Критические аргументы

Индуктивистская модель научного познания была очень популяр­на в истории методологии науки. Когда ученые говорили, что нельзя познать действительность не наблюдая, не экспериментируя, когда они

воевали против всяческих умозрений по отношению к действительности, когда они высказывались в том стиле, что факты —это воздух ученого, в принципе они опирались на те идеи, которые выдвинул еще Бэкон довольно давно и в довольно систематической форме.

Кажется вполне естественным, что научное познание действительности осуществляется только тогда, когда мы имеем возможность ее наблюдать, экспериментировать с ней, и в общем-то даже совре­менному здравому смыслу соответствует такое представленне о науч­ном познании. В этих представлениях, несомненно, есть определенные основания.

Однако такою рода модель в свете современных представлений оказывается совершенно несостоятельной, и ее несостоятельность обосновывается сейчас совершенно неоспоримыми аргументами, которые высказывались в разное время и в общем-то были систематизированы уже в XX в. Рассел в свое время так выразил свое недоверие к индуктивной модели научного познания. Он говорил, что верить в индуктивные ибобщения – эпо значит уподобится курице которая на каждый зов хозяйки выбегает ей навстречу в надежде на то, что ее покормят зерном. Однако рано или поздно дело оканчикается тем, что хозяйка сворачивает ей шею.

Но если говорить всерьез, то против универсальности нндуктивных обобщений и их трактовки как фундамента для всего научного познания могуг быть выдвинуты прежде всего следующие аргументы.

— Индукция не может приводить к универсальным суждениям, в которых выражаются закономерности.

Конечно, в опыте можно зафиксировать какую-либо повторяе­мость. Однако никакой опыт не может гарантировать, что она сохра­нится за пределами непосредственно наблюдаемого.

— Индуктивные обобщення находятся на уровне непосредствен­но-эмпирических обобщений, и они не могут осуществить скачок от эмпирии к теории.

Обосновывая это утверждение, трудно представить себе лучший способ аргументации, чем апелляцня к авторитету великою Эйнштейна.

«В настоящее время известно, что наука не может вырасти на основе одного только опыта и что при построении науки мы вынуждены прибегать к свободно создаваемым понятиям, пригодность которых можно a posteriori проверить опытным путем. Эти обстоятельства ускользали от предыдущих поколений, которым казалось, что теорию можно построить чисто индуктивно, не прибегая к свободному, творческому созданию понятий. Чем примитивнее состояние науки, тем легче исследователю сохра­нять иллюзию по поводу того, что он будто бы является эмпириком. Еще в XIX в. многие верили, что ньютоновский принцип «hypotheses non fingo» должен служить фундаментом всякой здра­вой естественной науки.

В последнее время перестройка всей системы теоретической физики в целом привела к тому, что признание умозрительною характера науки стало всеобщим достоянием».

— Любые эмпирические исследования предполагают наличие оп­ределенных теоретических установок, без которых они просто неосуществимы.

Дело в том, что никакого чистою опыта, т.е. такого опыта, который не определялся бы какими-то теоретическими представления­ми, просто не существует. Без определенной теоретической установки не может возникнуть даже идеи эксперимента.

Вот что пишет по этому поводу К.Поппер.

Представлепне о том, чти наука развивается от наблюденнй к теории, все еще довольно широко распространено. Однако «вера в то, что мы можем начать научное исследование, не имея чего-то похожего на теорию, является абсурдной». «Двадцать пять лет тому назад я пытался внушить эту мысль труппе студентов-физиков в Вене, начав свою лекцию следующими словами: «Возьмите карандаш и бумагу, внимательно наблюдайте и описывайте ваши наблюдения!» Они спросили, конечно, что именно они должны наблюдать. Ясно, что простая инструк­ция: «Наблюдайте!» – является абсурдной... Наблюдение всегда носнт избирательный характер. Нужно избрать объект, опреде­ленную задачу, иметь некоторый интерес, точку зрения, пробле­му. А описание наблюдения предполагает использование дескриптивного языка со словами, фиксирующими соответствую­щие свойства; такой язык предполагает сходство и классифика­цию, которые, в свою очередь, предполагают интерес, точку зрения, проблему».

Замечательное описание эмпиризма, который лежит в основе индуктивной модели научного познания, дает Р.Якобсон.

