Заключение 4 страница

В своем наиболее широком распространении сознание рода отличает одушев­ленное от неодушевленного. Внутри обширного класса одушевленных оно отли­чает, далее, различные роды и расы. В пределах рас сознание рода лежит в осно­вании более определенных этнических и политических группировок, служит осно­вой для различий между классами, для бесчисленных форм союза, для правил сно­шения и для особенностей управления. Наше поведение относительно лиц, в которых мы чувствуем подобие себе, совершенно основательно отличается (инстинктивно) от нашего поведения относительно других, которых мы считаем менее похожими на нас.

Прибавим еще, что только сознание рода, и только оно, отличает социальное поведение как таковое от чисто экономического, чисто политического или чисто религиозного поведения, потому что именно сознание рода в действительной жизни постоянно нарушает действие экономического, политического или религи­озного мотива, которое, по теории, должно протекать совершенно правильно. Рабочий, который, преследуя свой экономический интерес, желал бы всегда полу­чать возможно более высокую заработную плату, предпочитает присоединиться к стачке, которую он не понимает или которую не одобряет, скорее, чем отделиться от товарищей и сделаться отверженным. По той же причине и фабрикант, сом­невающийся, чтобы протекционная система могла приносить выгоды его собст­венной промышленности, платит свой взнос в фонд для компании в защиту протекционизма. Землевладелец Юга, веруя в дело союза, соединяет тем не менее свою судьбу с судьбой конфедерации, если чувствует себя в целом гражданином Юга и чуждым народу Севера. Веротерпимость была установлена людьми, кото­рые не способны были больше принимать традиционные толкования, но желали от Души поддержать ассоциации, расторжение которых могло бы сопровождаться тягостными последствиями.

Одним словом, вокруг сознания рода, как вокруг определяющего принципа, организуются все другие мотивы в эволюции социального выбора, социальной ^в«ли или социальной политики. Следовательно, проследить действие сознания рода через все фазы обнаружения его в обществе значит выработать полное субъек­тивное истолкование общества.

Таковы объективный и субъективный постулаты социологии. Они соответст­вуют конечным видам внешней силы и внутреннего мотива, побуждения, которые есконечным образом влияют и действуют друг на друга в социальной эволюции. Теория их взаимодействий, формулирование и доказательство которой составляет задачу социологии, должна обязательно остаться на долгое время несовершенной во многих своих подробностях, но в общих очертаниях она, смею думать, должна принять приблизительно следующую форму. Социальные агрегаты образуются прежде всего внешними условиями, каковы: запас пищи, температура и соприкосновение или столкновение отдельных индиви­дуумов или групп их; ввиду разлагающего действия всякого рода случайных сил можно принять за правило, что агрегат образуется преимущественно из сходных особей. До сих пор действует физическая причина.

Но теперь внутри агрегации, среди подобных индивидуумов проявляется созна­ние рода, которое развивается в ассоциацию. Ассоциация, в свою очередь, начи­нает реагировать благоприятно на удовольствия и на положение в жизни индиви­дуумов. Индивидуумы начинают замечать это явление, и волевой процесс возни­кает. Затем соединенные в ассоциацию индивидуумы обдуманно стараются расширить и усовершенствовать свои общественные отношения. Следовательно, индиви­дуальный и социальный выбор обращается в важный социальный фактор, произво­дящий те или иные последствия. Среди множества социальных отношений и дея-тельностей, которые либо устанавливаются случайно, либо подвергаются испыта­нию, либо приходят на мысль, некоторые представляются сознанию приятными и желательными, другие возбуждают неприязненное чувство. Вступившие в ассоциа­цию индивидуумы выбирают между ними, стараясь укрепить и увековечить неко­торые отношения и прекратить другие. В течение всего этого процесса ассоциация, социальный выбор и социальная воля определяются сознанием рода.

