Рассказы 8 страница

— Привет! — крикнула она с порога.

Девушки засуетились. Кто-то неуклюже потянулся к телевизору, однако Молли подбежала к окну, спросив по пути:

— Он уехал?

Она успела к самому интересному моменту. Селеста подала мотоциклисту руку и ловко запрыгнула на заднее сиденье, что при ее значительном весе было просто удивительно. Ее юбка не слишком годилась для езды на мотоцикле, однако Селеста тут же развернула ее разрезом назад. Она обхватила своими сильными ногами сиденье и мотоциклиста, потом протянула сильные руки и обняла его. Селеста была на несколько дюймов выше парня, шире в плечах и явно сильнее его. Мотоциклист перенес всю тяжесть тела на левую ногу, с видимым напряжением выровнял крен мотоцикла и оттолкнулся правой ногой. До конца гравийной дорожки парень с Селестой ехали медленно и, насколько возможно, тихо. Наконец мотоцикл вывернул на широкую улицу. По звуку двигателя было слышно, как парень увеличил скорость, потом еще и еще. Затем звук мотоцикла потонул в общем шуме уличного движения.

— Ну и мерзавец, — спокойным голосом произнесла Молли Кэбот, будто рассуждая сама с собой.

Судя по лицам девушек, они ожидали услышать нечто подобное.

— Может, он просто решил похвастаться мотоциклом и прокатить ее вокруг колледжа, — не слишком уверенно сказала одна из них.

Сказано это было явно без желания вселить в Молли надежду.

— Конечно, — ответила Молли.

Она развернулась и спокойно вышла из комнаты. Девчонки тут же приклеились к окну и еще минут двадцать вглядывались в темноту.

— Сейчас начнется фильм. Хотите посмотреть? — спросила Минна.

Обычно она никогда не предлагала им посмотреть фильм, но сегодня все пошло кувырком, и ее предложение вполне вписывалось в общую канву событий. Если вдруг придет миссис Элвуд, ей это может не понравиться, но у нее хватит такта отложить разговор с Минной на потом, когда девушки уйдут.

— Фильм? — переспросил кто-то из девушек. — А почему бы и нет?

Словно в насмешку, сегодня показывали старый мюзикл о любви. Девушки оживленно комментировали каждую сцену и песню. В рекламные паузы они приклеивались к окну. Но и во время фильма любой шум извне, похожий на стрекот мотоцикла, заставлял их забывать о перипетиях сюжета и музыке. После окончания картины девушки не торопились расходиться (не у всех комнаты выходили окнами на фасад). Похоже, они были полны решимости всю ночь нести у окна вахту. Тогда Минна с застенчивой вежливостью спросила, не будут ли они возражать, если она ляжет спать. Они поняли намек и ушли, однако разошлись не сразу, а некоторое время толпились в коридоре и судачили. Девушки вовсе не злились на Селесту и не сочувствовали Молли. Минну поразило, что они возбуждены и почти обрадованы случившимся. Но представление затянулось, а они жаждали увидеть самое интересное. Это и было причиной их раздражения. Чувствовалось, они готовы дожидаться финала. «Какой ужас», — подумала Минна.

Но и она сама ждала окончания этой истории. Минна не легла в кровать. Она села у окна и спала урывками. Точнее, дремала, просыпаясь от каждого шума и испытывая стыд при мысли, что кто-то может ее увидеть. В четвертом часу утра она все-таки легла, но сон все равно не шел. Усталость уже не позволяла Минне вскакивать и подходить к окну на каждый звук, но ее уши чутко ловили все звуки. Потом она задремала и через какое-то время проснулась, заслышав стрекот мотоцикла. Возможно, другого, однако это был мотоцикл. Он остановился возле поворота на гравийную дорожку. Мотор тарахтел, как тарахтят моторы всех стоящих мотоциклов. Минне показалось, что он устал за ночь. Затем мотоциклист отъехал. Минна слышала, как двигатель набирает обороты и как звук отдаляется и постепенно исчезает. Теперь она прислушивалась к другим звукам — к негромкому шуршанию гравия под ногами и хрусту камешков. Затем звуки стали резче — ноги (вероятно, босые) поднимались по бетонным ступеням, царапая их приставшими к стопам камешками. Вначале открылась дверь-ширма, затем и основная дверь (Минна замерла при мысли, что вход может быть заперт на ключ). Через некоторое время хлопнула дверь в другом конце коридора. Включенная настольная лампа позволила Минне увидеть циферблат часов. Без нескольких минут пять. Вскоре в кухне появятся Флинн и Анджело; возможно, они уже там. В коридоре открылось еще несколько дверей, и по полу торопливо зашуршали босые девичьи ноги. Девчонки дождались окончания спектакля. Под их перешептывания Минна заснула.

