Изобразительно-выразительные средства поэтического языка

Почти у каждого слова есть свое значение. Однако нередко мы употребляем слова не в их собственном, а в переносном смысле. Это происходит и в повседневной жизни (солнце встает; дождь стучит по крыше), а в литературных произведениях встречается еще чаще. Так, уже в начальных стихах пушкинского «19 октября» (1825) «Роняет лес багряный свой убор,/Сребрит мороз увянувшее поле» — из девяти языковых единиц лишь три предстают в прямом значении. Не случайно А.А. Потебня считал: «...поэзия есть всегда иносказа­ние»¹. Ученый различал иносказательность «в обширном смысле слова», куда он включал проблему поэтического образа, и в «тесном смысле» —как «переносность (метафоричность)» ². Слова, употреб­ленные в переносном значении, и называются тропами (от гр. tropos — поворот, оборот речи).

Учение о тропах сложилось в античной поэтике и риторике³. Еще Аристотель разделял слова на общеупотребительные и редкие, в том числе «переносные». Последние он называл метафорами: «это несвой­ственное имя, перенесенное с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии»⁴. Позднее в науке о литературе каждый вид тропов (метафоры —у Аристотеля) получил свое название (о чем и пойдет речь ниже). Однако и в античной стилистике, и в современном литературоведении подчеркивается устоявшееся свойство тропов — приглушать, а порой и разрушать основное значение слова. Как подчеркивал Б. В. Томашевский, «обыкновенно за счет этого разруше­ния прямого значения в восприятии выступают его вторичные при­знаки»¹. В.П. Григорьев указывает на происходящие в тропах «преобразования языка, заключающиеся в переносе традиционного наименования в иную предметную область»². В.И. Корольков писал в связи с тропами о «"необычном" (с точки зрения античных теоретиков) семасиологически двупланном употреблении слова, при котором его звучание реализует одновременно два значения —иносказательное и буквальное»³.

Тропы могут рассматриваться как форма присутствия автора в тексте, как «явные способы моделирования мира»⁴. Их свойства изу­чаются в разделе теоретической поэтики, который Б.В. Томашевский и В.М. Жирмунский называли поэтической семантикой⁵. Иногда тропы относят к средствам малой изобразительности. Д.С. Лихачев рассматривает их в рамках «поэтики литературных средств»⁶.

Среди теоретиков литературы нет единодушия в том, что относится к тропам. Все признают в качестве тропов метафору и метонимию. Другие разновидности тропов —даже такие традиционные, как эпи­тет, сравнение, синекдоха, перифраз (иногда пишут — перифраза), — ставятся под сомнение. Нет единодушия относительно олицетворения, символа, аллегории, оксюморона (встречается другое написание — окси­морон). К тропам относят также иронию (речь идет о риторико-стили-стическом приеме, а не об эстетической категории).

Тропы — это свойство не только поэзии, но и прозы. Вспомним описание бурана из «Капитанской дочки» Пушкина: «Ветер завыл, сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло». Далее Пушкин, ведя повествование от лица главного героя Петруши Гринева, будто извиняется за метафоричность своей прозы, за прием олицетворения: «Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным...» Почти через сто лет А. Белый обращается в своей прозе к поэтической иносказательности безо всякой оглядки. Иносказательность становится стилевой доминан­той его прозы: «Квартирой отчетливо просунулся во мне внешний мир,—то есть то, что от меня отвалилось и на чем летучились сны, прилипая обоями к укрываемым комнатам; а сквозь них, из углов, пошел ток мрачной жизни...» («Котик Летаев») Здесь что ни слово, то троп. В этом Белый — ученик Гоголя, который считал: «Роман, не­смотря на то, что в прозе, но может быть поэтическим созданием»⁵.

29.Тропы: эпитет, сравнение. Сходство и различие.