Но теперь выступает вновь на сцену физический процесс. Выборы приводят к разным последствиям. В общем, принимая во внимание и влияние, оказываемое ими на силу, развитие и благосостояние общины, выборы могут быть невежествен­ными, безумными и вредными или просвещенными, мудрыми и благотворными. Здесь, следовательно, открывается почти безграничное поле для действия естест­венного отбора. Во время борьбы за существование выборы, как и отдельные индивидуумы, могут переживать или нет. Выборы и вытекающие из них деятель­ности и отношения, которые оказывают в целом пагубное действие, прекращаются или вследствие подчинения или истребления индивидуумов или вследствие исчезновения целых обществ.

Таким образом, цикл социальной причинности начинается и заканчивается физическим процессом. Между началом и завершением его действует волевой процесс искусственного отбора или сознательного выбора, определяемого созна­нием рода. Но это не есть вовсе замена естественного процесса искусственным, как утверждает Уорд. Это просто грандиозное увеличение количества изменений, на которые действует окончательно естественный отбор.

Следовательно, социологу представляются для исследования три главных пункта. Во-первых, он должен пытаться открыть условия, определяющие простой агрегат или сообщество. Во-вторых, он должен стараться открыть закон, управ­ляющий социальными выборами, иначе сказать, закон субъективного процесса. В-третьих, он должен стараться открыть также закон, управляющий естественным отбором и переживанием выборов, т.е. закон объективного процесса.

Глава вторая ОБЛАСТЬ СОЦИОЛОГИИ

Такова социологическая идея; ее более совершенное, полное развитие в науку зависит преимущественно от присущей ей истины. Впрочем, некоторые ограничи­вающие ее условия налагаются разделением труда, установленным уже во всяком научном исследовании. Живая наука, привлекающая к себе практических исследо­вателей, должна быть несколько больше или несколько меньше, чем органическая часть системы знания, подвергающейся исследованию философа. Конт изобрел слово "социология" и построил социологическую теорию, потому что он чувствовал, что "philosophic positiv" (позитивная философия) представляла бы лишь жал­кий обрывок, если бы он оставил ее без науки о человеке, служащей дополнением

биологии. Спенсер, пользуясь результатами, которые добыты вторым наиболее блестящим полустолетием открытий, принял это наименование и переработал уче­ние Конта, так как он пришел к убеждению, что полное исследование о всемирной эволюции должно объяснить происхождение и строение человеческих обществ не в меньшей степени, чем происхождение видов и туманностей. Но теперь возбуждается вопрос: какая часть этого учения входит в состав какой-либо одной науки. Социальная философия таких размеров, как контовская или спенсеровская, должна прежде всего ограничить свою область исследования определением своих отношений к другим отраслям знания, и прежде всего к психологии, а затем к тем более специальным наукам, которые разделили между собой терпеливое и плодотворное изучение немалой части доступных наблюдению социальных явлений. Мы не имеем права утверждать без дальнейшего рассмотрения, что естественное истолкование общества не есть часть систематической психологии или что оно составляет функцию единой, всеобъемлющей социологии. Психологи представили многие из наболее ценных социологических исследований, а отдель­ные социальные науки не были вполне лишены позитивного характера.

Если мы станем на точку зрения субъективного истолкования социальных явлений, то нам будет очень легко определить область социологии. Очевидным выводом из первичного принципа или основания, установленного в предыдущей главе, будет тот, что хотя социология и входит и область психологии, но она в то же время резко разнится от нее. Психология изучает происхождение различных состояний сознания. Социология изучает явления, вытекающие из одного состоя­ния, в частности, из сознания рода. Подобным же образом и подчинение отдельных социальных наук социологии составляет другой необходимый вывод из нашего первичного принципа. Сознание рода подвергается интеграции и дифференциации. Иногда его дифференцированные формы сталкиваются друг с другом или с родст­венной им формой. Они представляются тогда часто мотивами, побуждениями, которые вполне отличны от сознания рода, хотя в действительности исходят из него. Далее, в этом измененном виде они могут комбинироваться, соединяться с мотивами, возникшими из прямого отношения индивидуума к физической природе или из его сознания отделенности в качестве индивидуума от всякого рода родственных ему существ. Хорошей иллюстрацией этого может служить экономи­ческий мотив: желание богатства исходит из физических потребностей, но оно в то же время значительно усиливается под влиянием сознания рода, проявляющегося в виде могущественного желания соревноваться с равными существами, производить на них впечатление или повелевать ими. Эти сложные мотивы или побуждения, в которых сознание рода является как действительный, хотя, быть может, видоизме­ненный и замаскированный элемент, служат постулатами для специальных социальных наук, например, для политической экономии и для науки о государстве, вследствие этого специальные социальные науки подчинены социологии.

