Аввакум и царская власть

 

Отношение Аввакума к царю Алексею Михайловичу остается не совсем определенным. Эта неопределенность выражается, с одной стороны, в довольно резких обличениях царя, с другой - в попытках обратить его на путь истины, привести к покаянию.

В первой челобитной к царю, поданной в 1664 году, он сдержанно писал о расколе и раздоре в церкви. Мир в церкви зависит, писал протопоп, только от воли «света государя». В таких же тонах были написаны его вторая и третья челобитные, поданные уже после второй ссылки в Мезень, но еще до окончательного разрыва в 1667 году. В них он постоянно делал указания на главенствующую роль и ответственность государя в делах церковных и возлагал на него все свои надежды, так как в то время он, видимо, уже перестал верить, что владыки архиереи образумятся и сами выступят на защиту подлинного благочестия. Даже после соборов 1666-1667 годов и ссылки в Пустозерск Аввакум все еще долго не мог расстаться с иллюзиями возможности возвращения самого царя к старой вере. В так называемой четвертой челобитной, посланной уже в 1668 году, протопоп продолжает именовать его «государем царем, державным светом». Он высказывает мысль, что Господь простит тех членов собора, которые его проклинали и расстригали, так как это случилось не по их вине, но потому что это сам «дьявол наветом своим строил».

В последнем послании к Алексею Михайловичу, несмотря на предсказание тяжких болезней царя и указание, что Алексей Михайлович только царь Руси, а протопопу Богом подчинена вся земля и небо, Аввакум находит еще силы сказать ему несколько ласковых слов: «царю христианский», «свет Михайлович», а никониан обозвать только дураками: «Глупы веть они дураки… горе им бедным будет».

Только после 1670 года, когда Аввакум убедился, что все его доводы не производят никакого впечатления на царя, и смог наблюдать первую суровую волну преследований, его отношение к Алексею Михайловичу резко меняется. Протопоп теперь верит, что Никон и его приспешники превратили царя в последователя ереси, и не щадит его, говоря о нем в самых резких выражениях. Аввакум считал, что, затеяв церковную реформу, царская власть предала Россию. Отсюда и его обличения власти, которые благодаря его писательскому таланту были особенно остры. «Грабишь нас и обижаешь нас от креста», «безумный царишка», «царь отщепенец» и другие менее выражения постоянно теперь встречаются в писаниях протопопа.

Часто цитируемое замечание протопопа: «В коих правилах писано царю церковью владеть, и догматы изменять и святая кадить?» относилось именно к самому царю Алексею, а не вообще к отношениям царства к церкви, так как после смерти царя Алексея протопоп обратился с трепетным молением о возвращении к старой вере к новому государю Феодору Алексеевичу. «Тобою хощет весь мир просветиться, о тебе люди расточенные радуются, яко Бог дал нам державу крепкую и незыблиму». Аввакум не обличал принцип самодержавного правления как таковой. Более того, он исходил из идеи божественного происхождения царской власти, а самого царя рассматривал как истинного Помазанника Божиего.

Таким образом, в отношении к царю у Аввакума проявляется неопределенность, невыдержанность: Аввакум питает надежду на его исправление и обращается к нему с просьбой покаяться, отказаться от общения с еретиками-никонианами, но в то же время грозит ему такими же казнями, какие раньше постигали нечестивых царей.

Отношение Аввакума к новым веяниям в культуре

Аввакум идеология церковный протопоп

Иконное писание

В живописи с середины XVII в. намечается стремление к реализму. Это новое направление связано с именем мастера Оружейной палаты, крупнейшего художника того времени Симона Федоровича Ушакова. Аввакум в своих эстетических понятиях отставал на целый век и целиком следовал за постановлением Стоглавого собора 1551 г., предлагавшим писать живописцем иконы с древних образов, как греческие живописцы писали и как писал Андрей Рублев и прочие живописцы.

Этот спор о живописи имеет значение для Аввакума и в моральном плане: истинный христианин должен отличаться «бледностью» и «сухостью плоти», изображение же «толстоты телесной» на иконах свидетельствует о еретичестве их авторов и оскорбляет чувства истинно верующих. Он считает, что древние иконы изображают святых более точно, чем новые. Для Аввакума в иконописи существовал лишь один идеал, который он описывает со свойственной ему конкретностью. Его святые «лице, и руце, и нозе, и вся чювства тончава и измождала от поста, и труда, и всякия им находящия скорби». В иконах, в которые проникли реалистические новшества, и прежде всего более объемная светотеневая моделировка, Аввакума возмущает все. «Пишут Спасов образ, Еммануила, лице одутловато, уста червонная, власы кудрявые, руки и мышцы толстые, персты надутые, тако же и у ног бедры толстыя, и весь яко немчин брюхат и толст учинен, лишо сабли той при бедре не писано». Не нравится ему и как пишут святых: «власы расчесаны, и ризы изменны, и сложение перстов Малакса вместо Христова знамения».

Аввакум борется за возврат к старым иконописным традициям, что в условиях XVII века было уже невозможно. Его полемика особенно интересна тем, что она ясно показывает, чем не хотели жертвовать староверы, начисто отрицавшие современные им иконы нового стиля. И со своих позиций они были правы. Правы они были и в плане эстетической оценки произошедшего в иконописи XVII века сдвига, хотя чисто эстетические проблемы их мало волновали.

Светские науки

Аввакум враждебно относится к «внешней мудрости» - светским наукам. Он отрицает всю науку вообще, в том числе и философию, отвергая античных философов, так как они, по его мнению, «вси мудри быша и во ад угодиша». Аввакум видит в философах язычников, а в более современных западноевропейских ученых авторитетах - еретиков. Он считает, что просвещение «внешней мудростью» мешает познать истинную веру; а истинная вера так же проста, как она излагается в Писании, и должна быть присуща христианину от природы в его душевной простоте, а не благодаря образованности, идущей от католического Запада.

Основное противоречие лежало в разных системах мышления старообрядцев и «латинствующих». Если последние старались привить на русской почве рационалистическое мышление с его опорой на знание, то первые защищали традиционный для древнерусского сознания принцип религиозно-мистического постижения Божиих тайн. Кроме того, враждебное отношение Аввакума опирается на произведения отцов церкви, опасавшихся вторжения античной образованности в сферу религиозной и богословской мысли. Таким образом, Аввакум отрицательно относился к западному влиянию, которое проникло не только в саму веру, но и в культуру. Протопоп и здесь придерживается старых принципов, отрицая заимствования с запада.