Глава 4. Наследники маршала Тухачевского 48 страница

«На правом фланге Киевского особого военного округа строился в то время укрепленный район. Сооружения уже возвели, но еще не было оборудования. Имелись и части, предназначенные для укрепленного района».

Это как раз направление удара немецкой танковой группы Э.Клейста. «Прекрасные» защитные сооружения на границе. Отчего же наш хитрован не указал, что за сооружения? И какого оборудования в них недоставало? А то читатели ненароком могут подумать, что сантехнического: кранов для умывальников и запорных устройств от смывных бачков для унитазов.

Как нам было известно из воспоминаний Аркадия Федоровича Хренова, — в сооружениях (ДОТах) не было самого главного: артиллерийского и стрелкового (пулеметного) вооружений. Только и всего! А в остальном все в полном порядке, — над головой не капало.

Так как читатель знает, кто виновник всех этих безобразий, то ознакомьтесь, как маршал изящно переводит стрелки на покойного Бориса Михайловича Шапошникова.

«В других местах оборонительные работы были еще не завершены. Ответственным за строительство укрепрайонов был Б. М. Шапошников, и я решил дополнительно поговорить с ним в Москве».

Наверное, Шапошников в глубине своего письменного стола, по забывчивости, нечаянно оставил про запас несколько десяток орудийных стволов и пару сотен пулеметов. Надо было, видимо, напомнить уважаемому человеку, чтобы все вернул и направил по назначению.

Дальше, вообще трудно сдержать смех, по поводу прочитанного.

«Взяв на себя инициативу, я сообщил командарму — 5 генерал-майору танковых войск М. И. Потапову, что пришлю своего помощника с приказомпровести опытное учение по занятию укрепленного района частями армии, с тем, чтобы после учения 5-я армия осталась в укрепленном районе».

Наверное, читатель по прочтению слов «взял на себя инициативу» подумал, что Мерецков тут же отдал команду о немедленном проведении учений в 5-ой армии, однако, зная, кто он есть на самом деле, трудно усомниться в правильности выбранного им решения.

«Затем я объехал пограничные части. Все они были начеку, и почти везде я слышал о том, что на той стороне неблагополучно».

Так как пограничные части никогда не входили в состав Наркомата обороны, то непонятно, отчего это Кирилл Афанасьевич там решил свою ретивость показать? Видимо, перед читателями рисуется своей заботливостью о защите страны. В дальнейшем, у него и командующий округом М.П.Кирпонос, и командующий 6-ой армией И.Н.Музыченко (не упомянутый здесь по фамилии, скорее всего, из-за попадания в плен), тоже, будут виноваты. Один он, ничем незапятнанный вернется в столицу из поездки по округам. Срок возвращения, якобы, середина июня.

«В Москве вместе с С. К. Тимошенко я побывал у И. В. Сталина и рассказал обо всем увиденном. Оба они отнеслись к докладу очень внимательно».

Как-то замысловато написано. Выходит, для того чтобы Нарком обороны был ознакомлен с результатами инспекционной поездки Мерецкова по округам, его необходимо было взять с собой на прием к Сталину. Или же Мерецков поставил условие Семену Константиновичу, что, дескать, зачем два раза повторяться, давайте лучше расскажу один раз, но на приеме у Сталина?

Если Нарком Тимошенко отнесся внимательно к докладу своего заместителя, то это и не удивительно — нарком обороны же, то внимательное отношение Сталина к сообщению Мерецкова представляет определенный интерес. Неужели Иосиф Виссарионович ни бросил в адрес Мерецкова ни одной нехорошей реплики о подготовке врага? И Лаврентий Павлович почему-то рядом не крутился с угрозами об аресте смелого замнаркома обороны?

Что смущает в рассказе «хитрого ярославца», в данном моменте, так это то, почему он не побывал в Западном округе? Может, Сталин тоже выразил недоумение по этому вопросу и послал Мерецкова все же выяснить, что там, и как там в Белоруссии? И Кирилл Афанасьевич отправился к Д.Г.Павлову.

«В частности, мне было приказано дополнительно проверить состояние авиации, а если удастся — провести боевую тревогу. Я немедленно вылетел в Западный особый военный округ.

