/. Пропаганда войны и захватов
События мировой политики конца XIX — начала XX в. отражали две противоположные тенденции в развитии международных отношений. С одной стороны, борьба крупнейших государств за колониальный и территориальный раздел мира вела к росту международной напряженности. Об этом свидетельствовали конфликты и войны, непрерывно сотрясавшие колониальную периферию Европы. Но с другой стороны, все эти бушующие в мире конфликты не смогли ни сокрушить, ни даже поколебать европейское равновесие. Более того, сознание нависшей над миром опасности побуждало правительства к осмотрительности, а общественное мнение — к борьбе за укрепление мира между народами. Кроме уже упомянутых выше Гаагских конференций, вспомним в этой связи о конгрессах Второго Интернационала, объединения социалистических и социал-демократических партий всего мира, которые принимали антивоенные резолюции и могли вывести на улицы десятки тысяч людей во всех странах под лозунгами защиты мира1.
Да и сама Европа никогда прежде не выглядела столь сплоченной в экономическом и политико-идеологическом отношении, как в начале XX века. Со времени последней крупной войны (франко-прусской 1870—1871 гг.) ее покрьша густая сеть железных дорог, функционировавших как единый организм. Само существование этой транспортной сети, от которой зависели нормальная работа экономики и жизнь людей во всех странах, по мнению многих современников, исключало возможность затяжных международных конфликтов. В начале XX в. фактически стерлись или находились на пути к исчезновению старинные политико-идеологические различия и противоречия между народами Европы. В большинстве стран светская культура и светское мировоззрение возобладали над религиозным. Повсеместно складывались институты либеральной демократии, предполагавшие такие принципы устройства государства, как разделение властей, демократическое избиратель-
1 Например, Штутгартский и Копенгагенский конгрессы II Интернационала 1907 и 1910 годов.
ное право, широкие политические свободы и права граждан и т.д. Границы между государствами стали прозрачными и по существу номинальными. Рост благосостояния населения открывал перед обществом новые возможности удовлетворения своих потребностей и запросов в мирных, взаимоприемлемых формах.
Поэтому в европейских странах широко распространилось убеждение, что кровопролитные и разрушительные войны не только не являются нормальным способом разрешения противоречий между государствами, но что именно в начале XX в. впервые возникла реальная возможность вообще исключить такие войны из жизни европейских народов.
Нельзя сказать, что это мнение было полностью ошибочным, но следует признать и то, что люди, разделявшие его, в общем, предавались иллюзиям. В Европе начала XX в. сохранялись очаги территориальных и национальных конфликтов. Достаточно упомянуть в этой связи о французских провинциях Эльзасе и Лотарингии, отторгнутых Германией в 1871 г., о Польше, которая уже свыше столетия томилась под иностранным господством, о неутоленных национальных чаяниях многих народов Австро-Венгрии и России, о проблемах многочисленных национальных меньшинств, оставшихся по ту сторону границ своего национального государства, наконец, о стремлении обрести свободу народов Балканского полуострова, все еще находившихся под османским господством.
Некоторые из этих болезненных проблем правительства и общественность стран Европы были готовы предать забвению. Так, например, во Франции идея реванша над Германией за поражение в войне 1870—1871 гг. находила постепенно все меньше и меньше отклика. Италия, вставшая на путь тайных сделок с Францией, фактически примирилась с утратой в середине минувшего столетия Савойи и Ниццы. Да, и в России идеи славянского единства и особой исторической миссии России как страны-освободительницы славян, пропагандировавшиеся во второй половине XIX в. славянофилами, заметно потускнели.
Тем не менее, в большинстве европейских стран в конце XIX — начале XX в. сложились влиятельные общественные силы, которые частью искренне (во имя справедливости), частью в корыстных целях (погоня за голосами избирателей) систематически эксплуатировали тему «исторической несправедливости», постигшей их соотечественников, и коварных происков «заграницы». Речь идет о многоликом националистическом движении. Это движение зародилось в европейских странах в первой половине XIX в., на волне патриотического подъема, вызванного освободительными войнами и революциями того
т 203
времени. Однако во второй половине XIX в. националистическое движение приобрело ярко выраженный консервативный оттенок. Его сторонники демонстрировали приверженность традиционным устоям жизни и ценностям, таким как армия, церковь, сильная исполнительная власть и пр. Они проповедовали не столько любовь к своей родине, сколько неприязнь к другим народам и государствам. В условиях «великой депрессии» последней трети XIX в., вызвавшей в обществе разочарование либерально-демократическими ценностями, подобные взгляды получили широкое распространение.
Именно националистическое движение выступало с проповедью «жизненной» необходимости колониальных захватов и внешней экспансии. В Германии националисты в 1891 г. образовали Пангерманский союз, членами которого были видные деятели мира политики, деловых кругов, дворянства. Они вынашивали планы перераспределения колоний в пользу Германии, присоединения к ней германоязычных народов и создания во главе с ней «Срединной Европы». Во Франции националисты делали главный упор на подготовку войны с Германией за возвращение Эльзаса и Лотарингии. Итальянские националисты обосновывали претензии на территории соседних государств, где имелось итальянское меньшинство. Русские националисты требовали аннексии Черноморских проливов. Националисты в странах Балканского полуострова мечтали о перекройке государственных в пользу своих стран.
Правительства большинства европейских государств официально не разделяли планы националистических организаций и движений. Но и не боролись с националистической агитацией. Учитывая, что в правительственных кругах большинства стран националисты пользовались огромным влиянием, грань, отделявшая «частное мнение граждан» от официальной политики государства была тонкой. И сами европейцы не заметили, как в один прекрасный момент она исчезла совсем.