2015-02-15
443
Этот принцип операций с пространством очень широко представлен в обряде: с обратным вектором производится изготовление снаряжения (строгают, шьют от себя — иногда также левой рукой); одевание (в обратную сторону заворачивают онучи—влад. [Завойко 1914,93}); опрокидывают горшки: оборачивают оглобли после захоронения, переворачивают вверх полозьями дровни на могиле (волог. [Зеленин 1914-1916,20]) и др. В случае особых похорон эта обратность еще удваивается: колдуна несут вперед головой (тул. [Шейн 1898,179]), то же при эпидемиях (нижегор. [Доброзраков 1853,51]). Обращение к действиям с обратным вектором известно во многих других обрядах (например, при проводах «някрута» в доме переворачивают иконы, стол, скамьи, ухваты, помело, жернов [Никифоровский 1897,87]); при «встречах с нечистой силой» (например, если заблудишься) в нечистых, урочных местах и др. На основании таких «обратных» действий и других случаев «обратности» (например, времени дня и ночи: солнце светит живым, а месяц мертвым) или признака женский-мужской (опоясывание парня женским поясом в гробу [Червяк 1927, 147]) Б. А. Успенский делает вывод об обратной ориентации «иного мира», его зеркальности здешнему.
Но считать единственной характеристикой загробного пространства его обратность было бы упрощением. Сама обратность (очень непоследовательно проведенная в обряде) может быть понята как простейшая, нагляднейшая иллюстрация «инакости».
Загробное пространство «иное», а не обратное, не перевертыш «этого»: оно не обладает протяженностью, постоянством масштабов и отношений, свойственных «этому», оно моментально, как формы, которые принимают «души». Эта абсурдность пространственных законов «иного» мира с точки зрения «здешнего» помогает понять сосуществование его взаимоисключающих представлений. Кроме зеркального представления двух пространств, обряд использует и другие принципы их противопоставления. Так, календарь мертвых может обгонять календарь живых (например, «Четверг страстной — старый Великдень», т. е. Пасха для умерших [Календарь 1894-1895, III, 264]; в церковь они ходят с пятницы на субботу[60]; календарные поминки справляются накануне праздников — это относится к осенне-зимним поминкам), но может и отставать от него (для весенне-летних поминок характерно запаздывание на неделю «Пасхи мертвых», «Троицы мертвых»; но Пасха также может называться «Троицей для мертвых»).
Кроме того, время мертвых может относиться ко времени живых В масштабе «день» = «год» — см. терминологию белорусских календарных поминок в течение года: вторник Фоминой недели — Снедане на радзицелях, Троицкая суббота — обед на радзицелях; поминки перед мясопустной неделей — палудзинъ на радзицелях; Дмитриевская суббота — вечеря на радзицелях [Демидович 1896,212]. Наш тезис о том, что обратность не является исчерпывающей характеристикой «иного мира», подтверждает и тот факт, что ходячую нечисть отличает не столько обратность, сколько «нецельность» ее облика: копыто вместо ноги, полосатые (волосатые) ноги летуна (влад., зап. автора).
г) Подбрасывание вверх в меньшей степени характерно для похорон. Здесь можно привести только ворошение и подбрасывание зерна три раза при выносе (закарп. [Богатырев 1971, 268]), подбрасывание тела ходячего покойника осовым колком (бреет. [Седакова 1983,254]).
д)Разбивание, разрывание (в противоположность разрезанию). Разрыванию взамен разрезания подвергаются на похоронах и поминках (в том числе календарных) хлеб и ткань. В обоих случаях можно видеть следствие общего запрета на железо для реалий погребального обряда (для гроба, для обуви). Ткань может не только разрываться, но и пережигаться огнем (при шитье савана, при делении полотна), что отражено в блг. прегорялка 'саван* (в отличие от русского, он одевается под одежду). Вероятно, польск. zglo 'саван' имеет то же происхождение, а не является, как обычно думают, реликтом древнейшего трупосожжения. Можно предположить, что за действиями разрывания стоит не только известное в славянской архаике избегание железа (железо в виде топора, колуна, вил, иглы и др. присутствует в погребальном обряде в сфере катартики и профилактики), но, как и за широко распространенным разбиванием горшков (на могиле, у порога, на дороге), — определенная мифологическая мотивировка: уподобление действию самой смерти (ср. поверья о том, что нечистики разрывают в клочки человека или сброшенную им одежду — полес., гом. [Седакова 1983,260]).
