double arrow

Идеологии

1

Рустем Вахитов

Почему крестьяне пошли за

Большевиками, или Мысли о

Советской

идеологии

(окончание)

Для деревни этот управляемый капитализм означал удар по общине, появление сельской буржуазии, кулака, ведь и на Западе капитализм на селе разрушил общину и создал сельские буржуазию и пролетариат. НЭП разрешал наемный труд, по сути, поощрял «фермеризацию России», раскалывал деревенскую общину. Об этом в учебниках по истмату потом не писали, впоследствии кулак стал классовым врагом, как же признать, что Советская власть при НЭПе делала ставку на кулака как на временно «прогрессивную» фигуру? Но факты — вещь упрямая: Ленин в 1921 году заявляет на московской губконференции, что НЭП в деревне означает «восстановление мелкого крестьянского хозяйства», то есть читай: отход от общинного хозяйства, появление единоличника, в том числе кулака. В 1920-х году партия объявила компанию «Лицом к деревне» и бросила крестьянам лозунг: «обогащайтесь!», про которую С.Г. Кара-Мурза сказал, что она означала «государственную поддержку зажиточных крестьян». Так это воспринимали и современники. Эмигрантский публицист Устрялов, который, поддерживая большевиков как сильных государственников, в экономике был сторонником кадетской программы, с ликованием заявлял, что советская власть открыто делает ставку на кулака: «мелкий хозяйчик … из врага превратился в лучшего друга». Впрочем, этого не скрывали и большевистские лидеры, например, Н. Бухарин писал: «наша политика по отношению к деревне должна развиваться в таком направлении, чтобы раздвигались, а отчасти и уничтожались многие ограничения, тормозящие рост зажиточного и кулацкого хозяйства». Устрялов даже заявлял, что большевики скоро доделают то, что не доделал П. А. Столыпин. Ему превратить крестьян в фермеров мешало феодальное помещичье хозяйство, которое при царизме уничтожить было нельзя. Революция его уничтожила и открыла путь для капитализации деревни. И, кстати, одолей Бухарин Сталина, сохранись курс на НЭП и поддержку кулака и не произойди коллективизация, так бы оно и произошло. Кулаки, все усиливаясь и усиливаясь вытребовали бы и частную собственность на землю и пожрали бы «крестьянский мир». Как показывает С.Г. Кара-Мурза в «Советской цивилизации» только за период с 1921 по 1925 год, то есть в первые же годы НЭПа кулаки, с которым в 1917 году покончил декрет о земле, запретивший наемный труд, так укрепились, что получили большинство в сельсоветах. К 1927 году кулаки кулацкие хозяйства, составлявшие 3% от всех хозяйств на селе, владели около 20% всех средств производства. Так что, либеральные реформы могли произойти и в 1930-х…

Но тут стремление большевиков загнать живую российскую жизнь в догмы западнического марксизма, опять встретило глухое сопротивление. НЭП противоречил духу и букве «Декрета о земле», то есть противоречил настроениям и мироощущению миллионов российских крестьян, практически всей деревни, где кулаки составляли ничтожный процент, да и городского пролетариата — бывших крестьян в рабочих блузах, которые также ненавидели «городского кулака» — нэпмана. Крестьяне-общинники не случайно называли кулаков «мироеды», то есть объедающие «мир», общину, благоденствующие за счет своих обедневших бывших собратьев — батраков. Тем публицистам, которые теперь превозносят кулака как «крепкого хозяина» стоило бы вспомнить о том, за счет кого хозяйство кулака было «крепким» — за счет труда бесправных батраков, зачастую набираемых из числа родственников, чтобы не платить деньги, а просто кормить и еще объявлять себя благодетелями. Думается, сыграла свою роль и государственная поддержка кулацких хозяйств.