Субботнее утро выдалось дождливым. Дождь был моросящим; от него запотевали оконные стекла и выступали капельки пота на верхней губе. С таким же успехом сейчас могло сиять солнце, поскольку дождь не принес никакой прохлады. Настроение повара Флинна тоже было отнюдь не солнечным. Перед ланчем он пожаловался, что пришедших на завтрак можно было по пальцам пересчитать.

— Как в декабре, — ворчал он. — Но тогда хоть эпидемия гриппа была. А чем им сейчас аппетит отшибло?

Флинн всегда сердился, когда приготовленную им пищу некому было есть. Раздражало его и меню сегодняшнего ланча. Ну зачем в такую жару варить суп, если к нему почти не притрагиваются? Несмотря на дождливую погоду, в столовой, помимо учениц, собралось немало родителей и приглашенных молодых людей. Минну всегда удивляло: девушки целый год говорили о выпускных торжествах, но почему-то самыми праздничными оказывались субботние вечера накануне экзаменов.

Минна с утра внимательно наблюдала за Селестой, надеясь услышать от нее хоть что-то. Впрочем, почему Селеста должна отчитываться? Она ничем не нарушила распорядок колледжа. Вот только выглядела она сегодня хуже, чем обычно (Минна могла в этом поклясться). Но если перемену заметила Минна, значит, увидят и другие. И это очень плохо, в первую очередь, для самой Селесты. Однако мысли свои Минна была вынуждена держать при себе. Ее обдало волной непонятного беспокойства: на мгновение вспомнился странный запах в машине Селесты. Волна накатила и быстро схлынула.

Близилось время ланча. Большинство девушек уже сидели за столами. Цветы на подоконниках столовой поникли, и Анджело с грустью поглядывал на них. Флинн сердито подгонял его, требуя, чтобы суп был на каждом столе. Селеста работала четко и сосредоточенно, разнося супницы и подносы с картофельным салатом. Вернувшись в кухню, она глубоко затягивалась сигаретой, после чего опускала сигарету в углубление пепельницы на столе и брала очередные супницы и подносы. Минна аккуратно окаймляла латуком подносы, надежно пряча пожухлые листья под ломтиками картофеля.

Селеста снова вернулась на кухню, взяла сигарету и, наверное, решила еще раз затянуться, прежде чем размять окурок в пепельнице. В это время металлическая дверь распахнулась и в кухню вошла Молли Кэбот. Она кусала губы. Дверная пружина с легким лязгом закрыла дверь. Анджело стоял спиной к двери, держа в руках охапку цветов (Минна разрешила ему заменить самые увядшие). Он повернулся на звук. Флинн равнодушно поднял голову от кастрюль. У Минны вдруг сдавило трудную клетку: вначале снаружи, потом изнутри. Худенькая, невысокая Молли Кэбот шагнула вперед. Она сердито щурилась, глядя на Селесту, будто пыталась испугать эту рослую, спокойную женщину.

— Ты — сука и шлюха! — выкрикнула Молли.

Ее звонкий голос напоминал удары кофейной ложечкой по блюдцу.

— Ты и в самом деле грязная шлюха!

А Селеста просто смотрела и мягко улыбалась, как будто ей было любопытно, что еще скажет Молли.

Молли немного удалось совладать с волнением. Возможно, она даже припомнила кое-что из уроков ораторского искусства.

