Роберт Оуэн. Кому пролетариат ставит памятники

Роберт Оуэн. КОМУ ПРОЛЕТАРИАТ СТАВИТ ПАМЯТНИКИ

 

 

 

Роберт Оуэн родился 14 мая 1771 года а Англии, в уездной городке Ньютауне, где его отец имел лавочку я содержал почтовую станцию. Мать его происходила ив почетной семьи арендаторов, по имени Вилльямс. Хотя старик Оуэн н не имел состояния (он утверждал, что, благодаря бессовестности своего а штата, он по-терял имение, принадлежавшее ему по праву и ежегодно дававшее 500 фунтов стерлингов дохода, т.-е. почти- 5.000 руб. на русские деньги), тем не менее он жил сносно и принимал горячее участие в городском самоуправлении. Роберт, младший из семи братьев и сестер, в детстве был очень слабого здоровья, страдая, главным образом, от неправильного пищеварения, что рано вы нудило его вести правильный и чрезвычайно умеренный образ жизни. Благодаря этому из болезненного мальчика вырос человек, который легко переносил высшее физическое и умственное напряжение и, несмотря на неустанную работу и различные тяжелые испытания, прожил мною дольше предельного человеческого возраста, сохранив до последнего дня весь юношеский пыл.

На пятом году от роду маленького Роберта послали в школу. Он учился так прилежпо, что уже в 7 лет им пользовались для обучения младших учеников (этот обычай и поныне сохранился в Англин), В свободные часы он с жадностью читал все книги, которые только

попадалась ему в рука, особенно романы в исторические сочинения. Родители его, хотя и принадлежали к гос-подствующей церкви, вели тем не менее дружбу с членами других сект н были свободна ог фанатизма; она не препятствовали любознательности мальчика, так что он мог развиваться довольно свободно н самобытно. То обстоятельство, что христиане, магометане и евреи и "христиане различных исповеданий часто враждуют между собой, очень рано заронило в душу мальчика мысль, что в основе всех имеющихся религий, вероятно, лежит ложный принцип. Как уже сказано, он был слабым ре- беякоы; а так как он был к тому же послушным и покорным, то ему почти совершенно не пришлось испытать телесных наказаний ни в родительском доме, ни в школе. Редкие исключения производили на него тем более глубокое впечатление и возмущали его до глубины души. Однажды он не понял приказания матери и по тому неверно выполнил его. Отец достал плеть, которой остальные дети уже неоднократно наказывались, а Роберт никогда, и высек мальчика, клявшегося в своей иевинности. „Ты сознаешься, что был непослушен?'1 „Нет". В ответ на это он получил новую порцию, еще более сильную, чем первая. „А теперь ты сознаешься, что ты был непослушным в заслужил наказание?" „Нет, даже еоли-б ты меня засек до смерти!"—был ответ вшого упрямца, и глазом не моргнувшего. Отец призвал себя побежденным, дело было выяснено, и Роберт никогда более не подвергался телесвому наказанию. Он никогда не забывал этого случав и впоследствии сделал из него свои выводы.

В 9 лет он уже заал все, чему можно было научиться в Ныотоунской школе, и попал затем в учение к одному лавочнику, но жить остался в родительском доме. Недолго, однако, это ему улыбалось; он хотел повидать свет и, когда ену минуло 10 лет, его послали в Лондон к старшему брату, который в скором времени достал

ему место в Огамфорде у одного купца, некого Мак Гуффога.

Его новый хозяин добялся благосостояния тяжелым трудом, был во всех отношениях порядочным человеком и обладал сильным характером, а потому молодой Оуен не только встретил у него человеческое отношение, но и получил основательную деловую подготовку. Он оставался здесь 4 года и отлично использовал время. Всякую минуту, которую он мог сберечь от службы, он употреблял на чтение и занятия. Хотя оп занимался, главным образом, так называемыми точными науками; математикой, естественными науками и историей, тем не менее он много размышлял о вопросах религиозного характера и укреплялся в своих сомнениях. Тем более знамена-тельным и предвещающим будущего государственного и социального реформатора является тот факт, что уже тогда он старался лишить воскресный отдых его религиозного характера и толковал его, как благодетельную меру защиты трудящегося челотечества. Работа по воскресеньям и тому подобное „осквернение субботнего дня", чему он ■ был еженедельным свидетелем, его так возмущали, что он написал стоявшему тогда во главе правительства Питту.длинное письмо, в котором требовал строгого соблюдевия закона о праздничном отдыхе. Разумеется, письмо было брошено в корзину для бумаги. Странным совпадением, однако, является то, что, как н Прудона, первым общественным актом Оуэна было выступление в защиту воскресного отдыха. Мы впоследствии встретимся еще с другим предложением реформы, в котором английский социалист на много лет опередил французского.