Но все это заключения a priori. Соответствуют ли они тем отличиям, которые уже установлены научным опытом? Притязание, заявляемое социологией, на зва­ние главной науки об обществе достаточно важно, чтобы оправдать терпеливое Рассмотрение этого вопроса. Мы испробуем справедливость этих априорных заключений, рассмотрев действительные дифференциации научной мысли в наше время.

Прежде всего необходимо рассмотреть отношение социологии к психологии. Чем бы еще другим ни было общество, но оно представляет явление сознательной ссоциации, и область социологии не может считаться точно разграниченной, пока мы нe знаем, существует ли в природе ве.щей, истолковываемых с помощью психологии, какое-либо основание классифицировать явления общества отдельно от явлений индивидуумов.

Согласно общепринятым взглядам, биология и психология представляют науки о жизни, подчиняющейся влиянию окружающей среды. В биологии мы изучаем приспособление физических изменений в организме к внешним отношениям, кото­рые сравнительно малочисленны, просты и постоянны. В психологии мы изучаем приспособление сознательных изменений в организме к внешним отношениям, протяженным во времени и пространстве и представляющим величайшую слож­ность.

Те из сознательных изменений, которые мы называем социальными, очевидно, более сложны и специальны, чем некоторые другие. Быть может, вначале, при первом пробуждении сознания, среда восприятия будет физической и органичес­кой, но не социальной. Во все времена, конечно, значительная часть внешнего мира, к которому сознание должно приспособиться, - физическая и органическая скорее, чем социальная. Более того: между тем как социальные условия сложны и изменчивы, физические сравнительно просты и постоянны; они также всеобщи. С помощью именно соприкосновения с ними и устанавливаются постоянные ассоциа­ции идей и разум доходит до познания космического закона.

Следовательно, психология - безразлично, заключает ли она в себе изучение социальных отношений или нет - занимается несомненно происхождением и ком­бинациями элементов разума. Как ощущения смешиваются с восприятием, как восприятия комбинируются в воображении и мысли, как мысль, чувство и импульс сочетаются в том удивительном сложном явлении, которое называется инди­видуальным самосознанием, так и все эти задачи представляются на исследование психологии и, если возможно, на ее разрешение.

Но явления сознательной ассоциации не прекращаются с появлением индиви­дуального ума. Они тогда - только зарождаются. Индивидуальные умы в качестве отдельных единиц входят в состав той громадной более обширной и сложной ассоциации животного с животным, человека с человеком и группы с группой, которая создает различные отношения социальной жизни.

Естественная демаркационная линия, сопротивляющаяся в этом случае, так же очевидна, как и та, которая отделяет психологические явления от биологических. Вполне законно образовывать из психологии науку, отдельную от биологии; не менее законно отделять социологию от психологии, ограничив психологию изуче­нием явлений индивидуального ума и предоставив социологии исследование более специальных и сложных явлений умов, вступивших в ассоциацию друг с другом. Раз это будет сделано, психология как наука, разрабатывающая явления более общие, чем явления общества, должна считаться наукой, предшествовавшей социологии. Психология - наука ассоциации идей. Социология - наука ассоциации умов.