— Я не паду так низко, чтобы соперничать с тобой на твоем уровне!

Но в ее голосе не было холодного высокомерия, которого требовали такие слова. Голос Молли по-прежнему дребезжал, как ложечка, уроненная на блюдце.

— Молли, прошу вас… — сказала Минна, не зная, что говорить дальше.

Молли, не сводя глазе Селесты, осторожно попятилась к двери, нащупала ее рукой, затем привалилась спиной и открыла, исчезнув из кухни. Дверная пружина, скрипнув пару раз, закрыла дверь.

— Селеста, дорогая… — забормотала Минна, словно это она была в чем-то виновата.

Лицо Селесты сохраняло все то же выражение спокойного любопытства.

— Все в порядке, Минна, — нежно и ласково ответила Селеста, будто говорила с маленькой девочкой.

Минна покачала головой и отвернулась. Ей казалось, она вот-вот расплачется. Флинн гремел сковородками, расставляя их по алюминиевым полкам.

— С чего это она? Что тут вообще происходит?

Ему никто не ответил. Все молчали. Тем временем с Анджело происходила метаморфоза. Его лицо вдруг перекосило яростью. Чувствовалось, это не его собственная, а тщательно заученная ярость, скопированная из низкопробных фильмов и школьных спектаклей. Тяжело ступая (опять подражание героям плохих фильмов), он вышел на середину кухни, швырнув на пол цветы.

— Что она о себе думает? — сердито спросил Анджело. — Кто дал ей право так разговаривать? Кто она такая?

— Обыкновенная девочка. Она думает, что я увела ее парня, — ответила Селеста. — Вчера он привез ее, а потом мы с ним поехали прокатиться.

— Но она не смеет так говорить! — закричал Анджело.

Минна увидела, что неизменно бледное лицо Анджело сейчас было пунцово-красным.

— У меня дочка ее возраста, — сказал Флинн. — Если б моя девчонка позволила себе такие слова, я бы ей весь рот намылил!

— Отличный способ, Флинн! — огрызнулась Селеста, — Настолько отличный, что тебе лучше заткнуться.

Иногда бывает достаточно одного слова, чтобы мрачные предчувствия стали реальностью. Столкновение Анджело с нелепой и жестокой судьбой, которого так боялись и Минна, и Флинн, и, возможно, Селеста, уже началось. Он зачем-то метнулся к раковине, затем выскользнул из кухни. Он исчез раньше, чем все трое сообразили: Анджело что-то задумал.

Первым очухался Флинн.

— Парень унес щелочное мыло! — крикнул он и поспешил к двери.

Минна направилась вслед за ним, но Селеста опередила их обоих.

Зал столовой был полон и непривычно тих (вероятно, из-за присутствия родителей). Позвякивали кубики льда в чайных стаканах и кое-где скрипели стулья. Миссис Элвуд сидела в окружении нарядно одетых родителей и их младших благовоспитанных детей с повязанными салфетками. Минна беспомощно взглянула на нее. Миссис Элвуд была занята разговором, и у нее, как всегда, слегка подергивался подбородок. Анджело стоял в дальнем конце зала, в проходе между столиками. В правой руке он сжимал желто-зеленый кусок щелочного мыла. Анджело весь напрягся, словно держал что-то тяжелое (например, метательное ядро) или опасное (скажем, гранату). Молли Кэбот сидела, уткнувшись в тарелку, и, как могло показаться со стороны, увлеченно подсчитывала количество полосок лапши или зернышек риса в супе. Анджело склонился над ней, почти касаясь носом ее волос.

— Вот что, девка. Ты должна извиниться перед мисс Селестой. Быстро. Вставай, — тихо произнес он, вспомнив фразы из фильмов.

Молли даже головы не подняла.

— Нет, Анджело, — сказала она и уже тише добавила: — Не мешай мне есть. Возвращайся на кухню. И побыстрее.

Анджело поднес ладонь к ее тарелке. Кусок щелочного мыла мягко скользнул в суп.

