Итак, теперь поговорим о чудесах.
В "Курсе чудес" сказано, что чудеса не различаются по степени
сложности. Ибо для Бога ничто не сложно. Возможно все -- причем не только
возможно, но и легко.
Однако при том, что чудеса не различаются по степени сложности, они
различаются по типу и масштабу. Есть большие чудеса и маленькие. Одни из них
совершаются быстро, другие требуют некоторого времени. Одни чудеса легко
объяснимы, другие -- нет.
Не все чудеса сводятся к исцелению. Фред Рут был исцелен, но это не
повод для кого бы то ни было гадать, почему с его любимым человеком не
произошло "чудо" и тот умер. Даже смерть человека может быть чудом, хотя это
не всегда то чудо, которого мы желали бы.
Я определяю чудо как "именно то, что нужно, именно так, как нужно,
именно тогда, когда нужно". Прекрасным примером тут может служить история
смерти мистера Колсона старшего, описанная в конце первой главы этой книги.
Другой, менее драматичный, но не менее выразительный пример -- рассказ о
водителе, подобравшем Дэвида Дэниэла с островка посреди оживленной дорожной
развязки в Нью-Йорке.
Всякий раз, моля о чуде для себя или для кого-то другого, я черпаю силу
и успокоение в том, что "оставляю на усмотрение Бога", какую именно форму
обретет чудо. Я говорю:
"Вот чего я хочу, Боже, но только если это пойдет во благо всем, кого
это касается. Пожалуйста, Боже, пусть восторжествует высшее благо. Для всех.
Как Ты того хочешь. Аминь".
Я обращаюсь к этой молитве вот уже двадцать пять лет, и нахожу в ней
огромнейшее утешение. Загадываю желание и "отпускаю его с Богом".
Я уже говорил выше: чем лучше мы осознаем, что чудеса в нашей жизни
происходят каждый день, тем больший опыт чудес приобретаем. Но все равно мы
не замечаем многие из них, не признаем в них чуда, поскольку не видим в этих
событиях ничего "чудесного".
Часто чудесно не само событие, но время, когда оно происходит. Легко
объяснимое событие может оказаться необычно тем, когда оно случилось. И мы
склонны называть его не чудом, а синхронизацией.
Или чудесно не событие и не то, когда, но как оно произошло. Бывает,
что самые обычные события складываются в какой-нибудь неожиданный узор,
достойный пера Сервантеса, и все вместе приводя к совершенно невероятному
результату. И мы склонны называть это не чудом, но невероятным стечением
обстоятельств (serendipity).
Иногда и само событие нашей жизни вполне объяснимо, и ни время, ни
обстоятельства, при которых оно произошло, не вызывают удивления. Однако нас
ошеломляет сам факт, что такое вообще произошло в нашей жизни. Однако и это
мы склонны называть скорее не чудом, но удачей.
Многие люди готовы давать Божьему чуду любые названия, только не "Божье
чудо", поскольку либо не верят в Бога, либо -- в чудеса, либо -- в то, что
чудеса могут происходить с ними. Люди склонны не замечать то, во что они не
верят. Ибо верить -- значит видеть. Иначе и быть не может.
И именно по этой причине вы можете не видеть даже себя -- Кто Вы
Действительно Есть. Вы не замечаете свое Я и не знаете, что вы -- чудо.
Однако это именно так. Вы -- вершащееся чудо. Ибо вы себя еще далеко не
закончили, и Бог тоже вас не закончил.
Именно это и постиг Фред Рут за те недели, пока ждал смерти. У Богa на
него были другие планы, и чего Он только не испробовал, чтобы пробудить
Фреда. Он даже надоумил Анну носить Фреду книги и заводить с ним духовные
беседы. Но Фред просто не слушал. И тогда Бог сказал: "Ла-а-адно, давай-ка
посмотрим, чем еще мы можем привлечь внимание этого человека".
Вселенная посылает подобные призывы к пробуждению многим из нас. Но,
как я уже говорил, мы обычно готовы называть их как угодно, лишь бы скрыть
от себя истинную суть.
Психологическими аберрациями.
Паранормальными переживаниями.
Полетом воображения.
Как угодно.
А на самом деле -- это чудеса.
