Но что это? На углу улицы, возле чёрного динамика – толпа людей. Она разрастается и от напряжённой, наэлектризованной тишины по спине пробегает холодок

МОЛОДОЙ ЛЕНИНЕЦ

Орган Волынского областного комитета ленинского комсомола

№ 138 (2653) издаётся с 1939 года             Суббота, 19 ноября 1983 год

 

 

ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО

 

В. Осипов

 

Не так давно мы отмечали 40-летие прорыва Ленинградской блокады. Всё меньше и меньше остаётся людей, которые пережили в городе на Неве не только те страшные 900 дней, но и последние тяжёлые годы войны. В моей памяти не стираются те трагические события и всё снятся блокадные сны. Правда с годами их стало меньше, но блокада не отпускает…

Автор

 

Литературная обработка В. Ворона

 

 

I

 

На экзаменах старшеклассники ещё боролись за путёвки в «Артек», а нас, учеников четвёртого класса, позвал за парты последний звонок. У каждого уже были свои планы на лето. Коля Высокос собирался на велосипеде путешествовать по окраинам Ленинграда и обязательно посетить китайский дворец в Ораниенбауме, про который я рассказал ему после экскурсии туда с отчимом. Кто не ехал в пионерские лагеря в первую смену, на завтра договорились рыбачить возле Тучкова моста. А загорать намеревались на берегу Финского залива и возле Петропавловской крепости. В Неве купаться мы не любили: там вода в июне намного холоднее, чем в Петровском парке.

И только Лёве Хоменкову на заключительном уроке учительница дала домашнее задание на лето по математике.

Возвращаясь трусцой домой в который раз рассматривал табель с пятёрками и подарок завуча – альбом для рисования, деревянный пенал, билет в театр имени Пушкина.

Следующая неделя прошла в заботах. Купил учебники по немецкому языку, истории, геометрии для пятого класса, крючки, блёсны, шапочку для плавания. У связистов выпросил несколько килограммов свинцовых обрезков: дядя Карл Карлович, заядлый охотник, просил для отливания дроби. Дважды в день – утром и вечером – пешком ходил на Петроградскую сторону в кассу предварительной продажи билетов, на перекличку. Ещё заранее мама заказала билеты для меня, брата и отчима до станции Скворцово Калининской области. Наша семья собиралась к родственникам в деревню. И пока я стоял столбом в зоомагазине, который ну никак не мог обойти по дороге в кассу, мама тем временем паковала в чемоданы рафинад и сахар-песок для варенья и дедовых пчёл, гречневую крупу, лапшу и бублики – для сельской детворы.

Ну вот, кажется всё готово. Завтра забираем билеты и айда на целое лето.

Но что это? На углу улицы, возле чёрного динамика – толпа людей. Она разрастается и от напряжённой, наэлектризованной тишины по спине пробегает холодок.

Война? Война… Война!

За считанные часы город стал каким-то строгим и серьёзным. Даже детские игры во дворе не были такими шумными и беззаботными. Все готовились к возможным бомбардировкам: оклеивали окна, выносили с чердаков разный хлам, который легко загорается. Затем деревянные перегородки, стропила покрывали специальным раствором, который препятствовал возгоранию. Помогали старшим дежурить возле ворот дома.

Мы так и не услышали первых сигналов воздушной тревоги. Школьников решили эвакуировать под Новгород, Старую Руссу, Малую Вишеру, Боровичи. Для нашей средней школы № 20 отвели район Едрово, между Бологое и Валдаем.

Попрощались ещё в школе. Нас отправляли в лёгкой одежде: имели с собой по две-три майки и рубашки. Тёплое и зимнее не брали: считали, что военные действия к осени закончатся. Из автобусов – сразу в поезд. Из окон ещё раз увидели на перроне родителей. В вагоны они не заходили, чтобы не расстраивать нас ещё больше. Однако большинство из нас, пятиклассников, впервые самостоятельно выезжали так далеко от дома.

В дороге раз за разом останавливались – пропускали воинские эшелоны. На станции Едрово нас накормили. Пока извозчик, тыкая батогом в небо, что-то темпераментно доказывал преподавателям, мы свалили самодельные вещевые мешки на телегу и небольшими группами двинулись в Селище, за двенадцать километров от станции.