— Вставай, — тихо потребовал Анджело. — Иди извиняйся, иначе я намылю тебе рот.

Молли отодвинула стул и начала вставать, однако Анджело, находившийся по другую сторону стола, схватил ее, притянул к себе и, продолжая давить на плечи, опускал ее голову все ниже и ниже к тарелке. Девушка, сидевшая рядом с Молли, пронзительно вскрикнула. Ее крик не испугал Анджело. Одной рукой он сжал затылок Молли и окунул ее лицом в суп. Правда, всего один раз, и то на мгновение. Потом он схватил Молли за плечо, развернул к себе, нашаривая второй рукой мыло. Парень, сидевший по другую сторону прохода, вскочил на ноги.

— Ты что, спятил? — крикнул он, бросаясь к Анджело.

Но Селеста успела раньше. Она схватила Анджело за талию, оторвала от пола, заставила разжать руку и высвободить плечо Молли. Селеста пыталась подхватить его на руки и унести в кухню. Анджело извивался, как угорь, и вывернулся из ее рук. Но рядом уже стоял Флинн. Тот заключил мстителя в медвежьи объятия. Анджело громко застонал. Флинн развернулся и повел Анджело на кухню, согнув в три погибели его тощую фигуру. Селеста побежала вперед, открыла дверь кухни и держала наготове. Анджело лягался и царапался. Он вертел головой, пытаясь разглядеть Молли.

— Ты сама шлюха! — тоненьким, совсем не мужским голосом крикнул Анджело.

Они уже входили в кухню. Анджело продолжал бешено вертеть головой, пытаясь хоть что-то разглядеть за плечами Флинна. Селеста поспешила закрыть дверь изнутри.

Минна тоже искала глазами Молли. Та шла к выходу из столовой, прикрыв лицо салфеткой. Мокрая, со следами супа, блузка прилипла к ее худенькому, птичьему телу, а маленькие острые груди, обожженные и поруганные, словно стрелки, указывали направление движения. Миссис Элвуд взяла Минну за руку и тихо шепнула:

— Что все это значит? Какой бес в него вселился? Больше он у нас не работает. Пусть убирается куда угодно!

Анджело сидел на кухонном полу, привалившись к алюминиевому шкафу. Флинн неуклюже прикладывал к его губам мокрое полотенце. У Анджело изо рта шла кровь. После каждого прикладывания полотенца он еще ниже сползал на пол, сплевывая кровь и пытаясь вытереть рубашку, забрызганную супом. Его глаза были закрыты. Анджело поскуливал, словно брошенный хозяевами пес.

— Что ты с ним сделал? — спросила Флинна Селеста.

— Должно быть, язык прикусил, — буркнул повар.

— Да. Язык, — глухо подтвердил Анджело, которому мешало говорить мокрое полотенце.

— Ну и дурак же ты, макаронник, — поморщился Флинн.

Селеста отобрала у повара полотенце и отпихнула его самого от Анджело.

— Я сама. Ты ему все лицо располосуешь.

— Зря я не ударил ее, — выпалил Анджело. — Она это заслужила. За такое бьют.

— Вы только послушайте его! — воскликнул Флинн.

— Заткнись, — отмахнулась Селеста.

Минна тихо стояла в углу, выбирая момент, чтобы объявить печальную новость.

— Анджело у нас больше не работает. Миссис Элвуд велела ему собрать вещи и покинуть колледж.

— Боже, но куда он пойдет? — удивился Флинн. — Куда? На улицу?

— Не беспокойтесь обо мне, — сказал Анджело.

Он несколько раз моргнул и улыбнулся Селесте. Она опустилась на колени и, уговаривая его, как маленького, заставила открыть рот и показать язык. Потом Селеста достала из халата чистый носовой платок и осторожно обтерла Анджело язык, так же осторожно закрыла ему рот, приложила к губам мокрое полотенце, потом прижала к полотенцу руку Анджело. Анджело снова закрыл глаза. Его голова склонилась на плечо Селесты. Она чуть подалась назад, обняла Анджело своей крупной сильной рукой и стала легонько качать его. Его голова напоминала мячик на груди Селесты. Анджело вновь застонал, но теперь его стон был больше похож на попытку петь.

