Глава первая. Виктор

Эпиграф

Другу

Я к зимним веткам нежно отношусь

Затем, что мне они напоминают

Твоих висков заснеженную грусть,

Которой не растаять даже в мае.

И почему-то именно зимой

Отрадно знать, что в городе огромном

Я позвоню, и дом радушный твой

Заговорит с моим бессонным домом.

Закон тепла в доверье их речей,

Фундаментально дружбы их значенье.

… Спасибо, друг, что никогда, ничем

Не нарушал ты двух домов общенья.

Ни словом злым, ни нежностью мужской…

На этом свете белом и не белом

С какой-то сокровенной чистотой

Родству их душ ты верен до предела.

И незачем томиться по углам

В них ни стыду, ни боли, ни испугу.

Спасибо, друг, что нашим двум домам

Всегда светло смотреть в глаза друг другу.

(с) Ирина Волобуева

Зима. Поздний вечер. Чашка обжигающего ароматного кофе в моей руке, чтобы согреться и не уснуть. Нужно немного поработать. Сажусь в удобное кожаное кресло за рабочим столом и включаю ноутбук. Пока грузится мой вечный спутник и верный помощник, делаю первый глоток бодрящего напитка. Закрываю в блаженстве глаза и грею немного озябшие руки о кружку. В доме тишина, лишь за окном завывает метель. «Опять с утра придется расчищать двор, чтобы выехать», - устало думаю я. Нехотя открываю глаза и вижу, что компьютер готов к работе. Еще пара глотков, придвигаюсь ближе к столу, и вот уже мои пальцы привычно порхают над послушными клавишами.

Загрузила окошко браузера. Автоматически открылось несколько страниц – закладок: почтовые службы – личная и служебная, страничка НИИ, в котором работаю, поисковик и… «Одноклассники». Сразу занимаюсь почтой. В личной – ничего существенного. Лишь пара писем от старых знакомых. Отвечу на них завтра. В служебном ящике корреспонденции скопилось куда больше. Тяжело вздохнув, принимаюсь просматривать ее, одновременно делая карандашом заметки в своем ежедневнике. Минут через десять замечаю, что на последней вкладке что-то мигает. Так и есть – «Вам сообщение!». Переключаюсь. Конечно, от Него.

«Привет! Извини за долгое молчание. Недавно вернулся. Времени мало, но хотелось бы поздороваться и услышать твой голос! Выйдешь в аську?»

Мои губы тронула самая довольная из моих улыбок. Не отвечая на сообщение, открываю свой ICQ. Значок «не беспокоить» для всех пользователей из списка контактов. И лишь одному из них улыбчивая ромашка программы светит ласковым зеленым цветом…

Подключаю наушники и микрофон. Не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, слышал сейчас Его голос. Даже с тишиной не хочется им делиться.

На экране в окошке появляется Его лицо. Слава техническому прогрессу и 21 веку! Мило улыбаюсь в ответ и начинаю разговор первой:

- Здравствуйте, Виктор Михайлович!

- Привет, Кулемина! Как жизнь молодая?

- Все хорошо, спасибо. А вы как? Давно вернулись?

- Вчера вечером.

- Как книга?

- Все отлично! Удалось уладить все проблемы с издательством за один визит в Москву. Книга скоро выйдет в свет.

- Я вас поздравляю! Буду ждать именной экземпляр!

- Лен, как всегда, - нежная улыбка, - тебе – в первую очередь!

- Спасибо! Мне очень приятно!

- Как ты поживаешь? Я смотрю, ты тепло одета. Снова похолодало? – заинтересованный взгляд.

- Да, есть немного, - беру в руки чашку кофе и делаю глоток, - блин, кофе остыл.

- Кулемина, что за нелитературное выражение?! – синие глаза деланно округлились.

- Миль пардон, Виктор Михайлович! Я все время забываю, что вы у нас теперь известный литератор, - смеюсь, склонив голову на бок.

- То-то же! Смотри у меня! С такой профессией, как у тебя, подобные слова должны исчезнуть из твоей лексики.

- Не волнуйтесь! Я выражаюсь так только дома, да и то совсем редко, - снова смеюсь.

- Так что там у вас с погодой?

- Метет. Снега снова намело. Сугробы уже в человеческий рост. Завтра снова с утра разминка с лопатами во дворе.

- Ничего, движение – это жизнь! – весело подмигивает мне мой бывший физрук. Сколько лет прошло, а он все о спорте.

- А у вас, наверно, тепло? Вы я, смотрю, в одной футболке. Завидую…

- Да, тепло. Ветрено только очень. Но легкая ветровка вполне спасает.

- Здорово, - мечтательно задумалась я о летнем солнце. Устала уже от морозов. Хочется куда-нибудь на юг, где море и жаркий песок.

- Кулемина, ау!!! – Степнов по ту сторону экрана легонько постучал пальцем по своей веб - камере, отчего картинка затряслась.

- Да здесь я, здесь. Вы уже и помечтать не даете, Виктор Михайлович!

- Перед сном помечтаешь! Кстати, почему еще не спишь?

- Работа еще есть. Нужно ответить на несколько писем.

- Хорошо, не буду больше отвлекать!

- Вы теперь надолго пропадете? – спрашиваю вскользь, уже задумываясь над планом своей сегодняшней работы.

- Пока я дома. Скоро ведь новогодние праздники. После нового года и Рождества начинаются пресс-конференции, посвященные выходу книги. А пока свободен, как ветер. Еще пересечемся в сети, я надеюсь, - снова фирменная Степновская улыбка.

- Хорошо, «стучитесь», - улыбаюсь ему в ответ.

- Лен, - загадочная пауза, - может, все-таки скажешь?

- Что? – делаю вид, что не поняла.

- Свою фамилию…

Я смеюсь, видя разочарованное лицо Степнова:

- Ну зачем она вам?!

- Интересно все-таки!

- Интересно, когда в бане тесно! – от стыда шутливо прикрываю глаза рукой. Сейчас он будет снова возмущен «нелитературным выражением».

- Кулемина, ну что за выражансы?! Ты меня без ножа режешь! – визгливый крик прежнего физрука.

- А сами-то, Виктор Михайлович! Выражансы!!! Где вы слово-то такое откопали?! – я уже хохочу в ответ.

- Ладно, Кулемина, иди работай. А то сейчас понапишешь писем… Буду скучать! До скорого!

- Спокойной ночи, Виктор Михайлович! Рада была вас увидеть!

- Взаимно, Ленок, взаимно!

Я закончила разговор и вышла из сети. Улыбка все еще не покидала моих губ. Какой же он все-таки смешной, мой Степнов! Мой… «Да какой он твой, Кулемина! – сказала я сама себе.- Он никогда твоим и не был!»

Бросила взгляд на кружку с остывшим кофе. Сегодня он совсем не помог. Да и действует ли он вообще? Пью его литрами. Уже организм на него не реагирует. Только сердце иногда в ответ просит валидола. Надо переходить на зеленый чай. Сама же поморщилась от этой идеи. Ладно, работа сегодня явно не катит. Так что усиленно придется потрудиться с утра. Потянулась в кресле, закрыла окна и выключила ноут. Погасила свет и, прихватив кружку с остатками темно – коричневой жидкости, вышла из кабинета…

Снова холодный зимний вечер. День выдался тяжелым, но зато вечер от работы свободен, да и выходной завтра. Наслаждаюсь покоем и тишиной. Завариваю крепкий цейлонский чай как альтернативу кофе. Чай, пожалуй, бодрит даже лучше. Добавляю пару долек лимона и, вдыхая, изумительный запах напитка, иду в кабинет. Ноутбук уже ждет меня, радостно горя веселой картинкой на рабочем столе. На минуту останавливаюсь около небольшой старинной книжной полки красного дерева. Она принадлежит сейчас мне – милое хранилище дорогих сердцу книг. Большую часть занимают книги деда. Чуть ниже – творчество Степнова. Улыбаюсь. Два самых любимых фантаста в моей жизни.

