Драматурги нынче путешествуют автостопом и считают, что не обязательно убивать старушку, чтобы написать «Преступление и наказание»

Пьесу «Герой» Павла Казанцева сразу же выделяешь в вышедшем в Екатеринбурге очередном сборнике пьес молодых драматургов — студентов курса «Драматургия» Екатеринбургского театрального института. В 2006 году она вошла в десятку лучших пьес Всероссийского конкурса драматургов «Действующие лица», ее уже заметили режиссеры. А главное – «Героя» нельзя читать с «холодным носом». Пьеса о бессмысленной гибели на войне 20-летнего парня и драме его ровесников — парней и девчонок «потерянного поколения» рубежа ХХ и XXI века. Отсюда и первый вопрос ее автору, оказавшемуся на днях гостем нашей редакции:

— С чего вдруг у тебя написалась такая пьеса?

— Я не знаю. Изначально она задумывалась несколько об ином. Хотелось «поковырять» тему национализма в России. Вот скинхэды… Но тема эта не новая, не свежая. Я попытался найти в ней что-то такое, о чем еще не сказано. И когда начал писать, задал себе вопрос — почему, собственно, их не любят, за что? Кто им сказал, скинам этим, что «черных» нужно ненавидеть, что они плохие? Следующий вопрос был: «А как этой ненависти избежать?».

Я подумал, что, может быть, человек где-то воевал. Именно там с ним что-то произошло и с этим «что-то» он возвращается в нормальный мир. Вот отсюда я и начал «плясать», так получилась пьеса…

— То есть человек воевал, и поэтому у него негативное отношение к конкретным людям, которые невольно ассоциируются с целым народом или даже народами?

— Да. Человек жил-жил в нормальном мире, а потом его на какой-то период времени закидывают в совершенно другой мир, где идет война. Потом его выдергивают обратно в этот самый нормальный мир, только он уже «контуженный на всю голову». Нет, он внешне может быть совершенно здоров, и мир вокруг вроде тоже… ОН стал другим.

— Твои друзья воевали?

— Да нет. Я путешествую много. Путешествую автостопом. Слышал массу историй. Огромнейшую массу историй…

— Каким же образом они у тебя в голове именно так отложились? Понимаешь, я постарше тебя, и мое поколение воевало в Афгане. Мы реально теряли пацанов. Я знаю, что с вернувшимися творилось потом…

— Правда? Похоже?..

— Но страна-то другая была, да и нынешняя война другая… В твоем же «Герое» нет фальши… Павел, но ты же не воевал?

— Вот и в Москве у меня тоже пытались выяснить, на телевидении например… Мол, как, не побывав даже в армии (а я и вправду не служил!), вы умудрились написать пьесу о человеке, вернувшемся с войны? Там ждали от меня какого-то лаконичного ответа, я и ответил: «Не обязательно убивать старушек, чтобы написать «Преступление и наказание».

— Сколько тебе сейчас лет?

— 6 марта исполнится 25…

— То есть от армии еще где-то года два бегать?

— «Военник» у меня есть, оттого бегать не к чему, но это уже другая история…

— Ты не воевал, близкие друзья тоже… Только слушал чьи-то рассказы и пытался понять…

— Сам не расспрашивал, зачем лезть человеку в душу?! А почему так происходит, почему война, почему парни идут туда, почему их нормальный мир уже не может быть нормальным… На войне многое происходит от некой эйфории, потом герои возвращаются, возвращаются домой, а места им здесь нет. Правда, они еще не знают об этом. Они герои — их встречают с почестями, показывают по ТВ, кому-то дают денег…

— Итак, «Герой». Название — лаконичное. Может быть, просто герой повествования, может быть, человек, совершивший подвиг. Но на самом-то деле он один из толпы, один из миллионов людей, идущих по улицам…

— Может быть, он так и остался бы «одним из…», и был бы им еще дальше, если б…

—Твоя пьеса еще и о судьбе поколения. Кто-то навсегда остался ТАМ, кто-то спился или скололся здесь. А кто же «светлое завтра» строить будет?

— Вот тех, кто скололся, у меня и среди личных друзей достаточно. И, к сожалению, они еще продолжают погибать. Не бывает такого года, чтобы кто-то этого черного списка не пополнил. Наркотики — вообще отдельная тема. Кофе — тоже наркотик. Кто-то утром встает и бежит за сигаретами, а кто-то за не за сигаретами… Вот и вся разница.

Чем предпочтительней  мучительно умирать в сорок, когда у тебя уже дети и все такое, от бронхиальной астмы или от рака легких, чем умирать молодым? Когда человек курит, он знает, на что идет, когда колется, тоже знает…

О чем мы говорим? Меняется ощущение мира. Сегодня человек его чувствует так, а через 15 минут иначе…

— А это хорошо?

— Это интересно! Если отбросить все: вредно — полезно, умрет — не умрет, законно — не законно, химия — не химия… Если по-честному говорить: ин-те-рес-но!!! Интересно на уровне игровых автоматов или компьютерных игр. Сегодня дети сидят часами, да что там — ночами в компьютерных клубах, виртуально стреляют, бегают по лабиринтам, убивают друг друга, матерятся, перекрикиваются…

— И сколько это может быть интересно — год, два?

— Пока не найдется что-нибудь новое.

— Но может статься, что найтись-то найдется, но уже ничего с собой не поделаешь, не изменишь, а то и вовсе тебя не будет на свете. Такой, знаете ли, «золотой укол» — красиво, конечно, но после него мир может меняться сколько угодно и как угодно, только тебе уже будет «до лампочки»…

— Да, это все рядом. Есть одна такая простая вещь: наркотики и спрос на них. Спрос нельзя запретить, это закон рынка. Его можно только удовлетворить, и все! Хоть как вы боритесь с этими наркотиками, хоть что делайте. Как можно запретить растению расти, если оно уже есть?