— Запру-ка я лучше дверь от греха подальше, — сказал Флинн.

Минна смотрела на них, ощущая тупую боль в горле — предвестницу больших слез и печалей. У нее начали холодеть руки и ноги. Это была ненависть. Минна сама удивилась, но это была ненависть: ненависть к Селесте — околдовавшей Анджело и завладевшей им. Сейчас она обращалась с ним как с диким кроликом, попавшим в ее силок. Скоро Селеста его успокоит и приручит. Впрочем, насчет дикого кролика Минна ошиблась. Анджело с самого появления Селесты был рад превратиться в ее любимую зверюшку, подопечного, ребенка — кого угодно. Он был зачарован и одержим ее великолепным, чувственным телом, и тело Селесты навсегда останется для него сверкающей и недостижимой целью. Анджело так и не поймет, что же притягивает его к Селесте.

— Анджело, у мужа моей сестры есть пансионат в штате Мэн, — тихо сказала Селеста. — Там замечательно. Рядом океан. Там тебя с радостью возьмут на работу. У тебя будет не каморка в подвале, а хорошая комната. Зимой пансионат закрыт. Тебе и нужно-то будет чистить снег и подправлять разные мелочи. А летом туда приезжают туристы: купаться в океане и плавать на парусных яхтах. Там много лодок и красивые пляжи. Моя семья тебя хорошо встретит. Тебе у них понравится.

— Нет, — возразила Минна. — Это слишком далеко. Как он туда доберется?

— Я сама его отвезу, — сказала Селеста. — Вечером отправимся. Я всего на один день. К понедельнику вернусь.

— Анджело никуда не выезжал из Бостона, — не сдавалась Минна. — Ему там не понравится.

— Ничего, привыкнет, — рявкнул Флинн. — Это лучше, чем на все четыре стороны.

— Селеста, а ты будешь туда приезжать? — спросил Анджело.

— Летом — по выходным. И в отпуск.

— А как называется то место? — спросил Анджело.

Он сел выше, уперся спиной в шкаф и провел рукой по волосам Селесты. Его восторженные, полные обожания глаза разглядывали ее густые черные волосы, лицо с крепкими скулами и широкий рот.

— У того места очень красивое название — Херонс-Нек,[62]— сказала Селеста. — Там очень дружелюбные люди. У тебя появится много друзей.

— Я тоже думаю, что ты там приживешься, — сказал Анджело Флинн.

— Мы поедем сегодня вечером, — повторила Селеста. — Выедем, как только ты соберешь свои вещи.

— Это невозможно, — сказала Минна. — Вы не можете уехать сегодня.

— Да она едет-то всего на один день! — не выдержал Флинн. — Минна, из-за чего ты упрямишься? Всего один день.

Минна провела рукой по лицу: слой пудры был влажным, а в уголках глаз даже слипся в комочки.

— Я не могу дать вам выходной, — сказала Минна, глядя на Селесту. — Сейчас такое напряженное время.

— Боже милостивый! — поморщился Флинн. — Селеста, иди прямо к миссис Элвуд и объясни ей, что к чему.

— За кухню отвечаю я! — взвилась Минна. — Я столько времени добивалась, чтобы мне нашли помощницу, и я решаю, когда давать ей выходной.

Флинн избегал встречаться с Минной глазами. В кухне стало совсем тихо.

— А если я все-таки уеду вечером с Анджело? — спросила Селеста.

— Тогда можете не возвращаться, — отрезала Минна.

— Посади Анджело на автобус и объясни, как ехать, — предложил Селесте Флинн.

— Я не хочу ехать туда один, — чуть не плача, крикнул Анджело. — Я там никого не знаю.

В кухне опять установилась тишина. Теперь Флинн старался не встречаться взглядом с Селестой. Селеста смотрела в пол, потом вскинула голову и провела рукой по влажным волосам Анджело.