Прохожу к столу, снова сажусь в любимое кресло. Привычным жестом открываю страницы – закладки. Почта сегодня подождет, сразу перехожу на «одноклассников». Так и есть, был сегодня в гостях, оценил новые фотографии. Пустячок, а приятно. Ну-ка, что там у нас, а, точнее, у вас, Виктор Михайлович, нового? Ага, свежие фотографии. Оцениваю, как обычно, на «пять», одновременно сохраняя фото у себя на компьютере. «Однако, ваших фотографий у меня, Виктор Михайлович, внушительная папочка!! – говорю вслух немому изображению Степнова. Смеюсь, глядя на размер и объемы этого «компромата». Снова перелистываю фото, теперь уже на ноуте, останавливаюсь на одном, своем самом любимом, и делаю полноэкранный режим. Беру в руки чашку чая, откидываюсь в кресле и, приятно расслабившись, смотрю в Его глаза.

Глаза – единственное, что абсолютно не изменилось в вашем облике за последние 12 лет, что мы с вами не виделись. Уверена, ваши глаза и через 20-30 лет сохранят ту же небесную синь. Говорят, что глаза добрых, а, главное, искренних людей с возрастом не выцветают. А вы, Виктор Михайлович, именно искренний. Кому, как не мне, это знать.

Вашу голову давно тронула седина. Помнится, еще в школе, тайно за вами наблюдая, замечала маленькие серебряные нити в ваших волосах. И в те моменты остро ощущала эту невыносимую разницу между нами в долгих 15 лет. А, увидев вас три года назад на фото, впервые после долгих 9 лет разлуки, с горечью отметила, что в вашей шевелюре заметно прибавилось серебра…

И мелкие морщины избороздили ваше лицо. Постарели, Виктор Михайлович! Господи, как я плакала тогда, увидев вас. Такого далекого близкого! К тем 15 годам разницы добавилось 9 лет разлуки. Я часами смотрела на ваше фото и запоминала каждую новую морщинку, словно проживала с вами все эти 9 лет, что их принесли. А теперь добавились еще 3 года жизни. И я рада, что, пускай виртуально, но мы прожили их вместе. Ваши глаза светятся сейчас искренним счастьем. Это награда для меня – знать, что у вас все хорошо…

Что ж, надо и мне добавить пару свежих фотографий… Так, что там у нас есть? Вот, утреннее фото с уборки снега как раз подойдут. Пусть все видят, какие у нас снегопады. Снова возвращаюсь на свою страничку, чтобы загрузить снимки. Улыбаюсь. Старые друзья и знакомые постоянно интересуются, почему свои аккаунты, почтовые адреса и аську я оформила на старое имя. Смешно, ей-богу! Скажите, ну кто меня узнает или разыщет под новым именем?! Да и кому оно нужно? Я вспоминаю о нем только тогда, когда заглядываю в паспорт, да прихожу на работу. А в обыденной жизни, как была, так и остаюсь прежней Леной Кулеминой. Такой меня помнят и любят в далекой России. А это для меня самое важное…

Где-то в глубине дома раздается шум и плач ребенка. Спешно выключаю компьютер и уже на ходу допиваю свой чай. Снова губы трогает искренняя улыбка… Чай с лимоном – самое яркое напоминание о Родине. Так его пьют только в России…

Позвольте представиться: я – Хелен Вайсс. Нет, неправильно. Это мое не настоящее имя. Стоп! Снова неверно. Имя-то как раз настоящее. Именно так указано в паспортах. Да-да, в паспортах. У меня уже много лет двойное гражданство: Российской Федерации и Австрии. Я живу в живописной альпийской деревушке на окраине городка Инсбрук, славящимся своими горнолыжными курортами. Работаю я пресс-секретарем по связям с общественностью в небольшом НИИ, основанного на базе Инсбрукского медицинского университета. Я горжусь своей работой, хоть я выматывает она меня до предела. Но… обо всем по-порядку…

Закончив школу, я в срочном порядке улетела в Швейцарию к своим родителям. Дело в том, что моему деду, известному писателю – фантасту Петру Никаноровичу Кулемину снова стало плохо с сердцем. На семейном совете было принято решение перевезти его для лечения в Европу. А я… Родители уговорили меня получить образование за границей. Выбора особого не было – я поступила на фармацевтическое отделение университета, благо с химией – биологией проблем никогда не было. Конечно, я безумно скучала по России, да и что греха таить, - до сих пор скучаю. Но самые близкие люди, а, главное, больной дед, в то время были в Швейцарии.

На предпоследнем курсе я познакомилась со своим будущим мужем – Майклом Вайссом. Учились в одном учебном заведении, но на разных специальностях. Майкл занимается хирургией. Тяжелая и очень ответственная работа. Он немец по крови, но родом из Австрии. Туда мы и уехали после окончания университета. Через год расписались, а спустя еще один год в нашей семье появился сын, чудесный мальчишка с русским именем Матвей.

Заниматься непосредственно фармацевтикой мне не нравилось, но далеко уйти от выбранной профессии мне не удалось. Буквально 5 лет назад медицинский факультет старейшего Университета Инсбрука был преобразован в самостоятельный медицинский университет, на базе которого в дальнейшем был создан НИИ по разработке новых лекарственных форм. Мой диплом и отличное знание двух языков (а время, проведенное за границей способствовало изучению языков) помогли без труда устроиться в пресс-центр. И вот уже в должности пресс – секретаря я работаю 3 года. Как уже упоминала ранее, работа изнурительная. Но мне она нравится. А это очень важно, чтобы работа была любимой.

Моя семья владеет небольшим домом на окраине Инсбрука. Он достался моему супругу по наследству. По здешним меркам домик очень скромный. Но я им очень довольна. Он просторный и очень уютный. А снежные Альпы, окружающие нас, вовсе делают все сказочным вокруг…

Я знаю, что вы сейчас спросите меня о Степнове. Как сложилась его жизнь и где он сейчас. И как вообще я смогла тогда уехать из России.

Немного о самом Викторе Михайловиче. Как вы уже догадались, в настоящее время он – писатель. Фантаст. Пошел по стопам моего деда. Стать самостоятельным ему удалось нелегко и не сразу. Не поверите! Степнов даже получил второе высшее образование. Филологическое. Сама не поверила, когда узнала об этом впервые. Но, честно признаться, горжусь им. Когда тебе далеко за 30, нелегко начинать все сначала и заново учиться многим вещам. Но Степнов со своим вечным стремлением к победе достиг очередной поставленной цели. Сейчас он успешный литератор. Его книги выпускаются в России и за рубежом. Я, счастливица, обладаю всеми именными экземплярами его произведений. Он всегда присылает мне свои книги по почте с автографами и дарственной надписью. Ничего лишнего. И в то же время трогательно до глубины души…

Судьба забросила Степнова в Израиль. Он живет в там уже более 7 лет. 5 последних – в Хайфе. Чем привлек его Израиль – не знаю. Я не совсем понимаю это место жительства на фоне постоянных вооруженных конфликтов на палестинской земле. Но это его выбор. Подозреваю, что он обусловлен тем, что вся семья его жены живет в Израиле. Да-да, Степнов женат. Женат… Когда я отыскала его во всемирной паутине, он уже был женат почти 5 лет. Не скрою, от этого известия кольнуло в сердце. Но вскоре я поняла, что я не имею права осуждать его. Это лишь мой нездоровый эгоизм. А личная жизнь – на то она и личная, что не должна кем-то обсуждаться, пусть даже и хорошим старым другом.

Жена Виктора Михайловича – русская. Но ее семья уже около 15 лет живет на израильской земле. Видимо, и Степнов решил там обосноваться. У них, как и у меня, растет сын. Ему сейчас 7 лет и он уже ходит в школу. Миша, так зовут мальчика, очень похож на мать. Но что-то едва уловимое Степновское в нем ощущается. Люблю смотреть его фотографии. Они возвращают меня в мое собственное детство…

Судя по нашему общению и рассказам Степнова о своей семье – он счастливый человек. Впрочем, это и без слов понятно по его умиротворенным глазам. Сейчас у него в жизни есть все, о чем только можно мечтать: семья, дом, любимая работа. И я бесконечно за него рада. Рада от того, что все сложилось в нашей жизни очень удачно. А когда-то внезапное и нелепое расставание не предвещало (лично мне) ничего хорошего…

Сегодня мне отчетливо вспомнился мой выпускной вечер. Ведь мы не виделись с ним потом ни разу. Это своеобразная точка отсчета. Начало новой жизни, в которой Степнову уже не было места рядом со мной. А, может быть, мне рядом с ним? Не знаю. Я часто задавалась этим вопросом в прошлом. Но ответа на него так и не нашла.

