Широко известен тот грустный факт, что все открытия уже сделаны, все клады найдены, все красивые девушки — уже замужем, а мне — никогда не стать известным гайдзином.
У любой страны свои категории “отлитых в бронзе”. Поэты, писатели, художники, короли и полководцы. В Японии есть все они, но есть и еще одна категория — знаменитые гайдзины. Когда-то, где-то века с XVII до начала XX почти каждый гайдзин, попадавший в Японию, становился японским национальным героем. Если, конечно, выживал. До сих пор сотням известных гайдзинов стоят памятники по всей Японии, в честь них называют корабли, создают парки их имени и устраивают фестивали.
Еще бы им не становится национальными героями, уже сам факт попадания и выживания на японской земле равнялся подвигу. До реставрации Мейдзи в XIX веке Япония считалась закрытой страной и по закону всякого иностранца, ступившего на священную землю японских островов, должны были немедленно казнены. Рисковать хотелось не каждому и многие годы рисковать не хотел никто. Но по разным причинам случались и исключения. Большинство людей-исключений давно не помнят на их родине, но хорошо помнят на этом острове, на краю земли. Именем французского инженера 18 века Леонса Верни назван парк рядом с Токио и множество кораблей — Верни научил японцев строить кирпичные военные сооружения французского типа. Дом-музей писателя Лафсадио Херна является второй по важности достопримечательностью в городе Мацуэ, сразу после одного из всего 12 сохранившихся в Японии оригинальных замков. Лафсадио Херн приехал в Японию из США в конце XIX века в качестве корреспондента газеты, прижился в Японии и стал одним из самых знаменитых здесь гайдзинских писателей. В честь американского командора Перри ежегодно на берегу, куда причалил его черный корабль, проходит один из самых значительных в Японии фестивалей.
|
|
Только сейчас этот день празднуется с большими торжествами, а тогда, в 1856-м, командор Перри, которого называют открывателем Японии, никак не мог считаться японским национальным героем. Его называют открывателем Японии, но не первооткрывателем. Потому что он открыл не в том смысле, что нашел — европейцы прекрасно знали о существовании Японии начиная как минимум с XVI века — а в том смысле, как открывают консервную банку. Приплыл на вооруженных кораблях и потребовал открытия Японией своих морских портов для иностранных кораблей под угрозой войны. С командором Перри на корабле прибыли самые современные, не знакомые тогда японцам пушки на случай войны, и посол Таунсенд Харрис на случай мирных переговоров. Выйдя в порту Симоды, 54-летний посол почувствовал недомогание и попросил у японской стороны помощи: молока и медсестру. Молоко в те времена в Японии было малоизвестным продуктом, а медсестры — полностью неизвестной профессией. Из-за непонимания сути этой профессии японская сторона послала не девушку для ухаживания за прикованным к постели немощным человеком, а местную красавицу Окити для ублажения вполне здорового мужчины в постели. Что, конечно, по-своему тоже хорошо, но совсем не то, что требовалось больному, кроме того славящемуся своей воздержанностью. Недоразумение кое-как удалось замять деньгами, но японцы до сих пор прекрасно помнят тот факт, что первый американский посол, впервые сойдя на японскую землю, первым делом потребовал себе японскую женщину.