Эта дифференциация получает более определенный характер благодаря даль­нейшим соображениям. Ассоциация умов создает внешние формы и отношения. Умы реагируют на свои собственные виды ассоциаций, а ассоциация, характе­ризуемая таким образом определенными видами и приспособлениями к организо­ванным формам, образует для каждого отдельного индивидуума окружающую социальную среду, занимающую место между сознанием и внешней природой. Далее, непосредственное приноровление, прилаживание умственной жизни состав­ляет особенность общества. Прилаживание же к внешнему, более широкому миру производится через посредство общества. Общество обращается, одним словом, в специальную и наиболее важную часть "внешних состояний" (outward states).

Более быстро и более полно, чем какая-либо другая часть окружающей среды. происходят благоприятные "внутренние состояния" в индивидуумах, вступивших в ассоциацию. Они создают симпатию и нравственную природу, способность к наслаждению и силу отвлеченной мысли и речи. Эти силы ума, в свою очередь, реагируют на общество, сознавая, что их общественные отношения составляют наиболее важные для них средства защиты, помощи, наслаждения и развития; индивидуумы стараются сохранить и усовершенствовать их. Общество делается сознательно любимым явлением и становится все в большей и большей степени продуктом сознательного намерения, плана. Из мыслей и чувств возникают те формы ассоциации, которые составлены преднамеренно, с заранее намеченной целью. Следовательно, социальные деятельности и отношения становятся все в большей и большей степени внешними продуктами внутренних состояний.

Здесь коренится более глубокая причина тех обширных различий, того резкого разграничения, которое в видах облегчения научного исследования и, следователь­но, для лучшей классификации наук должно соблюдаться между изучением созна­тельного явления собственно психологического и сознательного явления собствен­но социологического. Как в биологии, так и в психологии явления, совершающиеся внутри организма, рассматриваются как следствия, а отношения к окружающей среде - как причины. Что же касается социальных явлений, то относительно них установлено, что деятельности внутри организма должны считаться причинами. Они создали удивительно сложное строение внешних отношений и связей и даже видоизменили фауну и флору и поверхность земли в окружающей среде. Прогрес­сивное приспособление между внешними и внутренними отношениями сделалось взаимным.

Таким образом психология есть наука об элементах и происхождении умствен­ных явлений, насколько они определяются физическими и органическими отноше­ниями. Социология есть наука об умственных явлениях в их наиболее обширных осложнениях и реакциях и об искусственной эволюции социальной среды, благо­даря которой приспособление жизни к окружающим условиям становится взаим­ным.

Следовательно, в своих философских отношениях биология, психология и соци­ология - науки, соответствующие известной градации явлений. Биология есть общая наука о жизни, но она передает в ведение психологии изучение более об­ширных приспособлений организма в пространстве и времени посредством эволю­ции разума. Психология есть общая наука об уме, душе, но, в свою очередь, она передает в ведение социологии изучение взаимодействия умов и взаимного приспо­собления жизни и окружающей ее среды через эволюцию социальной среды.

Рассматривая теперь отношение социологии к специальным социальным нау­кам, необходимо не упускать из виду одно весьма тонкое различие, которое, быть может, по причине своей тонкости часто оставлялось без внимания. Явления могут описываться или как дифференцировавшиеся от явлений более общих, чем они сами, или как дифференциация самих общих явлений. В первом случае изменение заходит так далеко, что несходство производного явления с родовым явлением Делается более заметным, чем сходство. Во втором случае дифференциация дейст­вительно происходит, но не доходит до крайних изменений. Сходство остается более заметным, чем несходство. Следовательно, можно сказать, что психоло­гические явления дифференцированы из биологических явлений, но что физиоло­гические и морфологические процессы - дифференциации биологического про-Чесса. Подобным же образом мы должны рассматривать социологические явления ^Как Дифференцировавшиеся из психологических явлений, а эмоциональные и умст­венные процессы мы должны считать простыми дифференциациями психологи­ческого процесса вообще. Наконец, экономические, политические и культурные явления представляют лишь дифференциации социальных явлений; они не нас­только отличаются от более общих фаз ассоциации, чтобы их можно было считать Дифференцировавшимися из социальных явлений.