Почти у каждого слова есть свое значение. Однако нередко мы употребляем слова не в их собственном, а в переносном смысле. Это происходит и в повседневной жизни (солнце встает; дождь стучит по крыше), а в литературных произведениях встречается еще чаще. Так, уже в начальных стихах пушкинского «19 октября» (1825) «Роняет лес багряный свой убор,/Сребрит мороз увянувшее поле» — из девяти языковых единиц лишь три предстают в прямом значении. Не случайно А.А. Потебня считал: «...поэзия есть всегда иносказа­ние»¹. Ученый различал иносказательность «в обширном смысле слова», куда он включал проблему поэтического образа, и в «тесном смысле» —как «переносность (метафоричность)». Слова, употреб­ленные в переносном значении, и называются тропами (от гр. tropos — поворот, оборот речи).

Учение о тропах сложилось в античной поэтике и риторике³. Еще Аристотель разделял слова на общеупотребительные и редкие, в том числе «переносные». Последние он называл метафорами: «это несвой­ственное имя, перенесенное с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии»⁴. Позднее в науке о литературе каждый вид тропов (метафоры —у Аристотеля) получил свое название. Однако и в античной стилистике, и в современном литературоведении подчеркивается устоявшееся свойство тропов — приглушать, а порой и разрушать основное значение слова. Тропы могут рассматриваться как форма присутствия автора в тексте, как «явные способы моделирования мира». Их свойства изу­чаются в разделе теоретической поэтики, который Б.В. Томашевский и В.М. Жирмунский называли поэтической семантикой⁵. Иногда тропы относят к средствам малой изобразительности. Д.С. Лихачев рассматривает их в рамках «поэтики литературных средств»⁶.

Среди теоретиков литературы нет единодушия в том, что относится к тропам. Все признают в качестве тропов метафору и метонимию. Другие разновидности тропов —даже такие традиционные, как эпи­тет, сравнение, синекдоха, перифраз (иногда пишут — перифраза), — ставятся под сомнение. Нет единодушия относительно олицетворения, символа, аллегории, оксюморона (встречается другое написание — окси­морон). К тропам относят также иронию (речь идет о риторико-стили-стическом приеме, а не об эстетической категории).(окончание у Тимофеева)

30.Тропы: метафора, виды метафоры – аллегория, олицетворение.

Почти у каждого слова есть свое значение. Однако нередко мы употребляем слова не в их собственном, а в переносном смысле. Это происходит и в повседневной жизни, а в литературных произведениях встречается еще чаще. Слова, употреб­ленные в переносном значении, и называются тропами (от гр. tropos — поворот, оборот речи).

Учение о тропах сложилось в античной поэтике и риторике³. Еще Аристотель разделял слова на общеупотребительные и редкие, в том числе «переносные». Последние он называл метафорами: «это несвой­ственное имя, перенесенное с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии»⁴. Позднее в науке о литературе каждый вид тропов (метафоры —у Аристотеля) получил свое название (о чем и пойдет речь ниже). Однако и в античной стилистике, и в современном литературоведении подчеркивается устоявшееся свойство тропов — приглушать, а порой и разрушать основное значение слова. В.И. Корольков писал в связи с тропами о «"необычном" (с точки зрения античных теоретиков) двупланном употреблении слова, при котором его звучание реализует одновременно два значения —иносказательное и буквальное».

Тропы могут рассматриваться как форма присутствия автора в тексте, как «явные способы моделирования мира» Иногда тропы относят к средствам малой изобразительности.

Среди теоретиков литературы нет единодушия в том, что относится к тропам. Все признают в качестве тропов метафору и метонимию. Другие разновидности тропов —даже такие традиционные, как эпи­тет, сравнение, синекдоха, перифраз (иногда пишут — перифраза), — ставятся под сомнение. Нет единодушия относительно олицетворения, символа, аллегории, оксюморона (встречается другое написание — окси­морон). К тропам относят также иронию.

Метафора (отгр. metaphora —перенос). По существу метафора — это сравнение, но в ней отсутствуют и лишь подразумеваются привычные в таких уподоблениях союзы «как», «словно», «как будто». В метафоре, как и в сравнении, совмещаются два или несколько семантических планов, но на их основе возникает, в отличие от двучленного сравнения, единый, нерасторжимый образ.

Поэтическая метафора одноприродна с метафорой языковой и в то же время отличается от нее, в основном, своей экспрессивностью, новизной.

