Репрессии против медицинских работников на Алтае в 1930-е годы

Репрессивная политика советского государства в разные периоды была направлена против определенных категорий и групп населения, что обуславливалось внутриполитическими и социально-экономическими факторами, а также международной ситуацией. Поэтому исследование механизма выбора жертв на различных этапах репрессивной политики советского государства занимают особое место в изучении истории массовых репрессий. И если в целом объекты репрессивной политики государства можно проследить по законодательно-нормативным актам и оперативным приказам ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД за 1920-1930-е гг., то конкретная их реализация на региональном уровне остается малоизученной.

О том, как раскручивался маховик репрессий в Алтайском крае свидетельствует сборник документов «Массовые репрессии на Алтае в 1937-1938 годах. Приказ № 00447», опубликованный в 2010 году. В нём представлены материалы, показывающие, как рьяно, «с перевыполнением плана» отрабатывали алтайские энкавэдэшники оперативный приказ НКВД СССР № 00447 по «репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 30 июля 1937 года, — ключевую акцию Большого террора 1937-1938 годов. Дела жертв, протоколы заседаний «кулацкой» и «милицейской» тройки УНКВД по Алтайскому краю, занимавшихся «выявлением социально-вредных элементов», имена расстрелянных, погибших в лагерях, сосланных, показания работников НКВД, тексты доносов... Сведения об этом содержатся и в многотомнике «Жертвы политических репрессий на Алтае», в которых масштабы репрессий отражаются в виде сухих архивных справок: фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения, национальность, род занятий, место работы, дата ареста, дата осуждения, обвинение, приговор, дата реабилитации. Примерно 25 тысяч судеб, 25 тысяч попавших в мясорубку террора жителей края... Большая часть этих людей были расстреляны практически безо всякого суда и следствия, и уж точно — безо всякой вины.

В конце 1937-го по сфабрикованному НКВД обвинению было уничтожено практически все медицинское сообщество края.

Согласно директиве НКВД СССР от 24.07.1937 г. «О мерах предотвращения бактериологических диверсий» было рекомендовано обратить внимание на организацию «вредительства» и, наряду с другими, начать аресты лиц, работавших на водопроводных и бактериологических станциях, в научно-исследовательских институтах и лабораториях, занимающихся микробиологией. В 1938-м было сфабриковано известнейшее дело против «правотроцкистского блока». В особую группу тогда были выделены «врачи-убийцы», которые «неправильным лечением способствовали смерти» видных деятелей партии, в связи с чем репрессии против врачей приняли поистине фантасмагорический характер, обвинения предъявлялись самые абсурдные, а в бланках обвинительных приговоров, как и по большинству других «преступлений» в 1937-1938 годах, почти всегда стояло — «расстрел»[1].

Один из самых громких процессов в отношении медицинских работников проходил в Алтайском крае в ноябре-декабре 1937-го, когда в Барнауле были арестованы 24 врача, то есть практически каждый четвертый. В мясорубку НКВД попали лучшие представители медицинского сообщества края. Позже по «делу врачей» прошло еще более 20 человек. В вину им вменялось все то же — «создание контрреволюционной организации». Следствие «четко расписало» роли арестованных врачей в соответствии с директивой НКВД: одни «приготовили необходимое количество ядов и бактериологических препаратов для отравления воды, продуктов, распространения эпидемий»; другие — «предложили использовать самолет малярийной станции для рассеивания ядов с воздуха». Утверждалось, что заведующий больницей водного транспорта Сокол-Черниловский «опробовал» их на пациентах, «отравив» семь человек. Было сфабриковано обвинение и против стоматологов: ядами они якобы собирались «травить при лечении зубов руководящий состав города и края».

Фантазия энкавэдэшников границ не имела: заведующие столовыми, повара, кладовщики «систематически портили продукты» — подсыпали песок в муку, железные опилки в мясной фарш, специально некачественно готовили пищу, «чтобы вызвать недовольство советской властью», работники ветеринарной службы «вызывали» эпизоотии в колхозных и совхозных стадах «с целью ослабления советского тыла на случай войны». Из 52 человек, привлеченных по этому делу, 43 были приговорены к высшей мере наказания, остальные — к 10-15 годам исправительно-трудовых лагерей. Кроме того, были арестованы и сосланы в лагеря жены и другие близкие так называемых «заговорщиков». Все они впоследствии были реабилитированы.

Среди осужденных в Алтайском крае в рамках «национальных операций» представители нетитульных для России национальностей (немцы, поляки, корейцы, венгры и др.) составили 74,1 %. Вторым важнейшим фактором был «производственный», т.е. служба или работа «инонационала» в отраслях, подлежащих «чистке». В крае были осуждены: члены колхозов (рабочие совхозов) - 48,1 %, рабочие промышленных и транспортных предприятий - 17,7 %, служащие различных государственных учреждений - 10,8 %.[2]

В целом при реализации приказов по «национальным операциям» краевое управление НКВД придерживалось указаний центра: в арестах основных целевых групп, во «вскрытии» шпионов и диверсантов именно в тех отраслях, где их было приказано выявлять и «вскрывать», в соблюдении сроков операций и т.д. К особенностям проведения «национальных операций» в крае следует отнести рассмотрение соответствующих дел тройкой УНКВД уже осенью 1937 г., а также приведение в исполнение расстрельных приговоров после 15 ноября 1938 г., т.е. когда это уже было запрещено центром.