…Самолёт вынырнул ниоткуда. «Извозчик предупреждал не зря» мелькнула мысль, когда над головой пронеслись кресты и прогремели пулемётные очереди. С пригорка видел, как лошадь в начале нашей колонны рванула с места и понеслась с телегой в кустарник. Все бросились врассыпную. Метнулся на обочину, но внезапно понял, что моя белая рубашка среди низкорослого кустарника станет хорошей мишенью. Припав к тонкой берёзке, изо всех сил прижался к её белой коре.

Самолёт уже развернулся, и, показалось, летит теперь прямо на меня. Хотелось сорваться с места и бежать, куда глаза глядят. Но какая-то неведомая сила не давала оторваться от ствола. Сердце замерло, ожидая выстрелов, а сам не мог отвести глаз от стервятника, который пролетел в нескольких метрах сбоку. «Снова разворачивается», – мелькнула мысль, и перепрятался под дерево с кроной погуще. Самолёт пролетел совсем рядом: я хорошо видел лицо немецкого лётчика в больших очках. Он рыскал глазами по земле, наугад поливая огнём реденький лесок.

Ещё долго никто не покидал своих укрытий: ждали десантников, про которых ходили слухи в Ленинграде. В конце концов, стали выходить на голос старшей группы. К счастью, никто от пуль не пострадал. И только наша кухарка, убегая с дороги, споткнулась и упала лицом на жестяной чайник, с которого слетела крышка. Трясущимися руками помог перевязать глубокую рану.

В Селище прибыли, когда смеркалось. Ужинали в небольшой церквушке. Девочки и воспитатели поселились в помещении школы. Нас разместили в верхней части села, за речкой. Легли на подбитых сеном матрасах, но возбуждение не давало заснуть.

Работали только в первой половине дня. Мы, младшие с девочками пасли скотину. Старшеклассники сгребали и перевозили сено, приглядывали за лошадьми. За это правление колхоза выделяло для столовой молоко, овощи, мёд. После обеда, несмотря на «тихий час», ходили с местными ребятами за ягодами и грибами. Кто рыбачил, кто ловил раков. Я же, кроме этого, учился плавать.

Как-то в полдень заметил высоко в небе великое множество бомбардировщиков. Они летели в чётком строю, словно на парад.

Мигом выскочил на пригорок, куда уже долетала страшный грохот. Будто после извержения вулкана клубился чёрный дым над военным аэродромом в Выползово, а в том направлении уже несла свой смертоносный груз ещё одна большая группа немецких бомбардировщиков: насчитал 24. Когда они стали пикировать на аэродром, над головой появилась третья – из 18 машин. Чёрный дым заволок большую часть горизонта, нижняя часть всеобщей дымовой завесы стала красно-коричневой от пожаров.

«Если они так обрушились на небольшой аэродром, то, что будет с Ленинградом?» – мне стало жутко.

В конце июля возвращались домой: линия фронта уже подходила к местам эвакуации школьников. Ещё утром сложили на телегу пробитые пулями вещевые мешки. Выехали поздно вечером. Днём на дорогах к селу немецкие пилоты забавлялись охотой на беззащитных прохожих.

Укладывались на асфальтовом полу в зале ожидания: под голову – вещевой мешок, под бок – курточку, под язык – две таблетки от головной боли, которые где-то раздобыла старшая пионервожатая.

Среди ночи меня разбудили: приехала мама!

Задремали, но внезапно вскочили на ноги от страшного грохота. Плакали и кричали перепуганные дети: в станционное помещение попала авиабомба. Это случилось между 5-6 часами утра, а выехали в Бологое после одиннадцати, когда засыпали воронки и положили новые рельсы.

Снова сигналы короткими гудками: паровозы оповещают о новом налёте. Рёв моторов. Свист и разрывы бомб.

В пробоину от осколков в нашем вагоне свободно пролезает моя рука. Из окна над путями вижу истребители: они охраняют дорогу.

Окна с амбразурами – потом они встречаются на углу каждого дома. Прохожие с противогазами. Патрули моряков. Дежурные с красными повязками возле домов: они знали всех и каждого. На набережной Васильевского острова, почти напротив университета, появилась зенитная батарея. Через позиции, обложенные песком, проходил трамвай № 4, которым возвращались с мамой домой. На противоположном берегу Невы, возле моста лейтенанта Шмидта, здания покрыли защитной краской. Знаменитый крейсер «Киров» тоже замаскирован, даже контуры мачт и надстроек выглядели не так, как раньше.

Город готовился к боевым действиям.

