Исследования 70—80-х годов

Как и в исследованиях других направлений социологии, этносоциологи стремились осуществить комплексный подход, учитывать особенности не только макросреды — социально-политические условия в стране, но и мезо- и микросреды - конкретную обстановку в республиках, этнокультурную специфику контактирующих групп и уровень их общения (теоретическую вероятность и характер расселения), различия по типу городов и сел, их этническому составу, так же как особенности производственных коллективов, типы семьи и т.д.

Практически в поле зрения оказались все социально значимые проблемы с выделением их этнических особенностей, играющих действительно существенную роль в жизни людей.

Что нового внесла этносоциология в познание общества?

До развертывания этносоциологических исследований социальный состав народов и население республик часто просто отождествлялись. В результате реальная социальная дифференциация, различия между этносами, особенно с низким уровнем модернизации, затушевывались, так же как оставались скрытыми процессы социально-структурных изменений контактирующих народов в пределах каждой республики, что во многих случаях становилось основой межэтнической напряженности.

Этносоциологи зафиксировали процесс довольно быстрого роста социального потенциала сначала (в 70—80-е гг.) у народов, дающих название союзным республикам, а затем, с конца 70-х-в 80-е гг. у титульных этносов (как теперь обычно говорят), в республиках Российской Федерации, т.е. процесс, который происходил в Европе и Северной Америке в 60—70-е гг. позже пришел и в Советский Союз.

В результате если к 60-м гг. только эстонцы, армяне и грузины имели такие же или почти такие же показатели состава населения, занятого умственным трудом, как русские, то в 80-е гг. уже 8 из 15 титульных этносов союзных республик по этим составляющим культурного потенциала имели показатели такие же, как у русских, или очень близкие к ним [28, с. 55].

И сейчас в Российской Федерации из 21 титульного этноса республик 11 имеют долю специалистов с высшим образованием, аналогичную русским в этих республиках или выше. Например, у бурят и калмыков она в два раза выше, чем у русских в соответствующих республиках [29, с. 98].

Разработка материалов переписей и представительные этносоциологические исследования фиксировали и другой очень важный процесс: различия между народами по доле населения, занятого умственным трудом, в городской и сельской средах становятся очень несущественными.

Например, в городах в 80-е гг. умственным трудом были заняты 37% армян — одного из самых урбанизированных народов Союза, и 30% узбеков — народа с доминирующим сельским населением.

Но оживление социальных притязаний и этническая мобилизация начинаются в урбанизированных социумах. Данный процесс подсказывал необходимость трансформации регулирования межэтнических взаимодействий, чего в годы застоя не происходило.

Менялся, как показывали социологические исследования, и состав интеллигенции у народов: если в 50-е гг. у большинства из них преобладала управленческая и массовая интеллигенция (учителя, врачи), то в 70—80-е гг. формировалась производственная, а главное — росла научная и художественно-творческая интеллигенция, та элита, которая готова была взять на себя функции выразителя национальных интересов и претендовать на полноту власти. Доля ее была особенно высока у эстонцев, латышей, армян, грузин, литовцев [28, с. 65—66], занявших, как это стало ясно с началом перестройки, лидирующее положение в национальных движениях.

Самодостаточность в специалистах и ориентация на свои кадры стала ощущаться в республиках. Это нашло отражение в отрицательном миграционном сальдо в городах Средней Азии, Закавказья [28, с. 22].

Социологические исследования миграционных процессов показывали этнически специфические различия в миграциях. И если мотивы миграции оказывались сходными — учеба, овладение городскими специальностями, неудовлетворенность социокультурной инфраструктурой, то причины, ее сдерживающие, были различны: для узбеков, киргизов, например, существенно сдерживающим оказывался фактор незнания русского языка (в городах доминировало русскоязычное население), для грузин, татар, осетин миграцию тормозили традиции семейной жизни, что, конечно, играло роль и у народов Средней Азии. В сходной ситуации русские и татары, армяне и узбеки, нагайцы и ульчи по-разному оценивали условия труда, культуры, быта, с разной активностью, в том числе в зависимости от этнического «представительства» в городах, стремились к «городской жизни», обладанию «городскими» профессиями.