— Мы с тобой поедем сейчас, — медленно произнесла она. — Собирайся.

— Вместе! — как ребенок, обрадовался Анджело. — Ты мне там все покажешь.

— Обязательно покажу, — пообещала она. — Так будет лучше.

— Надо бы попрощаться с миссис Элвуд, — неуверенно сказал Анджело.

— Думаю, не стоит. Она сердита на тебя. Лучше не показываться ей на глаза. Знаешь, ты ведь можешь послать ей красивую открытку, когда мы приедем в Херонс-Нек.

— Правильно, — подхватил Анджело. — Я пошлю оттуда открытки и Флинну с Минной. Флинн, тебе какую открытку прислать?

— Чтобы вода была и скалы, — ответил повар, словно его спрашивал маленький мальчик.

— А там есть скалы? — спросил Анджело.

— Сколько угодно, — ответила Селеста.

— Минна, а ты что хочешь?

Минна стояла к ним спиной и, нагибаясь, собирала разбросанные цветы.

— Все, что тебе понравится, — ответила она.

— Тогда идем собираться, — сказала Селеста.

— Выйдите через другую дверь, — предложил им повар. — Там глаз меньше.

Он открыл дверь во двор. Дождь прекратился. Пахло травой, еще не успевшей высохнуть.

Когда Анджело с Селестой ушли и Флинн закрыл за ними дверь, Минна сказала:

— Хлопотный денек будет у нас завтра. Но, думаю, мы справимся.

— Обязательно справимся, — ободрил ее Флинн. — М-да, погано все сегодня получилось.

— И я еще добавила, — призналась Минна.

Эти слова она произнесла тонким, срывающимся голосом. Потом ее взгляд упал на супницы и подносы с картофельным салатом. Сколько же времени прошло? Ведь в зале заждались!

Минна приоткрыла дверь и осторожно выглянула в щелку. Столовая была пуста. Наверное, миссис Элвуд всех вежливо выпроводила.

— В зале — никого, — сообщила Минна.

— А с этим что прикажешь делать? — спросил Флинн, кивая на супницы и подносы.

Минна сидит у себя в комнате и коротает время до новостей и фильма. Она ждет, когда за окнами окончательно стемнеет. На гравийную дорожку и вязы мягко опускаются сумерки. Минна прислушивается к звукам из комнаты Селесты и ждет, когда ее машина выедет на дорожку. Вяло тянутся минуты. Потом Минне в голову приходит мысль, что они с Анджело, должно быть, уже уехали. Вещи погрузили где-нибудь в другом месте. Селеста об этом позаботилась. Комнату Минны наполняют сумерки; в неясном свете поблескивают немногочисленные вещицы на столе, прикроватной тумбочке, комоде, телевизоре и кофейном столике. Ярче всего блестят этикетки на баночках с экзотической едой, которые она так и не открывала. Рядом лежит вилка, купленная в антикварном магазине. Взглянув на вилку, Минна сразу вспоминает удивительный день, проведенный с Молли. «Бедняжка Молли», — думает Минна. Как ужасно, что девушка вынуждена и дальше оставаться в колледже, зная, что все видели ее унижение. И вдруг Минну охватывает такая же жалость к самой себе. Но эта жалость более эфемерна, и вскоре Минна благодарит судьбу, что занятия в колледже почти закончились.

Зажигаются уличные фонари. Ряды светящихся точек окаймляют учебный городок, от их света блестит листва вязов и трава лужайки. Все — как вчера; в этом пейзаже не хватает лишь Селесты. Минна отходит от окна, включает настольную лампу, берет с полки первую попавшуюся книгу и усаживается в свое любимое кожаное кресло с бархатной спинкой. Она просто сидит, уже не вслушиваясь в уличные звуки. Она не читает и даже ни о чем не думает. Ее утомленный разум вдруг утратил все зацепки.