Теперь раз один класс явлений дифференцируется из другого класса, то вряд ли у кого явится желание оспаривать основательность отнесения обоих классов к различным наукам. Биологию и психологию, психологию и социологию легко раз­граничить. Но при распределении между различными специальными науками яв­лений, представляющих простые дифференциации общего процесса, возбуждается немедленно вопрос, остается ли что-нибудь от общей науки или, в случае если специальные науки развились первыми, есть ли возможность создать общую науку о всех явлениях в их совокупности.

Этот вопрос приводил в сильное смущение социологов. Он ставит перед ними всю задачу об отношении социологии к специальным социальным наукам и выра­жает недоверие к лицам, которые не признают необходимость или даже возмож­ность какой-либо социологии, кроме той, которая основывается на социальных науках в их совокупности. Отсюда следует, что, желая определить область социо­логии, необходимо тщательно исследовать этот вопрос.

Одна группа социальных наук, известная коллективно под общим наименова­нием политических наук, заключает в себе политическую экономию, философию, законы и теорию государства. Другая группа заключает в себе археологию, сравнительную филологию и сравнительную науку о верованиях. Представляет ли главный предмет социологии нечто отдельное от того, что подвергается исследо­ванию в этих науках? Очевидно, что этого не может быть, так как эти науки охватывают приблизительно или даже всю область социальных явлений. Раз главный предмет один и тот же, заключает ли в себе социология эти различные области исследования? Раз она заключает их, представляет ли она нечто большее, чем коллективное наименование, для всей суммы социальных наук? Допуская, что она более, чем коллективное наименование, оставляет ли она в стороне теоретические начала специальных социальных наук или заменяет их другими, или усваивает и координирует их?

Согласно спенсеровским понятиям, политическая экономия, юриспруденция, теория государства и такие отрасли знания, как сравнительная филология, явля­ются дифференцировавшимися частями социологии и, следовательно, представ­ляются достаточно отличными друг от друга, хотя координированными науками. С точки зрения Конта, они вовсе не истинные науки. Презрительное отношение Конта к политической экономии достаточно известно, так что лишне было бы приводить его здесь. Он признавал жизнь общества неразделимой и верил, что истинная наука будет изучать ее как одно целое. Присутствуя при спорах, мы пос­тоянно встречаем тот же взгляд, только заимствованный у Спенсера и сопро­вождающийся чаще всего указаниями, что только подразделения социологии -специальные социальные науки - представляют важное значение для серьезных ученых. Если мы будем рассматривать социологию как целое, части которого организовались в определенные, отдельные науки, достигшие таких грандиозных размеров, что обладающий наибольшей эрудицией ученый вряд ли может надеяться одолеть хотя бы одну из них в течение всей жизни, то мы должны будем признать, что она, т.е. социология, слишком обширный предмет для практичес­ких целей. К ней можно с полным удобством применить насмешливое опи­сание истории, данное Шопенгауэром: "известное рациональное знание, но не наука".

Тем не менее наименование "социология" не может быть отброшено. Как толь­ко какой-либо писатель решается не признавать своей областью исследования все специальные знания, он немедленно пытается найти новое содержание для этого лишенного плоти наименования.

Отсюда происходит то, что каждый социальный философ создает социологию по образу своей профессиональной специальности. Экономисту социология представляется в виде смутной, туманной политической экономии - темной в научноом отношении для неподходящих задач и упорных фактов, которые никак не могут ужиться мирно с принятыми формулами, Для психиатра и для криминалиста-антрополога – это социальная патология. Для этнолога - это подразделение его собственной науки, дополняющее исследование расовых признаков описанием социальной организации. Для ученого, занимающегося сравнительной мифологией и исследованием народных преданий, - это исследование о культуре.