|
|
Но, пожалуй, самый удивительный случай — история английского искателя приключений XVII века по имени Вильям Адамс. Адамс — первый англичанин когда-либо ступивший на японскую землю — попал в Японию в результате ошибки природы — его корабль, убегающий от испанцев и попавший в тайфун, вынесло на японский берег. Большая часть команды погибла, остальные не могли даже стоять, и Адамс был взят в плен будущим сёгуном Японии Токугавой Иэясу. Будущий сёгун допросил Адамса и поразился одному факту — англичанин знал математику, а будущий сёгун — нет. Один из тех редких случаев, когда знание математики не только пригодилось в реальной жизни, но и спасло ее. Сёгун объявил, что англичанин Вильям Адамс погиб, чем освободил его от всех предыдущих обязательств: английского подданства, ответственности перед законом, который предписывал убивать любого иностранца, ступившего на японскою землю, а также оставшейся на родине жены. Следом за этим сёгун объявил, что новый японец Миура Анзин — родился. Миура Анзин — стал первым иностранным самураем в Японии, сёгун даже подарил англичанину личную деревню в Йокосуке в персональное владение (сейчас на месте этой деревни американская военная база, история обязывает), и хорошую жену Оюки — дочь знатного самурая из Токио. В новой семье родился сын, следующий самурай с редким среди самураев именем Иосиф, и дочь Сюзанна. А искатель приключений так и остался искателем приключений, и новый самурай стал бродить по всей Японии, и до сих пор в разных частях Японии проходят фестивали в его честь, ему стоит памятник в Йокосуке, в честь него названы улицы в нескольких японских городах, а могила гайдзинского самурая — одна из главных достопримечательностей префектуры Нагасаки.
Широко известен и другой грустный факт — что имеем не храним, а потерявши плачем. Я, например, к своему стыду, ни разу не был нигде в России, кроме Москвы. Как-то каждый раз получалось так — что куда ни поедешь, все время за границу. Россия же вот она — всегда можно пойти попутешествовать, я же тут живу. Поэтому-то и откладывал на другой раз. Теперь я более 6 лет не был в России и очень жалею, что видел в ней меньше городов, чем любой иностранец, приезжающий на одну неделю. Эта болезнь преследует не одного меня. Наоборот, в Японии я уже точно посетил большее число городов, чем средний японец. Поехать за границу обычно легче (и дешевле — самолет до Кореи и отель там, например, стоят дешевле, чем поезд по Японии до какого-нибудь соседнего города на нашем же острове), а свои просторы мало используются — что для жизни, что для туризма. 70% площади Японии покрыты горами, а в горах никто никогда не жил, и почти никогда не живет до сих пор — полная противоположность широко используемыми европейским Альпам. В Альпах стоят деревни, пастухи пасут вертикальных горных коров, повара делают сыр в пещерах, а строители с древних времен построили замки и церкви прямо на вершинах гор. В Японии в горах не строили вообще жилых домов — это считается слишком сложным и неудобным строить на склоне, а единственный горный замок (несмотря на очевидные плюсы — враг замучается пока доберется до стен) есть, кажется, только в Такахаси. Храмы, конечно, встречаются, но монахи — известные извращенцы, которые простых путей не ищут. Впрочем, и они ошибаются. Монахи в Японии придумали специально максимально невкусное блюдо — простые гречневые макароны, чтобы не баловать желудок и оставлять простор для мыслей о высоком, а эти макароны, соба, тем не менее, полюбились многим.
|
|
И вот японцы испытали огромный шок в 1930 году, когда австрийский джентльмен по имени Ганс Шнайдер приехал в Японию со своими дровами, тьфу, то есть лыжами. Залез на гору, встал и поехал. Оказалось, в горах можно отдыхать! В честь Шнайдера сейчас в Японии названы отели и спуски, в музеях рассказывают про него как родоначальника японского лыжного отдыха, ему стоят памятники.
Сложно поверить, но в Нагано, где миллионы лет японцы жили у подножия гор — они даже не удосужились многие из этих гор как-то назвать. На эти горы не ступала нога человека. Им просто было не до этого — знаете, голод, болезни, попытки вырастить рис, тяжкий труд и войны друг с другом — в общем, все время находились какие-то другие дела. Ну, на Фудзи ходили, когда надо умереть, но только в 1828 году произошло первое зарегистрированное восхождение на красивейшую гору региона — Яри — монах Банрю Сёнин забрался на вершину в целях самомучительства, ну и достижения нирваны, заодно.