Глаза Минны замечают мотылька. Он появился неизвестно откуда, из какого-нибудь укромного уголка, и теперь неистово порхает вокруг единственного огонька в комнате. И какая дьявольская сила выманивает мотыльков из темноты, где им ничего не грозит, и влечет к опасному свету? У мотылька отчаянно трепещут крылышки, он бьется о горячую лампочку настольной лампы. Пусть это и не огонь, но обжечься можно. Какое упрямое, беспечное и бесцельное порхание. Может, встать и погасить свет? Но ей не хочется сидеть в темноте. Конечно, можно взять газету и прихлопнуть мотылька, но Минна не настроена это делать. Она продолжает сидеть, а за окном становится все темнее. Шелест крыльев мотылька становится приятным, баюкающим, и Минна засыпает.

Потом она просыпается и решает, что вовсе не проснулась, а продолжает видеть сон. Заметив мотылька, Минна понимает: она все-таки проснулась. За окном совсем стемнело, и из темноты доносится знакомый назойливый стрекот мотоцикла. Минна встает с кресла, подходит к окну и видит вчерашний мотоцикл с пронзительно-красным бензобаком. Мотоциклист остановился в самом начале гравийной дорожки. Значит, думает Минна, он приехал не за Молли. Тогда бы парень подкатил к дверям спального корпуса. Мотоциклист озирается по сторонам, несколько раз добавляет и уменьшает обороты двигателя, глядит на часы и елозит на сиденье. Минна знает: он приехал за Селестой. Она следит за парнем, уверенная, что в других окнах девчонки тоже следят за ним. Никто не выходит из дверей спального корпуса. Из окон доносится девичий шепот, вспыхивая то в одном, то в другом месте. Мотоциклист снова подбавляет газу, заставляя мотор громко рокотать, затем заглушает его до легкого тарахтенья, свойственного вхолостую работающим двигателям. Входная дверь по-прежнему не открывается. Парень растерянно ерзает в седле, в который уже раз смотрит на часы. «Интересно, девушки знают, что Селеста уехала?» — мысленно спрашивает себя Минна. Конечно, девушки знают все, и кто-то из них, наверное, знал, что этот парень приедет снова, но не за Молли. А он заметно нервничает: видимо, чувствует, что Селеста не выйдет. Жаль, что за окном слишком темно и Минне не разглядеть его лица. Только белесое пятно его волос и красный бензобак, ловящий отсветы фонарей. Потом парень поворачивает ручку газа, из-под заднего колеса вылетают камешки, и мотоцикл уезжает. Шепот за окнами стихает; Минна и девушки слушают, как мотоциклист увеличивает скорость. Сегодня это занимает у него больше времени, чем вчера.

Минна сидит одна, в обществе мотылька. Она не знает, который сейчас час и придут ли девушки посмотреть новости. Если да, то придет ли Молли? Минна надеется, что нет; по крайней мере, не сегодня. Мотылек снова усыпляет ее, и она погружается не то в сон, не то в полусон под монотонное шелестение крылышек. Перед тем как заснуть окончательно, Минна вздрагивает от тревожной мысли: «Что я завтра скажу миссис Элвуд?» Но мотыльку удается прогнать и эту мысль. В комнатке Минны появляются счастливые лица племянников и племянниц, рты которых перепачканы конфетами. Среди племянников она почему-то видит и Анджело. Через какое-то время мотоцикл приезжает снова, и парень снова ждет, беспокойно ерзая на сиденье, снова терзает ручку газа, потом уезжает, сопровождаемый хихиканьем из окон. Но Минна уже ничего не слышит. Она спит, убаюканная музыкой неугомонных крылышек мохнатого мотылька.