К концу 20-х деревня стояла на пороге новой гражданской войны. Сворачивание НЭПа в сталинскую эпоху, коллективизация были воспринято в российской деревне большей частью с крайним воодушевлением. Широкие слои российского крестьянства снова, как и в 1917 году пошли за большевиками, потому что снова прозвучали ленинские лозунги, звучавшие в «Декрете о земле»: «частная собственность на землю отменяется!», «наемный труд на селе запрещается!». Сейчас много говорят о том, что при коллективизации было много перегибов, что в числе раскулаченных, судьба некоторых из которых была, действительно, ужасна, оказывались крестьяне-середняки, не имевшие отношения к кулачеству, что российская деревня потеряла множество хороших хозяев в эти трагичные годы. Но забывают при этом, что перегибы эти были порождены не столько волей городского партийного начальства (которое вовсе не было заинтересовано в гражданской войне среди крестьян), сколько инициативой самих крестьянских низов. За годы НЭПа в общинниках накопилось столько злости, обид и гнева на кулаков-мироедов, что она вылилась в настоящую кровавую бойню, где часто не разбирали: где правый, где виноватый. Исторические документы показывают: городские власти сами были напуганы размахом антикулацкого террора и пытались его остановить, но часто им это не удавалось. В архивах хранится множество приказов, телеграмм того времени с требованием партийного начальства прекратить необоснованные аресты на селе и ответов с мест, что уже поздно — дело сделано. Следует признать, что в общем и в целом крестьянство коллективизацию приняло и даже активно участвовало в прес-ледовании и уничтожении ее противников, опираясь при этом, кстати, на еще дореволюционную традицию общинных самосудов. А ведь колхозы были далеки от идеала крестьян-общинников, так как колхоз сильно ограничивал права, дарованные общинникам Советской властью в 1917 году. После революции и упразднения помещичьего землевладения, общинники работали лишь на себя и не знали никаких обязательных работ вроде «барщины». В колхозе крестьяне работали на себя лишь урывками, а основную часть времени трудились на государство. (правда, это не было «возрождением барщины», как иногда пытаются заявлять; дореволюционный барин тратил полученную трудом крестьян продукцию на личные нужды, на поездки в Баден-Баден и рысаков и рестораны, сталинское государство же — на обеспечение обороноспособности, независимости всей страны). Крестьянская община после 1917 года владела близлежащими лугами, лесами, реками, озерами. Колхоз всего этого был лишен. Община обладала широким самоуправлением, общинники не только выбирали себе старосту, осуществляли суд, но и распределяли участки земли внутри общины, решали когда, что и где сеять, могли назначать цену на продукцию. В колхозе самоуправление было сведено к минимуму, собрание колхоза выбирало председателя и он мог отдавать распоряжения, касающиеся внутриколхозной жизни, но по главным вопросам решения принимало государство, которое диктовало: что колхозникам сеять, какой урожай собрать, сколько «сдать» продукции по какой цене. Но даже такой деформированный осколок общины как колхоз крестьянам представлялся более приемлемой альтернативой, чем «фермерский проект» НЭПа. Крестьяне понимали, что если бы НЭП продолжился, то кулак-мироед пожрал бы общину окончательно и тогда бывшие общинники были бы лишены даже тех скромных начал взаимопомощи и самоуправления, которые все же давал им колхоз, и превра-тились бы в бесправных батраков.

А в городах в это время тоже ведь проходила своя «коллективизация», сворачивание индивидуальных нэпманских хозяйств и переход к государственным предприятиям, также имеющим некоторые черты общины. И, как и в деревне, «городской кулак», нэпман не вызывал у широких масс никакой симпатии. Время торжества нэпманов было временем огромного социального и материального расслоения, страшной безработицы, распространения беспризорщины среди детей, пьянства и наркомании среди молодежи. Советский Союз при НЭПе медленно скатывался к капитализму, от которого Россия отказалась в 1917 году. Уничтожение нэпманов как класса, передача торговли в руки государства, укрупнение и огосударствление предприятий — все это отвечало уравнительным, общинным чаяниям масс. Сталинские слова «Жить стало лучше», над которыми теперь либералы издеваются, ведь отражали реальность: государственный контроль над ценами, победа над безработицей в ходе индустриализации, твердый заработок рабочих — все это привело к заметному улучшению жизни горожан.

В результате индустриализации страна неузнаваемо изменилась. Большинство населения стали горожанами. Но как мы уже говорили, огромные массы бывших крестьян-общинников, переселяясь в города, и там свою жизнь построили по привычным им началам общины. С.Г. Кара-Мурза прекрасно показал, что советские предприятия с их разветвленной социальной инфраструктурой, кассами взаимопомощи, товарищескими судами и собраниями коллективов — все это были начала общинной жизни в советском обществе. Община оказалась настолько гибким институтом, что она в СССР приспособилась к существованию в ус-ловиях индустриального общества. Более того, общинный социализм и создал в России индустрию, а вовсе не кулаки с нэпманами, как мечталось западникам-коммунистам, верившим, что можно и не идти по пути капитализма. Общинный социализм оказался очень эффективным: он сделал за 30 лет то же, на что Западу понадобилось 3 столетия. Те же, кто любит заниматься морализаторством по поводу репрессий в СССР, должны задуматься о том, какие людские потери понес Запад за три века становления капитализма, когда пролетарии умирали тысячами и миллионами от голода и болезней, дети попадали в работные дома и т.д. Мы уже не говорим, что западный капитализм строился на нещадной эксплуатации колоний, где тогда были уничтожены целые народы…

