Глава тринадцатая. Я честно думала, что уже не паду ниже, чем в тот день, когда рассекала по Корпус‑Кристи на мопеде

Я честно думала, что уже не паду ниже, чем в тот день, когда рассекала по Корпус‑Кристи на мопеде. Видимо, я ошибалась.

– Докатилась, – бурчала я про себя, притаившись на крыше лавки Сохейля Анвари, где на втором этаже жил он сам. – Подглядываю из‑за угла.

Я уже полчаса пыталась оправдать в собственных глазах, что потащилась за Вайлем к магазину Анвари. «Он со мной обошелся по‑свински, – говорила я себе. – И как только он выйдет, я его за волосья, за волосья, аж пока не завизжит, прося пощады».

Но трудно себе врать, когда ничего тебя не отвлекает и понимаешь сама, насколько у тебя крыша поехала. Я пристроилась за Коулом и Вайлем с той мыслью, что после гадания я их перехвачу и устрою скандал. Силой верну в глаза Вайля прежний интерес к Жас Паркс.

А сейчас, сидя на крыше, я понимала, что у меня просто от ревности крыша поехала – простите за каламбур. Самым сильным моим побуждением сейчас было пробить потолок и врезать Зарсе по зубам за то, что подала Вайлю надежду, а потом заманила к себе в салон, чтобы там развеять его мечты. Что еще хуже, я прямо сейчас видела, как она его терзает, потому что у нее участок крыши застеклен. И это меня просто бесило. Они чего, в «хоум‑депо» съездили, когда выяснили, что Зарсе света не хватает пытать клиентов? Это в Тегеране‑то? Ой, я вас умоляю.

Вайль перенес это стоически – но он такой. Накачай его свинцом и обвини в похищении Папы Римского – Вайль и глазом не моргнет. А вот Коулу нужно было побыстрей отсюда выбраться и закатиться куда‑нибудь на всю ночь, затарившись миской жвачки. Он уже сжевал в клочья три зубочистки и дожевывал четвертую. Зарса водила пальцем по ладони Вайля, что‑то приговаривая, и Коул аж подскакивал на стуле, переводя.

– Ну, с меня хватит, – сказала я в восьмой раз. – Сейчас войду.

Но под каким предлогом? Ничего не приходило в голову такого, что не обрушило бы на мою голову гнев экстрасенсорно‑неудовлетворенного вампира. Надо было перед выходом у Кассандры попросить что‑нибудь придумать. Она наверняка хорошо понимала его теперешнее состояние.

Как только Коул и Вайль вышли, я бросилась в женскую спальню, где Кассандра буквально силой усадила меня на стул – так ей нужно было мое внимание.

– Слушай! – потребовала она. – Вайлю грозит опасность.

Я попыталась вскочить:

– Сборщики? У тебя было видение?

– Нет. – Она снова меня толкнула на стул, и тут я поняла, насколько серьезно дело, раз Кассандра забыла, что меня лучше не толкать. – Вайль разумный и трезвый вампир – пока дело не коснется его сыновей. Тогда его не заставишь слушать ничего, чего он не хочет слышать. Ты понимаешь?

– Он одержим?

Кассандра присела возле моего колена. Бергман на кровати распаковывал свои инструменты и делал вид, что не слушает. Я на самом деле даже хотела, чтобы он весь обратился в слух. Иногда он бывает так же туп, как Вайль.

– Обещай мне, что никогда не повторишь то, что я сейчас скажу.

Я припомнила, что говорил насчет обещаний Вайль. Посмотрела на Бергмана, приподняла брови. Он кивнул.

– Обещаю.

Она обернулась через плечо.

– Я тоже, – сказал Бергман.

Она цеплялась за мою одежду, чуть ли не выпрашивая у меня обещание. Сейчас, получив его, она уронила руки на колени и заговорила:

– Больше двухсот лет многие из моих Сестер искали сыновей Вайля;

– Значит, он не преувеличил? – спросила я. – И они действительно перевоплотились?

– Да. Некоторые из нас видели возможность встречи этих троих, но все видения кончались катастрофой. Вайль не готов соединиться с сыновьями. Их гибель иммобилизовала его в некотором жизненно важном смысле, и он это допустил. Пока он с этим не справится, любая их встреча приведет к смерти всех троих.