Для большинства вчерашних школьников выпускной вечер – это старт во взрослую жизнь. Поэтому он воспринимается радостно и беззаботно. Учителя перестают быть наставниками, уже не боишься получить двойку или схлопотать выговор. Родителей больше не вызовут в школу. А впереди – долгая жизнь, полная неизведанных путей, чувств и, как правило, ошибок. Потому как жизненный опыт без ошибок не представляется возможным. Я же воспринимала выпускной как жирную черту, за которой придется оставить не только свое детство. Здесь оставались друзья и светлые дни, часть жизни, которая не по возрасту была слишком взрослой. Оставался тот, кого любила всем своим по-детски наивным сердцем. Я готова была сдать вдвое больше экзаменов, лишь бы продлить очарование той поры, когда Он еще был рядом.

Я не сильно заморачивалась по поводу наряда в отличии от остальных девчонок нашего класса. Попросту приобрела классический брючный костюм белого цвета. Небольшой шухер на голове, напоминающий ежика – теперь можно и так пойти в школу. Выделила глаза темно – серыми тенями. Эффектно. То, что надо! Единственный человек, которому хотелось тогда понравиться – это Виктор Михайлович. И, надо отметить, он был явно в восторге.

Он сидел в зале с моими родителями и дедом, и в тот момент казалось, что он член семьи. Так же радостно смотрел на меня, когда я поднялась на сцену за своим аттестатом. Так же весело вместе с мамой и папой хлопал в ладоши, когда Шрек назвал меня при всех «гордостью школы». В тот момент я понимала, что Степнов вложил в меня так много, что «гордость» - это заслуга его, а не родителей. Небольшая ответная речь со словами благодарности учителям – глаза в глаза. Он для меня – самый главный Учитель. Учитель с большой буквы. Нужно ли уточнять, кому я подарила свой букет, когда всем выпускникам дали возможность поблагодарить своих любимых учителей. Помню, как он покраснел тогда. Улыбаюсь. Смутился, словно сам был школьником. А дед лишь многозначительно подмигивал ему.

Потом было наше небольшое выступление с девчонками. Последний творческий подарок школе и учителям. Грустно было тогда. Каким-то сиюминутным желанием оказалось желание спеть «Школьный вальс». Аккомпанировала одна Женька. И каким же сильным было удивление, когда к сцене после первых же строчек подошли все наши одноклассники и, дружно взявшись за руки, поддержали нас своими голосами… До сих пор ком в горле…

Когда уйдем со школьного двора

Под звуки нестареющего вальса,

Учитель нас проводит до угла

И вновь назад и вновь ему с утра

Встречать, учить и снова расставаться.

Когда уйдем со школьного двора…

Копейкина и Агнесса рыдали в голос, Шрек тоже подносил платок к глазам, и даже Борзова закусывала губы. Она, видимо, впервые услышала от нас «что-то путное». А Виктор Михайлович сидел какой-то отрешенный и задумчивый.

Гуляние продолжилось в ресторане, куда были приглашены и родители, и учителя. Но как-то так само собой получилось, что большинство родителей решило отказаться от праздничного застолья. Мудро решили не смущать детей своим присутствием. Мы были очень рады этому обстоятельству. Можно было веселиться, не задумываясь о том, что за тобой наблюдают родительские глаза.

Учителя сидели за отдельным столом, но уже через час все перемешались, словно молекулы при броуновском движении. Степнов, Рассказов и Каримова первыми появились за нашим большим столом. Надо ли уточнять, рядом с кем приземлился наш физрук? В тот вечер он был похож на нашего ровесника. Впервые в жизни он ни на кого не кричал, был свойским парнем. Травил байки и смешил всех до слез. А еще… Он постоянно приглашал меня на медленные танцы. Я поначалу краснела. Я не слышала музыки. Казалось, что все звуки разом затихали, и слышалось только бешеное биение моего влюбленного сердца. А еще чудилось, что глаза всех присутствующих были обращены только на нас. Хотя отчасти это было правдой. На нас, действительно, смотрели.

Помню наш первый танец. Я боялась приблизиться к нему. Несмело вложила свою руку в его крепкую ладонь, а вторую еще более робко примостила на плечо. Его близость сводила меня с ума. – Закрываю глаза и вспоминаю его облик. Проходит минута – две… Кажется, я и сейчас помню его тепло и запах его тела. И снова краснею, как школьница… - Когда мы танцевали во второй раз, я была уже немного смелее. Но Степнов удивил меня. Видя, как я снова осторожно вкладываю свою ладошку, он усмехнулся и уверенным жестом закинул мои руки себе на плечи, обнял меня за талию и прижал чуть ближе к себе. «Вот так мы больше похожи на пару!» Слава Богу, что в этой близости он не видел моих раскрасневшихся щек. Я обняла его, снова вдохнула ставшим родным запах и… утонула в его объятьях. Его тепло окутывало меня с ног до головы. Единственной мыслью в голове было – «лишь бы не кончалась эта мелодия! Я готова быть с ним вот так вечно! Лишь бы только рядом…» Но музыка не была вечной. Приходилось останавливаться и возвращаться к столикам. Уединиться и поговорить о планах на будущее ни разу не удавалось. Везде находились подвыпившие люди, кто-то постоянно вклинивался в разговор. Единственными минутами «уединения» были медленные танцы. Теперь уже Степнов не приглашал – он молча протягивал руку, я так же молча подавала свою в знак согласия. Снова объятия, теперь уже смелые. Снова два дыхания в унисон и молчание ни о чем. Мне было хорошо рядом с ним, тепло и спокойно. Он гладил рукой мои волосы и нежно смотрел мне в глаза. И уже было совсем не важно, что все откровенно смотрят на нас, забыв про веселье, еду и выпивку. Завтра будет не просто новый день – завтра начнется новая жизнь. В которой уже не будет места всем этим людям с их никому не нужными мнениями.

Из той ночи есть еще одно яркое воспоминание. – Теперь уже грустная улыбка на моем лице. – Танцуя вместе, вдруг одновременно заметили, как на расстоянии полутора метров от нас откровенно целуются Лерка со Стасом. Степнов усмехнулся, тихо рассмеялся и, задорно глядя на меня, спросил: «А нам так слабо?». Помню лишь, как подкосились у меня ноги. Я многое бы отдала, чтобы сейчас увидеть выражение своего лица в тот момент. Ибо реакция Степнова меня не порадовала. Он вмиг переменился в лице. Стал серьезным и немного грустным. Видимо, на лице у меня смешалась целая гамма чувств: растерянность, страх и нелепое отчаяние. Короче, так мы и не поцеловались тогда…

Рассвет мы встретили уже в более тесной компании. «Ранетки» вкупе со Стасом, Колей, Рассказовым, Каримовой и Степновым. Шумной компанией возвращались по домам. Помню, как Рассказов нес в пакете шампанское, оставшееся нераспечатанным с праздничного стола, и на каждом углу предлагал его наконец-то распить. А Степнов нес какой-то объемный пакет. Все глупо хихикали из-за изрядной порции горячительных напитков. Я не выдержала и спросила:

- Виктор Михайлович! А что вы там несете?

- Сам не знаю, Лен. Елена Петровна разбирала стол, вот Рассказову всучила шампанское, а мне этот пакет. Давай посмотрим!

- Нифигасе! Ребят! Да у него целый пакет апельсинов!

- Так, кто там предлагал шампанское? – радостно потер руки Стас.

Мы тут же нашли детскую площадку в ближайшем дворе, уселись, разобрали апельсины. Мужчины открывали бутылки, разливали. Все громко смеялись и радовались ярким фруктам и пластиковым стаканчикам, как дети.

Вскоре стал пробирать холод до мозга костей. И все стали спешно расходиться по домам. Дружно перецеловались и обнялись друг с другом. Разбрелись кто куда. И лишь Степнов пошел со мной в одну сторону. Мы молча шли всю дорогу. Он обнимал меня за плечи, а я трогательно к нему прижималась. Оба боялись нарушить это волшебное молчание. Да и не нужно было слов. Просто хотелось идти рядом друг с другом, ощущая тепло сердец…

Степнов проводил меня до подъезда. На прощание робко взял за руки, пронзительно посмотрел в глаза, затем порывисто прижал к себе. Минуту стояли вот так, обнявшись.

- Еще раз поздравляю, Ленка! С началом взрослой жизни! Пусть она будет у тебя счастливой!

- Спасибо, Виктор Михайлович!

Я ждала и надеялась, что вот-вот он меня поцелует. Но, увы! Видимо, не судьба… Лишь робкий поцелуй в щечку и снова крепкое объятие на прощание.