Важнейшее значение в изучении данной темы имеют материалы недавно проходившей в Барнауле выставки, посвященной репрессиям против врачей на Алтае.

Приведем содержание некоторых экспонатов выставки. "Летом 1937 года неожиданно был арестован наш отец. На все запросы мне отвечали, что он был выслан в лагеря. Мы знали его как безупречно честного человека, любящего свою Родину, всего себя отдававшего работе", – это строки из письма Эси Матвеевны Элисберг, дочери Матвея Павловича Элисберга, прокурору СССР. Несколько лет дочери Элисберга писали письма во все инстанции, пытаясь узнать о судьбе отца.

Врач-невропатолог Матвей Элисберг до ареста работал в барнаульской поликлинике железнодорожного транспорта и в городской амбулатории. Известному специалисту было 65 лет. За добросовестный труд Матвей Александрович был отмечен грамотами Исполнительного совета рабочих и крестьянских депутатов.

27 июля ему в числе других было предъявлено обвинение о принадлежности к "Российскому Обще-Воинскому Союзу".

РОВС был создан Врангелем в 1924 году в Париже и имел филиалы в ряде зарубежных стран. Кому-то в управлении НКВД по Западно-Сибирскому краю пришло в голову сфабриковать на своей территории контрреволюционную организацию.

Из материалов допроса Матвея Элисберга:

"– Допрошенный Велижанин показал, что завербовал вас в контрреволюционную кадетскую монархическую повстанческую организацию.

– Вынужден признать, что это так", – дальше признавший вину врач Элисберг рассказывает, как был завербован коллегой Велижаниным, как возглавил один из повстанческих отрядов по свержению советской власти.

Допросы арестованных "членов РОВС" будто выполнены под копирку: был завербован, вербовал сам, признаю…

"Мы убеждены, что арест его является результатом какого-то трагического недоразумения, клеветы, о чем я писала в судебные органы, но ответа не получала", – писала Эся Элисберг прокурору.

Арест ее отца не был недора­зумением и не являлся результатом клеветы. Это был один из многочисленных эпизодов в жутком конвейере, организованном на Алтае Серафимом Поповым, ставшим вскоре первым начальником Управления НКВД по Алтайскому краю.

Вот как рассказывал об этом 21 апреля 1958 года Костантин Ж. (фамилии свидетелей этих дел до сих пор не разглашаются), работавший начальником Барнаульского НКВД в 1937 году:

"В Новосибирске начальник НКВД Миронов говорил мне о вскрытой контрреволюционной организации РОВС. Он дал мне указание о вскрытии РОВСовской организации в Барнауле. По прибытии в Барнаул посмотрел все оперативные и следственные материалы, но о существовании РОВС даже не было никаких сигналов и подозрений. В июне 1937 года получил указание об изъятии бывших белых офицеров, эсеров, активных церковников и т. д. Я составил такие списки. Следствие предполагалось вести упрощенно о бывшей деятельности. Миронов (когда я сообщил, что данных о РОВС не имеется) предупредил меня, что если я не сделаю, ко мне будут приняты меры. Вскоре после этого в Барнаульский отдел НКВД прибыла бригада из управления НКВД во главе с начальником 4-го отдела НКВД Поповым. Вместе с ним прибыли Толмачев, Розум, Костромин, Кожевников. Попов просмотрел списки и сразу дал санкцию на арест. В ту ночь было арестовано 70–80 человек".

Среди арестованных были и Матвей Элисберг, который в свое время состоял в партии меньшевиков, и Андрей Велижанин, врач туберкулезного диспансера, краевед-исследователь. Вина Велижанина была в том, что он в свое время состоял в партии кадетов.

"После этого в присутствии меня из списка арестованных Попов стал составлять схему контрреволюционной организации РОВС, – рассказывал Ж. – Наметил сначала в схеме во главе штаба Бирюкова или Велижанина. Затем спросил, где находится бывший полковник Шереметьев. Я ответил, что он в Новосибирске арестован. Попов ответил, что Шереметьева затребует из Новосибирска. И на схеме во главе РОВС написал его фамилию. Затем передал схему Толмачеву и предложил приступить к допросам арестованных в разрезе этой схемы.

Я лично вызывал на допрос арестованного Шапошникова. Он заявил, что участником организации не был, и подписал протокол допроса после применения незаконных методов следствия. На допросах к арестованным применяли "выстойку".