Он приводит описание ноложения, в которое попал герои повести русского писателя В.Одоевского, наделенный магом способно­стью все видеть и слышать. «Все в природе разлагалось пред ним, но и ничто не соединялось в душе его», и звуки речи несчастный воспринимал как лавину артикуляторных движений и механических колебаний, лишенных смысла и цели».

«Нельзя было более точно предвндеъ, – замечает Р.Якобсон, – и более проникновенно описать торжетво слепого эмпиризма!»

Известно, что в истории науки целый ряд фундаментальных теоретических результатов был получен без непосредственного обращения к эмпирическому материалу.

В качестве классического примера здесь следует привести созда­ние общей теории относительности. Впрочем, к ним можно отнести и создание частной теории относительности.

Никаких особых фактов, которые могли бы послужить Эйнштей­ну для создания общей теории относительности, не существовало. И по поводу создания частной теории относительности можно сейчас сказать то же самое. Опыт Майкельсона, на который обычно ссылаются, когда пытаются истолковать создание частной теории относительности как результат апелляции к каким-то опытным фактам, как свидетельствовал сам Эйнштейн, по край­ней мере не имел для него существвенного значения. Частная теория, относительности была создана в результате рас­смотрения теоретической проблемы, связанной с истолкованием природы пространства-времени и места пространственно-времен­ных представленнй в структуре научного знания, в физических теориях.

И уж, конечно, эти теории были созданы не в результате индук­тивных обобщений.

Модель научного познания, разработанная Р.Декартом, оказыва­ется также невыдерживающей критики.

Конечно, в современном теоретическом мышлении огромна роль дедукции. Несомненно и то, что в каком-то смысле интуитивно ученый усматривает основные принципы теории.

— Однако эти принципы далеки от декартовской очевидности.

Как известно, Лобачевский построил неевклидову геометрию, заменив пятый постулат Евклида, согласно которому через точку, лежащую вне данной прямой, можю провести прямую параллель­ную данной, и притом только одну. В геометрии Лобачевского через точку, лежащую вне данной прямой, можно провести но крайней мере две прямые параллельные данной. Такое утвержде­ние ни в каком смысле не является очевидным.

Аналогично дело обстоит с основаниями квантовой механики, теории относительности, современной космологической теории Большого взрыва.

— Модель Р.Дскарта не отражает роли эмпирических исследова­нии в научном познании.

Теперь обратим внимание на их общие недостатки, которые присущи рассмотренным моделям научною познания.

— Они предполагают, что в науке не может содержаться вероят­ностное знание.

Развитие науки убедительно продемонстрировало огромную эф­фективность использовання в науке вероятностных представлений. Со­временные эмпирические исследовання просто немыслимы без статистической обработки. Практически во всех областях науки стро­ятся вероятностные модели изучаемых явлений. Подавляющее большинство современных научных теорнй являются вероятностно-ста­тистическими. Их значимость настолько велика, что сегодня говорят о вероятностной картине мира. Квантовая механика, генетика, теория информации, являются классическими образцами та­кого рода теорий.

Оба мыслителя исходят из того, что наука не может содержать в себе гипотетического знания.

Оба мыслителя исходят из того, что наука не может содержать в себе гипотетическою знания.

Г.Лейбниц в отличие от Ф.Бэкона н Р.Декарта считал необходи­мым обратить особое внимание на гипотетическое, вероятное знание.

«Мнение, основанное на вероятии, – писал он, – может быть, также заслуживает названия знания, в противном случае должны отпасть почти все историческое знание и многое другое. Но, не вдаваясь в спор о словах, я думаю, что исследование степеней вероятностей было бы очень важным и отсутствие его представляет большой пробел в наншх работах по логике». Г.Лейбниц, так же как и Г.Галилей, обращал вниманне на важную роль гипотез в научном познании.

Сегодня эти идеи имеют фундаментальное значение.

— Они строят свои модели, претендуя на построение логики открытия.

Попытки построения различного рода логик открытия прекрати­лись еще в прошлом веке. Была понята полная их несостоятельность.

Это стало очевидным в результате как психологических, так и фило­софских исследований творческой деятельности человека.

Приговор был такой: никакой логики научного открытия в прин­ципе не может быть. Ни в каком смысле алгоритма здесь не существует.