Упомянем из того времени характерный для Оуэна анекдот; между покупателями мистера Мак-Гуффога была дама „более богатая деньгами, нежели умом". Она пришла однажды в лавку и истребовала самого тонкого ирландского полотна. Ей показали требуемое, заявив

что цена его—8 шиллингов за ярд. „Я желаю лучшего качества; это полотно недостаточно хорошо для пеня". Ее уверяли, что более тонкого и дорогого, чей в 8 шиллингов, не существует. Напрасно: барыня не давала себя разубедить; во так как Мак-Гуффог не хотел терять богатой покупательницы, то он велел принести кусок полотна, которое будто бы отличалось наибольшей тонкостью, но зато будто и стоило 10 шиллингов ярд. Тогда дана осталась довольна и купила полотно. Недо-вольный, однако, остался приказчик, в голове которого уже гнездились далеко не коммерческие мысли. Проучить глупую женщину—это было хорошо и справедливо; но совершить обман—этого не должно было быть! И он ноставил в счет лишь по 8 шил. эа ярд; что же оказалось в результате? Барыня подумала, что произошла ошибка, и послала причитавшуюся, по ее мнению, верную сумму, сосчитав по 10 шил. ва ярд. Когда же ей об'яснпди в чем дело, она пришла в сильнейший гнев: над ней, мол, надсмеялись, ее бессовестно обманули. Напрасно старались ей раз'яснить, что мнимый обман заключался именно в том, что ее не обманули: господин Мак-Гуффог бесповоротно потерял свою лучшую покупательницу. Оуэна этот случай еще более укрепсл в далеко не коммерческих воззрениях. Он понял, что лишь насквозь исковерканные н ненормальные условия делают не только возможными, но даже вызывают подобные явления. Перед его разумом, стремившимся про- нвквуть вглубь вещей, все более и более выяснилась пропасть, существующая между теоретически признанными правилами морали и правилами жизненного опыта, проводимыми на практике; он начал задавать себе вопрос: вечна ли эта пропасть, существует ли она в силу неизменного эакона природы или она—лишь следствие изменчивых общественных условий, которые можно преобразовать. Человек, дошедший до того, чтобы зада- производства. Мелкое производство было осуждено на гибель: у реиесла, заключенного в мелко-буржуазные рамки, была вырвана почва вз-под ног п общество было брошено в океан расбушевавшейоа свободной конкуренции, в войну всех пэотив всех, где вместо дубин и алебард с сокрушательной силой потрясали стержнями, и где выходивший на бой безоружным иля недостаточно вооруженным находил неминуемую смерть, подобно тому, как четыре века тому назад находили ее крестья-не, выходившие иагими против закованных в латы рыцарей..

И поныне еще свирепствует вта война, но все же теперь в культурных странах введены некоторые постановления, ограничивающие варварство. В то время вовсе не существовало фабричных законов, никакого закона в ващиту женщин и дегей. Рабочая масса была всецело отдана во власть капитала.

. Оуэн с содроганием смотрел на эта ужасы, но в то. же время он сознавал, что круиная промышленность сильно повышала производство. Польза была очевидна, точно так же, как и вред. Но был ли помещай неизбежен? Нельзя ли было обозначить за обществом пользу, не оставляя в ирадачу вреда? Он с рвением принялся за изучение бумагопрядильного производства, этой важнейшей отрасли промышленности, и скоро проник во все его тайны; ему хотелось самому сделаться хлопчатобумажным фабрикантом. В 1789 г. он познакомился с механиком, по имени Джойс, который предложил ему сообща основать фабрику для изготовления новых прядильных машин; он на это согласился, отказался от своего места и сделался „машинным фабрикантом" с капиталом в 100 фунтов стерлингов, которые он занял у своего брата в Лондоне. Джонс ие оказался дельным человеком; кроме того, он не хотел слушаться пнкаких советов, в поэтому Оуэн через несколько месяцев счел за лучшее продать свпо' часуь в деле одному капиталисту, а сам Еернулся к своему первоначальному плану. На вырученвые деньги он нанял фабричное здание, большую часть которого он сдал жильцам, и поставил пару прядильных машин. Ему отлично пригодился тогда опыт, приобретенный им на кратковременном поприще машинного строителя, п в скором времени он приобрел хороших заказчиков. Но недостаток в ка-питале мешал ему на каждом шагу, так что, когда он узнал в один прекрасный день, что богатый бумагопрядильный фабрикант Дринквнватер, от которого внезапно ушел управляющий, ищет нового, он моментально решился и предложил своп услуги г-ну Дринкинватеру. Сказано, сделано. Господин' Дринкинватер вкачало намерил несколько удивленным н презрительным взглядом юношу, еле достигшего 20 лет, который осмеливался стать во главе одной из самых крупных фабрик Англии.

— Вы слишком молоды.

— Года 4 или 5 тоиу назад я был бы таковым.

— Сколько раз в неделю вы напиваетесь?

— Я еще никогда в жизни не был пьян.

— Какое жалованье вы требуете?

— Триста фунтов стерлингов.

Короткие решительные ответы внушили уважение г. Дринкинватеру; он навел водрсбные справки в в результате привял Оуэна на службу. Это было в 1791 г. Французская революция, волновавшая в то время мир, повшшмому, не произвела ва Оуэпа большого впечатления; политические вопросы всегда представляли для него лишь второстепенный интерес.

Господин Дринкинватер не распаивался в своем выборе. Молодой управляющий вскоре ввел порядок в запущенном учреждении и до такой степени усовершенствовал машинную систему, что в короткое время фабрика стала вырабатывать самую тонкую пряжу. При этом рабочим хорошо платила и с ними гуманно обра- 

щались. По истечении года Дрвнкинватер, желавший какой бы то ни бшо ценой сохранить у себя такого дельного работника, увеличил жалованье с 300 ф. ст. до 4.00 п обязался Оуэну по контракту на третьей году платить 500 ф,, а по истечении последнего сделать своего управляющего участником в деле. Но еще до истечения срока контракта Оуэн вследствие одного недоразумения разошелся с Дринквнватером н основал в Манчестере собственную бунагопрядидьню, но исключительно для таких сортов пряжн, которые не изготовлялись на фабрике Дринкинватера, так как он не хотел ему вредить. Предприятие удалось, и Оуэн стал крепко на ноги; остальные фабриканты восхищались нм, кап дельцом, и осмеивали, как чудака: он не находил удовольствия в развлечениях, на которые его коллеги убивали время и деньги, а вел ямзнь настоящего отшель- внка и расставался со своими кьнгама лишь для того, чтобы отправиться в „Литературное и философское Общество", где он встречался с выдающимися поэтами и учеными. Когда же Оуэн случайно попадал в общество своих товарищей по делу, то, если его, вообще, удавалось заставить говорить, что было не легко, так. как он был очень несловоохотлив, он выкладывал на свет Божий такие ужасные идеи, что господам фабрикантам становилось страшно и больно, идеи, которым скоро суждено было превратиться в плоть и кровь. Мы дошли теперь до поворотного пункта в жизни Оуэна. Он выступает из частной жвзнп, чтобы перейти в истерию.