Авторы «риторик» и позднейшие исследователи дополнили клас­сификацию метафор, предложенную в «Поэтике» Аристотеля. В ос­новном выделяются два типа метафор. В первом случае «явления неодушевленного мира»², «предметы и явления мертвой природы»³ уподоблены чувствам и свойствам человека, живого мира вообще. Это отождествление природы и человека называется антропомор­физмом.

Во втором случае создание метафоры происходит прямо противо­положным образом: природные явления, «признаки внешнего мира»⁴ переносятся на человека, на явления душевной жизни.

Возможна другая классификация метафор. Но не это главное. Укажем лишь на то, что практически любая часть речи может стать метафорой. Как видно из примеров, приведенных выше, бывают метафоры-прилагательные: «побледневшие звезды» (В. Брюсов), мета­форы-глаголы: «День обессилел, и запад багровый/Гордо смежил огне­вые глаза» (В. Брюсов); «...ветер давно прошумел/Vi промчался надо мною...» (Ф. Сологуб), которые в основном являются олицетворения­ми; метафоры-существительные: «безвыходность горя», «безглагольность покоя» (К. Бальмонт). Можно привести примеры метафоры-причастия, причастного оборота: «из облаков кивающие перья» (М. Цветаева).

Но во всех случаях общим является, как подчеркивал Потебня, «иносказательность в тесном смысле слова, переносность (метафорич­ность), когда образ и значение относятся к далеким друг от друга порядкам явлений, каковы, например, внешняя природа и личная жизнь».

Не случайно вопрос о метафоре (и тропах в целом) волнует не только теоретиков литературы. Так, Ф. Ницше в основе постижения внешнего мира видел бесконечный процесс метафоризации — «сме­лые метафоры».

В.М. Жирмунский возводил в целом метафору к символу (от гр. symbolon — знак, опознавательная примета), метонимию — к эмблеме (от гр. emblema — рельефное украшение). В современном литературо­ведении существует тенденция считать эмблему разновидностью ме­тафоры². Нам кажется, однако, верным замечание Жирмунского: «Если символ означает нечто по принципу сходства и, следовательно, отно­сится к области метафоры — будь то роза как символ девушки или другой традиционный образ, то эмблема основана не на сходстве, а именно на условном, традиционном употреблении». В качестве при­мера эмблемы Жирмунский приводит строки А. Фета: «Кому венец — богине ль красоты/Иль в зеркале ее изображенью?», комментируя их следующим образом: «Здесь «венец» употребляется в смысле преиму­щества, превосходства, которое в традиции обозначается актом венча­ния, венчанием лаврами, венчанием на престол и т. д. Между венцом и преимуществом, превосходством нет никакого признака сходства. Это не символ, а эмблематический признак»³.

Окончание на распечатке

31.Тропы: метонимия, литота, гипербола, перифраз, ирония

Почти у каждого слова есть свое значение. Однако нередко мы употребляем слова не в их собственном, а в переносном смысле. Это происходит и в повседневной жизни (солнце встает; дождь стучит по крыше), а в литературных произведениях встречается еще чаще. Так, уже в начальных стихах пушкинского «19 октября» (1825) «Роняет лес багряный свой убор,/Сребрит мороз увянувшее поле» — из девяти языковых единиц лишь три предстают в прямом значении. Не случайно А.А. Потебня считал: «...поэзия есть всегда иносказа­ние»¹. Ученый различал иносказательность «в обширном смысле слова», куда он включал проблему поэтического образа, и в «тесном смысле» —как «переносность (метафоричность)»². Слова, употреб­ленные в переносном значении, и называются тропами (от гр. tropos — поворот, оборот речи).

Для литературоведческого анализа (в отличие от анализа лингвистического) крайне важно различать тропы общеязыковые, то есть те, которые вошли в систему языка и употребляются всеми его носителями, и тропы авторские, которые однократно употреблены писателем или поэтом в данной конкретной ситуации. Только тропы второй группы способны создавать поэтическую образность, первая же группа – тропы общеязыковые – по вполне понятным причинам не должна учитываться в анализе. Дело в том, что общеязыковые тропы от частого и повсеместного употребления как бы «стираются», теряют свою образную выразительность, воспринимаются как штамп и в силу этого функционально тождественны лексике без всякого переносного значения.

