Другая гипотеза о мозге в сосуде

Возможно, этот скептический аргумент вас не убедил. Вы можете рассуждать приблизительно так.

* См. гл. 19 «Что такое знание?», в которой это допущение подвергается сомнению. — Примеч. автора.

Я прекрасно знаю, что нет никаких плутонианцев и никаких лабораторий на Плутоне. Плутон представляет собой громадный газовый шар, не имеющий твердой поверхности Поэтому весь этот вздор относительно подземных лабораторий на Плутоне очевидно ложен. И нет причин отрицать, что я знаю все это о Плутоне, поскольку при обеих гипотезах шесть месяцев назад я воспринимал реальные вещи. Ваша гипотеза о Плутоне подвергает сомнению л ишь то, что я воспринимал в течение последних шести месяцев. Однако то, что Плутон есть гигантский газовый шар, я знал еще до этого. А поскольку я знаю это, постольку я знаю также, что ваша первая гипотеза должна быть ложной.

Это — хороший ответ. Однако гипотезу о мозге в сосуде легко изменить таким образом, что она подвергнет сомнению все ваше знание о внешнем мире, включая и ваше знание о том, что Плутон является гигантским газовым шаром. Рассмотрим предположение о том, что вы всегда были мозгом в сосуде. Возможно, что Земля и все, что на ней находится, никогда не существовали. Город, в котором вы живете, ваша семья, здания, друзья и даже больница, в которой вы родились, — все это иллюзии, создаваемые сверхкомпьютером. Они не более реальны, чем персонажи и детали фантастической компьютерной игры.

Как вы можете узнать, что эта гипотеза о мозге в сосуде неверна? По-видимому, этого нельзя сделать. Все имеющиеся у вас данные совместимы с предположением о том, что все воспринимаемые вами вещи являются мистификацией, создаваемой компьютером. Нельзя доказать, что Плутон является необитаемым газовым шаром, на котором не могут существовать подземные лаборатории. В конце концов, единственное основание верить в то, что Плутон является газовым шаром, состоит в подтверждении этой веры вашим опытом (например, вы могли приобрести эту веру благодаря телевизионной передаче или школьным урокам). Но если весь ваш опыт находится под контролем плутониан, то они умышленно могли ввести вас в заблуждение относительно того, что он собой представляет.

Философы расходятся во мнениях относительно убедительности этих скептических аргументов. Многие считают их убедительными. Другие защищают позицию здравого смысла и утверждают, что у нас есть знание о внешнем мире. Однако трудность, с которой сталкивается эта вторая группа философов, заключается в том, что, хотя вполне можно предположить, что в аргументах скептика должно быть что-то ошибочное, чрезвычайно трудно точно указать, в чем состоит эта ошибка. Поэтому до сих пор сохраняется сомнение: действительно ли в скептицизме есть что-то ошибочное?

Можно ли опровергнуть скептицизм?
Ответ с точки зрения обыденного языка

Должны ли мы отказаться от позиции «здравого смысла», утверждающей, что у нас есть знание об окружающем мире? Как я уже сказал, многих философов аргументы скептика не убеждают. Проблема состоит в том, чтобы найти слабое место в этих аргументах.

Один из распространенных ответов скептицизму ссылается на обыденный язык. Против скептицизма можно выдвинуть следующее возражение. Утверждение скептика о том, что мы ничего не знаем относительно окружающего нас мира, не имеет смысла. В реальной жизни мы объясняем значение слова «знать», указывая на то, что мы знаем, что автобус подходит, что солнце завтра взойдет в восемь часов утра, что в саду у Фреда растут деревья и т.п. Но если, по крайней мере отчасти, именно с помощью таких «парадигмальных случаев» мы задаем и объясняем значение слова «знать», то предполагать, что у нас нет знания в этих случаях, было бы в какой-то мере противоречием.

Это обращение к обыденному языку, к тому, как мы обычно употребляем слова, было особенно распространено в 1950-е годы. Однако в наши дни ссылка на обыденный язык уже не пользуется таким уважением. Проблема заключается в том, что, хотя обычно мы действительно объясняем значение не-

которого слова посредством ссылки на «парадигмальные случаи» его употребления, отсюда еще вовсе не следует, что это слово действительно правильно применяется в некоторых из этих случаев. Вполне возможно, что при применении или объяснении слова таким образом мы принимаем некоторое допущение, которое на самом деле ложно.

В самом деле, в случаях со словом «знать» мы действительно принимаем такое допущение. Но как раз об этом и говорит скептик. Он обращает наше внимание на то, что, когда мы говорим, будто Фред «знает», что перед ним остановился автобус, мы неявно опираемся на предположение о том, что у Фреда есть хорошие основания считать, что он не является и никогда не был мозгом в сосуде. Скептик просто обращает наше внимание на это допущение, а затем показывает, что оно ложно. Но как только мы поняли, что это допущение ложно, мы сразу же и вполне справедливо приходим к выводу о том, что термин «знать» неправильно употребляется в этом и других подобных случаях. В выведении такого заключения нет никакого противоречия.

«Невидимый булыжник»

Можно возразить скептику иначе. Некоторые философы считают, что гипотеза о мозге в сосуде фактически бессодержательна. Допустим, я мог бы сказать, что держу в руке невидимый, невоспринимаемый булыжник. Я прошу вас протянуть руку и кладу на вашу ладонь мой «булыжник». Ясно, что вы его не увидите и не почувствуете. Однако я настаиваю, что он все же существует. Вы вправе усомниться в моем психическом здоровье. Но даже и без этого вы могли бы спросить: есть ли какой-либо смысл в предположении о существовании невидимого и невоспринимаемого булыжника? Булыжник, который не оказывает влияния на окружающие вещи, вообще не является булыжником.

Нельзя ли аналогичное возражение выдвинуть против скептика? Некоторые философы полагают, что это возможно. Гипотеза о мозге в сосуде, говорят они, столь же бессодержательна. Даже если бы она была верна, это не повлекло бы никакой разницы в наших восприятиях. Все вещи останутся такими, какие они есть, независимо от истинности или ложности этой гипотезы. Однако ситуация, не вносящая никакого изменения в наблюдаемый нами мир, вообще не является ситуацией. Но аргумент скептика как раз опирается на предположение о том, что гипотеза о мозге в сосуде описывает подлинную ситуацию. Поэтому аргумент скептика рушится.

Это искусный ответ, однако он ошибочен. Дело в том, что в отличие от моей гипотезы о невидимом булыжнике гипотеза о мозге в сосуде могла бы повлиять на наш чувственный опыт. Именно это произошло в моем кратком рассказе о Ко-лине. В конце концов он увидел, что он является мозгом в сосуде. Возможно, завтра вечером это произойдет и с вами.