Двести третья ночь

Когда же настала двести третья ночь[236], она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар‑аз‑Заман не обратил внимания на слова жителей города и стал кричать: „Я писец, я счётчик, я звездочёт!“ И все жители города рассердились на него и сказали: „Ты просто глупый юноша, гордец и дурак. Пожалей свою юность и молодые годы, и прелесть и красоту!“ Но Камар‑аз‑Заман продолжал кричать: „Я звездочёт и счётчик – есть ли охотники?!“

И когда Камар‑аз‑Заман кричал, а люди его останавливали, царь аль‑Гайюр услышал его голос и шум толпы, и сказал везирю: «Спустись, приведи к нам этого звездочёта». И везирь поспешно спустился и, взяв Камар‑аз‑Замана из толпы людей, привёл его к царю. И, оказавшись перед царём аль‑Гайюром, Камар‑аз‑Заман поцеловал Землю и произнёс:

«Собрал ты в себе одном прославленных восемь свойств, –

Так пусть же тебе судьба всегда их даёт как слуг:

То слава, и истина, и щедрость, и набожность,

И слово, и мысль твоя, и знатность, и ряд побед».

И царь аль‑Гайюр посмотрел на него и усадил его с собой рядом и, обратившись к нему, сказал: «Ради Аллаха, о дитя моё, если ты не звездочёт, то не подвергай себя опасности и не входи сюда, приняв моё условие, ибо я обязался всякому, кто войдёт к моей дочери и не исцелит её от недуга, отрубить голову, а того, кто её исцелит, я женю на ней. Так пусть не обманывает тебя твоя красота и прелесть. Аллахом клянусь, если ты её не вылечишь, я непременно отрублю тебе голову!» – «Пусть так и будет! – отвечал Камар‑аз‑Заман. – Я согласен и Знал об этом раньше, чем пришёл к тебе».

И царь аль‑Гайюр призвал судей засвидетельствовать Это и отдал Камар‑аз‑Замана евнуху и сказал ему: «Отведи его к Ситт Будур!» И евнух взял Камар‑аз‑Замана За руку и пошёл с ним по проходу, и Камар‑аз‑Заман опередил его, и евнух побежал, говоря ему: «Горе тебе, не ускоряй гибели своей души! Я не видел звездочёта, который бы ускорял свою гибель, кроме тебя, но ты не знаешь, какие перед тобой напасти». Но Камараз‑Заман отвернул лицо от евнуха…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.