Тропы могут рассматриваться как форма присутствия автора в тексте, как «явные способы моделирования мира». Среди теоретиков литературы нет единодушия в том, что относится к тропам. Все признают в качестве тропов метафору и метонимию. Другие разновидности тропов —даже такие традиционные, как эпи­тет, сравнение, синекдоха, перифраз (иногда пишут — перифраза), — ставятся под сомнение. Нет единодушия относительно олицетворения, символа, аллегории, оксюморона (встречается другое написание — окси­морон). К тропам относят также иронию (речь идет о риторико-стили-стическом приеме, а не об эстетической категории).

Метонимия. В основе метонимии (от гр. metonymia, буквально —переименование), как и метафоры, лежит иносказание, но обусловленное не сходством, а смежностью. Становление метонимии тоже восходит к античности. Заметим сразу, что Жирмунский и Томашевский не сводили метони­мию к любому перенесению по смежности. Жирмунский главным в «метонимических отношениях» видел «не простую, случайную смеж­ность, а какое-то логическое единство, какой-то элемент объедине­ния —целого и части, общего и частного»³. Томашевский подчеркивал, что «между прямым и переносным значением тропа существует какая-нибудь вещественная зависимость, т. е. самые пред­меты или явления, обозначаемые прямым и переносным значениями, находятся в причинной или иной объективной связи»⁴. Приведем примеры языковой метонимии: выпить стакан, купить бутылку. Сложнее с метонимией поэтической. В блоковском стихо­творении «Девушка пела в церковном хоре...» читаем: «...белое платье пело в луче». В образе девушки проступает Лик Божьей Матери⁵, и метонимия подчеркивает многозначность образа. Не случайно Жир­мунский видел в метонимии «перенесение значения, основанного на логических связях и значениях»⁶.

Перифраза. Метонимию можно подвести под более широкое понятие перифраза (от гр. periphrasis —пересказ, т. е. замена прямого обозначения опи­сательным оборотом, указанием на признаки предмета). Перифраз может быть и метонимическим («победитель при Аустерлице» вместо прямого указания — Наполеон), и метафорическим (не птица, а «кры­латое племя»). Метонимический перифраз широко используется в художественной речи, например, у О. Мандельштама: «Нет, не луна, а светлый циферблат...»; «Нет, не мигрень, но холод пространства бесполого...».

В литературоведении предпринимались попытки выделить два типа поэтов —метафорических и метонимических. Так, Жирмунский счи­тал: «Блок — поэт метафоры». Приверженность к метафоре он называл «стилистической доминантой» романтиков и символистов³. У Блока и у Брюсова исследователь видел «страсть» к катахрезе (от гр. katach-resis — злоупотребление). В это понятие «античная риторика объеди­нила различные случаи <...> внутренне противоречивых образов»⁴. М.Л. Гаспаров относит к катахрезе метафору, «не ощущаемую как стилистический прием, т. е. или слишком привычную («ножка стула», «красные чернила»), или, чаще, слишком непривычную, ощущаемую как недостаток (обычно при многоступенчатой метафоре: «сквозь щупальца мирового империализма красной нитью проходит волна...» — пародическая катахреза у В.В. Маяковского)»⁵.

В.М. Жирмунский возводил в целом метафору к символу (от гр. symbolon — знак, опознавательная примета), метонимию — к эмблеме (от гр. emblema — рельефное украшение). В современном литературо­ведении существует тенденция считать эмблему разновидностью ме­тафоры². Нам кажется, однако, верным замечание Жирмунского: «Если символ означает нечто по принципу сходства и, следовательно, отно­сится к области метафоры — будь то роза как символ девушки или другой традиционный образ, то эмблема основана не на сходстве, а именно на условном, традиционном употреблении».

Конечно, деление поэтов на метафорических и метонимических очень условно, относительно. Укажем на очевидный факт: у Блока, «поэта метафоры», много выразительных метонимий (один пример приведен выше: «...белое платье пело в луче»).

