2014-02-13
6867Тема: Свадебные традиции кубанцев и
Лекция № 1.
Картина свадебного кубанского обряда пестра и разнообразна. Каждая станица имеет свои особенности, более того – в отдельной станице могут быть и варианты. Это объясняется взаимодействием исконного украинского и южнорусского свадебного обряда, а также влиянием культуры донских казаков (соседей). Оригинальна свадебная терминология западных и восточных кубанских станиц. В словаре приводится также свадебная лексика донского казачества: читая и сопоставляя словари – кубанский и донской – постигаешь и единые основы, мотивы, ценности народной свадьбы и видишь удивительную изобретательность, искристость, неповторимость каждой отдельной народной культуры.
Кубань многолика не только в сфере обряда, а также и в оттенках речи: здесь можно услышать акающий и окающий говор, в разных станицах произнесут ожэнывся, жэнился, пожэныться, пожэныця; нэвиста, нэвэста, невеста, нэвеста; также как жэных и жэних.
Замуж выдавали девушек 17-18 лет, причём казаки бережно относились к чувствам детей и обсуждали с ними выбор супруга, но строго, под угрозой смерти, воспрещали выходить замуж за тех, кто не был казаком. Да и девушки-казачки сами, с детства воспитанные на чувстве пренебрежения к иногородним, крайне редко выходили замуж за них. Кроме того, девушки понимали, что при браке с чужаком они теряют привилегированное казачье положение и лишают казачьего статуса своих будущих детей. Это являлось отражением сословной ментальности, формировавшейся вследствие привилегированного положения казачьего сословия в регионе, оберегавшемся казачьим социумом.
Матери, готовя дочерей к замужеству, следили за тем, чтобы девушки хранили целомудрие до брака. В противном случае, на второй день свадьбы всю семью невесты ждал позор, так как этот день начинался с проверки "честности" невесты. Гостям выносили и показывали простынь, на которой спали молодые, или рубашку молодой. Такое принародное оглашение было вызвано заботой казачьего общества о нравственном здоровье семьи, а также стимулом для подрастающих невест, чтобы заслужить уважение подруг, родителей, стариков.
Непорочную невесту наряжали утром в красное платье, ставили гостям вареники с калиной, прикрепляли им на одежду цветы.
Если невеста до свадьбы утрачивала девственность, то на второй день свадьбы ей надевали на голову чепец и ставили у печки, а её родителям надевали на шею соломенные хомуты и гоняли по улице, стегали арапником на глазах у всех. В линейных станицах родителям в этом случае наливали спиртное в рюмки с просверленным дном.
Существование на казачьих свадьбах ритуала наказания родителей "нечистой" невесты является свидетельством того, что не все казачки являлись целомудренными. Это также подтверждается "Сведениями Кубанского областного статистического комитета". Только в январе 1878 г. было обнаружено три случая, в станицах Вознесенской, Платнировской, Рождественской, когда незамужние девушки-казачки, родив ребенка и, боясь осуждения со стороны общества, избавились от младенцев различными способами.
Юношу старались женить до военной службы в возрасте 18-19 лет, чтобы он успел обзавестись потомством, и в случае его гибели не прекращался казачий род. Было больше скорби, если казак погибал бездетным, что совершенно отличается от современных понятий, когда в первую очередь жалеют о том, что у умершего дети остались сиротами.
Обычай обзаводиться детьми до службы еще раз указывает на такую ментальную черту казаков, как готовность принять смерть на поле битвы.
Женя сына, или выдавая дочь замуж, родители обсуждали, с каким казачьим родом "не зазорно" породниться. Перед тем как начать сватовство, узнавали репутацию интересующей семьи. Старшие, как указывал историк А.Д. Ламонов, "по косточкам разбирали будущую родню, восходящую до прадедушки с бабушкой и боковую до троюродной тёти и дяди, не только в нравственном, но и в физическом отношении".Столь тщательный подбор пары объяснялся также заботой о крепком и нормальном потомстве – продолжателях казачьего рода. Поэтому без воли родителей женились и выходили замуж редко. Родители, дедушки и бабушки хорошо знали предков невесты или жениха. Если в родословной оказывались нравственно или физически больные, то старались оградить своё дитя от опасного брака, чтобы "не засорить" свой род. Отсюда на Кубани и была распространённой поговорка: "Коль рэшив жэныця, нэ забудь у батькив спросыця".
На Кубани каждый момент сватовства и свадьбы обыгрывался по особым обычаям, иногда имеющим незначительные отличия в разных станицах.
Различные историко-территориальные группы, вошедшие в состав кубанского казачества, имели различные семейные традиции. Некоторые группы, как, например, черноморская сирома, их вообще не имели.