– Твою мать…

Одно я знала точно. Если даже все обернется лучезарно, если Вайль преобразует весь свой мир и вырулит на «долго и счастливо», как в сказках, – все равно это свое обещание я сдержу до могилы.

И вот сейчас я видела, как Зарса что‑то бормочет, отчего Коул вертится в кресле как уж на вилах, а Вайль кивает китайским болванчиком.

– А если она ему скажет? – спросила я себя в пятнадцатый раз. – Нет, не будет этого.

Кассандра ясно дала понять, насколько щепетильны Ясновидицы там, где дело касается морали. Один раз переступи черту – и тебе в этой области больше не работать. Нет, Зарса сейчас разобьет Вайлю сердце. Вот сейчас, сейчас…

Он встал, дал ей денег и направился к выходу с той улыбкой, от которой я прихожу в восторг, если позволяю себе. И вышел из дверей. Насвистывая.

Блин!

Первое побуждение звало меня поскорее домой – минимизировать ущерб. Но потом я вспомнила: другая Ясновидица говорила Вайлю, что своих сыновей он встретит в Америке. Поэтому‑то он и эмигрировал из Румынии, или где он в тот момент жил – точно не знаю. Как бы там ни было, но он определенно не увидит их до окончания нашей операции, так что время у меня есть. И мне оно нужно будет, чтобы успокоиться.

А то мне просто убить этого типа хочется.

Ладно уж, что он должен был… должен был… ну, как раз время было вспыхнуть между нами фейерверку, а он смылся, прихватив с собой зажигалку. И вообще у нас тут намечается решающая ликвидация на территории противника, а он первым делом подхватился и побежал к гадалке! Я просто дымилась. Это ли не глупость?

Не глупость. Отчаяние. Сколько бы ни прошло времени, а он все тот же убитый горем отец. Сама скажи, что бы ты сделала, если бы думала, что снова сможешь быть с Мэттом?

Но в том‑то и дело. Я признала, что это невозможно. Наше время прошло, хоть и было прекрасно. Но если бы он сегодня вернулся?

В эту сторону моя мысль отказалась идти. А Вайль пошел, как раз сейчас. И я вот думаю, ради него самого, что надо делать, если что‑то кончилось, когда ты еще не был готов, что оно кончится? Пытаться вернуть отношения, рваться к той же роли до самого конца своего существования? Вайль ищет сыновей – потому что не может перестать быть отцом? Потому что именно от этого становится тем, кем более всего хочет быть?

Я его спросила однажды про Ханци и Буду:

«Так ты хочешь с ними познакомиться? Подружиться? Стать… стать им отцом?»

«Я и так их отец! – отрезал он. – Это единая и непреложная истина моего существования».

Если так, что это для нас значит? Я почему‑то знала, что и до меня стояли женщины в пыли от уезжающей телеги, лошади, дилижанса и поезда, уносящего его в очередной отчаянный поиск сыновей.

– Ну нет, – бурчала я себе под нос. – Только не я. Второй потери мне не надо.

Я едва слышала себя, спускаясь с крыши. На такой слабо освещенной улице держаться в темноте и не попадаться на глаза легко, и я последовала за ним тенью.

Вот почему я почуяла сборщика куда раньше, чем он мог взять меня на мушку.

Что‑то на входе носовых пазух заверещало: «Фу, какая дрянь!» Не столько запах, сколько ощущение чего‑то монструозного совсем рядом. Я обернулась через плечо – именно эти черные контуры, ни с чем не спутаешь. Он трусил по улице за моей спиной, отмахивая рукой у пояса, будто бежал уже несколько миль. Другой рукой он прижимал к уху сотовый телефон. То и дело машущей рукой он хлопал себя по голове, будто пытался прибить надоедливую муху. Я высунулась в щель между вывеской с нарисованными буквами, привязанной к фасаду, и гладким выветренным камнем здания. Ладно, пусть себе идет. Он сейчас меня не обнаружит, раз я защищена. А я не могу рисковать всей операцией, засвечивая себя, даже чтобы избавить мир от пожирателя душ. Может быть, потом, когда все сделаем, я вернусь. Малость прибраться.

Я уже начала обдумывать планы, когда сборщик пробежал мимо.