При изучении всех аспектов особенностей миграционных процессов уже в 70-е гг. в союзных республиках четко прослеживалась ориентация на собственные силы, и именно внутриструктурные изменения в составе работников умственного и физического труда давали для этого основания.

Новые подходы к изучению социальной структуры народов с анализом «внутриклассовых» изменений, выделением групп по характеру труда, выяснением темпов межпоколенной и внутрипоколенной мобильности были осуществлены группами исследователей под руководством Ю.В.Арутюняна и О.И.Шкаратана. Первой обобщающей работой в этом направлении явилась книга «Социальное и национальное» (М., 1973) по результатам исследования в Татарии в 1967-1968 гг. (в значительной ее части была переведена в США). Впоследствии, в 1970-е и 1980-е гг., это исследование было расширено. Проект «Оптимизация социально-культурного развития наций» был осуществлен в РСФСР, Эстонии, Узбекистане, Грузии, Молдавии сотрудниками отдела этносоциологии Института этнографии АН СССР под руководством Ю.В.Арутюняна вместе с учеными из республик Ю.Ю.Кахком, С.Мирхасиловым, В.Квачахия, Р.Грдзелидзе, В.Зеленчуком. Это было самое широкомасштабное в Союзе межреспубликанское исследование этносоциальных проблем. Результаты этого кросскультурного исследования изложены в работах «Социально-культурный облик советских наций» (М., 1986), отв. ред. Ю.В.Арутюнян.; «Социологические очерки о Советской Эстонии» (Таллинн, 1979), под ред. Ю.Ю.Кахка; «Опыт этносоциологического исследования образа жизни по материалам Молдавской ССР» (М., 1980), отв. ред. Ю.В.Арутюнян; М.Н.Губогло «Этносоциологическое изучение языковых процессов в СССР» (М., 1989); Л.М.Дробижевой «Историко-социологический очерк межнациональных отношений» (М., 1981) и др.

Методика изучения этносоциальной структуры, принятая в том исследовании, была применена также В.Бойко для изучения народов Сибири и Амура [4].

Изучение влияния этнических факторов на модернизационные процессы в городах велось под руководством О.И.Шкаратана в Татарии, Узбекистане и других регионах. Некоторые итоги этой работы изложены в книге «НТР и национальные процессы» (М., 1987), отв. ред. О.И.Шкаратан.

Одной из характерных черт этнической социологии начиная с 70-х гг. было изучение социальных групп в широком этнокультурном контексте. Анализ уровня образования, культурных ориентации, традиционализма и инновационности в ценностях городского и сельского населения, отдельных социальных слоев — все это формировало направление, изучающее социально-культурные характеристики народов, социокультурную дистанцию между ними.

Культурные характеристики включали ориентации на профессиональную или народную культуру, свою этническую и интегрированную, общецивилизацион-ную, и русскую, с которой наиболее тесно контактировали нерусские народы Союза.

Наиболее известными работами, отразившими данное направление, были книги Ю.Кахка «Черты сходства» (Таллинн, 1974) и А.Н.Холмогорова «Интернациональные черты советских наций» (Рига, 1972). В книгах «Социально-культурный облик советских наций» и «Социальное и национальное» этим проблемам были посвящены специальные разделы.

Среди этнических факторов, наиболее тесно связанных с социальными изменениями и культурными ориентациями, очень существенной является языковая компетенция.

