Вальденсы. Прежде чем говорить о ереси альбигойцев, которая, без сомнения, была наиважнейшей из всех ересей и с которой мы начнем их серьезное рассмотрение

Прежде чем говорить о ереси альбигойцев, которая, без сомнения, была наиважнейшей из всех ересей и с которой мы начнем их серьезное рассмотрение, следует сказать несколько слов о вальденсах. Секта была основана в 1170 году неким Пьером Вальдо, богатым, но неграмотным купцом из Лиона. Подготовив для публики перевод евангелий и нескольких других книг Библии, он избавился от всей своей собственности и в ожидании святого Франциска Ассизского стал жить в полной нищете. В ту пору ему еще не приходило в голову порвать с Церковью – он был реформатором, а не еретиком. С самого начала у него было много последователей. Он и его ученики привыкли проповедовать на улицах и в общественных местах; послушать их собирались целые толпы. Потому что среди людей бытовало неприятие тех мест, где проповедовали католические священники, и это добавляло проповедям вальденсов прелесть новизны.^[28]

«Многие кюре, как правило, совсем, и не думали проповедовать, что и к лучшему. Но, поскольку людей необходимо было наставлять, они приводили профессиональных проповедников. Это были духовные, даже светские лица, для которых кочевые проповеди стали делом жизни». К счастью, для некомпетентных кюре, которые сами не умели должным образом обращаться к людям, они переходили от прихожанина к прихожанину из денежных соображений. Благодаря им, движение кочевых проповедников ширилось, они даже образовывали «проповеднические компании», которые заключали контракты на проведение всех церковных обрядов с целыми провинциями или группами прихожан, так что нуждающиеся всегда могли позвать к себе священника, обратившись в подобную компанию. Существует доказательство того, что такая странная компания действовала в Нормандии:

«Церковь была встревожена… Она опасалась – и не без оснований, – что эти незнакомцы развеют среди людей семена фальшивых доктрин… Парижский Церковный собор в 1212 году запретил незнакомцам проводить все церковные обряды – до тех пор, пока их права на это не подтвердит епископ провинции».

Конечно же, такого рода проповедование евангелий людьми, большая часть которых была неграмотной и не имела теологической подготовки, не могло долго оставаться незамеченным церковной цензурой. В 1179 году архиепископ Лиона запретил им проповедовать, а поскольку на его запрет не обратили внимания, он отлучил Валь до и некоторых его последователей от Церкви. Лишившись, таким образом, возможности слушать проповеди собственного епископа, вальденсы смело обратились к Латеранскому церковному собору. Александр II позволил им вернуться в лоно Церкви, однако настоял на том, чтобы для проведения собраний и служб они просили разрешения у местного епископа. Прошло еще пять лет, и после повторных жалоб архиепископа на их поведение они были окончательно отлучены от Церкви папой Люцием III на Церковном соборе в Вероне. Впрочем, уже в 1218 году своего рода Церковный собор вальденсов беспрепятственно прошел в Бергамо, что доказывает, что церковные власти смотрели на них сквозь пальцы.

Единственный пример весьма специфичного законодательства, направленного против вальденсов – это яростное заявление Педро II Арагонского в 1198 году. Он издал указ, по которому все вальденсы должны были уйти из страны; все еретики, обнаруженные в королевстве, подлежали немедленному сожжению на костре. Серьезность этого указа, карающего еретиков смертью, была беспрецедентной. Без сомнения, подобное наказание было названо лишь для устрашения. Король приказал изгнать еретиков и конфисковать их собственность, но те из них, кто ослушивался королевского указа, должны были быть подвергнуты наказанию, причем не как еретики – в вину им официально вменялось то, что они осмелились ослушаться указа самого короля. Впрочем, не все было так просто. Вскоре после этого легкомысленный правитель участвовал в битве против крестоносцев де Монфора на стороне еретиков. Должно быть, прав мистер Никерсон, предположивший, что, будь вальденсы единственными еретиками на поле боя, не было бы ни Альбигойского крестового похода, ни инквизиции.

Оторвавшись наконец от единой Церкви, вальденсы, как и всякая другая секта, стали ярыми антикатоликами. Начав с отстаивания права проповедника говорить с людьми на улицах, они перешли к отрицанию посвящения в духовный сан и стали утверждать, что каждый «добрый человек» имеет право выслушать другого и дать ему отпущение грехов. Они отрицали церковные обряды, а крещению, например, и вовсе придали иной смысл. Они отреклись от веры в чистилище, в чудеса, в молитвы святым, в посты и воздержание. Они считали, что в любом случае надо говорить только правду, и отрицали любые клятвы. В обществе, основанном на бесконечных клятвах верности – феодалам и Церкви, – такие вещи казались призывами к анархии. Вот что пишет об этом мистер Никерсон:

«Запретить даже «белую ложь» довольно безобидно, хотя в чрезвычайных обстоятельствах это принимает характер импоссибилизма и эксцентричности, чего Католическая церковь всегда избегала».^[29]