Шло последнее предвоенное воскресенье (17 июня. — В.М.). Выслушав утром доклады подчиненных, я объявил во второй половине дня тревогу авиации. Прошел какой-нибудь час, учение было в разгаре, как вдруг на аэродром, где мы находились, приземлился немецкий самолет. Все происходившее на аэродроме стало полем наблюдения для его экипажа.

Не веря своим глазам, я обратился с вопросом к командующему округом Д. Г. Павлову. Тот ответил, что по распоряжению начальника Гражданской авиации СССР на этом аэродроме велено принимать немецкие пассажирские самолеты. Это меня возмутило. Я приказал подготовить телеграмму на имя И. В. Сталина о неправильных действиях гражданского начальства и крепко поругал Павлова за то, что он о подобных распоряжениях не информировал наркома обороны.

Я уже отмечал, что его роднит с Жуковым одно характерное обстоятельство: тоже любит ссылаться на покойников. Выше приведенные: Шапошников и Кирпонос — увы! умерли на войне. Музыченко не в счет. Ему все равно слова не дадут.

Сейчас пойдет вторая волна покойников из Западного округа. Но прежде о приведенном отрывке. Полная чушь! Во-первых, непонятно где это Мерецков организовал «боевую» тревогу? Уж не в Минске ли на Центральном аэродроме? Во-вторых, с каких это пор командующий военным округом выполняет распоряжения начальника Гражданской авиации? В-третьих, что гражданских аэродромов не хватило, если решили военный аэродром отдать под посадку немецких пассажирских самолетов? К тому же, как это данный немецкий самолет умудрился приземлиться на аэродроме, где проводились военные учения с боевой тревогой???

«А крепко поругал Павлова» — это, простите, из какого же Устава о дисциплинарных наказаниях? Из записной книжки генерала армии Мерецкова, что ли?

«Затем я обратился к начальнику авиации округа Герою Советского Союза И. И. Копец».

Явно редакторская недоработка. Фамилии с окончанием на букву «Ц» имеют одну особенность. Женские фамилии не склоняются, в отличие от мужских. Поэтому правильно было бы фамилию начальника ВВС Западного округа написать как: «…я обратился к … И.И.Копцу».

«— Что же это у вас творится? Если начнется война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара противника, что тогда будете делать?

Копец совершенно спокойно ответил:

— Тогда буду стреляться!

Я хорошо помню нашу взволнованную беседу с ним. Разговор шел о долге перед Родиной. В конце концов он признал, что сказал глупость. Но скоро выяснилось, что беседа не оказала должного воздействия. И дело тут не в беседе. Приходится констатировать наши промахи и в том, что мы слабо знали наши кадры. Копец был замечательным летчиком, но оказался не способным руководить окружной авиацией на должном уровне. Как только началась война, фашисты действительно в первый же день разгромили на этом аэродроме почти всю авиацию, и Копец покончил с собой.

Познакомившись с положением на западной границе и выслушав Павлова, я убедился, что и здесь Германия сосредоточивает свои силы».

Как и во всем, так и по этому факту с командующим ВВС округа Копцом, Мерецков лжив по определению. Дело в том, что Иван Иванович Копец будет застрелен в первые же минуты начала войны, с целью сразу обезглавить ВВС округа. А все эти байки о его самоубийстве будут своеобразным прикрытием начавшегося бардака в авиации округа. Я же пояснял, что важной составляющей позволявшей немцам благополучно перебраться на нашу сторону пограничных рек будет «пассивное» состояние нашей авиации. Вот ее и сделали такой, например, в Западном округе, сразу лишив руководства. Последним, кто видел живым командующего ВВС, был наш Худяков-Ханферянц, начальник штаба данной структуры. О его судьбе было рассказано чуть выше. Так как это дело было очень «темным», то во времена Хрущева говорить о «самоубийстве» командующего И.И.Копца было делом нежелательным. У Константина Симонова в его «Живых и мертвых» данный командующий ВВС выведен под фамилией Козырева. В истребителе он будет отправлен в свой «последний воздушный бой», где и будет подбит. При приземлении, якобы, сломает позвоночник и чтобы не попасть в плен, по его разумению, Козырев — Копец застрелится. Но это, как понимаете совсем другая история ничего общего не имеющая с реалиями жизни. Но факт «самоубийства» Копца, все же, будет обыгран и немного облагорожен.