В конце XVIII столетия он попал во время деловой поездки в Нью Ланарк, в Шотландии. Там он познакомился с господином Дэль. одним из владельцев мест- пых фабрик; знакомство с отцом повело к знакомству с дочерью, а знакомство с последней—к любви; Оуэн стад другом и зятем Дэля н совладельцем Ныо Ланарка. В 1800 году он взял на себя управление всеми учреждениями, известными иод именем „Нью-Ланарк мильсе"

Фабрика в Нью-Ланарке была основана в 1784 году гг. Дэль и Ричардом Аркрейтом (принимавшим участие в изобретении прядильной машины), когда бумажная пряжа впервые была введена в Шотландии. Преимущество применения водяной силы из Клейдского водопада решило выбор этой местности, неснотря на то, что она ничего собой не представляла в других отношениях. Земля кругом была необработаиа; редкое, грубое, почти дикое население; а дороги были так дурны, что даже рьяные любители красот природы не сраву решались посещать Клейдские водопады. Нужно было найти рабочие руки для фабрики, а это было нелегкой задачей, так как долгая однообразная работа в закрытых помещениях была не по вкусу местному населению. Родители, не успевшие привыкнуть к современным человеческим жертвоприношениям, упорно отказывались отпускать детей, на которых особенно расчитывала новая промышленность. Пришлось обратиться в рабочие дома для бедных, заправилы которых стояли выше нодебных предрассудков; таким образом, было ностепевпо набрано 5оО детей, которых поили, кормили н воспитывали в специально для этого построенном доме. Чтобы привлечь взрослых рабочих, вокруг фабрики выстроили поселок в сдали дома за недорогую плату; но работа так была непопулярна, что лишь вемногие согласелнсь там поселиться, ва исключением окончательно опустившихся безработных суб’ектов, лишенных каких бы то ви (шло средств к существе ванию. Даше таких не явилось в достаточном кол счес тве, а те, которые изучили работу и могли быть полезными, оказывались в большинстве случаев беспорядочными и непокорными.

Что касается детей, то, но тогдашним повятиям. овв были поставлены в благоприятные условия; комнаты были просторны, чисты и с хорошей вентиляцией: ниша достаточная и вдеровая; одежда нраевгая в удобная. Не было недостатка во врачебной помощи, в дельных учителях н заботливых надзирателях. Но зато существовали и серьезные недочеты. Комитеты о бедны! требовали, чтобы детей прививали уже с 6 тилетнего возраста. если их, вообще, доиускали к работе. Нашли необходимый, чтобы эти маленькие существа работали вместе с вврО'Лыми с 0 чесов утр» до 7 часов вечера, и уже после того, как они были таким образом взмучены, начинались занятия Вскоре появились неизбежные последствия: бедные дети возненавидели свое рабство; многие убегали; оставшиеся были частью искалечены и сделались карликами; и пак только истекал срок учению, 18 или 15 лет они отправлялись, большею частью, в Глазго или Эдинбург, совершенно не вная света, не имея некого, кто бы о них заботвлся, как бы специально подготовленные к тому, чтобы погибнуть в пороке н нищете городской жизни. Оуэн снимает в этом отношении всякую вину с Дэля и взваливает всю ответственность на комитеты, которые должны были отдавать детей в учевве лвшь во окончании их первоначального воспитания. Но он правильно говорит: если подобных ужасов нельзя было избежать у самого лучшего работодателя, то можно себе представить, как обстояло дело у более плохих хозяев. Положевве поселявшихся в деревне семейств было в высшей степени печальное: пьянство, леность и нищета одинаково царили вад ними. Брат одного из управляющих устраивал периодические попойки и часто по целым дням, неделям, не работал. Воровство было сильно в ходу. Отвращение Оуэна к этим условиям вна- чшельно еще увеличивалось религиозной темнотой, которая окутывала всю эту грязь. Он рассказывает в своей автобиографии, что религиозные обряды соблюдались самым точным образом и чго люди, принадлежавшие к различным сектам, были убеждены, что только их вероучение единственно правильно; всякого же, мыслящего иначе, презирали и ненавидели под влиянием релягвгз- вой нетерпимости. Другое зло заключалось в том, что обыватели фабричного поселка, вследствие далекого расстояния от базарных мест, вынуждены были шатигь за все жизненные припасы несорэзиерно высокую цент что, само собой, вызывало недовольство. Как только Оуэн вник в н >ло- женае, он решался на основательную реформу, дабы вырзать зло с корнем. Трудность задачи усилила лишь его рвение, и он взялся за нее так же, как врач предпринимает лечение особенно опасной и сложной болезни, которая возбуждает его научный интерес. Он заявил своим друзьям, что намеревается положить начало со-вершенно новой системе, основывающейся на справедливости н добре; что он обратит, главным образом, внимание на воспитание детей и начнет с отмены всех наказаний. Над ним посмеялась, но насмешка вскоре была носранлевы.