Живая наука не создается таким путем. Она развивается из отдельного зародыша. С каждым десятилетием она более и более ясно индивидуализируется. Онг создает для себя ясно обозначенную область. Ее задачи отличаются бесспорно от тех, которые принадлежат какой-либо другой области исследования.

Эти ограничения были, по-видимому, замечены раньше всего не социологами, а другими исследователями. Полное разногласие в мнениях между двумя выдающи­мися профессорами Брюссельского университета навело многих на размышления и привело к значительному выяснению этого предмета. Профессор де Грееф в предисловии к "Premiere Partie" своей "Introduction a la sociologie", написанной в 1886 г., доказывает необходимость учредить кафедры и даже факультеты социоло­гии, на которых преподавание велось бы согласно известной классификации социальных явлений, составляющей, по мнению профессора де Греефа, существен­ную часть его системы. Эта классификация отличается всеобъемлющим характе­ром. Она включает в себя все, начиная от производства хлеба и вина и кончая изби­рательной борьбой во французской академии. При открытии университета 15 октября 1888 г. ректор его, Ван-дер-Рест, избрал темой своей речи "la Sociologie" и представил в ней критическое исследование философских отношений социальных наук. Социологии была дана следующая характеристика: "плохо определенная нау­ка, представляющая неточно намеченные демаркационные линии от нравственных и политических наук и затрагивающая самые разнообразные вопросы, из кото­рых каждый заключается тем не менее в пределах изучения существующих кафедр".

Собственный взгляд ректора на социологию был выражен в следующих словах: "Я принимаю это слово просто как наименование одного из понятий человеческого разума. Признавая за ним то значение, которое ему дается, я подразумевал бы под ним науку о социальных явлениях. Но я прибавлю, что раз мы переступим за область абстракций, определенная таким образом наука может быть понята двоя­ким образом: или она будет ставить себе задачей изучение людей, соединенных в общество, включая в эту задачу все факты, которые могут встретиться ей в соци­альной жизни, обнаруживая их законы и связывая социальное настоящее с прош­лым и будущим - в этом случае наука не может быть построена, а будет представ­лять только ensemble, совокупность наших политических и моральных наук, связан­ных в одно химерическое целое; или она будет состоять только из общих взглядов на социальный прогресс, и тогда мне кажется невозможным провести демарка­ционную линию между социологией и другой гораздо более старой наукой -философией истории".

Нам незачем принимать заключение Ван-дер-Реста, что конкретная социология Должна быть либо совокупностью политических и моральных наук, либо филосо-Фией истории, но мы можем согласиться с ним, что если социология представля­йся неопределенной, плохо выясненной наукой, то она не может преподаваться в Университете. Социологию нельзя предподавать в виде органа социальных наук или в виде массы несвязных фактов, оставшихся от каких-либо других исследо­ваний.

Ясное обдумывание и точное употребление терминов, выражений создадут ^п°Рядок в этом хаосе и отведут социологии надлежащее ей место, так что она перестанет вторгаться в область других наук и сама не будет вытесняться из принад. лежащей ей области. Социология - общая социальная наука, но общая наука не есть обязательно группа наук. Несомненно, что слово "социология" будет продолжать служить кратким наименованием для социальных наук, взятых в их совокупности. Далее в синтетической философии вроде спенсеровской она может всегда вполне основательно употребляться для объяснения социальной эволюции в широких пределах отвлеченной истины. Но социология социолога-исследователя и университетского преподавателя должна представлять определенную и конкрет­ную совокупность знаний, которая может быть изложена с кафедры и обработана в семинаре. Эти последние условия представляются пробным камнем для самого существования науки: потому что раз социология занимает в программе универ­ситетского преподавания такое же определенное место, как политическая эконо­мия или психология, ее притязания на звание науки не будут никем оспариваться Но это случится только тогда, когда образованные люди научатся видеть в социо­логии такое же отдельное и конкретное целое, какое они усматривают в других науках. Слово "социология" должно немедленно вызывать в уме особый класс явлений и определенную группу связанных задач.