Бывший сотрудник НКВД рассказывал, как они с Поповым зашли в кабинет, где допрашивали врача Велижанина:

"Велижанин заявил, что следствие держит его на ногах в течение трех дней и требует подписать протокол, который содержит вымысел. В ответ Попов сказал: „Ничего, никуда не денешься, подпишешь“. Затем приехал Миронов, вызвал на доклад. Когда я сообщил, что следствие ведется с нарушением социалистической законности, Миронов в повышенном тоне ответил, чтобы я не мешал следствию в развороте, а сам активно включался".

По словам свидетеля, позднее его осуждали на партийных собраниях как лицо, не верящее в разоблачение контрреволюционной организации в Барнауле.

Тем не менее "не верящее лицо" по требованию Попова утвердил обвинительное заключение против заговорщиков РОВС и выслал дело в Новосибирск.

22 августа 1937 года Матвей Павлович Элисберг тройкой управления НКВД по Западно-Сибирскому краю был приговорен к расстрелу. 2 сентября приговор привели в исполнение. Врач Андрей Велижанин также был приговорен к высшей мере наказания. Только по делу РОВС по краю было арестовано до 15 тысяч человек[3].

Еще одним направлением работы Серафима Попова (начальник НКВД Алтайского края) стало создание схемы и "раскрытие" контрреволюционных организаций "Польская организация вой­скова" и "Общество латышских стрелков", куда также под гребенку забирали многих врачей[4].

28 августа 1937 года были арестованы врачи-терапевты 5-й амбулатории Станислав Эдмундович Скржишевский и Нина Семеновна Коршунова, фельдшер Белоярского врачебного участка Карина Михайловна Иогансен. К ним добавили арестованного несколько раньше фельдшера Власихинского медпункта Александра Кишицкого.

Согласно обвинительному заключению, Скржишевский готовил заражение Барнаульского гарнизона, масла на Барнаульском маслозаводе, француженка Карина Иогансен дала согласие Скржишевскому произвести отравление водоемов и распространить эпидемические заболевания в момент нападения капиталистических стран, а Нина Коршунова в момент мобилизации должна была под видом прививок заражать сифилисом и другими болезнями красноармейцев. Александр Кишицкий дал согласие вступить в польский легион.

Все четверо признали вину и в декабре 1937 года были расстреляны. Во время реабилитационных процессов свидетели говорили о них как о чрезвычайно хороших докторах. Житель Власихи Федор Герасимов вспоминал о фельдшере Кишицком: "Мне лично неоднократно приходилось бывать у него на приемах. Между прочим, я и сейчас благодарен ему за то, что он вылечил меня от малярии, которая мучила меня долгое время".

После Барнаула Бийск стал вторым городом по количеству арестованных врачей.

Юлия Ивановна Кирейлис, преподаватель Бийского медтехникума, была обвинена в том, что являлась активной участницей шпионско-диверсионной организации "Общество латышских стрелков". Она, согласно обвинительному заключению, "собирала шпионские сведения о настроениях студентов, занималась диверсионными актами – отравляла больных ядами, при осмотре больных давала отвлеченные заключения, выписывала лекарство другое, чем требовалось. Вместо лекарств выписывала больным, особенно детям, отравляющие вещества". "Все это я делала для того, чтобы вызвать со стороны трудящихся ненависть к советской медицине", – говорится в материалах допроса от имени арестованной, приговоренной к десяти годам исправительно-трудовых лагерей.

Таким образом, если в конце 1920-х — начале 1930-х годов основной удар репрессивная машина наносила по крестьянству, то во второй половине 1930-х годов её жертвой становится и значительная часть алтайской интеллигенции. Об этом наглядно свидетельствуют, раскрученные в конце 1930-х годов, «Дело врачей», «Дело учителей», «Дело руководства Алтайской железной дороги и Барнаульского меланжевого комбината» и другие карательные акции. Все они нуждаются в специальном исследовании. Поэтому свою работу я рассматриваю как первый шаг в этом направлении.

Для вопросов:

Республиканские, краевые и областные тройки НКВД — внесудебные органы уголовного преследования, действовавшие в СССР в 1937—1938 годах на уровне республики, края или области. Областная тройка состояла из начальника областного управления НКВД, секретаря обкома и прокурора области.

Приказ НКВД № 00447 (Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов») — секретный приказ НКВД от 30 июля 1937 года. На основании этого приказа с августа 1937 года по ноябрь 1938 года 390 тыс. человек были казнены, 380 тыс. отправлены в лагеря ГУЛага

^[1]. Таким образом, установленные первоначально квоты — репрессировать 268,95 тыс. человек, из которых 75,95 тыс. расстрелять, были превышены в несколько раз. Операция по этому приказу стала крупнейшей массовой операцией Большого террора.

Приказ, открывший путь к массовым репрессиям, был впервые опубликован в газете «Труд» от 4 июня 1992 года^[2]. В отличие от открытых показательных процессов над советской элитой, операция по приказу № 00447 касалась рядовых граждан, среди которых были крестьяне, рабочие, сельское духовенство, асоциальные элементы, уголовники и бывшие члены оппозиционных партий. Приговоры выносились республиканскими, краевыми и областными тройками НКВД.