Исследования этноязыковых процессов стали одним из важных направлений этносоциологических исследований. У народов СССР, а теперь России, на социальное продвижение, мобильность, урбанизационные и в целом модернизационные процессы знание второго — русского — языка оказывает существенное влияние. Именно в ходе этносоциологических исследований в 70-е гг. были выявлены роль школы, армии, этнической среды, контактов людей в различных сферах жизнедеятельности как факторов распространения русского языка в качестве средства межнационального общения (М.Н.Губогло «Современные этноязыковые процессы». М., 1984). Эти проблемы освещались и в работах, посвященных общей этносоциологической проблематике («Современные этнические процессы в СССР». М., 1975, под ред. Ю.В.Бромлея; «Этносоциологические проблемы города». М., 1986, под ред. О.И.Шкаратана и др.). Надо сказать, что именно в ходе социологического изучения этноязыковых процессов выяснялись потребности населения союзных и автономных республик в школах с тем или иным языком обучения, и эти данные передавались в Совет Министров, министерство образования, местным городским властям.

Обнаруженное в указанных работах сужение сферы использования национальных языков впоследствии — с началом перестройки — послужило основанием для этнических элит ставить вопрос о государственных языках.

Естественно, использовались эти данные в меру мудрости стоящей у власти элиты. В одних случаях, например, в государствах Балтии, принимались законы о государственном языке, которые препятствовали на первых этапах принятию гражданства не менее чем четвертью населения, в других вводили как официальный русский язык, что вело к значительному смягчению межэтнических отношений. Имеющиеся данные говорят о том, что наиболее безболезненно можно возрождать «родные языки», не провоцируя межэтническую конфронтацию.

Областью научного интереса, помогавшей понять особенности социальных отношений, стала проблематика этносоциологического изучения семьи и быта. Этим занимались и социологи семьи[29] и этнологи. Этнические социологи выделяли свой аспект: в их поле зрения оказывались этнические традиции, влияющие на состав семьи и внутрисемейные отношения, и, одновременно, воздействие специфически этнических отношений на социальную мобильность, распределение ролей в семье. Практически во всех обобщающих этносоциологических работах и региональных исследованиях эта тема была представлена — например, в книгах «Социальное и национальное» (М., 1978, глава М.Г.Панкратовой), «Социально-культурный облик советских наций» (М., 1986, глава И.М.Гришаева). Исследованию русской семьи в Поволжье посвящены работы В.А.Зорина, татарской сельской семьи — Р.Н.Мусиной, этнически смешанным семьям — А.А.Сусоколова и Г.Столяровой.

Этносоциологи 70—80-х гг. находили способы для преодоления идеологических табу, используя тематический бум в санкционированной для социологических исследований проблематике труда, быта, образа жизни. Этим путем удавалось публиковать сдерживаемые цензурой материалы, например, о религиозности, архаических традициях в повседневной жизни. Обнаруживалось, что обобщенный «советский образ жизни» так же, как «советский человек», сохраняет существенные этнические и региональные различия, скрывающие традиционализм. Обойдя многие идеологические клише, этносоциологи Института этнографии АН СССР опубликовали «Опыт этносоциологического исследования образа жизни» (М. 1980), отв. ред. Ю.В.Арутюнян.

Специальной, считавшейся очень важной темой в этносоциологии, выделялись межэтнические отношения, этническая идентичность. В соответствии с принятой тогда в советской науке терминологией тема эта часто называлась «межнациональные отношения», «национальное самосознание».

Возникло даже некоторое разделение между социологами Института социологии и его региональных подразделений, с одной стороны, и работавшими в Институте этнографии и его подразделениях — с другой. Первые использовали терминологию, утвердившуюся в проблематике научного коммунизма и в историко-партийной литературе, и они называли свой предмет социологией национальных отношений, вторые использовали понятийный аппарат мировой социологии и отечественной этнологической литературы. Они именовали свое направление этносоциологией, а область исследования — социологией межэтнических отношений. В междисциплинарной советской аудитории и этносоциологи, однако, использовали общепринятые в советской лексике термины, во-первых, дабы быть понятыми и, во-вторых, ради того, чтобы избежать упреков в архаике и сужении предмета изучения до лишь этнической специфики, которую видели в особенностях одежды, пищи, быта.