- Еще увидимся?

- Обязательно!

И вот уже я вижу себя со стороны – как стою на пороге собственного дома и смотрю ему вслед. Красивому статному мужчине. Тогда он превзошел все мои ожидания – снова одел костюм и выглядел сногсшибательно. Он уходил в новый день. Ненадолго, надеясь на скорую встречу. А оказалось, ушел на целую жизнь. – Я снова закрываю глаза и вижу перед собой его спину. Его густые волосы только-только начинали впускать в себя серебро…

Последний вечер

И последний танец…

И мы с тобой при всех

Наедине.

А новый день нас вместе не застанет.

Но мы не говорим об этом дне.

И музыка, и грусть,

И нежность с нами.

Ты, не стесняясь, обняла меня.

И танец наш –

Как долгое признанье,

Как искра от недавнего огня.

Твои глаза, омытые слезами,

Печальны и прекрасны в этот миг.

И я пред ними виновато замер.

И весь я, - словно молчаливый крик.

(с) Андрей Дементьев

Следующий день, а, точнее, тот же, после выпускной ночи, я проспала. Потратив последние силы на раздевание, рухнула в постель. Очнулась ото сна уже поздно вечером. Никогда столько не спала, да еще и днем. Видимо, сильно вымотали дни экзаменов с постоянным напряжением, переживания по поводу выпускного. Да и выпитый алкоголь на гулянии давал о себе знать. Очнувшись, я долго лежала, обняв подушку. Вспоминала крепкие объятия Степнова и тепло его тела. Снова покраснела, вспомнив внимательные взгляды учителей и бывших одноклассников. Усмехнулась. Теперь все стало бывшим и не имеющим значения.

Потянулась в постели. Не думала, что могу быть такой соней. Интересно, звонил ли кто-нибудь? Экран телефона не показывал значки непринятых вызовов или конвертиков смс-ок. Видимо, все, как и я, отсыпались после бурно проведенной ночи. Я еще лежала некоторое время в постели, размышляя о ближайшем будущем. До сих пор не определилась с вузом. Хотелось поступить на отделение журналистики. Но, боюсь, будет очень сложно. Пока что в запасе есть пара-тройка дней. Родители рядом, еще обсудим. Да и со Степновым хотелось бы посоветоваться. Снова мысли вернулись к Виктору Михайловичу. Интересно, как он там. Позвонить, что ли? Я взяла в руки телефон и уже набрала было номер, как вдруг услышала шум в гостиной. Что-то тревожным показалось мне в этой возне. Я бросила телефонную трубку, распахнула дверь и сразу ощутила резкий запах лекарств. Дед. Ему внезапно стало плохо. Родители перепугались насмерть. Конечно, они знали, что у деда слабое сердце. Но инфаркт и приступы он переживал вдвоем со мной. И в больницах с ним жила одна я. А отец с матерью не были знакомы с этой стороной нашей жизни. Их испуг в тот день был подобен страху смерти. Они впервые ощутили реальную угрозу потерять своего отца. Тут же вызвали «скорую». Деда обкололи лекарствами, но в больницу не забрали. Хоть и строго-настрого наказали прямо с утра поехать на обследование. Родители по-своему оценили ситуацию и вмиг приняли решение забрать деда с собой заграницу. А я… Я стала лишь приложением. В какие-то полчаса за меня приняли решение – я тоже ехала вместе со всеми в Швейцарию. На самом деле, я была дико напугана состоянием деда. Опять же, в отличие от родителей, я столько раз видела его стоящим на краю пропасти, что одно хватание старческой рукой за грудь в области сердца вызывало у меня дрожь в коленках. Я всякий раз боялась не успеть… В этот раз я согласилась переложить ответственность на родителей и приняла решение поехать с ними. Роднее деда у меня не было человека. Как бы ни любила я родителей, они всегда были на втором месте. А дед – он был для меня настоящей семьей: матерью, отцом, а потом уж дедом.

Вот так я и уехала из России. Далеко и, как оказалось, надолго. А, самое главное, внезапно. Спросите, неужели я не пыталась сообщить о своем отъезде Степнову? Пыталась. И не раз. Но времени у меня было катастрофически мало. Ранним утром отец уехал за билетами. Ему несказанно повезло - удалось взять их на вечерний рейс. Узнав об этом, я тут же молнией переоделась в первые попавшиеся джинсы, нацепила футболку, чуть пригладила растрепанные волосы и убежала из дома прочь. Дорогой раз за разом набирала его номер, но женский голос упрямо твердил, что «абонент временно не доступен». Черт, ну вот где он может быть? Телефонная трубка уже накалилась от жара сжимающей ее руки. Я добежала до его дома. Долго звонила и стучалась в дверь. Но никто не открыл. Сидела на лестнице, ожидая его возвращения, пока не позвонили родители. Времени оставалось совсем мало, необходимо было собрать вещи. Я снова набрала номер, уже не надеясь услышать в ответ гудки. Так и произошло. Я в растерянности стояла и смотрела на железную дверь, словно пыталась найти в ней ответ на вопрос: «Что делать?». У меня не было даже листка с ручкой, чтобы написать ему записку. Позвонила соседям, но и там никто не открыл дверь. Да и что удивляться? Еще совсем рано, люди сейчас на работе. Еще раз постояла у двери. Зачем-то взялась за ручку... Стояла вот так с минуту. Хотя я прекрасно знала, зачем… Вечером он вернется сюда и своей рукой прикоснется к холодному металлу. Мне уже было отрадно думать, что его пальцы сегодня касались этой поверхности. Так хотелось, чтобы тепло моей руки отпечаталось на рукоятке, чтобы, вернувшись домой, он смог его почувствовать и понять, что я была здесь. Всплакнула. Что ж так горько-то на душе? Я тогда еще не понимала, почему мне так плохо. А сердце, видимо, уже чувствовало, что это расставание навсегда. И стояла я не перед большой дорогой, а перед простой железной дверью, захлопнутой навсегда…

Это сейчас легко вспоминать события тех дней. Когда на сердце нет уже тоски и печали. А тогда, жарким летним днем, покидая Москву, мне было холодно. Помню, как сидела в аэропорту, одетая в кофту с длинными рукавами, и тряслась. В кармане джинсов лежал телефон. Я уже не звонила. Он должен был получить сто пятьсот сообщений о пропущенных звонках в случае нахождения телефона в сети. Наверняка бы, позвонил. При всей моей взволнованности мысль о том, что со Степновым могло что-то случиться, меня не посещала. Каким-то внутренним чутьем была уверена, что с ним все в порядке.

Сейчас не хочется вспоминать первое время в далекой стране. Сплошная серость… Деда сразу же определили в хорошую клинику. Родители вернулись к работе, так что первую неделю с дедом снова сидела я. Постоянная беготня немного отвлекала от грустных мыслей. Все свободное время я штудировала учебники и готовилась к поступлению. Мечту о журналистике пришлось на время отложить. Во-первых, поступить заграницей на это отделение без особого знания языка весьма проблематично и гораздо сложнее, чем на родине. А, во-вторых, появился хороший шанс заняться изучением фармацевтики. У родителей были связи, и они без труда меня устроили учиться в отличный университет. Правда, с началом учебного года от родителей пришлось уехать. Поселилась в студенческом городке. Я была рада этому. Хотелось самостоятельной жизни в кругу ровесников. Новые друзья, общение со сверстниками, незабываемая студенческая жизнь.

Лишь одно дико меня омрачало – я потеряла связь со Степновым. Я не знаю, откуда во мне присутствует дикий фатализм. А, главное, как давно он во мне живет. Но я стала верить в Судьбу. В самолете рейсом из Москвы я потеряла свой сотовый. Выпал, видимо, из неглубокого кармана брюк. Пропажу я обнаружила только дома у родителей. Сиюминутным желанием было вернуться в аэропорт и искать его. Но родители убедили меня в безрассудности этой идеи. Все телефоны были потеряны, но что самое страшное – я сама была потеряна для окружающих. На девчонок и друзей было в тот момент наплевать, их проще разыскать. Да и не до меня им сейчас. Все погрязли во вступительных экзаменах. А вот Степнов… Он же будет звонить… Симку восстановить я не могла - для этого пришлось бы возвращаться на родину. В полном отчаянии и одновременно с великой надеждой я звонила ему на домашний. Но трубку никто не брал. День, два, неделя. Ежедневные звонки трансформировались в еженедельные. Потом и вовсе в ежемесячные. А в конце лета и вовсе прекратились. Я погасла. Была ли обида? Не знаю. Пожалуй, нет. Просто пустота в душе. Сама для себя решила, что так надо. Что ее величество Судьба снова правит балом. Собрала свои немногочисленные вещи и уехала в другой город, с головой окунувшись в студенческую жизнь.