Он приступил в делу, хотя остальные компаньоны смотрели на эго предприятие, главным обрав >и, с деловой т.чки зрения и, прежде всего, набегались о хорошем доходе. Положение Оуэна по отношению к ком даиьонам было еще тем затруднительнее, что из всех них он обладал наименьшим состоянием.

Рабочиетоже относили;ь с недоверием; привыкши, чтобы их экенлуа'ирозаш, она во всяком нововведении чуяли попытку еще более эксплуатировать их рабэчуто силу.

Неудивительно, что в первые дна года было мало сделано. „Не было средства11,—иишет Оуэн,—„которое бы не было пущено в ход против меня; крепость пр-д- рассудаов и злоупотреблений, которую я твердо решал завоевать, защищали систематически я тнорао11.

Оуэн был слишком умен, чтобы действовать силой. Он понимал, что было очень много наиболее необходимых преобразований, которых нельзя было выполнить но иаиованию руки, тем более, что у него не было никакой поддержка. Служащие на фабрике видели в нем непрактичного фантазера, который мог погубить дело

свояка опыта*!, и предпочитали оставлять свои квота, чек соглашаться на такие „странности". Оя не только должен был найти твердую почву, чтобы возвести сзое здание, ной сперва подготовить и обработать необходимый строительный катериал. Прежде всего, нужно было привлечь людей, которые бы его поддержали, работали бы вместе с ним. Это было не легко, но ори необыкновенном умении Оуена открывать способности каждого я каждому указывать подходящее место, ему удалось приобрести необходимые силы. И тогда с неутомимым усердием н упорным постоянством он приступил к своему делу:

Исправлению взрослых.

Воспитанию детей.

Прекде всего было необходимо установить известный порядок на самой фабрике и положить конец системе хищения, которая грозила привес си предприятие к банкротству.

Для такого мыслителя, как Оуен, с самого начала не могло быть и речи о мерах насилия. Какая была бы польза от того, еедиб он отправил несколько дюжин „рабочих рук" в исправительный дом, а некоторых из них на виселицу? Наказанные устранялись бы этим временно или навсегда из мира живых, но вто не помогло бы ни нм, ни тем, которые остались без наказания; это не помогло бы ни фабрике в частности, ни обществу вообще. В лпчную виновность, в обыкновенном значении слова, Оуэн, вообще, не мог верить, благодаря своим благоразумным взглядам. Если эти люди предавались пьянству, вели- распутную жизнь, обкрадывали друг друга и фабрику, то в этом больше всего были виновны те условна, которые сделали их такими, какими онм были: прежде всего—неудовлетворительное, ложное воспитание, затем их положение, недостойное человека, при котором их человеческие права не уважались и, следовательно, не могли у них вызвать ува-

ження я правам ближнего. Посему Оузя отказался от какого бы то ни было наказания; он старался побороть недоверие этях людей добротой н разумными доводами, влиять на них наставлениями, а главное, уяояать нм, что в их интересах—соблюдение трезвости, трудолюбия и частности. Чтобы положить конец воровству на фабрике, он сделал разумные распоряжения, которые облегчали раскрытие преступлений и возлагали полицейские обязанности на самих рабочих. Всякий, кто высказывал старание, получал более выгодную и приятную работу. Одним словом, Оуэн старался установить „гармонию интересов", но не в том смысле, чтобы рабочие подчиняла свои интересы интересам хозяев и терпеливо давили себя эксплуатировать им.—нет, та „гармония интересов", к которой стремился Оуэн, было общество, основанное на равноправии и справедливости. Вообще, он хотел основать не образцовую фабрику,а образновое общество в небольших размерах. Фабрика не служила для него целью, а лишь средством для испытания в осуществления его преобразовательных планов, которые, чем дальше, тем принимала все более определенный и грандиозный характер. Учреждения в Нью-Ланарке были для Оуэна полем для его опытов; оа хотел доказать существующему обществу правильность и выполнимость его идей социальных реформ; он хотел опровергнуть смешной довод нелогичных и трусливых людей: то, что хорошо в теории,—негодится на практике. Немного времени спустя в Нью-Ланарке начало замечаться улучшение положения во все1 отношениях, обезоружившее насмешников и неверующих. Кража прекратилась, при чем ни один рабочий не подвергся судебному или ка кону либо иному взысканию. Да и поведение рабочих, как на. фабрике, так а вне ее, совершенно изменилось. Пьянство встречалось все реже, несмотря на то, что Оуэн не прибегал в тем глупым запретам, в которых современные проповедники трезвости видят спасение