«Утомленное королевство» (1967)

От автора

Публикация «Утомленного королевства» в этом сборнике требует от меня некоторого мужества, изрядной доли сентиментальности либо того и другого. На многих уровнях этот рассказ кажется мне дилетантским. Он изобилует писательскими приемами, которые сейчас вызывают у меня лишь глубокое сожаление. Это пространные куски в настоящем времени, начинающие и завершающие рассказ; непродуманная и неуместная пунктуация, раздутые абзацы в середине, написанные с намерением передать гнетущую узость мышления Минны… но вылившиеся (по крайней мере, для меня) в гнетущее чувство замкнутости описываемого мной мира. Сейчас я недоумеваю, как Селеста, жалуясь на состояние воды в Ревир-Бич, говорит: «Словно пи-пи туда делали». Такие слова были бы уместнее в устах Молли Кэбот; женщина типа Селесты просто сказала бы, что туда «нассали». Но сильнее всего меня сейчас ошеломляет и заставляет морщиться возраст Минны Баррет. Ей только пятьдесят пять, а она рассуждает и говорит так, будто ей по меньшей мере сто пятнадцать! Разумеется, я писал этот рассказ, когда мне самому было двадцать пять лет и я учился в Писательской мастерской при Айовском университете. В то время пятидесятипятилетних людей я считал старыми. (Сейчас от пятидесяти пяти лет меня отделяют всего два года; мне этот возраст видится достаточно молодым, чтобы позволить себе такую тупость ума и вялость тела, как у Минны.)

Я целый год переделывал этот рассказ, одновременно закачивая свой первый роман «Свободу медведям» (1969). «Утомленное королевство» было напечатано раньше, в журнале «Бостон ревью» (весна — лето 1968 года). Несмотря на многочисленные примеры моего дилетантизма, рассказ до сих пор дорог мне тем, что помог обрести некоторую уверенность в создании второстепенных персонажей, о которых говорится в третьем лице. Умение создавать таких героев необходимо любому писателю, при любой тематике и объеме его произведения. Даже в романе, написанном от первого лица, обязательно должны быть второстепенные персонажи, вводимые рассказчиком, и, что важно, — речь о них тоже идет в третьем лице.

Если в произведении есть четкий сюжет, для него тем более важны и ценны второстепенные, «проходные» персонажи. Чаще всего это несчастные или невезучие люди, которые двигают повествование в неожиданном направлении, и всё потому, что они совершенно не знают о характере действий главных героев. Минна Баррет — предшественница цепи вспомогательных персонажей в романе «Мир глазами Гарпа». В «Отеле “Нью-Гэмпшир”» это младшие дети семейства Берри (и насильник Чиппер Доув). С Минной Баррет перекликается Уолли Уортингтон (или суеверный начальник станции в Сент-Клаудз) из романа «Правила для виноделов». Это и Хестер (а также майор Ролз и преподобный Льюис Меррил) в «Молитве об Оуэне Мини». Это Мартин Миллс, инспектор Дхар и Нэнси в «Сыне цирка». Все они — «главные второстепенные персонажи», и умение взглянуть на события их глазами фундаментально важно для всей канвы повествования.

Теперь я понимаю: создавая образ Минны Баррет, я учился создавать (хотя и весьма неуклюже) второстепенных персонажей.

Почти в Айове

Водитель считал путешествие одной из форм размышления, однако его «вольво» никогда не ездил дальше Вермонта. Водитель, как правило, был здравомыслящим путешественником: он поддерживал надлежащий уровень масла, заботился о чистоте ветрового стекла, а в левом нагрудном кармане, вместе с шариковой ручкой, носил персональный манометр для измерения давления в шинах. Ручка ему требовалась для записей и пометок в бортовом журнале («Журнале великого путешествия»). Он аккуратно заносил туда число пройденных миль на галлон бензина, размер платы за проезд по дорогам и мостам, а также общее время нахождения в пути.

«Вольво» ценил предусмотрительность водителя. Путь по шоссе 9, пролегающему через Вермонт от Братлборо до Беннингтона, он проделал без опаски. Когда на шоссе появились первые признаки скорого пересечения границы штата Нью-Йорк, водитель сказал ему:

— Все в порядке.

И «вольво» ему поверил.

Этот «вольво» пыльно-томатного цвета был из породы двухдверных седанов. Он появился на свет в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Обут он был в одноцветные черные радиальные шины «Семперит», имел стандартную четырехскоростную коробку передач, четыре цилиндра, два карбюратора и сорок пять тысяч двести тридцать восемь миль пробега. Радио в салоне не было. Водитель считал, что радио отвлекало бы их обоих.