На самом же деле на этносоциологическом поле работали известные в мировой науке социологи — структурщики, урбансоциологи, «сельские» социологи (Ю.В.Арутюнян, О.И.Шкаратан), и уже поэтому они не могли свести исследования к традиционно-архаической тематике. И надо сказать, что работающим по проблематике межэтнических отношений (а автор относится к их числу) повезло, ибо с самого начала мы имели возможность работать в тесном контакте с рядом специалистов широкого профиля.

Уже с начала развития этносоциологических исследований впервые в российской науке были выделены два уровня национальных отношений: институциональный (межреспубликанский) и межгрупповой, межличностный. Последний был легитимирован только с развитием социологии после XX съезда КПСС. Он был настолько неведом гуманитарной общественности, что после публикации первых статей и первых публичных выступлений на эту тему стало очевидным,

что многие не воспринимали сами термины «межэтнические», «психологические установки» Установки ассоциировались с теми, что исходили от партийных органов Мало кто знал и об этнических стереотипах Сейчас эти понятия вошли в лексикон общественных деятелей и политических документов

Изучение групповых межэтнических отношений стало как раз той тематикой, с которой советская этносоциология входила в мировую науку Так же, как и в мировой науке, межэтнические отношения понимались в широком и более узком - социально-психологическом плане. В первом значении они изучались при исследовании взаимодействия культур (социально-культурная тематика), а во втором, социально-психологическом — как межэтнические, межнациональные, короче - межгрупповые отношения, проявляющиеся на межличностном уровне

Возможность исследовать межэтнические отношения в рамках этносоциологии (например, в проекте «Оптимизация социально-культурных условий развития наций», осуществленном Институтом этнографии в 70—80-е гг.) позволяла проводить многофакторный анализ, рассматривать широкий набор факторов (свыше 60), способных влиять на межэтнические установки и ориентации [21, 28, 30].

Наиболее значимыми оказались два типа факторов: первый — социальная мобильность, удовлетворенность трудом, социально-конкурентные условия; второй -традиционные, архаические виды солидарностей, культурная замкнутость. Поэтому этническая интолерантность была выявлена в двух как бы противоположных группах во-первых среди интеллигенции, образованных слоев, попавших в конкурсные условия, понизивших свой статус в процессе трудовой деятельности или по сравнению с родителями (студенчество накануне вступления на самостоятельный трудовой путь) С другой стороны — среди малоквалифицированных, малооплачиваемых работников, подчас недавних сельских жителей, попавших в большие города, где они искали «козла отпущения» в инородцах. Социально-конкурсным и традиционалистским назвали мы тогда эти два типа этнической интолерантности Изучению межэтнических отношений были посвящены монографии Р.К.Трдзелидзе «Межнациональные отношения в Грузинской ССР» (Тбилиси, 1980), Л М Дробижевой «Историко-социологический очерк межнациональных отношений» (М, 1981). Последняя работа была написана на основе кросскультурного исследования в РСФСР, Эстонии, Грузии, Молдавии, Узбекистане в 1970—1979 гг.

Некоторые выводы, полученные в ходе исследований в советских республиках, принципиально расходились с официальной идеологией. Например, советская пропаганда утверждала, что увеличение многонациональности — позитивный факт, укрепляющий дружбу народов. В этносоциологии обычно обходились без идеологем такого типа, а характер межэтнических отношений определялся как дружественный, нейтральный, негативный. И, по данным исследований, прежде всего, в молодых полиэтнических городах (например, Новочебоксарск, Альметьевск, Набережные Челны), делался вывод о том, что именно здесь отношения наиболее сложные. И только длительное, в течение десятилетий, и неконкурентное совместное проживание этнических общин благоприятно воздействует на межэтническое общение (например, это было характерно для Донбасса) [9].

Некоторые выводы расходились и с утверждениями политологов и социологов США. Например, З.Бжезинский прогнозировал взрыв Союза со стороны республик Средней Азии. Мы же видели наиболее сложными межнациональные отношения в Прибалтике [9; 28, с. 362—364].