Литота. Лито́та — троп, имеющий значение преуменьшения или нарочитого смягчения. Литота — это образное выражение, стилистическая фигура, оборот, в котором содержится художественное преуменьшение величины, силы значения изображаемого предмета или явления. Литота в этом смысле противоположна гиперболе, поэтому по-другому её называют обратной гиперболой. В литоте на основании какого-либо общего признака сопоставляются два разнородных явления, но этот признак представлен в явлении-средстве сопоставления в значительно меньшей степени, нежели в явлении-объекте сопоставления.Например: «Лошадь величиной с кошку»,«Жизнь человека — один миг» и т. п.По существу литота чрезвычайно близка гиперболе по своему выразительному значению, почему её и можно рассматривать как вид гиперболы. В старинных работах по риторике гипербола делилась на «увеличение» (др.-греч. αὔξησις auxesis) и «уменьшение» (ταπινωσις tapinosis или μείωσις meiosis).^[2] С другой стороны, литоту по её словесной структуре можно классифицировать как сравнение, метафору или эпитет.Многие литоты являются фразеологизмами или идиомами: «черепашьи темпы», «рукой подать», «денег кот наплакал», «небо показалось с овчинку».Литота есть в народных и литературных сказках: «Мальчик-с-пальчик», «мужичок-с-ноготок» «девочка-дюймовочка».

Гипербола. Гипе́рбола — стилистическая фигура явного и намеренного преувеличения, с целью усиления выразительности и подчёркивания сказанной мысли, например «я говорил это тысячу раз» или «нам еды на полгода хватит». Гипербола часто сочетается с другими стилистическими приёмами, придавая им соответствующую окраску: гиперболические сравнения, метафоры и т. п. («волны вставали горами»). Изображаемый характер или ситуация также могут быть гиперболическими. Гипербола свойственна и риторическому, ораторскому стилю, как средство патетического подъёма, равно как и романтическому стилю, где пафос соприкасается с иронией. Из русских авторов к гиперболе особенно склонён Гоголь, из поэтов — Маяковский.

Ирония. Иро́ния (от др.-греч. εἰρωνεία — «притворство») — троп, в котором истинный смысл скрыт или противоречит (противопоставляется) смыслу явному. Ирония создаёт ощущение, что предмет обсуждения не таков, каким он кажется.По определению Аристотеля, ирония есть «высказывание, содержащее насмешку над тем, кто действительно так думает» Ирония — употребление слов в отрицательном смысле, прямо противоположном буквальному. Пример: «Ну ты храбрец!», «Умён-умён…». Здесь положительные высказывания имеют отрицательный подтекст. Формы иронии: Прямая ирония — способ принизить, придать отрицательный или смешной характер описываемому явлению. Антиирония противоположна прямой иронии и позволяет представить объект антииронии недооценённым. Самоирония — ирония, направленная на собственную персону. В самоиронии и антииронии отрицательные высказывания могут подразумевать обратный (положительный) подтекст. Пример: «Где уж нам, дуракам, чай пить». Сократова ирония — форма самоиронии, построенная таким образом, что объект, к которому она обращена, как бы самостоятельно приходит к закономерным логическим выводам и находит скрытый смысл иронического высказывания, следуя посылкам «не знающего истины» субъекта.Ироническое мировоззрение — состояние души, позволяющее не принимать на веру расхожие утверждения и стереотипы, и не относиться слишком серьёзно к различным «общепризнанным ценностям».

Тропы — это свойство не только поэзии, но и прозы. Вспомним описание бурана из «Капитанской дочки» Пушкина: «Ветер завыл, сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло». Далее Пушкин, ведя повествование от лица главного героя Петруши Гринева, будто извиняется за метафоричность своей прозы, за прием олицетворения: «Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным...» Почти через сто лет А. Белый обращается в своей прозе к поэтической иносказательности безо всякой оглядки. Иносказательность становится стилевой доминан­той его прозы: «Квартирой отчетливо просунулся во мне внешний мир,—то есть то, что от меня отвалилось и на чем летучились сны, прилипая обоями к укрываемым комнатам; а сквозь них, из углов, пошел ток мрачной жизни...» («Котик Летаев») Здесь что ни слово, то троп. В этом Белый — ученик Гоголя, который считал: «Роман, не­смотря на то, что в прозе, но может быть поэтическим созданием».