А через 50 лет в Японию прибыл британский шахтер Вильям Гоуленд, прибыл учить японцев шахтерскому делу. А после работы однажды взял палку и пошел в горы. Наш гайдзин совсем чокнулся, решили японцы, хочешь на другую сторону — умный гору обойдет. “Хайкингу” — сказал гайдзин незнакомое слово и японцы поняли — гайдзин идет в гору без цели, гайдзин ходит в гору отдыхать. Так обычный гайдзинский шахтер не только научил японцев, что в горах, оказывается, можно отдыхать, но и дал название всей горной цепи в Нагано — “северные японские Альпы”.
|
|
Японский язык
Что наш мир — хаос? Бесконечная каша элементарных частиц? Чем каша частиц, составляющая мою руку, отличается от каши стола под ней? Слова, слова, слова… Слова научили нас делить мир на части. Слова создали наш маленький и хрупкий космос из бесконечного хаоса.
А ведь у разных людей разные слова, разные языки. Рассказвают, что у чукчей более пятнадцати синонимов для определения снега. И столько же слов для различных оттенков белого. Да и у меня за соседним столом на работе сидят люди, которые вот прямо сейчас думают и видят этот мир по-иному. У них есть другие предметы и объекты, которых в моем языке вообще нет, и я их не способен понять и перевести никогда. Как же меня легко подловить! На работе сказали — документ должен лежать в голубой папке (по-японски — “аой”). А где она голубая папка? Нигде ее нет, не могу никак ее найти. Вот только зеленую папку вижу на столе…
Так вот же она у меня в руках. Зелёная папка. Которую японцы видят голубой. И не по тому, что они дальтоники, а потому что в их языке нет такого цвета как зеленый. То есть есть, но это оттенок голубого, как у нас алый — оттенок красного. Вот и получаются у них зеленые листья, но голубые огурцы, голубые папки и голубой цвет светофора. И как, простите, при такой жизни японцам отличать гомосексуалистов от сторонников Гринпис? Очень все непросто.
Вот может случиться так, что иностранец приехал на долгое время в Японию. И он или она, конечно, сразу обнаруживает, что по-английски тут никто не говорит и это рождает определенные проблемы, если дорогу на улице надо спросить, вещь в магазине купить или, хуже того, в банк записаться. Что делает хитрый гайдзин в таком случае? Правильно, записывается на одни из многочисленных курсов японского языка. Ух, думает он или она (замучался я уже писать он или она, буду лучше писать кратко — О), выучу-ка я немного слов и все стану понимать и говорить. И вот приходит О на курсы японского языка и быстро выучивает свои первые триста японских слов.
Что вы думаете видит О после этого? О видит страшный заговор. Его или ее (я буду писать Е) учили не тому японскому языку. Видимо, какому-то специальному, для гайдзинов. Потому что японцы сами между собой говорят на совершенно ином языке, в котором бедный гайдзин не может услышать ни одного из трехсот знакомых ему слов. Даже основные глаголы как-то не особо четко выделяются из речи.
Вот японцы, с другой стороны, понимают что говорит гайдзин. Они отвечают гайдзину на том же самом языке, так что и Е хоть и приблизительно, но понятно. Но как только японцы повернулись друг к другу, — сразу пошло секретное наречие. И на ТВ, кстати, тоже самое — ничего не понятно. Вы будете смеяться, скажу я вам, но это правда. Гайдзина на курсах японцы действительно учат не тому языку, на котором японцы говорят сами. Точнее всего лишь одному из многих типов речи, которые сами японцы используют в зависимости от ситуации.
Например, в японском языке есть уровни вежливости. Конечно, во всех языках тоже часто бывает так, что разные слова для одного и того же понятия несут разные оттенки вежливости. Ну, скажем, “привет” можно сказать приятелю, а начальнику лучше сказать “здравствуйте”. Разница в том, что в русском языке не будет ничего страшного, если ты приятелю скажешь “здравствуй”, а для японца подобное изменение тональности речи означает, что друг на него сильно обижен, дружить с ним больше не хочет, — вот и перешел на формальный язык.
При этом в японском языке вся система уровней вежливости не ограничивается приветствием. Под нее подстроен весь язык, есть разные слова для “я”, “ты”, всех основных глаголов и даже многих существительных. Есть речь мужская, женская и нейтральная. Есть речь грубая (например, грубый, принижающий, глагол типа “жри” может использоваться очень древним старичком по отношению к кому-то очень молодому, — и это будет как положено, а не невежливо), есть речь приятельская, на которой друзья говорят между собой, есть речь вежливая нейтральная, на которой говорят с незнакомыми людьми, есть речь сверхвежливая, на которой говорят с высоким начальством, сенсеем, или которую используют сотрудники банков в разговоре с клиентами. Все это совершенно разные языки, которые следует учить отдельно.