Оп отнюдь не осуждал употребления спиртных нанят- нов и пе думал даже закрывать находившееся в поселке трактиры, как это ему советовали. И здесь он систената"вэки вырывал зло с корнем. Почему рабочие предавались этому „пороку"? Во первых, потому, что у них не было достаточного литания и они, поэтому, вынуждены были прибегать к искусственным возбуждающим средствам; во-вторых, потому, что у них не было ни сносного домашнего очага, ни удовлетворительной семейной жизни, и они чувствовали себя лучше в кабаке, нежели дома; и в-третьих, наконец, потому, что в умствеаном отношении она так отстали, что у них совершенно отсутствовало всякое понимание высших интересов: большинство из них даже читать не умело. Эти три источника зла следовало- уничтожить, чтобы достичь прочного успеха. Оуэн действовал планомерно. Он уничтожил отвратительную систему уплаты товарами, которая, как н повсюду в Великобритании, была сильно в ходу в Нью-Лаварке, и рабочие не была больше вынуждены получать б'лыпую часть своего жалованья в виде плохих и дорогих товаров. Зато Оуэн основал потребительное общество, первое и. вероятно, наилушее из когда либо существовавших. Ои закупил товары и в особенности с’естные припасы высшего качества в большом количестве и отпускал их без барыша рабочим, жеаавшим быть участниками этого дела, по закупной цене, лишь за вычетон расходов иа ведение дела. В результате, все рабочие сделалась членами потребительного общества, и население Нью Ланарка было поставлено но питанию и одежде лучше всех в Англии. Для холостых была устроена столовая, в которой им отпускалась но своей це ке здоровая плщ1, стоившая в дру- ком месте вдвое и вгроэ дороже. Так как имевшиеся квартеры це отвечали треб1ванаям „цивилизованного образа жизни", Оузн велел выстроить но своим указа- пням коттеджи (маленькие жилые дома), снабженные про сторными комнатами, удобно расположенными кухнями и т. д.; кроме того, имелись садики для воэделыванвя овощей, плодов и цветов, а для детей били устроены места для общих игр. Новые дона с принадлежавшими к ним садиками и местами для игр сдавались ва очень низкую плату, покрывавшую только проценты на затраченный капитал и расходы по содержанию, и, само собою, -предпочитались рабочими прежним „собачьим конурам".

Более трудным или, вернее сказать, более кропотли вым предприятием являлось повышение умственного уровня рабочих; тут нужно было начать сразу с двух концов: одного воспитания молодежи было недостаточно, да и подрастающее поколение не должно было оставаться в его умственном 8апустении. Для молодежи была устроена большая школа, в скором времени ставшая под личным руководством Оуэна образцовой. Были привлечены дельные учителя и учительницы, ноторые, при безусловном исключении телесных наказаний, даже самых легких, обучали детей чтению и письму, мате-матике, истории и т. д., и обрашали внимание, прежде всего, на свободнее развитие умственных способностей и выработку самостоятельного мышления, и на развитие личных свойств и характера. Механическое загромождение памяти было воспрещено, а из уроков закона Божия изгнано все, что шло наперекор разуму и нравственности, и что могло оказать какое либо содействие сектантским предрассудкам. Как бы то вв (Вяло, факт тот, что школа Оуэна, быть может, самое превосходное, что было до сих пор сделано на педагогическом иоирище. а представляется нам, даже ныне, недосягаемым идеалом.

Для взрослых были устроены образовательные школы- читальни и библиотеки и, несмотря на отсутствие какого- либо принуждения извне, участие рабочих было всеобщее, так что в сравнительно короткое время в Ныо-Ланарке не было ни одного взрослого, ва исключением вновь

переселившихся или стариков, которые бы не умел читать и писать, и не обладал бы известным образованием.

Одинаково гунанно и практично была организована работа на фабрике. Штрафы были отменены. Платили хорошо, и Оуан растолковал людям, что чем лучше будет их работа, тек выше будет плата и тем больше можно будет заботиться о благе рабочих. Он от них не скрывал, что и собственникам фабрики это будет выгоднее, но, указывая ва то, что он сделал и продолжал делать для улучшения положения рабочих, он мог заявить с чистою совестью, что сама фабрика составляла для него лишь средство к цели, а целью его было разрешение вадачв: посредством труда, бывшего до того времени проклятием рабочего, обезпечить рабочему существование, соответствующее человеческому достовветву и помочь работающей массе доствгауть нормального физического и умственного развития. Единственным принуждением было принуждение общественного мнения. Все рабочие вместе образовали, так сказать, суд при-сяжных, который решал вопрос о том, исполнили ли отдельные лица свои обязанности влн нет? Чтобы дать атому суду необходимые основы для приговора, Оуэн напал па оригинальное средство; он велел изготовить для каждого рабочего четыре разноцветные дощечки белую, зелевую, синюю и черную. Первая означала хорошо, вторая— довольно хорошо, третья—посред-ственно, а четвертая—неудовлетворительно. Смотря по успехам рабочего 8а неделю, вывешивалась в следующий понедельник одва из втвх дощечек около него, так что каждый мог судить о другом. Это вмело, вроме того, еще то преимущество, что рабочие, вевсводнявшве своих обязанностей, избавлялись от устного выговора надзирателя, ибо, хотя Оуэн и выбирал надзирателей с чрезвычайною осторожностью, тем не менее он слишком горошо внал человеческий характер, чтобы не знать что право делать выговоры взрослым заключает в себе нечто унизительное и вызывает злоупотребления. Он хотел действовать, как наставник, он хотел воспитать рабочих, и в этом-то и состоит его бессмертная заслуга. В наше время рабочим, конечно, едва ли бы понравился такой воспитательный прием, но другие времена,—другие нравы, и, в конце концов, по зрелом размышлении, окажется еще, что „немой напоминатель“ более сносен, чем говорящий, ругающийся, а иногда даже и дерущийся, каких не мало в наших современных мастерских в фабриках.

Вот, в кратких словах основные черты социальной системы Роберта Оуэна, которую он с 1812 г., начала своей публичной агвтапни, излагал в целом ряде брошюр для народа н в многочисленных докладных записках государственным деятелям и министерствам Европы.