Учиться было, прямо скажем, нелегко. Язык приходилось штудировать ночами по книгам,

днем, после занятий – в уличных кафе, магазинах и прочих общественных местах. Появилось много новых знакомых. Для себя я твердо решила больше не заниматься ни музыкой, ни спортом. Да и вообще старалась ничем не выделяться из толпы. Наверно, потому, что боялась снова чрезмерно привязаться к кому-то. Хотелось ровных незатейливых отношений со сверстниками. Но такие спокойные отношения длились недолго. Уже к концу октября стала замечать повышенное внимание со стороны однокурсника. Это был русский парнишка, которого звали Артем. Его родители тоже были медиками. Как оказалось, пересекались с моими по работе. Сначала мы сдружились, поскольку были единственными русскими на курсе. Потом обнаружили общность интересов, а затем и вовсе я заметила, что Артем неровно ко мне дышит. А почему бы и нет, подумала я. Что, в конце, концов, я теряю? У меня не было никого ни здесь, ни в России. Степнов, спросите вы? Да, я его любила. Но если бы была у меня хоть малейшая надежда. Я сама себе придумала мир, в котором жила последние годы. Казалось, что мои чувства были взаимны. Но физического проявления им не было. На что я рассчитывала? Да и стоило ли вообще рассчитывать? Мне исполнилось 18, но в моей жизни не было каких-либо отношений с противоположным полом. И меня это так угнетало. Хотелось встречаться, целоваться, бесцельно бродить по ночному городу с любимым человеком, познать, наконец, радость простых физических отношений. Я чувствовала себя вымершим мамонтом и боялась кому-либо признаться, что ни разу в жизни не целовалась!!! Смешно, ей-богу. Короче, окунулась я в мир новых для себя отношений, окунулась с головой. Точнее, без головы. Потому что оставила ее неизвестно где. Я заставила себя не думать о Степнове ежеминутно, ежечасно, ежедневно… Его телефон не отвечал все лето, словно вычеркнул меня из своего списка. Значит, и я сумею…

Артем оказался хорошим человеком. Он был умным, рассудительным парнем. Трогательно обо мне заботился, дарил цветы и подарки. Мы часто ездили отдыхать в Альпы, катались на горных лыжах. Родители мои сразу приняли парня и были рады моему выбору. Дед только, казалось, был недоволен. Но ни словом, ни делом этого не показывал.

Артем стал первым мужчиной в моей жизни. Странное чувство осталось в душе… Не скажу, что мне было плохо. Но парить почему-то не хотелось. Это теперь, по прошествии многих лет я понимаю, что это всего лишь был секс. Чувства были сами по себе, секс – отдельно. А вместе они не сливались в единое целое. Просто физиологическое удовлетворение потребностей. Фраза-то какая! Смешно. Но так оно и было на самом деле. Мы встречались с Артемом 3 года. И они были неплохими. Мне было хорошо рядом с ним. Пустота в душе наполнилась новыми чувствами, боль ушла. И за это я благодарна ему. Но! Все эти 3 года меня не покидала мысль. Я все время сравнивала Артема с растворимым кофе. Вроде бы и вкус оригинальный, местами даже богатый и насыщенный. Но умом понимала, что он не настоящий. Казалось бы, я дорожила этими отношениями и не хотела их разрушать. Да и не разрушала. Просто не давала покоя мысль о том, что снова появись Степнов в моей жизни и просто предложи провести ночь с ним – просто так, без любви (на большее я уже не рассчитывала), я без оглядки бы согласилась. Я бы босиком бежала навстречу, лишь бы ждал… Всего одна ночь – без любви и обязательств… Все, что мне тогда хотелось…

С Артемом мы расстались внезапно. Он оказался очень ревнивым человеком. Из стеснительной и местами забитой девушки за 3 года я превратилась в достаточно раскованного и раскрепощенного человека. Я научилась любить себя. И вместе с этим пришла уверенность в себе. Я поняла, что умею нравиться мужчинам и порой легкий, ничего не значащий флирт приносил такое моральное удовлетворение! Ну разве можно за это осуждать женщину? Я не давала поводов ревновать и всегда хранила верность Артему. Но он в каждом мужчине стал видеть соперника. Ревность сжигала его, а меня била по голове. Жить рядом с таким ревнивцем стало не под силу. И однажды я не вытерпела. Я сильный человек и не могла позволить унижать себя, подчиняясь в жизни чьим-то правилам. Собрала вещи и ушла от Артема. Не хотелось бы о нем вспоминать, но после нашего расставания он повел себя некрасиво. Говорил кучу гадостей про меня нашим общим знакомым, пытаясь, прежде всего, оправдать себя. Мне было очень неприятно. Но вместе с тем я сразу поняла, что на меня свалилось счастье: я вовремя избавилась от этого человека. Снова Судьба. И на сей раз я была ей благодарна.

Снова поселилась одна. Снова попыталась начать жизнь с чистого лица. И первым порывом стало желание написать Степнову… Даже не знаю, правильно ли я тогда поступила. Потому что его ответ заставил меня чувствовать себя растерянной… Но об этом как-нибудь в другой раз…

Я не верю в сны. Абсолютно. Но у меня с детства странное отношение к сновидениям. Спросите меня: в чем заключается эта странность? Я вам отвечу. Глупо, но порой я принимаю их за действительность.

Я рано осталась одна, без родителей. Слава Богу, они всегда были живы - здоровы. Просто в силу своей профессии много путешествовали по свету и порядка 350 дней в году жили в чужих далеких странах. Я жила с дедом, который заменил мне отца и мать. Я сейчас не жалею об этом, да и речь сейчас идет не о моих чувствах. Хотя, признаюсь, мне всегда было одиноко. В какой-то момент сны стали заменой родительского тепла. Если родители приходили ко мне ночью во сне, наутро я просыпалась со счастливой улыбкой на лице. Помню, как спешно скидывала одеяло и, шлепая босыми ногами по паркету, бежала в комнату к деду. Запрыгивала ему на шею и радостно кричала: «Дедуль, я сегодня видела маму с папой!» А он ласково трепал меня по макушке и крепко целовал в горячее ото сна лицо. Только сейчас я вспоминаю и осознаю грусть в его глазах… Но снова я не о том…

Сны для меня – какой-то непознанный мир. Когда я вижу во сне близких мне людей, я словно в действительности проживаю с ними какой-то кусок жизни. Потому что во сне ощущаю тепло этих самых людей.

Деда не стало 5 лет назад… Я до сих пор не могу вспоминать об этом спокойно. В поисках успокоения иду на кухню и готовлю себе мятный чай. Он всегда меня расслабляет и дарит душевное тепло. Он умер внезапно, просто остановилось сердце во сне. Наверно, эта самая легкая и светлая смерть, о которой только может мечтать человек. Умереть в старости, в теплом уютном доме, в кругу семьи. Даже не умереть - просто уснуть… Снова плачу… Дед приходит ко мне во снах и по-прежнему горячо целует в лоб. И наутро я просыпаюсь счастливой, несмотря на то, что сердце до сих пор хранит горечь утраты.

Я не знаю, как передать словами мои ощущения от снов. Просто в какой-то момент понимаю, что мои далекие близкие люди, встреча с которыми уже физически невозможна, продолжают проживать вместе со мной жизнь. Свою, мою, НАШУ. И этого осознания мне легче жить. Хоть и смотрится это со стороны немного ненормально. Наверно, расскажи я это кому-то, меня сочтут сумасшедшей. Ну и пусть. Я и не рассказываю. Так проще. В конце концов, это мои мироощущения.

К чему я вспомнила про сны? Первые годы проживания в чужой стране в своих снах я видела Степнова. И сны эти были похожи один на другой, как однояйцовые близнецы. Иногда это даже казалось паранойей – не может же один и тот же сон сниться в течение многих лет! Порой казалось, что я сама его придумала. А он назло продолжал врываться в мое сознание яркой картинкой.