У нас немного информации об их религиозных церемониях. Но, судя по Бернару Гуи, их службы состояли, в основном, из чтения отрывков из Святого писания и других священных книг, из определенных обрядов, молитв Господу, которые они в конце нередко повторяли по восемьдесят и сто раз.^[30]

Враги обвиняли вальденсов, как и большинство современных им еретических сект, в полной сексуальной распущенности. Однако к таким утверждениям не стоит относиться слишком серьезно. Поначалу может показаться, что их отличало чрезмерное благочестие и строгая приверженность к нищете и к правилам, которые они сами для себя установили. Инквизитор дошел до того, что сказал, будто их можно было отличить:

«…по их обычаям и речи, потому что они скромны и их легко менять. Они не гордятся своей одеждой, которую нельзя назвать ни богатой, ни оборванной. Они не занимаются торговлей, чтобы избежать лжи, клятв и обмана, а живут своим трудом, работая учителями и камнетесами. Они не накапливают богатства и довольствуются необходимым. Они сдержанны в еде мяса и питье. Они не ходят в таверны, на танцы или на ярмарки. Они не поддаются гневу. Они постоянно работают, учат и учатся сами и молятся, только немного. Их отличает сдержанная, правильная речь, они избегают непристойностей, ругательств, лжи и клятв».^[31]

Конечно же, было бы очень просто преувеличить контраст между простыми добродетелями новой еретической секты, с рвением выполняющей великую миссию реформы, и общей деградацией католицизма. Постоянная угроза понтификов указывает на широкое распространение симонии^[32] и на аморальность множества священнослужителей. Однако все же необходимо с опаской относиться к осуждению всех этих вещей враждебно настроенными критиками, среди которых можно назвать и реформатора Сен-Бернара. В святости Церкви было все еще много прекрасного, привнесенного в нее Сент-Норбертом, святым Фомой Кентерберийским, святым Франциском, святым Домиником, Сент-Ансельмом, святой Елизаветой Венгерской и Сен-Клером. В Церкви было еще много энергии, жажды деятельности, которая смогла породить цистерцианцев, premonstratensian canons, a также монахов-августинцев. Однако даже если это так, то в нижеприведенном предположении Турбервиля немало правды:

«Возможно, не будет преувеличением сказать, что явная опасность вальденсов лежит в их блистательной силе духа, что позволило им взять на себя апостольские функции, забыв о законной власти.^[33]

А вообще-то, самое интересное в вальденсах – это выяснить, отчего же они стали еретиками. Интересно заметить, что Пьер Вальдо со своей добровольной приверженностью к нищете и проповедованию на улицах с нетерпением ждал некоторых реформ от Францисканского и Доминиканского орденов; что за те четырнадцать лет, когда он со своими последователями не враждовал с Церковью, Папа благословил стремление вальденсов к нищете, благословил на Латеранском церковном соборе 1179 года, и что проповедовать по-своему им, видимо, позволял епископ. Но несмотря на это, через пять лет они были отлучены от Церкви; в 1198 году Педро Арагонский угрожал им смертной казнью; в 1212-м многие из них были сожжены в Страсбурге разъяренной толпой. Лионские Бедняки стали изгоями; Ассизские Бедняки и Сторожевые псы Господа стали наиболее могущественными реформаторскими силами христианства.

Мы полагаем, что основное различие между ними было в том, что святой Франциск знал, как надо повиноваться, а Вальдо – нет. Святой Франциск основал свой орден на тройственной клятве верности нищете, целомудренности и повиновении. Вальдо повиновение не признавал и, как и многие его последователи, утверждал, что им руководит сознание и что он предпочитает следовать за Господом, а не за человеком. Разумеется, в основе этой доктрины лежит отрицание католических традиций, самой идеи Святой Церкви как стражницы Веры, всему учению святых апостолов. Откуда, вопрошает Монета, получили свои ордена Лионские Бедняки? От самого Вальдо. А кто посвятил Вальдо в духовный сан? Никто. Вальдо «возвеличил себя до сана архиепископа, в результате чего стал Антихристом, выступавшим против Христа и его Церкви».^[34] Вальдо, писал другой летописец, Ричард Клюнийский, «очень гордился собой, но, будучи человеком малообразованным, решил взять на себя роль апостолов».^[35]

Сила подобного обоснования может нравиться или не нравиться читателю. Впрочем, если он хочет понять вопрос средневековых ересей и действия тех, кто старался подавить их, то ему следует постараться понять, что в Средние века логика Монеты и Ричарда была абсолютно непостижимой. Признавая, что в Церкви было много злоупотреблений (нередко грубых), что может оправдать человека, недовольного злоупотреблениями самой системы? Вам не найти более яростного антиклерикала, чем Сен-Бернар, если только в это понятие не входит ничего, кроме осуждения церковных злоупотреблений. Сам Сен-Бернар относился к подобным вещам именно как к злоупотреблениям, марающим непорочность священников. Зато Вальдо вообще отрицал необходимость священников. Сен-Бернар был рефоматором, Вальдо – схизматиком.