.
Я уставился в пол, прокручивая возможные варианты развития событий. Потом поднял на Шепа глаза и спросил:
— Что мне делать?
Он взял меня за плечо:
— Для начала приберись. До их звонка тебе точно хватит работы.
Я вернулся к себе в спальню. Выбитая дверь валялась на голом матрасе. По полу были разбросаны осколки зеркала и банки. Можно было подумать, в комнату попала бомба.
Шепли появился на пороге с совком, веником и отверткой:
— Я займусь стекляшками, а ты — дверью.
Я кивнул и принялся за работу. Едва успел ввинтить последний шуруп, зазвонил телефон. Я вскочил с пола и, подбежав к тумбочке, схватил трубку. На ней высветился номер Америки.
— Мерик? — проговорил я, задыхаясь.
— Это я, — тихо ответила Эбби.
Она явно нервничала. Я хотел уговаривать ее вернуться и собирался просить прощения, но спохватился, что не знаю, в чем я виноват. Тогда я рассердился:
— Как это понимать, Эбби? Я просыпаюсь — тебя нет! Выясняется, что ты взяла и смотала удочки, даже не попрощавшись? Какого хрена?
— Извини, я…
— «Извини»? Да я чуть с ума не сошел! Ты сбегаешь среди ночи, не отвечаешь на звонки… Почему?! Я думал, между нами наконец-то все наладилось!
— Мне просто нужно было время, чтобы подумать.
— Над чем подумать? — Я замолчал, испугавшись возможного ответа на вопрос, который собирался задать: — Я… сделал тебе больно?
— Нет! Дело совсем не в этом! Мне правда, правда жаль, если я тебя расстроила. Но наверное, Америка сказала тебе, что я не люблю прощаться.
— Мне нужно тебя увидеть, — сказал я с отчаянием.
Эбби вздохнула:
— Сегодня у меня много дел. Надо распаковать вещи и перестирать гору белья.
— Ты жалеешь о том, что произошло.
— Не то чтобы… Мы друзья. Все останется по-прежнему.
— Друзья?! Какие мы, на хрен, друзья после прошлой ночи?
У Эбби перехватило дыхание.
— Я знаю, чего ты хочешь. Но пока к этому не готова.
— Тебе нужно время? Могла бы сказать прямо. Не обязательно было от меня убегать.
— Я подумала, так будет проще.
— Проще для кого?
— Я не могла заснуть. Представляла себе утро: то, как мы грузим мои вещи в машину Америки… Мне всего этого не хотелось, Трэв.
— С меня достаточно того, что ты больше не живешь со мной. Ты не можешь выпасть из моей жизни насовсем.
— Увидимся завтра. — Эбби старалась говорить непринужденно. — Это не чудачество. Мне просто нужно время, чтобы в голове все улеглось.
— Хорошо, — сказал я. — Буду ждать.
Эбби нажала отбой. Шепли осторожно на меня посмотрел:
— Трэвис… ты только что навесил дверь. Хватит на сегодня истерик, ладно?
Я уныло кивнул. В этот момент мне хотелось разозлиться: гнев было легче контролировать, чем сильную физическую боль в груди. Но разозлиться не получалось. Только грусть накатывала волнами. И я слишком устал, чтобы с ней бороться.
— Что она сказала?
— Сказала, ей нужно время.
— Ну и хорошо. Значит, не все потеряно. Ты ведь не сдашься?
Я вздохнул:
— Нет, не сдамся.
Шепли вышел в коридор, звякнув осколками стекла в совке. Я остался в спальне один и, увидев фотографии Эбби на стенах, опять захотел что-нибудь разбить. От греха подальше я направился в гостиную ждать возвращения Америки.
К счастью, вернулась она скоро. Наверное, боялась надолго оставить Шепли со мной наедине. Как только открылась дверь, я вскочил с места:
— Она с тобой?
— Нет.
— Что-нибудь еще говорила?
Америка задумалась и, сглотнув, ответила:
— Обещала, что завтра тебе не придется по ней скучать.
— Значит, она не вернется, — сказал я, опустив глаза, и плюхнулся в кресло.
Америка шагнула вперед:
— Ты это о чем, Трэвис?
Я схватился за голову:
— То, что произошло между нами ночью, не означало, будто она хочет быть со мной. Так она попрощалась.
— Ты не можешь этого знать.
— Достаточно, что знаю ее.
— Ты ей небезразличен.
— Она меня не любит.
Америка вздохнула. Что бы она ни думала о моем характере, сейчас ее взгляд смягчало сочувствие.
— Этого ты тоже знать не можешь. Послушай, Эбби просто нужно немного свободного пространства. Она не такая, как те девушки, к которым ты привык, Трэв. Ее легко напугать. В прошлый раз, когда ей намекнули на серьезные отношения, она уехала в другой штат. Так что с тобой у нее все не так уж и плохо.
Я увидел слабый проблеск надежды:
— Ты так думаешь?
— Трэвис, она ушла, потому что испугалась чувств, которые к тебе испытывает. Если бы ты все знал, мне было бы легче это объяснить, но я не могу больше ничего сказать.