Мне снилось море и пустынный песчаный пляж… Мы приехали сюда с ним на машине ближе к вечеру. Очень душно. Разуваемся и босыми ногами бредем по кромке моря. На мне длинный воздушный сарафан. Подол уже намок и прилипает к ногам. Чуть поднимаю его руками. Словно ребенок шумно топаю по теплой воде. Соленый ветер играет моими волосами. А Степнов, закатав легкие летние брюки по колено, молча идет вслед за мной. Взгляд его задумчив, но на губах покоится легкая улыбка. Хочется развеселить его и услышать задорный смех. Тот, которым он радовал меня в школе. Боже, как давно это было. Сейчас уже нет грани «учитель – ученица». И на душе легко. Хотя я по-прежнему с ним на «вы».

Дневная жара давно спала, но воздух мучительно тяжелый. Словно в нем нет кислорода. Кажется, можно взять нож и резать его. Чтобы хоть немного освежиться, я отпускаю ткань платья, набираю в руки воды и, резко оборачиваясь, плескаю ее на Степнова. Белая футболка тут же покрывается мокрыми пятнами и прилипает к телу. В его глазах недоумение, но уже через секунду оно сменяется веселыми огоньками. Степнов резво набирает в большой ковш сложенных ладоней воду и выливает ее на меня. Между нами начинается самая настоящая война. Минут через 5 мы стоим уже абсолютно мокрые. Волосы слиплись и припали к моим щекам. Ветер уже не обволакивает – он обвевает мокрое тело и дарит тем самым желанную прохладу.

- Виктор Михайлович, раз уже все равно мокрые, может, искупаемся?

- Хорошая идея, Ленка. Освежимся, да и одежда пока на ветру подсохнет.

За минут скидываем одежды, оставшись в одном белье. Бросаем вещи на машину, а сами наперегонки бежим к воде. Море дарит долгожданную прохладу. Блаженство. Плавать не хочется, а вот резвиться – сколько угодно. Снова продолжаем водные баталии. Минут через 10, окончательно выдохшись, сдаюсь на славу победителю. Степнов ныряет с головой в воду и через несколько секунд выныривает уже около меня. От его близости сразу зашлось сердце. Как тогда, на школьном выпускном, в наш первый танец. Крепкие мужские руки заключают меня в кольцо своих объятий. Глаза мужчины сливаются с синей гладью моря. И я уже не понимаю, в чем я тону – в его ли «озерах» или в море, в которое я погружена на 2/3 своего тела. В воздухе снова закончился кислород. Мои руки поднимаются и ложатся на плечи Виктору. Секунда, - и мои губы прикасаются к его чуть приоткрытым губам. Долгий томительный поцелуй. Оторвалась, с трудом. Делаю попытку отдышаться и привести свои мысли в порядок. В следующую секунду в голове мелькает: «К черту мысли!». Снова целую любимого мужчину. Горячо, страстно, вкладываю в поцелуй все свои невысказанные чувства. Степнов опускает свои руки мне на бедра, от чего я вздрагиваю, легонько меня подсаживает, морская вода с легкостью меня выталкивает и вот уже я, обхватив ногами талию мужчины, сижу у него на бедрах. Долгий затуманенный взгляд ему в глаза. Левой рукой придерживаю его за плечи, правой прикоснулась к щеке. Большим пальцем глажу его губы, рот приоткрыт и я ощущаю его горячее дыхание. Снова поцелуй, от которого сердце падает куда-то вниз. Пульсирует уже не в груди, а в низу живота. Не говоря ни слова, Степнов выносит меня на берег и осторожно кладет неподалеку от кромки воды на еще не остывший песок. Сумерки давно сгустились, кругом – ни души. Словно мы одни во Вселенной. Виктор снимает с меня намокшее белье, попутно избавляется от своего. Припадает к моей груди, даря ни с чем несравнимое наслаждение. Практически ночную тишь прорезают два хриплых голоса:

- Хочу тебя…

- Возьми…

И вот уже он во мне. И от одного его такого прикосновения я улетаю на небо, туда, где миллиардами ночных звезд светится счастье. Он во мне – часть моей души, часть моего тела, часть моей жизни…

Снова улыбаюсь. Дуреха. Этот сон снился мне года 3-4. Я сейчас понимаю, что мне просто не хватало Его в те годы. Питала надежду на счастье быть со Степновым, испытывала в глубине души моральное неудовлетворение от жизни с Артемом. Да и вообще, витала где-то в облаках. Теперь-то я точно знаю, что, принимая тот сон за некую действительность, я просто выжила. И не потеряла веры в светлые чувства. Он помог мне не сломаться после расставания с Артемом, не разочароваться окончательно в мужчинах. Я реально понимала, ЧЕГО я хочу от жизни. И КОГО хочу видеть рядом с собой.

Я предприняла попытку разыскать Степнова. После очередного сеанса волшебного сна проснулась среди ночи и стала писать ему письмо. Много о себе рассказывать не стала. Просто сообщала некоторые факты из своей жизни, написала о семье, передала привет от деда. Про свои чувства к нему написать не решилась. Во-первых, мне было совершенно ничего не известно о его жизни, а, во-вторых, я вообще не была уверена, что письмо дойдет до адресата. Кто знает, может, он тоже сменил место жительства.

Мечтательно вспоминаю, как закончив в ту ночь письмо, выключила свет в комнате и снова легла спать. Прикрыла глаза и, обняв подушку, представила, что вместо нее в моих объятьях лежит Степнов, обессиленный страстью на теплом морском берегу. Прохладная вода легким прибоем щекочет наши ноги, а над нами серебром сверкают миллиарды частиц человеческого счастья.

Заветный конвертик пришел не скоро. Помню, как в дверь нашей ванной постучалась соседка по комнате. Наспех завернувшись в полотенце, я выглянула наружу. Странно, думала я тогда, что могло такого произойти, чтобы Энни меня потревожила в душе. Подружка стояла с самым радостным выражением лица и махала передо мной конвертом со странным обрамлением из красно - синих косых полосочек. Мокрыми пальцами я выхватила его из рук Энни, сухо поблагодарила и снова заперлась. Почему-то осознание того, что это письмо от Степнова, пришло не сразу. Во-первых, я уже порядком подзабыла про него (это письмо). С тех пор, как я отправила в Москву свое послание, прошло долгих три месяца. Я уже не надеялась получить ответ. Во-вторых, странность конверта немного озадачила. Мой адрес был написан на немецком, что, в принципе, понятно, а вот ответный – и вовсе арабской вязью. Я поежилась – мокрое тело начал бить озноб. Просто сунула письмо на полочку перед зеркалом между баночек с кремами и прочей женской ерундой. Снова стала под горячий душ, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Минут через пять, вытираясь полотенцем, взглядом наткнулась на конверт. В том месте, где было написано имя отправителя. Полотенце тут же выпало из моих рук. В висках противно застучало, уши завалило непонятной тяжестью. Я невидящим взором смотрела на одно - единственное английское слово на конверте: «Stepnov». Боясь оторваться глазами от заветного имени, трясущимися руками натянула на себя белье и джинсы. Так и вышла из ванны – с растрепанными волосами, в брюках и лифчике. Прошла мимо удивленной Энни, забилась в уголок своей кровати и тупо смотрела на конверт в своих руках. Сознание сквозь туман в голове уловило дальний шум – это хлопнула дверь нашей секции. Моя соседка ушла, дав мне возможность побыть наедине с собой, письмом, которое я так долго ждала, и со своими мыслями. Я смотрела на конверт, ощущая, как тяжело ворочались мысли в моей голове. «Почему арабская вязь стоит в уголке? Что она значит? Где привычная русская речь?» - эти мысли, вязкие, тяжелые, медленно скользили по потоку моего сознания. Казалось бы – чего проще, открывай конверт. В нем найдешь все ответы на вопросы. Но я упрямо боялась нарушить его целостность. Сине – красное обрамление письма говорило об авиаперелете. Значит, письмо все-таки спешило побыстрее добраться до адресата. Так и есть – отправлено 5 дней назад. Но как тогда объяснить предыдущие 3 месяца молчания?

Я еще долго собиралась с мыслями, чтобы открыть конверт. Встала, нашла чистую футболку, нацепила сверху теплый свитер, потому что трясло всю изнутри. Снова забралась на кровать и уже твердым движением руки оторвала краешек конверта.