Человек—продукт окружающей среды; нищета и пре-ступления — последствия ненормальных общественных отношений, несоответствующих человеческой природе. О введением нормальных общественных отношений, соответствующих человеческой природе, исчезают нищета и преступления. Итак, следует содействовать введению таких отношений в ввтересах всех людей, потому что все, без исключения, страдают от ненормальных отношений. Каждый человек имеет одинаковое право на благосостояние, поскольку это позволяют успехи павв- лвзацин и производства, в право на ваввысшее развитие своих физических и умственных способностей. Поэтому, для общества необходимо, чтобы все дети получили по возможности лучшее воспитание, чтобы существующее ныне классовое разделение и господство одних классов над другими устувили место такой организации, которая допускала бы одвваково каждого члена общества к общественной работе и давала бы ему возможность вести человеческий образ жизни. Для этой цели земля юлжна быть общественным достоянием, а место наемной

платы и каиггялнстсческсй эксплуатации должна нанять производство на товарищеских вачалах. Общество распадается на известное количество „домашних колоний", в 500—2500 человек, которые занимаются земледелием и промышленностью на общинных началах, с прекращением столь губительного противоречия между городом я деревней; оня имеют свое самоуправление, образуют центральное правление из делегатов, на обязанности которого лежит урегулирование производства и потребле- квя союзных колоний, и ведение сношений с заграницей, организующейся на тех же началах. Таковы общие очертания. Мы здесь не можем вдаваться в подробности. Отмстим только, что Оуэн критиковал существующее положение нетей с резкостью, до которой никто никогда не доходил и что, основываясь на опыте, приобретенном ям в Ныо-Ланэрке, он в своих предложениях реформ никогда не повидал почты конкретных условий. Все, что он предлагал, выполнимо и будет, без сомнения, когда-нибудь выполнено в главных чертах; он ошибается лишь в том, как этого добиться. В странном противо-речии с своим собственным учением о том, что человек является продуктом обстоятельств, Оуэн держался детской веры в то, что князья и властители сего „безнравственного мира" станут во главе движения и будут способствовать мирной победе общественной реформы.

Князья и высокопоставленные липа, понятно, не скупились вред Ланаркским реформатором на прекрасные обещания. Русский Император Александр I посетил его самолично и осыпал похвалой; точно так же н король Фридрих-Вильгельм Прусский, который собстьевноручио нависал Оуэну, что Оуэновская система, насколько это позволят „обстоятельства", будет введена в Пруссии. В 1818 г. Оуэн посетил Ахенский конгресс, чтобы до-биться пгддерлши собравшихся там владетельных князей. Его улещали сладкими речами, но ничего не было сде- дано. Он проектировал международный конгресс для обсуждения и разрешения социальных вопросов.

Однако, Оуэн не полагался исключительно на князей и тому поиобиых славок общества. Оп старался прежде всего воодушевить работах идеей их освобождения и основал производительные товарищества, — первые в Англии и во всем мире.

В 1812 г. он читал в Глазго доклад о необходимости уменьшения рабочего дня, а в 1815 г. набросал первый закон о десятичасовом рабочем дне, который в 1819 г., хотя и изуродованный в виде 12-часового закона, был принят парламентом и составляет первую основу английского фабричного ваконодательства.

Наконец, Оуэн-решился в 1817 г. порвать открыто с религией. На одном митинге в Лондоне (21 августа 1817 г) он об’явил, что религия—корень всякого зла и невежества, и что нет для человечества спасения до тех пор. пока оно не освободится от у! религия. Сановники церкви, которые до того врзмени снисходи-тельно похлопывали Оуэна по плечу, с той минуты выступили с сильнейшею враждебностью против него, тем более, что он высказался и против брака в его теперешнем виде. Оуэн делал различные попытки, чтобы осуществить свой „новый нравственный мир". Самая ишестная из них — эго колония „Новая гармония" в Соединенных Штатах Северной Америки. Оуэн купил там в 1825 г. 30.000 акров (свыше 10.000 десятив") расположенных в Индиане и Идлиннойсе, и частью обработанный участок земли, на котором должен был быть устроен образцовый мир в миниатюре а дано наглядное доказательство правильности учения Оуэна.

Предприятие ц стерпело неудачу; крушение было неизбежно, вследствие характера сам сто предприятии. Перепости в само нынешнее общество точку опоры, с помощью которой эго обществз должно быть сдвинуто с места, это значит с самого начала поставить себе задачу, ко- торая ха* же невыполнима по своему существу, вав невозможно взобраться на луну при помощи собственной носы. Оуэн сам до конца скрывал от себя общую неудачу, допуская лишь неудачу в отдельных пунктах и приписывая ее всевозможным случайностям. Но, не будь этих случайностей, были бы, конечно, другие.

Мы читаем следующее в кратком жизнеописании, приложенном Оуэпом к призыву принять на себя общественную реформу, с которой он обратился в 1841 г. к различным политическим и религиозным партиям, к производителям и непровзводителян Великобритании и Ирландии. Он, Оуэн, в течение тридцати лет оставался во главе Нью-Ланаркского учреждения и все это время непрерывно и у '.пешно производил едва ли не важнейший опыт основания человеческого счастья, который когда-лябо предпринимался. С Ныо-Лаааркон он расстался лишь после четвертой своей поездки в Соединенные Штаты Северной Америки. Он отказался от этого завидного положения для того, чтобы иметь полную свободу для агитации и посвятить все свон силы решительному преобразованию общества. В Нью Ланарке он убеднлся в правильности своих взглядов, хотя предпринял их практическое применение при неблагоприятных обстоятельствах.

Со времени прекращения своих отношений с Нью- Ланарком, Оуэн избрал своим иостоянным местожительством Линдон. В этом центре общества он мог веетв более действительную борьбу с разпыми заблуждениями. 8 промежуток между осенью 1824 г. и летом 1829 г. автор побывал в Соединенных Штатах, Вест-Индии и Мексике. Тремя годами раньше он во время путешествия посетил правительства Франции, Австрии, Нруссии, Баварии и Саксонии, и лишь недостаток времени помещал ему продлить поездку до Нетербурга, Гаага и Бельгии Все эти путешествия ов совершил для того, чтобы способствовать великой цели своей жизни — устроить постоянное благополучие человеческого рода...

В 1832 г. Оуэн основал меновой банк, который вместе с потребительным обществом и производительными то-вариществами постепенно должен был освободить рабочих. План потерпел крушеиие, столкнувшись с тем жестоким фактом, что кредит тех, которые ничего не имеют, не имеет никакой цены. В 1857 г., в возрасте 86 лет, но еще бодрый н неутомимый, Оуэн созвал в Лондоне „Конгресс передовых людей мира“. 12 Мая „Конгресс", действительно, был открыт, но „передовые люди мира" блистали своим отсутствием. Тем не менее, Оуэн усердно посещал в течение 14 дней, до 25 мая, назначенные заседания и читал и об’яснял публике,

• состоявшей большею частью только из любопытных, ваготовленные „адресы", обхватывающие всю область социальных реформ. Не будем останавливаться на „адресах" и принятых решениях: они имеют для нас интерес лишь постольку, поскольку они показывают, с кякям упорством Оуэн держался своих идей, и сколько в нем сохранилось умственной свежести и непоколебимой веры в дело, ва которое он боролся, несмотря на престарелый возраст и многочисленные разочарования. Эта удивительная сила, которую он черпал в своих идеях и которая так же мало старилась, как и эти самые идеи, составляет редкую особенность характера Оуэна.

Месяц спустя после этого конгресса, в Лондоне заседала конференция о воспитании, специально для обсуждения, как воспрепятствовать тому, что „детей беднейших классов берут из школы" в таком раннем воэрасте. Уже порядок дня показывал стремление „конференции" избегвуть самой сути вопроса: не в том зло, что детей бедняков берут из школы в столь раннем возрасте, а в тон, что дети бедняков все равно не получают никакого воспптапия; очень многие, вообще, не попадают в школу, тав как в Англии нет принудительного образования

На конференции лично председательствовал иринц Альберт, супруг королевы, в в ней принимал участие несь цвет английского дворянства и духовенства, буржуа, расположенные к рабочим, йодные писатели, одним еловом, все, что было проникнуто высокой „мудростью", состоящей в том, чтобы при сытом желудке взирать на нищету голодающего народа, а „филантропию" исполь-зовать, пак приятное и действительное средство для пищеварения н возбуждения аппетита. Из этой конфе ренции никто не был исключен: публика, интересовавшаяся народным образованием, специально была приглашена. Оуэн также последовал приглашению. Если был в Англии, если был во всем мире человек, который доказал свой интерес в вопросам воспитания, то это был Роберт Оуэн, и если был в Англии в во всем мире человек, который прежде всего и всякого другого был призван говорить по этому вопросу и требовать внимания к своим словам, то это был Роберт Оуэн. Роберт Оуэн, в котором олицетворялись все стремления XIX столетия к реформе воспитания, законодатель и реформатор Нью - Ланарка, основатель детских садов, отец современной школы, Роберт Оуэн, 86 • летний старец, священный по-своему прошлому, по белоснежным воло сам, входит з собрание сановннков-филангропов, денежных тузов и придворных шутов, которые явились туда, чтобы в сиянии княжеского солнца выполнить задачу своей жизни, т. - е. отдохнуть от напряжения своего последнего пиршества и приготовиться к новому. Эго было в последний день конференции. Принц-супруг еще не прибыл. Вместо него председательствовал лорд Гранвнль.

На Оуэна, еще до начала заседания письменно заявившего о своем желании говорить о предложенной резолюции, смотрят, как на привидение. На одного сочувственного взгляда. Его старый друг лорд Броугэн, из простых ставший придворным, имеет для него лишь сконфуженную улыбку, выдающее лакейское отсутствиеубеждений. Предоставим самому Оуэпу рассказать о том, что затем произошло.

— „Каково же.было мое изумление, когда секретарь конференции мне сообщил, что я не вправе говорить о предлагаемых резолюциях, если не имею внести поправок. Хорошо, — возразил я, — тогда я внесу поправку; когда же очередь дошла до меня, то, наперекор при нятому в публичных заседаниях обычаю (а последнее заседание конференции было ясно об’явлеио публичным), мне отказывают в слове, если я перед тем, кап говорить, не подам письменной поправки. Я и на это согласился и написал свою поправку. И несмотря на это, мне не дали слова: поправка, мол, слишком неопределенна. Если бы мне позволяли ее обосновать, то я доказал бы, что оза никоим образом не была неопределенной. Я же внес совершенно определенную поправку, сводившуюся к тому, чтобы для детей бедняков приняли систему воспитания, мною введенную и проведенную с таким общепризнанным успехом в Нью-Лаварке. Тогда мне заявили, что это не поправка, а самостоятельная резолюция, а потому и недопустимая. Мне стало ясно, что существовал заранее принятый план пе допускать меня к слову потому, что комитет, устроивший конференцию, сознавал свою слабость и боялся, что она будет мною обнаружена в ирисугстввв публика".

Так гласит доклад Оуэна. Один из присутствующих, мистер Байне, которому напомнили отзыв его отца я пользу воспитательной системы в Нью Ланарке, обнадежил Оуэна тем, что о ближайшей резолюции ему удастся говорить. Эго была лишь недостойная игра, которую вели со стариком. Означенная резолюция предлагается и обосновывается. Оуэн хочет внести свою по- иравку, но председатель, сговорившись заранее, предла-гает голосовать, об’являет резолюцию принятой и закрывает заседание. Эго была последняя резолюция, стоявшая ва очереди. Б восторге от удавшейся выходка гг. заее-

дателя воспитательной конференции поспешили покинуть зал, оставив саиого выдающегося реформатора новейшего времени в деле воспитания перед пустыми скамьями.

Люди, разыгравшие вту позорную сцену, были еаиымв выдающимися представителями современного общества в том государстве, в котором современное общество достигло наивысшего совершенства,—его был цвет бур- вуазии, дворянства, духовенства. Таков этот случай.

В последней раз Оуэн выступил публично в октябре 1858 г. „Ассоциация общественных наук", основанная с целью подделать настоящую общественную науку устроила в Лавернуле свой второй годичный конгресс! 8/-летний старец болел тогда вследствие ненастной осенней погоды; тем не менее, его с непреодолимой силой тянуло на конгресс, действительное эааченве которого не предчувствовала его незлобивая душа. На-прасно друзья его удерживали: он предпринял далекую поездку из Лондона в Лввердуль. Туда он прибыл совершенно разбитым и должен был немедленно лечь в постель; на следующий день, однако, он собрался с силами, во время одевания, продолжавшегося два часа в виду того, что он отказался от посторонней помощи’ он несколько раз падал в обморок, но он во что бы то пн стало хотел быть на собрании. Его снесли туда на носилках; его друг детства Броугэн, бывший с ним почти в одном возрасте, но не оставшийся верным народному делу, или^йвиее сказать, никогда этому делу не бывший верн^^Чстретил его в зале и проводил на эстраду, где восторженные возгласы одобрения удавленного и против воли воодушевленного собрания встретили пророка грядущего лучшего времени, в продолжение более двух человеческих поколений нроиоведывавшего пред глухими ушами власть имущих евангелие о царствие Божием на 8емле“.   4  "

Оуэн заговорил; он начал при гробовой тишине. Ему «отелось заявить пред конгрессом о том, о чем заявлять

было эадачей его жизни, о том, что для искоренения нищеты на земле необходимо в самом корне преобразовать внешние условия жизни человека н посредством целесообразно измененных условий и разумного воспитания, по-человечески, образовать характер людей. Но прежде, чем он кончил, силы изменили ему, н голос пресекся. Броугэн, которому, без сомнений, было очень приятно, что правдивые слова, так плохо подходившие к этому собранию лицемероз, не были доскаэаны до конца, ловко закончил фразу Оуэна комплиментами по адресу „Ассоциацни общественной науки11 и отправил почти безчувственного Оуэна в гостиницу, где ов остановился. Больше часа Оуэн лежал в глубоком обмороке потом пришел в себя и спросил, о чем он говорил на конгрессе; когда же ему передали содержанье его слов, он тихо произнес: „хорошо, это я желал сказать" и снова впал в бессознательное состояние. В продолжение 14 дней он был прикован к постели. Его тянуло на родину, к месту. своего рождения, которого он не видал 50 лет. Он хотел умереть на родной почве. О том, как он там бродил несколько дней, вызывая воспоминания молодости, как он ваходил в жилища старых знакомых и получал в ответ от удивленных домовладельцев: „умер 20, 80, 40 лет тому наэад"; о том, как в разговоре с посетителями, с благоговением смотревши ни на чудесное явление, на привидение, вос- вратнвшееся из давно прошедших жпажш, он с согбенной головой, но с блестящим в^Р1* предсказывал близкую победу нового мира над старым; как будучи уже во власти смерти, он еще совещался с чиновниками родного города о санитарных улучшениях и устранении бедноты в общине,—обо всем этом мы можем лишь вскользь упомянуть. Наступил день, когда он больше уже не мог подняться с своего дока; приглашенный врач не давал никакой надежды. Старший сын Оуэна, единственный нз его детей, бывший тогда в Англииаоспешнл из Лондона в смертному одру отца, который принял его весело и в невозмутимом состоянии духа. Церковной ректор, не желавший отказаться от славы обратить *на путь истины такого „закоренелого неверующего", велел доложить о себе, чтобы прочесть Библию умирающему и дать ему духовное напутствие. „Нет, нет", — вскричал Оуэн повелительным тоном, быстро повернувшись. Другой спященник сумел втереться; он имел дерзость спросить самого деятельного из друзей человечества: „Не раскаиваетесь ли Вы в том, что потратили жизнь на бесплодные усилия и невыполнимые планы?*.—„Нет, сударь, я не даром потратил жизнь. Я возвестил меру важные истины, и если лир их не признал, то лишь потому, что он их не понял. За это я его не порицаю. Я опередил свое время".

Преклоняясь перед такой силой убеждения, священник сознался, что он никопа не встречал более последовательной философии. Он мог бы 'сказать, что хри с.тианская церковь всех исповеданий не может указать ни одного верующего, который имел бы право огля нуться на свою жизнь с такам же удовлетворением, как этот „закоренелый неверующий".,

20-го ноября 1858 г.—это было воскресенье—вынесли гроб Оуэна из гостиницы, где он умер, и внесли его в дом, где он родился; прослой гроб, обшитый черным сукном, с надписью на нем:

Роберт Оуэн из Нью Лааарка, родился,14 мая 1771 г., умер 17 ноября 1858 г.

На следующий день состоялось погребение, простое, без всякой пышности, как Оуэн этого хотел, в присутствии старшего сына и многочисленных друзей и приверженцев. с’ехавшихся из всех частей Англии.