Знаменитая шкала социальной дистанции Богардуса интерпретировалась в западной социологии как фиксирующая следующую закономерность: если человек готов контактировать с лицами иной национальности в семейной, более интимной, сфере, он тем более проявит такую готовность к общению в деловой, гражданской сферах. Наши данные показывали, что общение в деловой и семейной сферах находится под влиянием разных факторов- в первой прежде всего под влиянием конкурентности, а иногда подспудно ощущаемой (например, в Эстонии) реакции на московское доминирование, в семейной же -культурных традиций. Поэтому в той же Эстонии к этнически смешанным бракам относились более толерантно, чем к работе в полиэтнических коллективах. Только в условиях национальных движений и конфликтов шкала Богардуса стала «работать» и на постсоветском пространстве.

Возрастание уровня этнической идентичности, рост национального самосознания, как это определялось в массовой литературе, фиксировалось практически во всех этносоциологических исследованиях. Два фактора наиболее отчетливо были взаимосвязаны с этим процессом — рост образованности населения и расширение контактности прежде всего через средства массовой информации, позволяющие актуализировать межэтнические сопоставления «мы — они» [2].

Итак, сложившееся этносоциологическое направление отличалось от западной этносоциологии (акцентировавшей изучение этнических отношений, этнических предрассудков) тем, что в большинстве, во всяком случае в самых крупных сравнительных исследованиях (так, выборочная совокупность упоминавшегося исследования Института этнографии АН СССР составляла свыше 40 тыс. человек) межэтнические отношения рассматривались в комплексе с социально-структурными и социокультурными изменениями.

Случилось так, что этносоциологи, работавшие на базе Института этнографии, имели большие финансовые возможности для проведения крупномасштабных, репрезентативных полевых исследований. Поэтому их тематика была многоаспектной, выборки — обширными. Кроме уже упоминавшихся исследований в союзных республиках под руководством Ю.В.Арутюняна, в автономных республиках Поволжья были проведены исследования этносоциальных процессов под руководством В.В.Пименова. Исследователи же в других институтах Академии наук такой возможности не имели. Их работы в близких областях, как и региональные, посвящались более узким темам и имели меньшие масштабы [4, 8, 33].

В некоторых республиках были выполнены представительные и многоаспектные исследования, например, в Армении [19] или в Удмуртии [36]. Были такие работы и по другим регионам. В Ленинграде вышла первая работа по этническим группам в городе [31].

К концу 70-х—в 80-е гг. в Армении, Эстонии, Латвии, Литве, Грузии, Молдавии, на Украине, в Белоруссии, Казахстане, Узбекистане и Киргизии начали работать в большинстве случаев подготовленные в Москве и Ленинграде кадры этносоциологов. В Академиях наук Армении, Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана были сформированы отделы этносоциологии. В университетах Москвы, Ленинграда, Тбилиси, Еревана, Фрунзе (Бишкека) читались спецкурсы по этносоциологии.

В 14 из 16 автономных республик РСФСР тоже начали вести самостоятельные исследования этносоциологи, подготовленные в основном в Институте этнографии АН СССР. Наиболее крупные репрезентативные для республик исследования были выполнены в Татарии, Удмуртии, Башкирии, Карелии, Коми, Мордовии, Чувашии, Кабардино-Балкарии.

В подавляющем большинстве случаев результаты исследований передавались, как тогда говорили, в директивные органы. Иногда мы — московские этносоциологи, заходя в кабинеты ЦК КПСС или республиканских партийных и хозяйственных органов, видели на столах их работников книги, выпущенные нами и нашими коллегами из республик. Но прямую реакцию эти работы за все время до перестройки вызвали лишь в Татарии, Эстонии, в какой-то мере — в Грузии и Молдавии, хотя в докладах партийных руководителей встречались материалы из «докладных записок».

Развитие этносоциологии как научного направления на начало 80-х гг. было обобщено в книге: Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Кондратьев B.C., Сусоколов А.А. «Этносоциология: цели, методы и некоторые результаты исследования» (М., 1984), в ряде журнальных публикаций [3].