Письмо было довольно большим. Почерк у Степнова был аккуратным и убористым. Видимо, сказывались многие годы заполнения классных журналов в школе. Читала я долго. Сначала бегло пробежала по строчкам. Узнала все новости - то, чем он жил последние годы. Потом перечитывала, переосмысливая все сказанное. Затем заново смаковала каждое слово, впитывая все в себя, словно пыталась прожить со Степновым все эти 3,5 года.

Я не могу сейчас передать своих чувств в тот момент. Была ли горечь? Пожалуй, нет. Разочарование? Тоже неверно. Боль? Задумываюсь… Нет, боли точно не было. Была растерянность. Но вместе с тем было подспудное осознание, что ТАК все и должно было быть. Словно, ничего нового я не узнала. Хотя нет, не правильно. Нового я узнала очень много. Просто, как оказалось, внутренне я была ко всему этому готова.

Я не помню уже содержание его письма дословно. Хотя первое время я его выучила, как молитву. Все слова сохранились в моей памяти за несколько прочтений…

Первая часть была довольно-таки официальной. Хотя приветствия были довольно теплыми. Виктор Михайлович писал, как рад был тому, что я его отыскала. И что скучал по мне все эти годы. Удивлялся тому, что какому-то небесному провидению было суждено доставить мое письмо до нужного адресата. Как оказалось, в то самое время Степнов занимался продажей своей квартиры в Москве. И, приди мое послание на месяц позже, обратной связи бы не возникло.

Но обо всем по-порядку. Еще целый год после того, как я окончила школу и уехала из страны, Степнов работал физруком на прежнем месте. Как он сам признался, - истинной причиной его последующего увольнения стало мое отсутствие. Работа уже не приносила никакой радости. Решился отойти от преподавательской деятельности и заняться… Только вот чем конкретно заняться, решил не сразу. Вспомнился мой дед и первые попытки начать писательскую деятельность. Степнов писал, что по какому-то наитию решил поступить на филологическое отделение Литературного института. Просто проснулся однажды утром, увидел на прикроватной тумбочке их совместный с дедом роман, и решение созрело само собой. На тот момент, когда пришло ко мне письмо, Степнов учился уже на третьем курсе заочного отделения.

На тот момент он уже жил в Израиле. Однажды уехал туда отдыхать и на берегу теплого Средиземного моря познакомился с чудесной женщиной. Она оказалась русской эмигранткой, жила со своими родителями в предместье Хайфы. Сначала просто сдружились. Потом, после возвращения Степнова в Москву, стали созваниваться. Ольга, так звали женщину, занималась медициной, работала терапевтом в госпитале. Однажды прилетела на какой-то симпозиум врачей, проводимый в Москве. Снова встретились со Степновым и, как я поняла, уже не расставались. Из его описания этой женщины, я поняла, что он искренне ее полюбил. У них небольшая разница в возрасте – порядка 5 лет, общность интересов и ценностей, к которым теперь добавились общие планы на жизнь. Виктор Михайлович решил переехать в Израиль на постоянное место жительства. И хотя эта идея не совсем доставляла ему удовольствия, Ольга настояла на том, чтобы жить на палестинской земле. В конце концов, какая разница, где жить. Главное, что любимый человек рядом. А его Степнов, казалось, нашел.

Я долго перечитывала его строки об Ольге. Признаюсь, завидовала ей. Счастливая, она обрела настоящего мужчину рядом с собой. Преданного друга, заботливого спутника, а, главное, горячее трепетное сердце, которое способно любить, отдавая все свое тепло, ничего не требуя взамен. Но я искренне надеялась, что как раз «взамен» он получал не меньше, чем отдавал сам. Не скрою, тогда мне очень хотелось быть с ним, на месте той самой женщины. Просто быть рядом. «Чтобы гореть в метель, чтобы стелить постель, чтобы качать всю ночь у колыбели дочь…» Но прошло столько времени. Оно расставило все по местам, а нас раскидало по свету.

Я тогда долго смотрела в окно на заснеженные Альпы на горизонте. Казалось, там, за их чертой скрыты все ответы на мучавшие меня вопросы: почему, зачем, за что? Но ответы я так и не получила. Вместо них пришло осознание, что мои мысли глубоко эгоистичны. Степнов имеет полное право на личное счастье. И неважно, кто будет рядом с ним. Я, Ольга или кто-то еще. Главное, чтобы он любил женщину, что рядом с ним, а она - искренне отвечала ему взаимностью. Лишь бы все это было не напрасно. В конце концов, в моей жизни уже был Артем. И эта довольно долгая история уже закончилась. Имела ли я право осуждать тогда Степнова? Никакого! – отвечала сама себе. На том и смирилась.

Хоть и нелегко было жить, зная, что любимый человек делит постель с другой женщиной, проживает с ней свою жизнь, я всегда напоминала себе о том, что Он имеет право на собственное счастье. И с этим никто не может поспорить.

Итак, Степнов продал свою квартиру в Москве, переехал жить к Ольге. В то время они как раз занимались поиском нового дома и планировали создать семью.

В самом конце тон письма несколько изменился. А, может, я сама себе это придумала. Но я почувствовала между строк его желание оправдаться за все произошедшее. Он словно искренне извинялся. Он писал о том, что не находил себе места после моего внезапного исчезновения после выпускного. В тот день директор собрал учителей на совещание и долго раздавал указания по поводу планов на дальнейший учебный год. Обсуждались итоги года, мероприятия в школьном летнем лагере и многое другое. Вместо предполагаемого часа отсидели все три. Телефон был, естественно, отключен. А после Рассказов и Каримова пригласили его в кафе – отметить окончание учебного года, выпускной, прошедший без эксцессов, предстоящий отпуск, да и просто хорошее настроение. Включить телефон попросту забыл. Да и кто тогда мог подумать, что я так срочно улечу? Виктор Михайлович был твердо уверен, что я все еще набираюсь сил и отсыпаюсь после выпускной ночи. А вечером, когда включенный телефон не переставал сообщать о пропущенных звонках, сердце Степнова готово было выпрыгнуть из груди от тревоги. Мой телефон был не доступен, к домашнему никто не подходил. Он бегал к нам домой, но дверь никто не открыл. Долго сидел на лестнице, сам не зная чего ожидая. Лишь добродушная соседка, которой мы оставили свои ключи на всякий пожарный случай, вышла к сидящему уже который час под дверью мужчине и сообщила о нашем происшествии и срочном отъезде заграницу. Дозвониться мне Степнов больше уже не смог. Как вы помните, я посеяла свой телефон в самолете. Он ждал, что я когда-нибудь ему позвоню сама, но так и не дождался. Начался отпуск, и он сразу уехал к своим родственникам в другой город. Женился двоюродный брат. А так как родственников Степнов не видел много лет, а в Москву спешить больше было не к кому, решил остаться. А я звонила… Но только трубку домашнего телефона никто не брал… Когда мое терпение иссякло, звонить перестала. Ну как я могла предположить, что именно в тот момент он вернулся в свой пустой дом, все еще надеясь услышать мой задорный «физкультпривет!» в своей телефонной трубке.

Мне казалось, его слова были пронизаны болью, как и мои воспоминания. Но, собрав свою волю в кулак, я не стала акцентировать на этом внимания. У него все хорошо. Он любит. Любим. А то, что между нами было, а, точнее, чего не было, все осталось далеко в прошлом. Надейся он на возвращение былых чувств, не стал бы писать про Ольгу. Да и сжигание мостов в виде окончательного покидания России говорило само за себя. Степнов начинал новую жизнь, в которой мне уже не было места рядом с ним.

Сегодня чудесное воскресенье – католический мир замер в ожидании Рождества. Канун праздника – всегда ярче, чем сам праздник. Ни в какое другое время года в Австрии праздники не отмечаются так торжественно, как в Рождественское время. Праздничный сезон начинает в конце ноября с открытия Рождественских рынков, открывающихся в городах и деревнях по всей Австрии, и работающих непосредственно до самого кануна Рождества. В эти дни в австрийских семьях пекут рождественское печенье, для детей покупают или изготавливают рождественские календари, готовят подарки. В общественных местах устанавливаются ёлки, устраиваются рождественские базары - место, где ощущение праздника действительно достигает высшей точки. Блуждая по Рождественским рынкам, ваши чувства захлестнут любовно украшенные киоски, стоящие вдоль улиц, продающие Рождественские сладости, в виде печенья, леденцов, горячего вина с пряным букетом и аппетитно-ароматными жареными каштанами, заполняющими свежий зимний воздух.