– Да говорю ж вам, Самос, – рычал он в телефон, – мы ее проследили до этого места, и тут она исчезла! – Взлетела болтающаяся рука – хлоп, хлоп, хотя никаких насекомых не было за все время, что я тут сижу. – Мы думали ее поймать, используя одно это тело, но теперь потребуется какое‑то время, чтобы ее найти. Нужно еще. – Он стрельнул глазами налево, направо, снова налево. – Заткнулись все! – рявкнул он будто на невидимых слушателей. – Я сам докладываю.

То ли у него раздвоение личности, то ли…

Я выбралась из укрытия и пошла за ним, крадучись, хотя он был так увлечен своим разговором и необходимостью махать руками, что вряд ли заметил бы, пройдись я голой у него перед носом.

– Плевать мне, что вам придется делать и чего не придется! – рявкнул он. – Вы – спонсор, а нам нужны тела. Эта форма не рассчитана на содержание сразу шести сборщиков, у нее уже мозги начинают коротить. Вы не поверите, что ей стало мерещиться! – Он еще прислушался. – Это вы потеряли авхара! – прошипел он. – Если хотите отомстить Люсиль, действуйте получше, черт вас побери!

У меня руки чесались схватить телефон. Господи, будь у меня сейчас руки свободны, чтобы пойти по этой ниточке! Может, я бы по сигналу телефона обнаружила местонахождение Самоса.

– Канал четырнадцать? – спросил сборщик. – Да, это тело с ним знакомо. – Он внимательно прислушался, и судя по тому, что плечи у него облегченно опустились, услышанное ему понравилось. – Вы уверены, что они будут восприимчивы? – Короткая пауза, еще более короткий кивок. – Отлично. – Свяжусь с вами, когда будет сделано.

Он отключил телефон, сунул его в карман, еще раз хлопнул по невидимым насекомым и изменил направление.

Я стояла в тени, взвешивая возможности. Может, лучше все‑таки его убрать? Прямо сейчас он вроде бы выдыхается. Если подождать, он заразит еще пять тел, а их и одного убить нелегко.

О'кей, не так уж нелегко, если за тобой крутые товарищи Дэйва. Но вряд ли у нас будет возможность рассекать по Тегерану с «мэнксами», когда настанет время охоты на сборщиков. И еще этот телефон… нет, надо сейчас.

Я полезла под бесформенную черную накидку, которую надела поверх домашней одежды. Выходя на улицу, стала доставать боло из кармана голубых штанов. Но тут же остановилась – дорогу мне заступил широкоплечий высокий мужчина, с черной бородой, в черном пуловере с затейливой вышивкой на V‑образном вырезе, в таких же черных штанах и в сандалиях. Но остановила меня не эта внушительная фигура, а произнесенные слова:

– Пожалуйста, Жасмин, не убивай сегодня этого сборщика. – Он произнес «Йа‑смии‑на», как Вайль. – Магулы, быть может, пришли не за тобой, но они возьмут тебя, если ты сегодня прольешь здесь кровь.

Он жестом предложил мне посмотреть на крыши, однако я предпочла получше разглядеть его. Он нависал надо мной – темно‑синяя чалма добавляла ему роста до шести футов с половиной. Припухлые глаза и длинный нос придавали унылый вид. Иа‑Иа персидский.

– Откуда ты меня знаешь? – спросила я, глянув туда, куда он показывал. Но даже с включенным ночным зрением я ничего движущегося наверху не видела.

– Здесь мой дом. И мое дело – знать, когда здесь появляется кто‑то новый.

– На этот раз – совершенно не твое дело.

Он улыбнулся всем лицом сразу, от морщинок на лбу до колечек бороды, и протянул руку:

– Меня зовут Аша Васта. Пожимать руку я не стала.

– Откуда ты знаешь про сборщиков?

Он вздохнул, и этот вздох был жутко знакомым – так взял себе привычку вздыхать Вайль, когда я срываюсь. Обычно за этим следует тирада вроде: «Поразительно. Ты можешь три часа молча и не шевелясь смотреть в прицел винтовки, а стоит тебе попасть на дорогу, орешь, вот как сейчас. Ты уверена, что тот мужчина – идиот? Может быть, у него сахар в крови понижен. А дама, которую ты только что назвала собакой женского рода? Вдруг она только что узнала, что ее муж попал в больницу, и едет сидеть у его кровати?»