— Говорят, что сладок только запретный плод. Если разрешено, то и кайф теряется… Да и ты, скорее, малость лукавишь, вот так «вставая в позу», рассуждая о чуме нынешнего времени. Иначе как бы родился все тот же «Герой», такой горький и справедливый одновременно. А что еще у тебя есть из написанного?

— Мне трудно вам возразить. Может быть, вам виднее… А что есть в творческом портфеле? Есть простая и легкая пьеса «Метеорит». Она нигде не печаталась, одна из первых. Там двое студентов, фиктивный брак из-за денег, герои оказываются запертыми в пустой комнате общежития. Причем тут метеорит? В общем-то не причем, просто они рассказывают историю…

Показывал я «Метеорит» своему педагогу, я студент Николая Владимировича Коляды, но, как я понял, она не фонтан. А еще мы с Ярославой Пулинович (она тоже одна из авторов недавно вышедшего сборника молодых драматургов) в соавторстве написали пьесу про магазинных воров. Но это скорее киносценарий. Называется «Мойщики», и 16 февраля мы ее читать будем в известном проекте Коляды «Театр в бойлерной». Сейчас продолжаем писать по отдельности.

— Расскажи что-нибудь о себе.

— Я родом из Магнитогорска. Учился там в консерватории на эстрадно-джазовом отделении, потом — на актерском. У меня была травма руки, неудачно на лыжах покатался. Долго не мог играть, вот и перешел на актерское. Учился в Челябинске по той же специальности в Академии культуры. Тоже не доучился, теперь вот добрался до Николая Владимировича Коляды. А писать… Писать начал еще когда учился актерствовать и играть.

— Сейчас уже делаешь что-то для себя, для души?

— В общем-то, да.

—Ну и где больше простора для самовыражения: в игре на барабанах или в написании пьес?

— Жестко! Смотря какие барабаны!!! А если серьезно, то и там, и там…

— Как все-таки писательство началось? Понял, что не писать не можешь?

— Ну, как началось? Были двойки по математике, по физике… Понял, наверное, что вот что-то могу, а что-то нет. Писать — это потребность, что ли. Сублимация, если верить Фрейду.

— А если без Фрейда?! Может, просто появилось ощущение, что уже настолько знаешь жизнь, что пора начать и делиться знаниями?

— Видимо, появилось даже не критическое, а скорее аналитическое отношение к происходящему. Но все равно через призму критики.

— «Героя»-то своего любишь? Или написал и забыл?

— Есть места любимые. Я все же слукавил, говоря, что все складывалось из сторонних рассказов, есть что-то и от себя лично, от реально произошедших встреч.

— Павел, так что ты вообще думаешь про свое поколение? Неужели, действительно, все так страшно?

— Да не страшно! Просто у нашего поколения все по-другому. А в обществе бытует стереотип. Ну привыкли у нас, что если по-другому, то сразу и страшно. Поколение нормальное, но просто иное…

Вы знаете, когда меня приняли в пионеры, я проболел две недели гриппом, потом повязал галстук и пошел в школу, а там уже все ходят в джинсах, свитерах и смеются надо мной. Говорят, ну, ты — олень, ты что пришел-то вообще? Уже проехали! Все это уже вчерашний день. Я думал — как так? Еще две-три недели назад это было так важно, я в пионеры едва попал… Помню, для меня все случившееся стало таким разочарованием, я не знал кому верить: если двух недель хватило, чтобы все стало иным. То почему еще через пару недель все не может стать как-то по-третьему?

Вот так и все поколение, оно просто встало в позу старта, в позу готовности. Вот-вот сейчас будет ракета, выстрел… Мы поняли, что нужно всегда быть к чему-то готовым, это и сказалось на нас. Я помню, как родители меня водили в очереди за колбасой, помню драки в винно-водочных магазинах…

— Ты много помнишь!

— Действительно, много, из далекого детства… Своего детства…

— У тебя идеалы какие-то остались? Есть?

— Идеалы?

— …в маму, папу, лучшего друга, в любовь в конце-концов?..

— Верю в человека, наверное.

— Есть что-то такое, за что ты будешь рубиться, стоять насмерть?

— Буду. За справедливость.

— А в себя веришь?

— В себя? Думаю, да. Приятно осознавать, что все, что с тобой было и будет — это ты сам заработал. Очень хочется самому не плошать.

— Что-нибудь из твоих пьес ставить не собираются?

— Да, два театра в Москве взяли пьесу к постановке. В том числе Центр драматургии Алексея Казанцева и Михаила Рощина — это театр экспериментальной драматургии. Был фестиваль драматургии «Любимовка» в сентябре прошлого года, на котором я успешно побывал. Там была читка «Героя».

— Тебе жить интересно?

— Да, только иногда печально.

— Что так?

— Слишком много контрастов. В жизни, вообще в этом мире.

— Когда я прочла твоего «Героя», вспомнила Ремарка. Ведь он тоже писал о потерянном поколении. Так что там с нынешним поколением, я как-то не слишком поняла из твоего объяснения?

— А оно никому не верит. Оно верит в себя, или только в себя.

— Но жить-то изолированно нельзя. Мы все равно живем в обществе. От этого, может, и конфликт-то и получается?

— Общество – это всегда конфликт. Наверное, действительно, жизнь — штука сложная, но однозначность — неинтересна. Меня увлекает изучать ее, как в микроскоп разглядывать, понимая при этом, что я сам — тоже часть этих самых молекул. Жизнь и интересна тем, что она процесс, а не результат.

Фото Елены ЕЛИСЕЕВОЙ.