Но неужели такое бывает?
Неужели люди действительно могут увидеть перед собой световой шар,
ощутить пронизывающие их энергетические лучи, услышать нежные голоса,
рассказывающие о великих истинах?
Неужели люди и вправду могут пережить чудесное исцеление, или внезапно
ощутить полное Единство со Вселенной, или на самом деле побеседовать с
Богом?
Да.
БЕЗЗВУЧНЫЙ ГОЛОС
После публикации "Бесед с Богом" люди то и дело спрашивали меня:
-- Почему ты? Почему Бог выбрал именно тебя?
Если бы даже я считал, сколько раз отвечал на этот вопрос, то все равно
бы давно уже сбился со счета:
-- Бог не выбирал меня. Бог выбрал каждого. Бог говорит с каждым из
нас, всегда. Дело не в том, с кем говорит Бог. Дело в том, кто слушает.
Бог тем или иным способом обращается к каждому из нас много раз в день.
Бог не знает стыда, и он использует для общения с нами любые средства.
Слова песни, услышанной вами по радио.
Мимолетное замечание приятеля, которого вы "случайно" встретили на
улице.
Статья в журнале месячной давности, прочитанная вами в парикмахерской.
И --да! --голос, обращающийся непосредственно к вам.
Но нужно слушать. Нужно осознавать, что Бог общается непосредственно с
вами. Это не надежда. Не желание. Не молитва. Это реальность. Бог обращается
к вам в Моменты Благодати. Но если вы не осознаете этого, то просто
переживаете такие моменты, даже lie замечая, чти они были в вашей жизни.
Я подчеркиваю это снова и снова, ибо хочу, чтобы вы настроились на свое
духовное Я. Хочу, чтобы вы открыли глаза и уши. Хочу, чтобы пробудили свои
чувства. Хочу, чтобы вы "пришли в чувство" и почувствовали Бога! Ибо Божьи
послания приходят к вам постоянно.
Вам нужны еще примеры? 11ужны дополнительные доказательства? Прочтите
следующий рассказ. Он -- о Даге Фер-буше, живущем неподалеку от Атланты,
штат Джорджия.
Даг с женой давно хотели переехать в свой дом, и вот их мечта сбылась.
Последние выходные он посвятил установке противопожарной системы --хотел
закончить ее до зимних дождей.
Ему нравилась эта работа -- копать землю, укладывать дерн. Под ногти
набивалась грязь, и даже это приятно разнообразило рутину консультанта по
технологиям, которому почги целые дни приходилось проводить перед экраном
компьютера.
Итак, Даг, согнувшись, работал лопатой. Сентябрьское солнце пригревало
спину.
-- Я сбегаю в супермаркет, -- крикнула жена. -- Тебе что-нибудь купить?
-- Нет, солнышко, спасибо, --прокричал Даг в ответ.
-- О'кей! Скоро буду.
Даг усмехнулся: "И ничего-то в целом мире мне уже не нужно".
У него уже было почти все, что он мог пожелать. Будь он в силах сейчас
изменить что-то в мире, Даг оставил бы все как есть. Жизнь прекрасна.
Прекрасно все: солнце, согревающее его плечи, стук и скрежет лопаты,
вонзающейся в землю, птицы, льющие трели с вершины персикового дерева в
глубине сада. Даг копал, и в мышцах его пела радость труда. Между лопаток
стекал пот.
--Даг.
Голос прозвучал настойчиво, но он его не узнал. Почти похож...
беззвучный голос.
Даг огляделся. Двор был пуст. Может быть, жена? Наверное, она.
Вероятно, забыла что-то и позвала его с дороги. А когда он не ответил, пошла
за забытой вещью сама.
Да, так и есть.
Вонзив лопату в земляной холмик, Даг выбрался из канавы и пошел к дому.
Никого пет. И машины жены нет в гараже.
"Хм, наверное, я перегрелся на солнышке", -- подумал он, возвращаясь к
своей канаве.
--Даг!
В этот раз голос звучал настойчивее.
-- Разыщи Гэл!
Даг так и застыл на месте. "А это что такое? Я отчетливо слышал этот
голос, -- сказал он себе. -- Но откуда он доносился? И почему он говорил о
Гэл?"