 

 

II

 

На маленькой грядке во дворе нашего дома, куда на час-другой заглядывало солнце, уже поднялся выше головы мой подсолнух. «Нет, он мой! – запротестовал третьеклассник из соседнего подъезда. – Это же я поливал его целый месяц…». Возле клумбы, где весной мы посеяли цветы, снова полным-полно детворы. Домой возвратились все те, кто перед началом войны выехал на дачи под Ленинградом или на каникулы к родственникам. И хотя занятия в школе ещё не начинались, нам было чем заняться. Следили, чтобы все окна в домах заклеили крест-накрест полосками бумаги. Помогали рыть траншеи в садах и скверах, когда взрослые выезжали на оборонные работы: сначала на дальних подступах к городу, а потом на околицах и побережье Финского залива. Переоборудовали под бомбоубежища подвалы.

В школе тем временем поручили собирать старые бутылки. Их заполняли специальной смесью и отправляли на фронт – для борьбы с танками. Мы это знали и стучались во все двери, делали повторные обходы. Собирали бутылки на свалках. А старых консервных банок (говорили – для противопехотных мин) наносили столько, что одной грузовой машины не хватило вывезти их со школьного двора. Только-только закончили с этим, как в школу обратились с соседней фабрики имени Урицкого. Для приготовления табака понадобились сухие листья (нам показали, какие именно), и мы носили их охапками, мешками, корзинами, вёдрами.

Продолжали дежурства возле домов и на крышах. До начала сентября в черты города прорывались лишь отдельные немецкие самолёты. На остатки одного из первых стервятников мы с товарищем бегали смотреть в Таврический сад. Но сигналы воздушной тревоги звучали всё чаще – и всё реже и реже выходили из дома во время артобстрелов и бомбардировок. В начале сентября сгорели «американские горки», а в зоопарке погиб от немецкой бомбы единственный слон…

Вести прицельное бомбометание немецким пилотам мешало большое количество аэростатов, которые поднимались над городом до высоты 4-5 тысяч метров. И фашисты стали чаще использовать зажигательные бомбы. Если удавалось вовремя зафиксировать место падения, то гасить бомбы сбегались все жители. У нас, на Васильевском острове, в активе мальчиков насчитывалась 1-3 «зажигалки», когда в других районах некоторые юные рекордсмены имели на своём счету 25-30 найденных и погашенных бомб. Однако бороться с ними было не так-то просто. Восьмого сентября в Ленинграде вспыхнул крупнейший пожар: пылали Бадаевские склады и маслозавод; горели сахар, масло, копра (очищенные кокосовые орехи).

После первого снижения норм выдачи хлеба, мама стала полностью брать хлеб и продукты на карточки, что оставалось на столе – кусочки и корочки – сохранялось. «Татьяна, не собираешься ли ты пойти пешком на Дальний Восток?» – шутили по поводу этих сухарей соседи.

Одновременно началась заготовка овощей на полях совхозов, которые попали в зону боевых действий на окраинах Ленинграда. Семь или восемь раз побывал на полях за Кировским заводом (от передовой до него по прямому километру четыре). С Васильевского острова вместе с товарищами ехали на трамвае до Нарвских ворот. Дальше – пешком в обход патрулей. Если нас задерживали, искали другие лазейки и всё равно пробирались на поля. Сначала картошку выковыривал палочкой, потом самодельными грабельками из толстой проволоки. Даже там, где всё перекопали, удавалось выскрести то картофелину, то морковку. А один раз с тяжёлым мешком за плечами пришлось возвращаться домой через весь город пешком (во время бомбардировки немцы повредили контактную сеть и трамвай остановился). Артналёт усиливался, а спрятаться негде: с двух сторон тянулись высокие кирпичные ограды Кировского завода. Метался от одной к другой. Внезапно совсем близко, за оградой, прогрохотал оглушительный взрыв и на улицу вылетел какой-то неизвестный предмет – часть снаряда или, может, деталь станка? Со свистом рассекая воздух, высек сноп искр между колеями трамвайной линии и, раздробив несколько булыжников, исчез под аркой заводского моста, перекинутого над улицей. Через минуту-другую я тоже спрятался под аркой, когда неожиданно увидел на асфальте какого-то мужчину в рабочей одежде. Кинулся к нему и… оцепенел от страха. Лишь погодя понял, что его голову изувечил тот самый неизвестный предмет.

Приставил к заводской стене какую-то доску. Дотянулся до верха. Стал кричать…