При этом система вежливости в японском языке относительная. То есть это вам не цветовая дифференциация штанов, при которой в любой ситуации одним и тем же людям надо делать одинаковое число “ку”, а все зависит от конкретной ситуации, в которой человек находится. Для того чтобы понять как японцы узнают в какой ситуации какую речь использовать, нужно вникнуть в японскую групповую систему мышления. В любом диалоге каждый японец ассоциирует себя с какой-то группой, которую он представляет. Если сотрудник подходит к начальнику на работе, то он думает не только за себя лично, но и считает себя представителем группы всех сотрудников компании. В его лице группа сотрудников пришла говорить с группой начальства. В другое время тот же самый сотрудник поехал вести переговоры на другую фирму, тогда в этих переговорах его группа — это вся его компания и начальство тоже, а чужая группа — посторонняя компания. Разговаривает он же в выходные с соседом и вот уже его группа это его семья, а чужая — семья соседа. Таким образом, при разговоре с гайдзином каждый японец видит себя представителем группы “японцы”, говорящим с чужой группой “иностранцы”.
Вежливость в системе таких групп обозначает для японца, что свою группу надо принижать и говорить про нее грубыми словами, а чужую группу возвышать и говорить про чужую группу сверхвежливо. Получается, что в ситуации сотрудник-начальник сотрудник будет рассуждать в том ключе, что все другие сотрудники, включая его, в целом дауны и их спасает только то, что у них такой гениальный начальник. Придя на переговоры с другой фирмой вместо того, чтобы хвалить свою фирму, как сделал бы западный человек, японец начнет ругать свою фирму, говорить, какие начальники у него дураки и сотрудники дураки и уж в сравнении с чужой фирмой они просто теряются.
С соседом японец станет ругать свою семью в духе вот у меня сын вообще дурак, талантов никаких, не то, что твой. А уж похвалить в разговоре с друзьями свою семью — это вообще для японцев что-то немыслимое. Они в ужас приходят, когда американец при них начинает гордиться своими детьми и говорить: вот какие у меня они умные. Похвалить свою группу, своего сына при чужом человеке — это по японским меркам может звучать как страшное оскорбление, подразумевающее то, что чужой сын полный идиот. Естественно, когда японец ругает при чужих своего сына — это не значит, что он правда так о нем думает. Это лишь способ показать свою японскую вежливость чужому человеку, потому что принизив свою группу, он возвышают чужую. Тоже происходит в общении с иностранцами. Если японец вам начинает рассказывать, что японцы все плохо соображают, то это совсем не потому, что у него комплекс неполноценности. Он всего лишь пытается быть вежливым по отношению к чужой группе — к гайдзинам.
Так какому же языку учат на курсах японского языка? Во-первых, тому, что средней вежливости, который используется по отношению к чужим, незнакомцам и иностранцам. Просто потому, что с иностранцем сам учитель японского языка не может говорить на другом языке. Во-вторых, нейтральному, в смысле сексуальной окраски. Тут все осложняется тем, что если, скажем, учительница женщина, а ученик мужчина, то женщина, конечно, говорит на женском японском. Но если гайдзин мужчина нахватается женских слов, то получится не слишком весело, так как мужчина, использующий женские слова, в Японии воспринимается как гомосексуалист. С другой стороны, сама учительница, будучи женщиной, тоже мужские слова говорить не может. Вот и выходит, что она пытается говорить более формальными, сексуально невыразительными словами. Так и выходит, что учат гайдзинов вежливому, формальному и обесцвеченному, кастрированному японскому языку, на котором, кроме гайдзинов, никто и не говорит. Языку, в котором нет его и ее, а есть только Е, как в этой главе или первой фразе, которую учат все иностранцы: “ватаси ва…”.