На территории бывшей Черномории семейные традиции связаны по своему происхождению с различными (преимущественно украинскими) общностями и с определенными территориями – прежде всего, с населением Полтавской и Черниговской губернии. Также сохранились традиции запорожского сечевого казачества и особенно черноморские традиции, сложившиеся в ранний днестрово-бугский период существования войска (1775-1792 гг.).
Семейные традиции старолинейного казачества связаны по происхождению с Доном, Хопром и Екатеринославской губернией. Кроме того, на Старой линии значителен удельный вес южнорусских однодворческих и отчасти крестьянских семейных традиций, распространенных в станицах, образованных из однодворческих и крестьянских селений.
Разнородны по происхождению традиции в новолинейных и верхнекубанских станицах, заселявшихся в основном семьями казаков Старой Линии – отставных солдат Кавказской армии, зачисленных в казачье сословие.
В первые годы заселения края казачеством, в условиях длительной войны с горцами, семейная жизнь на Кубани, как и во многих других вновь освоенных районах России, не имела благоприятных условий для своего развития.
Интересно восприятие казачьими историками семейных традиций и их оценка. Так, например, Ф.А. Щербина весьма романтично описывал процесс становления семейных институтов в казачьей среде в первые годы после переселения. Действительно, первоначально край заселялся большим числом холостых мужчин или небольшими семьями. Черноморцы, занимая новый край, шли на Кубань с заранее намеченной целью "переустройства казачества на семейный лад, чтобы внести полноту человеческих отношений в их жизнь". Но переселялось много сиромы, то есть бездомных казаков, одиночек. Они являлись носителями запорожских традиций безбрачия либо не имели средств на обзаведение семьей. Однако войсковое начальство, стремясь укорениться на новых землях, не желало мириться с холостяками. В первом законодательном акте –"Порядке общей пользы" – говорилось: "Для распространения семейного житья холостых к женитьбе понуждать". Постепенно положение дел менялось: начали формироваться семейные отношения, и вырабатываться семейные устои. На смену "дикому разгулу" сиромы шло "умягчающее влияние жены и матери".
Донские казаки явились на Кубань с готовыми формами жизни, с исторически сложившимся семейным бытом. В отличие от запорожской сиромы они оценили преимущества семейной жизни. Донская женщина не только сумела устроить и скрасить семейный быт и обстановку казака, но при случае несла тяжести военного быта с такой же самоотверженностью и героизмом, как и мужчина. Семейным бытом были вызваны формы казачьих поселений – станицы. Семья и семейные интересы стали предметом заботы казачьих кругов.
Формы расселения мелкими общинами, державшимися на семейном укладе, выразились при поселении донцов на Кубани. Поэтому на стороне линейцев были определенные преимущества. Им не требовалось тратить много сил и энергии на хозяйство. У них была женщина, жена – как хозяйка, как мать.
Напротив, в Черномории до середины XIX в. женщин было гораздо меньше, чем мужчин, и поэтому женщина здесь представляла объект особых забот и ценности. Высшее начальство хлопотало о том, чтобы на переселение в Черноморию были назначены те семьи, в которых было более "девок и вдов, в брак еще вступить могущих".
Сами Черноморцы ревностно следили за тем, чтобы женщины не покидали казачью общину. В то же время, черноморская женщина из-за постоянного отвлечения мужчины военной службой, фактически была главою семьи.
Черноморка редко попадала в плен к черкесам, но если такое случалось, она почти всегда скоро получала свободу путем выкупа или обмена пленных черкесов. О её освобождении заботились сами казаки и войско. Данное явление служит подтверждением ценности женщины в Черномории. Не было примера, чтобы черноморка, попадая в плен, завязывала связи с чужой ей народностью. На этот счет не встречается ни малейших намеков в фольклоре черноморцев – ни в песнях, ни в легендах, ни в сказаниях. Черноморка, по народным понятиям, представляет собой властную защитницу семейного очага, умеющую постоять за себя и за своих близких и ставящую выше всего интересы собственной семьи. Выпавшая на ее долю исключительная роль в строительстве семейной и бытовой обстановки делали ее решительной и самостоятельной. В семье и хозяйстве казачка вполне заменяла собой казака.
Столь же важное положение занимала женщина и у линейных казаков, но здесь ей не отводилось той исключительной роли. Тут не было недостатка в женщинах. Женщин всегда было почти столько же, сколько и мужчин. Кроме того, здесь казак нес военную службу, находясь у дома или ближе к хозяйству и семье, чем черноморец, благодаря присутствию на Кавказской линии регулярных войск.