Утро его дочь провела с друзьями на катке, а когда вернулась, сразу же
пошла в свою комнату. В последнее время она вела себя как-то замкнуто, но и
Даг был настолько занят своими делами, что едва ли пытался с нею поговорить.
"В конце концов ей уже тринадцать, -- улыбнулся он про себя. --У нее должны
быть настроения".
И тут его объял ужас: что-то не так. Зачем его звал этот голос? Зачем
велел ему разыскать Гэл?
Все эти мысли промелькнули в голове Дага за считанные секунды. Он резко
развернулся и помчался в дом, даже не сняв перепачканные грязью ботинки.
Перескакивая через ступеньки, он поднялся к комнате Гэл.
Дверь, как обычно, была заперта. Здесь находилась Святая Святых. Даг
понимал и уважал право Гэл на личную территорию. Но сейчас что-то было не
так. Отчего-то ему было тревожно.
-- Гэл? -- он постучался.
Тишина.
Теперь он постучался громче.
-- Гэл, ты там? Что-то случилось? Никакого ответа.
-- Гэл, открой дверь!
-- Оставь: оставь меня в покое... папа, -- донесся слабый приглушенный
голос.
Ну вот, уже лучше. Хоть отозвалась. Но что-то не давало Дагу уйти.
-- Гэл, открой дверь. Сейчас же.
Он немного подождал. "Придется выламывать", -- подумал он, но тут
щелкнул замок.
Едва приоткрыв дверь, Гэл повернулась, побежала к кровати, юркнула под
одеяло и укрылась с головой. Ее тело сотрясалось в беззвучных рыданиях.
-- Что такое, малышка? -- спросил Даг, направляясь к дочери. -- С тобой
что-то случилось?
-- Оставь меня, папа, -- снова пробормотала девочка.
Глаза Дага ошеломленно обшарили комнату, и тут он увидел на
пододеяльнике кровь. Только одно пятно, но он его заметил и коснулся
пальцем. Кровь еще не засохла.
-- Гэл, поговори со мной. Ты поранилась? Девочка не отвечала.
-- Гэл, пожалуйста, скажи мне, что случилось? Откуда у тебя на постели
кровь?
Дочка приоткрыла лицо. Ее глаза были красные и припухшие: как и
запястья. Она пыталась вскрыть себе вены.
-- Гэл, девочка моя, ну что же ты наделала?
Даг думал, что сойдет с ума. Он схватил ее за руки, чтобы рассмотреть
их получше. Очевидно, большого вреда она себе не причинила. Порезы были
неглубокие, и тем не менее они кровоточили. Даг побежал в ванную за
полотенцами.
-- Зачем ты это, Гэл? -- спросил он через плечо. -- Что с тобой
случилось?
Теперь она уже не сдерживала рыдания.
-- Папа, прости меня, но я так больше не могу!
-- Как? Как ты не можешь?
--Люди очень жестоки ко мне. Меня все ненавидят.
-- О Гэл... -- перебил ее Даг, возвращаясь к ее постели с полотенцами,
--это неправда.
-- Папа, пожалуйста. Ты не знаешь. У меня нет друзей. А единственная
девочка, которая мне нравится, очень жестока ко мне. Сегодня она меня любит,
а завтра -- ненавидит и обсуждает за спиной.
Отец осторожно вытирал с рук дочери кровь теплым влажным полотенцем.
-- Сегодня на катке она такое сказала... Нет, я так больше не могу...
На прошлой неделе она пригласила меня на свой день рождения. Как я была
рада! А сегодня она при всех сказала, что передумала... сказала, чтобы я не
приходила. Мне захотелось умереть.
-- Но Гэл, все не настолько плохо. У тебя будут друзья. Будет много
дней рождения. Ты хорошая и красивая. Многие люди захотят с тобой дружить,
--уговаривал свою дочь Даг. -- Пожалуйста. Ну ведь ты же не веришь, что
жизнь недостойна того, чтобы жить. А как же мы -- я и мама? Мы-то тебя
любим. Очень.
Тут хлопнула входная дверь.
-- Ребята! Я пришла. Идите-ка посмотрите, что я купила, -- весело
позвала их из прихожей жена Дага. -- Эй! Да куда же вы все подевались?
-- А вот и мама. Давай поговорим с ней, ладно? Ей тоже захочется
узнать, что с тобой происходит, --Даг перевязал раны Гэл полотенцами. --
Надо съездить наложить тебе швы, детеныш. Пошли.
Гэл встала и окунула ноги в туфли, кое-как придерживая окровавленные
полотенца. Даг смотрел на грязные следы своих ботинок на розовом ковре.
Потом потряс головой, отгоняя неуместные мысли. "Нашел о чем беспокоиться",
-- упрекнул он себя и, облегченно вздохнув, поднял глаза в благодарственной
молитве. Взгляд отца упал на маленькие серебристые звездочки, которые Гэл
наклеила на потолок, и мысли понесли его куда-то прочь, прочь...
"Тот голос, -- думал он, -- это был голос Бога". Даг знал это абсолютно
точно. Голос оторвал его от работы и спас жизнь дочери. Он и думать не
хотел, что могло бы случиться, если бы он не пришел к ней вовремя. Даг
понимал, что ей нужна была помощь, и он просто обязан был предоставить ее
ей.
Следующие недели были очень сложными -- бесконечные беседы с врачами и
консультантами, слезы, слезы. Однако закончилось все прекрасно. Гэл сумела
справиться с депрессией и вернуть себе волю к жизни. Девочка почувствовала,
что ее по-настоящему любят в семье, а вскоре появились и друзья, -- как оно
всегда бывает со временем. Гэл поняла, что отчаянные моменты в жизни не
всегда требуют отчаянных мер.
Врачи определили у Гэл глубокую депрессию. Не получи девочка
своевременного лечения, она нашла бы способ свести счеты с жизнью, -- Даг в
этом уверен. Но у Бога были другие планы, и теперь Гэл -- прекрасная
цветущая восемнадцатилетняя девушка. Она изучает в колледже океанографию.
А Даг? Он испытывает глубокую благодарность. И осознает, -- совершенно
отчетливо осознает, --что Бог говорит с людьми напрямую.
Большинство людей верят в обратное. Наше общество приучило нас
отрицать, что Бог может напрямую общаться с обычными людьми (любопытно, что
то же самое утверждают и большинство религий). Нам говорят, что Бог
действительно беседовал с некоторыми представителями человечества, но это
было весьма редко, и обращался он не к простым людям. Эти обращения Бога
называются откровениями, и нам говорят, что они были даны лишь совершенно
особым людям при совершенно особых обстоятельствах.
Иногда эти "особые" люди, пережившие подобный опыт (или кто-то, кто
слышал о них), записывали содержание откровений, и такие записи назвали
Священными Писаниями. Если же подобные записи были сделаны "обычными
людьми", то эти тексты называли ересью.
Вдобавок, чем ближе подобный опыт к настоящему времени, тем больше
вероятность, что его объявят иллюзорным или галлюцинаторным. Чем дальше он в
прошлом, тем охотнее люди его чтят.
Джордж Бернард Шоу говорил: "Все великие истины начинаются как ереси".
Живя в современной культуре тотального отрицания, мы должны не отрицать
опыт своей души, разума и тела, но утверждать его. Громко и отчетливо, чтобы
слышали все. И это не всегда легко.
В продолжение многих лет всякий раз, когда какой-то опыт моей души,
разума и тела (хотя тогда все эти три составляющие еще толком не знали, что
такое опыт) шел вразрез с привитыми мне представлениями об истине, я просто
отрицал такой опыт.
Так поступают многие.
До тех пор, пока у них остается хоть какая-то возможность. До тех пор,
пока свидетельство не становится настолько очевидным, настолько глубоким и
пугающим, что отрицать его уже невозможно.
Билл Колсон и не думал отрицать свой опыт. Наоборот, во время
поминальной службы по его отцу он прямо в церкви рассказал о своем случае
всем собравшимся. И Билл Та-кер не собирается отрицать свой опыт. А также
Дэвид Дэни-эл, Фред и Анна Рут, Джерри Рейд и другие "обычные люди", чьи
рассказы собраны в этой книге. Они понимают и знают, что в их жизнь приходит
Бог, что Он взаимодействует с людьми напрямую. Что Бог даже разговаривает с
нами. Думаете, Даг Фербуш сомневается в этом хоть немного?
Могу точно сказать вам: не сомневается. Но важнее всего то, что его
опыт не так уж необычен.
Роберт Фридман руководит издательством Hampton Roads, которое
представило миру "Беседы с Богом" и опубликовало ту книгу, которую вы
держите в руках сейчас. Когда я в первый раз сказал Бобу, что хочу сделать
книгу под названием "Моменты Благодати", и объяснил ему, о чем в ней пойдет
речь, он сразу же заметил:
-- У меня тоже был такой момент в жизни!
-- В самом деле? -- спросил я.
-- Точно. Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите.
-- Так расскажите мне об этом. Что произошло?
-- Мне было шестнадцать, --начал Боб, --и я только что научился водить
машину. Я жил тогда в Портсмуте, штат Виргиния.
--Угу.
"И вот однажды я ехал по небольшой улочке, и мне нужно было пересечь
широкую автостраду в четыре полосы. Вдоль дороги вплоть до самого
перекрестка стояли заборы, и автостраду практически не было видно. Но какое
это имеет значение, если там стоит светофор, так ведь?
Загорелся зеленый свет, значит, можно ехать. Ну вот, загорается
зеленый, я уже нажимаю на газ, и вдруг какой-то голос произносит у меня в
голове: "Стоп!". Да, именно так, просто "Стоп!". В машине никого нет, а я
совершенно отчетливо слышу голос, который говорит мне "Стоп!".
Ну, я и нажал на тормоз. Чисто автоматическая реакция. Я даже ни о чем
не успел подумать. Просто нажал на тормоз. А тут этот парень... эта машина
мчится прямо на красный свет! Он едет слева, и я его не видел, пока он не
выехал на перекресток, а он мчит со скоростью пятьдесят миль в час* --просто
летит.
Если бы я тогда не нажал на тормоз, он ударился бы прямо в мою дверцу.
Парень действительно мчался во всю прыть, и я в той ситуации -- мертвец. Я
ничуть не сомневаюсь, что погиб бы прямо на месте.
А теперь скажите мне, что это был за голос? Это был ангел? Мой
ангел-хранитель? Проводник? Бог? Я не знаю, я даже не думаю, что тут есть
какая-то разница. То есть это все -- проявления Бога, правильно? Но одно
знаю точно: я слышал этот голос. Всего одно слово, и оно спасло мне жизнь".
-- Ого! -- воскликнул я. -- И если бы не тот Момент Благодати в вашей
жизни, то не было бы и этих "Моментов Благодати", --я имею в виду книгу. Кто
еще ее опубликовал бы? И кто опубликовал бы "Беседы с Богом"?
-- Уж во всяком случае не я...
-- Так что, думаю, у Бога были по поводу вас кое-какие планы.
-- Думаю, у Него были планы по поводу нас обоих.
И вот "Моменты Благодати" перед вами. Думаю, каждый может рассказать по
меньшей мере одну историю о Божественном Вмешательстве в его жизнь. И я не
вижу в этом ничего удивительного. Я рассказал Бобу, почему решил сделать эту
книгу: я хочу показать миру, что в моем опыте, описанном в "Беседах с
Богом", ничего необычного нег. Необычно лишь то, что я решил выйти на
публику, что я захотел говорить об этом. И еще немного необычно, что мои
беседы были достаточно долгими и я успел записать их. Но сам опыт, -- опыт
прямою общения с Богом, -- вещь очень и очень обычная.
Если когда-нибудь попадете в Ипдианаполис, штат Индиана, спросите об
этом у Каролины Лефлер. Вот что она нам поведала...
БОГ ТОЖЕ ПОЕТ?
Мам, не волнуйся о папе, -- сказал мой пятилетний ребенок, глядя мне
прямо в глаза. -- Все будет хорошо.
Я, конечно же, удивилась. Отвозя Эрика в школу, я как раз думала о
своем бракоразводном процессе. Я-то уже смирилась с тем, что наш брак
подошел к концу. Единственное, о чем я по-настоящему беспокоилась, -- как
это повлияет на Эрика.
Отец и сын любили друг друга. Я всячески пыталась защитить мальчика от
жестокой новости о том, что его папа больше с нами жить не будет, но Эрик
был слишком умен и чувствителен, чтобы не понять правды.
После того как отец все-таки ушел, Эрик стал носить свою куртку с
капюшоном задом наперед и при всякой возможности закрывал лицо. Я просила
его, просто умоляла не делать этого, но безрезультатно. Мальчишка продолжал
прятаться. Однако сегодня, похоже, он оправился от потрясения достаточно,
чтобы попытаться утешить меня.
-- Спасибо, родной мой. Ты прав. Все будет хорошо.
Я вновь удивилась способности Эрика читать мои мысли. Этот ребенок с
самого начала обладал сильнейшей интуицией. Нередко в самые неожиданные
моменты он схватывал глубочайшие мои мысли -- словно мы общались
телепатически. Мы с ним часто играли в игру "подумай меня домой".
Когда готов обед и пора звать Эрика со двора, я мысленно направляю ему
свой зов. Эрик безошибочно вскоре появляется в дверях и вполне буднично
говорит:
-- Ну вот, мам, я пришел.
Он всегда очень отличался от большинства детей. Позже, когда настала
пора отдавать мальчика в школу, я заметила, что одноклассники его, видимо,
не понимают и он чувствует некоторое отчуждение. В результате у Эрика
появился свои собственный очень богатый мир фантазии. Нередко он без
предупреждения уходил в свой воображаемый мир и погружался туда настолько
полно, что утрачивал всякую связь с реальностью. Фактически, фантазии
превращались для него в реальность.
Однажды, -- ему тогда было лет восемь, -- Эрику надоел урок, и он ушел
в свой мир. Мальчик представил себе, что он --тигр, охотящийся в джунглях.
Тихо и медленно пробираясь среди густых зеленых зарослей, он заметил
обезьянку, выискивающую что-то в траве. В один прыжок Эрик настиг добычу.
-- Эрик! Что ты делаешь? -- донесся до него визг учительницы. Мальчишка
тут же вернулся в реальность. Он сидел на полу классной комнаты и грыз
деревянную ножку парты! Эрик стал пристыжено извиняться перед учительницей.
Позже он сказал мне, что даже не мог найти слов, чтобы объяснить свое
поведение. Тем более что мальчику казалось, будто к тому времени учительница
все равно уже оставила всякие попытки понять его.
Я всегда знала, что воображаемый мир Эрика был для него не только
местом укрытия и источником неспособности "приноровиться" к другим детям, но
и симптомом особой чувствительности к обычным горестям и бедам детства. Он
был очень уязвим, его ранили многие вещи, которые с других детей стекали как
с гуся вода.
Однажды, -- Эрику тогда недавно исполнилось десять лет, а в школе
начинались каникулы, -- эта его черта проявилась в своей самой опасной
форме. Он предложил своему однокласснику (кажется, по фамилии Джексон) во
что-то сыграть.
--Не-а. Я буду играть с ребятами в футбол. Хочешь, пошли с нами?
Об этом Эрику не хотелось даже и думать. В прошлый раз во время игры
ему в глаз попал мяч, и он пришел домой с синяком.
-- Ну уж нет, -- ответил Эрик.
--Я буду играть в футбол, -- сказал Джейсон. -- А ты как знаешь.
Эрик увидел в этих словах какую-то обидную окончательность. Должно
быть, он сразу же пришел к выводу, что раз Джейсон не хочет с ним играть,
значит, он его не любит, а отсюда родилась мысль, что его вообще никто не
любит.
Если мальчик думал именно так, то я понимаю, почему он дошел до
отчаяния. Эрик нашел во дворе брошенную кем-то скакалку и, ни секунды не
раздумывая, взобрался на трехфутовый забор, обвязал один конец веревки
вокруг столба, другой -- вокруг шеи и прыгнул.
К счастью, дежурившая на площадке учительница увидела, что делает
мальчишка, на полсекунды раньше, чем все это закончилось. Она бросилась к
Эрику, подхватила его и позвала другого учителя, чтобы тот развязал веревку
на шее у моего сына.
Сам Эрик особенно не поранился, но напугал всех до смерти. Меня тут же
вызвали в школу. Я сидела рядом с сыном в кабинете директора, и по моим
щекам лились слезы.
-- Малыш, зачем ты это сделал? -- спрашивала я. -- Ты же знаешь, обо
всем, что тебя волнует, можно поговорить со мной, и мы как-нибудь все
уладим. Я люблю тебя. Папа тебя любит. Бог тебя любит.
-- Но в школе меня никто не любит, мама! -- горестно выкрикнул Эрик.
Я обняла сына. Как же ему помочь? Я была в отчаянии.
Обсудив этот случай со школьным психологом, я решила не уделять ему
особого внимания. И учителя, и психолог считали, что лучше всего в подобных
ситуациях реагировать на случившееся как можно сдержаннее. Я решила просто
попытаться как-то помочь сыну справиться с болью от того, что отец больше не
живет с нами.
К сожалению, у меня на это не оказалось времени. Всего два дня спустя
Эрик снова попытался повеситься. На этот раз в стенном шкафу для одежды. И
тогда я приняла трудное решение: отвезти сына в психиатрическую лечебницу.
Другого выхода я не видела.
Мы ехали по широкому проспекту к больнице, и я беззвучно рыдала: "Я не
могу оставить своего ребенка в этом страшном заведении. Ему всего десять
лет!" Я даже не знала, достаточно ли хорошо Эрик понимает, что ему сейчас
придется жить там, вдали не только от отца, но и от всего, что он любит: от
дома, который был его небесами, его убежищем.
-- Мам, не волнуйся. Со мной все будет в порядке. Да и ты сможешь
навещать меня.
Он снова прочел мои мысли. "Как ребенок с такой интуицией может быть
настолько озабочен?" -- спросила я себя горестно.
Взявшись за руки, мы с Эриком прошлись вслед за медсестрой по клинике.
Ничего страшного: больница как больница. Но все-таки -- больница. Поговорили
с врачом и медсестрами, распаковали его вещи, крепко обнялись на прощанье и
сказали друг другу "до свидания". Теперь мне не позволено будет видеть Эрика
целую неделю. Я думала, что просто не перенесу этой разлуки с моим
мальчиком. Я так ему нужна, ему будет так одиноко. "Почему так вышло?" -- не
давала я себе покоя.
Совершенно обезумев от горя, я машинально вела автомобиль по улицам
города. В последние дни мне приходилось глубоко таить свои чувства. Конечно,
перед Эриком я пыталась выглядеть сильной, но теперь уже не от кого было
прятать слезы, и я наконец смогла расплакаться.
Мой разум кричал: "Почему так вышло? Кто мне поможет?.. Кто меня
поддержит? Я одна, совершенно одна!" Как мне хотелось просто упасть на руль
и плакать!
Я припарковала машину и побрела в свой опустевший дом. Началось время
одиночества. Не раздеваясь, я рухнула на кровать и завернулась в покрывало.
Так и лежала в коконе, всхлипывая и желая лишь одного: чтобы кто-то меня
обнял и успокоил. И тут я услышала голос: "Ты не одна, Кэрол".
Я вскочила и оглянулась. В комнате никого не было.
"Я с тобой".
Вот опять. Голос из ниоткуда. Однако на этот раз не было ни испуга, ни
тревоги. Меня объяло изумительное ощущение покоя. И вдруг я поняла, что
знаю, кто говорил со мной.
Ничего.
-- Да-а-а-а, -- пробормотала наконец Глэдис, -- так я и думала.
Она с отвращением привстала и включила телевизор. И побледнела. Ноги
стали как резиновые. Не веря своим глазам, женщина снова откинулась на
спинку кресла. На весь экран красовались два огромных -- огромнейших --
слова:
О, Бог.
По телевизору начался фильм Джона Денвер-Джорджа Бернса, и как раз в
тот момент, когда Глэдис нажала кнопку, на экране высветилось его название.
Вы и представить себе не можете, что творилось в тот момент в ее голове.
Позже она посмеивалась надо всем этим, и письмо ее написано в весьма
ироничном тоне. Но с тех пор она больше не сомневается в существовании (и
присутствии) Бога.
Итак, вы видите, что Бог являет Себя нам во множестве форм. И не все
они "Божественны". Небесные послания не всегда приходят к нам в небесных
конвертиках или с небесными переживаниями, -- как мы обычно их себе
представляем. Они могут прозвучать под напористую музыку тяжелого рока. Или
прийти с титрами фильма двадцатилетней давности. Или, как ни странно, в
широко популярных книгах.
Божественные послания редко приходят к нам под аккомпанемент арф, редко
их приносят ангелы.
Редко. Но не сказал бы, что этого не бывает никогда...
ПОСЛАНННИЦА С НЕБЕС?
Дениз Морленд смотрела на молодую мать, лежавшую с ней в одной палате.
Лицо женщины так и лучилось улыбкой, когда она кормила свою новорожденную
девочку.
"Почему я тоже не могу так же приласкать сына? Почему ему так плохо? --
беззвучно спрашивала Дениз у Бога. -- Почему эта женщина обнимает своего
ребенка, а мой лежит в другой палате, на грани между жизнью и смертью?"
Была зима 1976 года, когда Америка отмечала двухсотлетнюю годовщину
независимости. Для многих это был праздник жизни, свободы, стремления к
счастью. Дениз волновала более важная проблема... ей нужно было найти повод,
чтобы жить. Прежде чем Дениз исполнилось восемнадцать, у нее уже было два
выкидыша, и вот теперь, наконец, она выносила ребенка полный срок. Но и тут
случилась беда. В конце беременности кровь Дениз с отрицательным резусом
вступила в конфликт с кровью плода, у которого резус был положительный, и
прошлым вечером пришлось срочно делать женщине кесарево сечение. Маленький
Адам сейчас боролся за свою жизнь, и врачи обнадежили Дениз, что, скорее
всего, он справится.
"Он такой крохотный, такой красивый". Как одиноко Чувствовала себя
Дениз, глядя на Адама, лежащего в холодной пластиковой кроватке, с
подключенными к тельцу трубками. Ей хотелось взять его на руки, согреть,
показать малышу свою любовь. Oн весил всею два шестьсот. Матери было даже
трудно представить, как что-то настолько маленькое и беспомощное может
бороться за свою жизнь.
Но он боролся. И в эти несколько дней, пока боролся он, пришлось
побороться и ей -- Дениз нужно было победить зарождавшуюся в ней ненависть к
женщине на соседней кровати, которая с такой любовью ворковала над своим
ребенком и кормила его грудью. Более того, ей нужно было бороться, чтобы не
возненавидеть Бога, который, казалось, ее покинул.
За больничным окном было тускло, и от этого становилось еще хуже. Город
скрывался под слоем снега и льда. Больница оказалась буквально отрезана от
внешнего мира, -- оттуда приходили лишь посетители, чтобы снова туда
вернуться. Дениз чувствовала себя одинокой и плененной в этой реальности,
которую она просто не могла постичь, -- что ее сын может умереть.
Вот уже третью ночь женщина лежала в кровати, гоня от себя саму мысль о
том, что, возможно, она придет домой без ребенка. И тут ею овладел гнев.
"Как Ты можешь так поступать со мной, Боже? -- беззвучно кричала Дениз.
-- Как мог Ты дать мне этого ребенка, дать мне долгожданное потомство лишь
для того, чтобы забрать его у меня? Мало того, что Ты наградил меня таким
тяжелым детством, теперь Ты заставляешь меня страдать еще больше!"
--казалось, ее сердце вот-вот разорвется.
Не в силах совладать с неистовыми чувствами, женщина взяла листок
бумаги и стала писать подруге, с которой переписывалась вот уже много лет.
Дениз привыкла изливать все свои чувства именно в письмах к этому человеку,
а сейчас на душе накопилось особенно много, и нужно было этот груз сбросить.
Ручка легко скользила по листу, и вместе с пастой на бумагу изливалась
вся душевная боль и глубочайшая обида. Дениз писала почти бессознательно.
Буквы заполняли страницу за страницей, а женщина все продолжала писать.
Ужасная душевная боль стала понемногу отпускать се. И тут внезапно Дениз
поняла, что она изливает сердце уже не перед подругой. Теперь она беседует с
Богом. Тут молодая мать перестала писать и перечитала последние слова.
"Это дитя -- истинное благословение для меня, и я его люблю. Он для