И даже кризис советского проекта в 80-е годы оказал: как живучи у наших людей общинные ценности. Перестройку народ поначалу поддержал именно потому, что увидел в ней возможность еще больше укрепить городскую и сельскую общину, советское жизнеустройство. Вспомним, что требовали массы в годы перестройки: хозяйственного самоуправления предприятий, ослабления диктата государства, уничтожения привилегий госчиновников и введение уравнительного распределения общественных благ (никаких спецполиклиник, спецбуфетов, персональных машин- все и всем на общих основаниях). Ничего схожего с протестами против социализма и с требованиями ввести капитализм и рынок, что теперь приписывают перестроечным массам либеральные публицисты, которым нужно на свой лад переписать новейшую историю России. Нет, перед нами как раз не что иное как требования общинного социализма. И не вина перестроечных рабочих, шахтеров, учителей и медиков, ходивших на митинги к обкомам и горкомам, что они были преданы западнической интеллигенцией, лишившей их необходимого идеологического языка, в который они могли облечь свои общинные требования, вложившей им в уста чуждые им требования рынка и капитализма. Интеллигенция в годы перестройки, повторюсь, предала народ, перешла на сторону «партократов», которых на словах так яростно бичевала, помогла им «приватизировать СССР», обеспечив идеологическое прикрытие перехода к номенклатурному капитализму. И это объяснимо: интеллигенция мыслила не в категориях реальной жизни, наполненной у нас общинными принципами, как колхозники, рабочие, врачи, инженеры, люди практического склада, интеллигенция, и прежде всего всевозможные работники партшкол и партийных изданий, давших нам основные кадры либералов, мыслила в категориях вульгаризированного западного марксизма. А согласно ему община есть нелепый архаизм, не имеющий права на существование в индустриальную эпоху, а капитализм — прогрессивный строй, который вслед за Западом должны построить у себя и все остальные цивилизации и народы. Гайдар и Ципко и до сих твердят эти опасные и примитивные стереотипы, почерпнутые ими из учебников по истмату и диамату.

4. Советская идеология у нас будет!

Вот мы и подошли к ответу на вопрос о перспективах советской идеологии. В свое время роль советской идеологии играла идеология вульгарного марксизма или тот самый «истмат» и «диамат», которым учили в школах и вузах в СССР. Роль эту марксизм выполнял плохо, потому что не приспособлен он был для идеологического оправдания проекта общинной модернизации в аграрной незападной стране. Он создавался западными учеными для условий Запада. Очень многое в жизни реального советского общества просто нельзя было объяснить в терминах марксизма, очень многое жизненно важное для советской цивилизации через призму марксизма представлялось ненормальным и под-лежащим искоренению. Во многом советская революция конца 80-х, когда народ вышел на улицы с требованиями общинного социализма в рядах Народных фронтов и других неформальных организаций, была революцией против официального марксизма. И наоборот, именно из этого официального марксизма, как показал С.Г. Кара-Мурза, вырос либеральный проект Гайдара и Чубайса, западничество и экономикоцентризм марксизма способствовали его мутации в это направлении. Но взамен никакой советской идеологии в конце 1980-начале 1990-х предложено не было, если не считать потуг немногочисленных интеллектуальных столичных групп анархо-синдикалистов тех времен, которые влияния почти не имели, да и не могли предложить государственно-общинный проект. В результате массы, выступавшие в принципе за советскую цивилизацию, оказались безоружными перед пропагандой западников, «попались на удочку» либеральной идеологии и сами позволили «приватизировать СССР» и превратить себя в полурабов партноменклатурщиков, ставших вдруг «новыми капиталистами».

Так что советской идеологии у нас давно нет. А вот советские общинные ценности сохранились и только за счет них страна и выстояла в «шоковую терапию» 90-х. Люди, которым годами не платили зарплату, выживали за счет общинной самоорганизации, помощи родственников, знакомых, объединений в садовые товарищества, создания торговых и рабочих артелей под видом фирм и кооперативов. Никакого капитализма западного типа, как ни старались либералы, у нас построить не вышло. Человеческий материал неподходящий. Вместо западного общественного договора получается лишь подлость и воровство наверху и общинная самоорганизация ради выживания внизу. И перед патриотической интеллигенцией теперь стоит важная задача — сформулировать идеологию для находящейся в кризисе и упадке, полуразрушенной, но еще живой советской цивилизации, без восстановления которой выживание страны невозможно. Для этого нужно кропотливое исследование советской общин, переосмысление многих стереотипов, в частности западоцентризма, экономикоцентризма. Наиболее плодотворно сейчас занимаются этим С.Г. Кара-Мурза и его последователи, получившие название «советских солидаристов» или традиционалистов-неонародников. Нужно, чтоб к этому проекту подключались широкие круги патриотов-интеллектуалов.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  


1

Сейчас читают про: