Формы общения с адресатом

Как показывает приведенный материал, автор может вести свое изложение так, что словно бы и не вспоминает о своем адре­сате. Это совершенно естественно при повествовании в форме тре­тьего лица и ракурсе закадрового наблюдателя. Поскольку повест­вователь в таком тексте ничем себя формально не обнаруживает, обращений к адресату не может быть в принципе. При изложении в форме «я» героя также нет обращений к адресату произведения. Но при всех остальных способах изложения с адресатом может устанавливаться прямое общение, то есть повествователь прямо обращается к нему, что-то поясняет, о чем-то спрашивает, делится с ним своими соображениями и т. п. (Подчеркнем: может уста­навливаться, но совсем не обязательно устанавливается.)

Мы уже видели, что есть изложение в форме «вы», когда ад­ресат поставлен на место повествователя и совершает действия, которые приписывает ему автор. В остальных случаях это общение все-таки более или менее фрагментарно. Например, у М. Булгакова в очерке «Сорок сороков» (Булгаков М. А. Чаша жизни. М., 1988. С. 413-420) использован ракурс «я» исследователя, конечно, по-булгаковски своеобразно: повествователь с разных точек зрения наблюдает Москву, ее «сорок сороков». Он обходится почти без общения с адресатом, упоминает его бегло, между прочим:

Пролетарии выселяли меня с квартиры на том основании, что если я и не чистой воды буржуй, то во всяком случае его суррогат. И не выселили. И не выселят. Смею вас заверить. Я оброс мандатами, как собака шерстью, и научился питаться мелкокаратной кашей. Тело мое стало худым и жилистым, сердце железным, глаза зоркими. Я — закален. (Поясним насчет каши. Булгаков пишет, что люди питались крупой, «в которой по­казались небольшие красивые камушки, вроде аметистов»).

Но общение с адресатом может быть и весьма активным. Девятнадцатый век, можно сказать, с любовью разрабатывал эту сторону художественно-публицистического текста. Чего только не изобретали авторы! Описывая петербургские нравы, О. И. Сен-ковский создает очерк «Петербургская Барышня» (1833 г. Сочи­нения Барона Брамбеуса. М., 1983. С. 189-194). Адресат здесь предстает в образе воображаемого собеседника, которому в конце концов даже предлагается на барышне жениться. Вот несколько иллюстраций (с сокращениями):

Посмотрите, посмотрите!.. Вот она!.. Она выбежала из Английского магазина и верно спешит в Ланггансу. Вот она входит в его лавку!., вот уже исчезла! А, право, жалко, что вы не успели ее завидеть!..Но если вам угодно постоять здесь минут десять, то мы еще увидим ее, когда от Лангганса будет она проходить к мадам Кзавье или к Сиклер... Вы, наверное, где-нибудь ее видели...

— О ком вы говорите?..

Да о той — знаете! — за которою вечно переваливается по тротуару госпожа пожилых лет... Ну, коротко сказать, вы ее знаете и не могли не приметить в нынешнем году на всех почти гуляньях!..

- Кого, однако ж?

Санктпетербургскую Барышню!..

Любезные земляки по уезду! Зачем не подсунетесь вы к Петербургской Барышне?.. Можете ей понравиться, можете получить руку ее... Похлопочите: ей-ей прекрасная партия!.. Я бы усердно желал, чтоб вы на ней женились.

Картинки столичной жизни В. М. Гаршин облекает в форму писем. Очерк так и называется: «Петербургские письма» (1882 г. Сочинения. М.-Л., 1960. С. 394^106). Форма оправдывает и обра­щения к адресату:

Ах, милостивые государи! Придите сюда, в этот наслаж­дающийся и равнодушный город, и поживите здесь зиму, и если у вас есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, вы на себе почувствуете эту, может быть, и непонятную, но реальную и могучую связь между страною и ее настоящею, невыдуманною столицей! Вы увидите, что удары, по всему лицу русской земли наносимые человеческому достоинству, от­зываются, и больно отзываются, здесь; Заранее прошу изви­нения, если в моих письмах читатель найдет иногда разгово­ры, мало относящиеся к столице. (Обратим внимание: в письмах так естествен метатекст.)

Советская публицистика тоже не чуждалась активной формы общения с адресатом. Несколько примеров из военных публикаций (все они в книге: Вставай, страна огромная! М., 1985). Очерк Кон­стантина Симонова «Задержано доставкой...»(Апрель 1944 г. С. 309-313) насыщен элементами метатекста и обращениями к адресату. Пишет автор о весеннем наступлении {Все движется на запад), дороги размыты, техника тонет в весенних хлябях, самое удобное средство передвижения - пеший ход, потому-то корреспонденции и «задерживаются доставкой» (говоря языком почтового ведом­ства). Все эти обстоятельства повествователь и объясняет своему адресату (с сокращениями):

На этот раз вашему корреспонденту придется начать свою телеграмму с объяснения. События, о которых будет идти речь в этой и последующих статьях, происходили иногда несколько дней, а иногда и месяц тому назад. Однако я не мог вам телеграфировать оттуда, где я был. Единственная при­чина тому — дороги. С них и начну. Представьте себе старое шоссе, сложенное из пригнанных друг к другу огромных бу­лыжников, застигнутое где-то в самой середине ремонта, ког­да рабочие выворотили все эти камни один за другим из грунта и так оставили тут же на месте, не успев ни убрать их, ни переложить. Это первое. Второе. Представьте себе, что сверху на эти вывороченные камни налито полметра жидкой грязи, которой некуда стекать, потому что по обеим сторо­нам шоссе на одном с ним уровне стоит еще более глубокая грязь. <...> Все, что я написал вам о дорогах, конечно, лишь отрывочные наблюдения. И это не главное, о чем я хотел вам сказать. Главное — человек, идущий сейчас вперед по этим дорогам.

Серия очерков Бориса Горбатова названа «Письма к товарищу» (опубликованы в газете «Правда» в 1941-1944 гг. С. 110-141). Как видно из названия, тексты эти имеют форму писем. Их адресат -«товарищ» - обобщенный образ советского человека, сражающе­гося на фронте и в тылу. Отсюда такие, например, характеристики:

Товарищ! Где ты дерешься сейчас? Я искал тебя в боях под Вапняркой, под Уманью, под Кривым Рогом. Я знал, что найти тебя можно только в жарком бою; Помнишь городок на далекой границе?; Товарищ! Я хочу тебе рассказать об Иг­нате Трофимовиче Овчаренко из колхоза «Червоный яр». Ты ведь знаешь, как рвутся мины? Точно хлопушки. Сначала свист, потом треск; Товарищ! Где ты был первого сентября? Может, шел в атаку? Может, лежал в обороне? В этот день я' ехал на фронт и видел то, чего никогда не забуду; Ты ждешь от меня новогоднего тоста, товарищ? Слушай! За нашу род­ную землю! За наш Донбасс!

В качестве последней иллюстрации используем зарисовку Все­волода Вишневского «На "охотнике"» (1942 г. С. 59-63). «Это бы­ла на "охотнике" двадцать восьмая тревога за день, -пишет автор. -Время: пятнадцать ноль-ноль». В конце отмечено: «Моторы ре­вели. Катер пронесся над местом, где был добит враг, и повер­нул». Изложение ведется в форме первого лица: «На катере все было нагретым, раскаленным. Моторы ревели. Когда от перепол­нения чувств закрывались мои глаза, мир становился огненно-кро­вавым. Это солнце просвечивало сквозь веки, почти обжигая». Есть одно обращение к адресату. Мы говорим о данной публикации потому, что на этом материале хотим показать «ограничение» ад­ресата: обращение идет не ко всем читателям, а только к выде­ленной группе:

Открой глаза и смотри вновь и вновь на Балтику, если ты русский моряк и способен читать морскую природу. Вот белые облака, сверкающие до блеска, вот голубизна воздуха и вод — цвета родного флага. Смотри не отрываясь в этот необъятный небосвод, и пусть слышен только свист ветра на дозорном катере, разве ты не слышишь музыки над всей Балтикой с палуб незримых прошлых и будущих русских эскадр! И да сопутствует тебе всегда несокрушимое упорство и воля в выполнении твоего морского воинского долга, - ими отли­чались те, кто вывел Россию на морские пути...