До создания Кубанского казачьего войска в 1860 г. различие семейного уклада у черноморцев и линейцев проявлялось и в численном составе семей. Как отмечал историк И.Д. Попко, "Семьи черноморцев малолюдны. Каждый из сыновей при женитьбе городит себе особый двор". Разделяясь, семья стремилась к тому, чтобы отделившиеся сыновья селились где-либо поблизости. Поэтому новую хату строили "на плану" (подворье) отца (как правило, в дальнем от отцовской хаты участке огорода). В случае покупки хаты стремились найти ее как можно ближе к дому отца.
У линейного казачества бытовали большие патриархальные семьи, как это было в области Войска Донского и в южнорусских губерниях, откуда происходило заселение восточных районов Кубани. Здесь вместе с родителями и их несовершеннолетними детьми обычно жили два, иногда три семейных сына. Встречались семьи, которые насчитывали несколько десятков человек.
Развитию большой неразделенной семьи на Кубани, как и в других казачьих регионах, способствовало особое социальное положение казачества и специфический уклад его жизни. Были необходимы рабочие руки для обработки достаточно больших земельных наделов, предоставляемых казакам за службу. Длительные отлучки казаков делали невозможным отделение молодых семей – оно могло проходить только после возвращения казаков со службы. Однако главы многих казачьих семей были заинтересованы в концентрации земли и имущества в одном хозяйстве. Они часто препятствовали отделению сыновей и, тем самым, дроблению большесемейного хозяйства.
Редко встречались семьи, в которых вместе с женатыми сыновьями жили замужние дочери, то есть семьи, где не было сына. Положение зятя в доме жены считалось унизительным для казачьего достоинства, поэтому в зятья, или как говорили на Кубани – "в примаки", шли лишь в крайних случаях – сироты либо сыновья из бедных многодетных семей.
Одной из наиболее ярких особенностей старой казачьей семьи была обособленность и замкнутость ее быта, связанная с сословной природой казачества и являвшаяся одной из причин стойкого сохранения патриархальных нравов. Казаки неохотно роднились с другими группами населения. В этой избирательности ярко проявилась сословная ментальность казачества. Казаки изначально считали себя "выше" любого иногороднего, поскольку они являлись "высшей кастой" – воинами, слугами Отечества, царя. Эту особенность подчеркивали как дореволюционные, так и советские исследователи.
С начала XX в. встречались случаи, когда казаки брали себе жен из иногородних семей. Но девушки-казачки исключительно редко выходили замуж за иногородних, так как казаки не хотели мириться с тем, чтобы кто-либо из их семьи терял привилегированное положение.
Фактическим распорядителем всего движимого и недвижимого семейного имущества был глава семьи – старший в семье мужчина – дед, отец или брат. Бывали и такие случаи, когда больной и дряхлый глава семьи еще при своей жизни передавал свои права старшему сыну. Нередко после смерти старшего мужчины власть переходила к его жене. Распоряжения старших были законом для всех взрослых и малолетних.
Главенство старшего подтверждалось определенными семейными ритуалами. Например, перед едой хозяин дома нарезал хлеб и первым зачерпывал еду из миски. За столом семья располагалась в иерархической последовательности с убыванием статуса от святого угла.
В семье весьма высок был статус хозяйки. Она руководила всей женской сферой хозяйства, являлась хранительницей семейных традиций и передавала свои знания, умения, опыт детям и невесткам, с ней советовался хозяин в принятии как незначительных, так и важных решений, она – наследница статуса мужа. Независимо от характера хозяйки, ее настроения, симпатий и антипатий все женщины в семье обязаны были ей подчиняться: выполнять ее распоряжения и поручения, почтительно выслушивать поучения и наставления, терпеливо сносить порицания и упреки. Хозяйка следила за "правильностью" поведения не только невесток и дочерей, но и сыновей. Деятельность хозяйки контролировалась хозяином. В случае отсутствия хозяйки всей женской сферой хозяйства распоряжалась старшая невестка.
Как и повсюду, в семье было трудным положение невестки. Ее статус в семье зависел от ряда факторов: старшинства мужа среди братьев, продолжительности ее проживания в семье; наличия, количества и пола детей. Старшинство невестки являлось исключительно статусным и не зависело от ее возраста. Первая "принятая в семью невестка" становилась "старшей" даже в том случае, если следующей за ней невестке было больше лет. В то же время, на статус женщины существенно влияли и ее социальное происхождение, хозяйственные способности, черты характера.
Важнейшей особенностью ментальности кубанского казачества было традиционное половозрастное разделение труда в казачьих семьях. Основное положение этого разделения выражалось кубанской пословицей: "Без хозяина двор, без хозяйки хата плаче". Хозяин считался главой внешнего, "надворного" хозяйства, жена – внутреннего, "хатного".