Лично для меня австрийское Рождество так и не стало родным. Да и понятно это. Я по-прежнему остаюсь не только российской подданной, но и истинной православной христианкой вместе со своей семьей Кулеминых. Мы отмечаем Рождество в тесном семейном кругу 7 января. Родители ежегодно приезжают к нам в сочельник. И пару дней мы собираемся за большим столом всей семьей. Рождество – мой самый любимый праздник в году. Потому что немного тают границы и забывается, где мы живем. В эти дни хочется думать только о России, колядках, крещенских морозах и звоне колоколов на православных храмах, извещающих о рождении Спасителя.

Но в силу того, что мой муж католик, в нашем доме всегда проходят шумные гуляния и в конце декабря. Вместе с сыном Майкл ставит большую сосну в гостиной. Пушистую, высокую, душистую. Наряжаем ее игрушками на лентах. Все в одной цветовой гамме – немецкая практичность, с которой я уже свыклась. И лишь гирлянды придают разнообразие оттенков в гармонию преобладающего красного цвета.

Под нашей елкой лежит множество коробочек с подарками. Матвей радуется больше всех. И не потому, что ребенок. А тому, что подарки он получает три раза: в «папино» Рождество, на новый год и в «мамино» Рождество.

Сегодня снова нас завалило снегом. На улице тепло – всего два градуса. Все покрыто белоснежным ковром, весело сияет солнце. В гостиной отблеском огня на игрушках переливается ель - в камине разведен огонь. Я люблю сидеть перед камином и греться. Занимаю удобное положение в низком кресле с высокой спинкой, вытягиваю ноги и пристраиваю из на специальном пуфике, ставлю на колени ноутбук и снова выхожу на сеанс связи. Сегодня запланирована «встреча» со Степновым.

Так и есть, вижу его на «одноклассниках». Включаю свою «аську», на сей раз предварительно поставив значок «занят, не беспокоить». Это посерьезнее, чем «недоступен». Хочется еще добавить статус «не вторгайтесь в мою приватность», что иногда я делаю. Но это как-то грубо в такой светлый день. Пусть все будет так, как есть.

Приходит сообщение:

- Свободна? Выходим на связь?

- Да!

Эфир прорезает мужской голос, ставший уже родным почти за 20 лет. Смеюсь. Проносится в голове мысль: «Столько не живут!». В это время загружается картинка видеосигнала.

- Кулемина! Что ты уже там смеешься?! – вопросительно округлились глаза собеседника.

- Да так, подумалось, - уже хохочу я.

- Мне интересно! Расскажи!

- Да вот прикинула, что мы с вами уже около 20 лет знакомы!

- Да ты что! Столько не живут! – немного растеряно ляпнул Степнов. По его лицу было видно, что в уме он производит несложные математические подсчеты.

Я снова расхохоталась в голос:

- Вот и я про то же подумала! А ведь это на само деле так! Здравствуйте, Виктор Михайлович!

- Привет, Ленка! Рад снова тебя видеть!

- Взаимно, Виктор Михайлович! Как там у вас с погодой? Тепло, наверно? Я уже начинаю потихоньку завидовать.

- Ой, Ленка! Погода просто отвратная. По всей стране идут дожди, иногда град – а в горах на севере третий день валит снег. Метеорологи по-прежнему говорят о высокой вероятности снегопада в Иерусалиме и Вифлееме.

- Ничего себе! Обычно у вас жара в это время года. Оказывается, сегодня у нас круче, чем у вас. Хотите, покажу снег? Наверно, уже забыли, как выглядит настоящий пушистый снег?

Не дожидаясь ответа, я осторожно поднялась с кресла, подошла к окну и поставила свой ноут на широкий подоконник, направив камеру на вид из окна. Надо отметить, что он у нас замечательный. Вокруг дома растут высокие ели. Сейчас они все запорошены толстым одеялом серебра. Весело светит солнце, отражаясь мелкими бликами на снежинках. Если не знать, где сейчас нахожусь, можно вспомнить наши старые русские сказки, хотя бы то же «Морозко».

- Красиво! – послышался восхищенный голос из динамиков.

- Мое приглашение покататься на горных лыжах по-прежнему в силе! Мой дом всегда открыт для вас и вашей семьи!

- Спасибо! Я помню! Мое ответное – искупаться в теплом Средиземном море или понежиться в Мертвом – тоже в силе. Насчет последнего я бы хорошенько подумал. Дети от невозможности утонуть в нем бывают в восторге.

- Мы тоже подумаем! – улыбаюсь я в ответ и снова возвращаюсь в кресло.

- Как проходят празднества? – спрашиваю я после минутной паузы.

- Не так широко, как у вас. В эти дни в Израиле отмечают сразу два события: евреи празднуют Хануку, христиане отмечают Рождество. А мы, православные, ждем своего Рождества. Елка давно стоит. Мишка с ума сходит от ожидания возможности открыть подарки, припасенные под ней, - смеется, опустив глаза.

- Да уж, понимаю его. Матвей тоже облизывается. Только ему повезло несколько больше: у нас есть еще и «папино» Рождество. Так что до первой порции он доберется уже завтра.

- Как Майкл? – спрашивает Степнов.

Я не успеваю ответить, как позади меня раздаются шаги. В комнату вошел муж. Подходит к креслу, складывает руки на высокой спинке позади меня, чуть наклоняется, чтобы его было видно в камеру, и, искренне улыбаясь, на русском языке, правда, с сильным акцентом, произносит:

- Здравствуйте, Виктор Михайлович! Рад вас приветствовать! Как поживаете?

- Здравствуйте, Майкл! Все в порядке, спасибо! С наступающим Рождеством вас!

- Благодарю! Как ваша супруга? Как ее самочувствие?

- Спасибо, с ней все в порядке. Все еще работает. Трудоголик.

- Передавайте от нас ей привет и пожелания хорошего самочувствия!

- Спасибо, Майкл, обязательно передам. Еще раз с Рождеством!

- До свидания!

- До встречи!

Майкл целует меня в макушку и снова выходит, прихватив какую-то книгу с полки.

Я еще с полминуты слушаю удаляющиеся шаги. Затем задаю вопрос:

- Кого ожидаете, уже знаете?

- Не знаем, Лен, и знать не хотим. Решили, пусть будет сюрприз. Я буду рад любому полу.

- Замечательно. Как Оля? Она, говорите, до сих пор трудится?

- Да, уже можно было уйти в декретный отпуск, но она не торопится. Говорит, силы еще есть.

- Ну и замечательно, если есть желание активно двигаться и трудиться. Я рада за нее. И за вас тоже. Хорошо, когда любящая семья растет.

- Лен, извини, если лезу не в свое дело, вы-то не думаете заводить второго ребенка? –голос Виктора становится тихим. Но его слова не задевают меня.

- Думаем. Майкл очень хочет второго ребенка. Но я пока не решаюсь. Сейчас есть очень важный проект. Хотелось бы его закончить, а там сразу и решим. Мне тоже хочется уже окунуться в мир детства.

- Я буду раз за тебя, за вас…

Снова виснет пауза в разговоре. Мы смотрим друг на друга и едва заметно улыбаемся. Кажется, вы стали еще белее… А глаза по-прежнему излучают свет. Исчезла некая истеричность, присущая вам в школе. Но вы по-прежнему остаетесь Живым. Энергия бьет из вас ключом. И кажется, что часть этой силы передается и мне, сквозь тысячи километров расстояния.Тишину снова нарушают шаги. На сей раз более тяжелые, но более быстрые. В комнату влетает сын.

- Мам, я принес тебе какао!

- Спасибо, сынок!

Матюша перегибается через боковую спинку кресла, радостно заглядывает в компьютер и кричит:

- Здравствуйте, дядя Витя!

- Привет, малыш! Как дела?

- Отлично! Скоро Рождество, а, значит, будут дарить подарки.

По обе стороны экрана слышится радостных смех. Он настолько искренен, что невольно поддаюсь его волшебству и сама начинаю веселиться.

- Мой подарок прилетел? – Степнов уже задает этот вопрос мне.

- Да, Виктор Михайлович. Все дошло в лучшем виде. Лежит под елкой.

- Дядя Витя, спасибо! А как там Миша? Передавайте ему от меня привет!

- Спасибо! Передам! Он тебе тоже передает свой привет!

- Ой, а вы получили наши подарки. Я с мамой лично ходил на почту! – гордо произносит сын.