Несомненно, что такого рода ясные, конкретные представления с течением времени заменят собой смутные понятия, ходящие в настоящее время. С помощью методов здравой логики и руководствуясь историей других наук, социология может быть точно отграничена от специальных социологических наук. Когда явления, принадлежащие одному роду и составляющие, следовательно, главный предмет изучения одной науки, настолько сложны и многочисленны, что ни один исследо­ватель не может льстить себя надеждой познакомиться со всеми ними, тогда они должны быть разделены между многими специальными науками; но рядом с этими науками может существовать и общая наука о явлениях во всей их совокупности как единичного класса, но при одном непременном условии, а именно: общая наука должна исследовать свойства класса, общие всем его подразделениям, а не частные свойства одного только подразделения. Такие общие свойства элемен­тарны. Общие принципы - основные. Общая наука, следовательно, есть наука об элементах и первых основаниях.

Общая биология представляет наиболее подходящую для нас аналогию. Слово "биология", впервые употребленное Ламарком, было принято Контом, предложив­шим слово "социология" и употреблявшим оба наименования по однородным причинам. Он верил в существование как науки о жизни, так и науки об обществе, представляющих каждая одно целое. Но как слово "биология", так и слово "социо­логия" не сделались общеупотребительными, пока Спенсер не пустил их в ход. Все наши ученые, кроме разве наиболее молодых, могут припомнить то время, когда это наименование проникло впервые на страницы каталогов университетов и кол­леджей. Как самое слово, так и обозначаемая им идея были признаны только после известной борьбы. Разве есть в общей биологии, говорили ее противники, что не преподавалось бы в виде "естественной истории" или в виде ботаники и зоологии, или в виде анатомии и физиологии? Биологи отвечали на это, что существенные явления жизни — строение клеточек, питание и трата, рост и воспроизведение, приспособление к окружающей среде и естественный отбор - общи животным и растениям; что строение и отправления неотделимы друг от друга и что ученый будет иметь ложное, неправильное представление о своем предмете, пока не научится понимать явления жизни как в их целом, так и в их специальных фазисах развития. Он должен, конечно, изучать специально ботанику и зоологию, но он должен сначала получить основательные знания по общей биологии, по науке о существенных и всемирных явлениях жизни в ее самых разнообразных проявле­ниях. Этот взгляд на предмет восторжествовал благодаря присущей ему правде И здравому смыслу. Общая биология сделалась наукой, разрабатываемой даже в ла­бораториях, понимаемой и исследуемой в качестве основы для более специальных биологических наук.

Вопрос о социологии совершенно однороден с предыдущим и на него приходит­ся дать совершенно тот же ответ. Есть ли какое-либо проявление социальной жиз­ни, которое не было бы уже подвергнуто исследованию в одной какой-либо науке экономического, политического или исторического содержания, уже имеющей право гражданства в хорошо организованных университетах или в нескольких нау­ках подобного рода? Вряд ли; он, социолог, понимает, что не в этом заключается действительный вопрос. Представляет ли в самом деле общество одно целое? представляет ли социальная деятельность непрестанное, непрерывное явление? Существуют ли известные существенные явления, причины или законы в общест­ве, которые общи обществам всякого рода во все времена и которые лежат в основании более специальных социальных форм и объясняют их? Раз мы ответим на этот вопрос утвердительно, мы этим самым подтвердим необходимость препо­давать эти всемирные истины. Преподавать этнологию, философию истории, по­литическую экономию и теорию о государстве лицам, не изучившим этих первич­ных оснований социологии, то же, что преподавать астрономию и термодинамику лицам, не изучившим ньютоновских законов движения. Следовательно, анализ общих характерных черт социальных явлений и формулировка общих законов социальной эволюции должны служить основанием для специального изучения во всех делах социальной науки.