Уверена, что космос что‑то имел в виду, окружая меня терпеливыми собеседниками. Но почему‑то мне хочется от них орать благим матом. Как вот сейчас, пока я ждала, чтобы Аша Васта дал мне все‑таки объяснения.

Пока он обдумывал ответ, я еще раз оглядела верхние этажи, темно‑коричневые стены старого жилого дома с частыми окнами… вот оно. Неясное движение, уловленное краешком глаза, но ничего конкретного.

– Про магулов я впервые слышу.

– Не удивлен. Они – существа весьма древние, но их создатель ограничил их распространение только нашей страной. – Я думала, он расскажет более подробно о создателе магулов, но он лишь грустно покачал головой. – Боюсь, они нашли обильный запас жертв, которыми можно питаться, и потому процветают, а иначе бы вымерли.

– Так кто же они такие?

– Демоны‑паразиты, которых люди видят, лишь когда у них потечет кровь. Они чуют убийство за несколько дней, бывает, и за недели до того, как оно случится. Накапливаются на крышах, ждут и смотрят. Но и не только. Они еще и внушают мысли. Мужу: «Моя жена засматривается на другого». Бизнесмену: «Баланс не сходится, потому что мой партнер меня обманывает». Дочери: «Я нестерпимо несчастна, и конца этому нет. Лучше сразу умереть».

– Ты мне пытаешься всерьез говорить, что какие‑то неотмирные шакалы и гиены заставляют людей убивать друг друга или себя? А как же свобода воли?

– Конечно, эти внушения действуют, только когда разум человека открыт для такой мысли. Если он уже хочет слушать. – Аша покачал головой. – Ты бы не поверила, сколько их.

Я всмотрелась в темноту.

– А почему я их не вижу?

Я же не совсем уже человек. И чтобы утишить резкую боль в сердце, вызванную этой мыслью, про себя добавила: По крайней мере в том, что не слишком важно.

– Их легче увидеть, если знаешь их любимые насесты. Вот нам. Прямо на углу той крыши, где она слегка выпирает. Видишь?

Я бы вряд ли увидела без усиления зрения, заработанного мною, когда я давала Вайлю кровь и получала взамен силу. И даже при этом я получила скорее впечатление, чем фотографию. Существо размером с кошку. Крылья нетопыря. Пугающая скорость пешего передвижения, четыре мускулистые ноги, усиленные внушительными когтями.

– А что за шипы под глазами? – спросила я.

– Это вот самое страшное. В момент убийства магул всаживает их в мозг как жертвы, так и убийцы, и питается яростью, ужасом – всем букетом мощных эмоций, связанных с насилием. Памяти об их нападении у человека не остается. И они могут годами следовать за убийцей, пока власти не положат конец этому жору.

– А как с ними драться?

– Для тебя всегда со всем только драться?

– Как…

Он поднял палец, показывая, что не договорил.

– Иногда лучший способ победить в драке – не начинать ее.

– Ага, как же. И я много знаю таких искусников.

– Теперь я понимаю, почему Рауль тебя выбрал. Я отступила на шаг.

– Ты знаешь Рауля? – Я сгребла его за рубашку и толкнула в дверной проем ближайшей лавки – пекарни такого вида, будто ее выдернули сюда из тридцатых: с голыми лампочками под потолком и вчерашними буханками в пыльной витрине. В ту же секунду острие моего ножа‑боло оказалось у него под горлом. – На Магистрата работаешь? И чего ты добиваешься? Думаешь, Раулю есть дело, кто там из его пеонов получит свинцовую пломбу? У него таких тысячи.

По крайней мере еще один, о ком я знаю. Глаза Аши, окрашенные моим ночным зрением в болезненную зелень, полезли на лоб в тревоге.

– Магулы! – шепнул он. И хлопанье крыльев, скрежет когтей по бетону подтвердили своевременность предупреждения. – Жасмин, не накликай на себя эту напасть.

– А тебя, ты думаешь, они пощадят?

– Я – аманха зейя.

– Что это значит?

– Они меня давным‑давно высосали.