— Почему?
— Я обещала Эбби, а она моя лучшая подруга.
— Она не доверяет мне?
— Она не доверяет себе. Ну а ты мне постарайся поверить. — Америка взяла меня за руки и заставила встать. — Пойди в ванную, не спеша прими теплый душ, а потом съездим куда-нибудь поесть. Шеп говорит, вы сегодня играете в покер у твоего отца?
Я покачал головой:
— Не поеду. Они спросят про Голубку. Может, заглянем лучше к ней?
Америка побледнела:
— Ее не будет дома.
— Вы с ней куда-то собираетесь?
— Она собирается.
— С кем? — спросил я и в ту же секунду сам все понял. — С Паркером?
Америка кивнула.
— Значит, вот почему я не должен по ней скучать? — проговорил я дрогнувшим голосом.
Мне не верилось, что Эбби может так со мной поступить. Это было просто-напросто жестоко.
Америка ловко остановила очередной прилив моей ярости:
— Пойдем в кино, посмотрим какую-нибудь комедию, потом поглядим, работает ли картинг, и если да, то можешь еще раз выбросить меня с дорожки.
Мерик умела уговаривать. Она сообразила, что картинг — это одно из немногих мест, куда я не водил Эбби.
— Я не выбрасывал тебя с дорожки. Просто ты фигово водишь.
— Сегодня посмотрим, как я вожу, — сказала Америка, заталкивая меня в ванную. — Плачь, если нужно. Кричи. Избавься от всего, что в тебе накопилось, а потом пойдем развлечемся. Это ненадолго, но, думаю, развеяться ты успеешь.
Я оглянулся на нее с порога ванной:
— Спасибо, Мерик.
— Да, да… — сказала она, поворачиваясь к Шепу.
Я включил воду, чтобы ванна нагрелась, прежде чем я в нее залезу. Собственное отражение в зеркале заставило меня вздрогнуть. Под глазами темные круги, вместо прежней горделивой осанки — понуро скругленные плечи. Ну и видуха!
Забравшись в ванну, я зажмурился и сунул голову под душ. Перед глазами возникли нежные очертания Голубкиного лица. Это было не в первый раз. Стоило мне опустить веки, я всегда ее видел. Теперь она уехала, и мне казалось, будто я не могу проснуться от ночного кошмара.
Я постоянно сглатывал что-то набухавшее в груди. Каждые пять минут боль возобновлялась. Мне не хватало Эбби. Боже мой, до чего же мне ее не хватало! В голове снова и снова прокручивалось все, что происходило с нами в последние четыре недели.
Прижав ладони к кафельной стене, я закрыл глаза и тихо сказал: «Пожалуйста, вернись». Эбби не могла слышать моих слов, но все равно я не переставал мечтать о том, чтобы она вернулась и погасила боль, которая мучила меня, когда мы были не вместе.
Утопив свое отчаяние в воде, я сделал несколько глубоких вдохов и попытался взять себя в руки. То, что Голубка уехала, не должно было так меня удивлять, даже после случившегося ночью. А слова Америки казались вполне разумными: Эбби, как и я, не привыкла к серьезным отношениям, побаивается их. И тоже из рук вон плохо справляется со своими эмоциями. В конце концов, я ведь приготовился к тому, что придется нелегко, как только разобрался в собственных чувствах к ней.
Теплая вода смыла с меня злость и страх. Во мне снова пробивались ростки оптимизма. Я же не какой-то там неудачник, который не сможет найти подход к девушке. Я так запутался, что забыл об этом. Пора было снова поверить в себя и вспомнить: Эбби не злорадная девчонка, мечтающая разбить мне сердце, — она мой лучший друг. Я знал, как заставить ее улыбаться, знал ее вкусы и привычки. К тому же в этой игре у меня имелся козырь — Тотошка. Так что сдаваться было рано.
После картинга мы вернулись домой в хорошем настроении. Америка четыре раза подряд обставила Шепли и все не переставала его подкалывать, а он делал вид, что дуется.
Пока Шеп шарил в темноте, пытаясь попасть ключом в замочную скважину, я достал телефон. В сотый раз за сутки мне приходилось бороться с желанием набрать номер Эбби.
— Ты до сих пор ей не позвонил? — спросила Америка.
— Она, наверное, все еще на свидании. Думаю, не стоит… ее отвлекать, — сказал я, отгоняя мысль о том, что может происходить между Голубкой и Паркером.
— Почему? — спросила Мерик с искренним удивлением. — Ты разве не собирался позвать ее завтра в боулинг? Приглашать девушку на свидание положено заранее. Делать это в тот же день как-то невежливо, знаешь ли.
Шепли наконец-то отпер дверь, и мы вошли в квартиру. Я сел на диван и уставился на имя Эбби в списке вызовов.
— Ладно, пофигу! — сказал я, нажав на кнопку вызова.
Раздался гудок, потом еще один. Сердце так забилось о ребра, как никогда не билось перед боем. Эбби взяла трубку.
— Голубка, как проходит свидание?
— Тебе чего, Трэвис? — прошептала она.
Дыхание у нее было спокойное, и на том спасибо.