Как следствие, и данное местное военное начальство Западного округа в ходе проверки по описанию Мерецкова, тоже, будет виновато по началу войны, хотя Кирилл Афанасьевич и внушал им строго о долге перед Родиной.

Однако глупо находясь в Белоруссии, заодно ни заглянуть к соседям справа: как, мол, там у них дела в Прибалтике?

Ошибочно мемуары Кирилла Афанасьевича взяли и издали в ПОЛИТИЗДАТе. Их место было бы в ДЕТГИЗе в серии: рассказы о войне для юношества. Соответственно подходящей выглядела бы глава с примерным названием: «На страже западных рубежей Родины».

«Вылетел в Прибалтийский особый военный округ. Приземлился на аэродроме одного истребительного полка, а сопровождавшего меня офицера послал на аэродром бомбардировщиков, приказав объявить там боевую тревогу».

Чего хотел Мерецков получить от летчиков тяжелой бомбардировочной авиации, тем более на другом аэродроме? Чтобы заправились по полной программе, взлетели, покружили над заместителем наркома, приветливо попахали ему крыльями и улетели обратно к себе на посадку?

«Командир полка истребителей сразу же доложил мне, что над зоной летает немецкий самолет, но он не знает, что с ним делать, так как сбивать запрещено. Я распорядился посадите его и не медля запросил Москву. Через четверть часа поступил ответ: самолета не сбивать. О посадке умолчали. А мы его уже посадили. Что случилось потом с самолетом и его экипажем, не знаю, так как вскоре грянула война».

Опять немецкий самолет. В этот раз трудно понять, какой именно: гражданский или боевой? Одно — точно: не истребитель, коли написано — экипаж. По приказу «смелого» Мерецков немецкий самолет все же посадили. Как он вывернется из этой истории по приезду в Москву, читателям не сообщает. На его «счастье» вскоре начнется война, а то бы не избежать международного скандала.

А что же потом, целую неделю до войны, делало с немецким экипажем командование округа, Мерецкова, видимо, уже не интересовало. Может и немецкое командование, уже само позабыло про свой экипаж? Их же, сколько было у них в Германских ВВС? Много! Подумаешь, одним меньше стало.

А у нас было главное, на тот момент, перед войной — провести в частях учебную тревогу, чтобы показать советскому читателю, что такие, как Мерецков, не зря ели хлеб на военной службе.

«Тревога прошла удачно. И истребители и бомбардировщики быстро поднялись в воздух и проделали все, что от них требовалось».

Ну, что от них потребовал Кирилл Афанасьевич, он так и не сказал, предоставив читателям самим домысливать, что положено делать советским летчикам в таком случае. Но, видимо, их действия произвели на московское начальство приятное впечатление.

«Но хорошее настроение тут же было испорчено. Заместитель командующего округом генерал-майор Е. П. Сафронов доложил мне о сосредоточении немецких войск на границе».

Не дали в полной мере порадоваться хорошему человеку. Но почему на встрече с заместителем наркома отсутствовал командующий округом Ф.И.Кузнецов? Куда же он подевался в такой ответственный момент, когда Мерецков у него устраивал учебные тревоги? Он, видимо, заранее знал, что своим сообщением о концентрации немецких войск на границе сразу испортит настроение посланцу из Москвы. Поэтому и перепоручил своему заместителю сообщить эту плохую новость Мерецкову, а сам, видимо, решил от греха подальше, не показываться тому на глаза.

Как Кирилл Афанасьевич сильно огорчился от полученных сообщений! Оказывается и здесь немецкие войска на границе! Срочно, домой в столицу с нехорошими новостями!

«Я вылетел в Москву. Ни слова не утаивая, доложил о своих впечатлениях и наблюдениях на границе наркому обороны».

Не мемуары военачальника, а школьное сочинение на свободную тему. «Ни слова не утаивая», как прикажите понимать? Значит, до этого момента можно было кое-что оставить про запас при разговоре с вышестоящим начальством?

Как видите, дело прикатилось к самому кануну войны. На календаре было уже, видимо, 20-е июня. Но ситуация в Кремле изменилась коренным образом. Если раньше, неделю назад, «честный» Мерецков рвался поделиться приграничными новостями со Сталиным, то теперь ограничился сообщением одному лишь Тимошенко. И от чего же Сталин второй раз не стал проявлять внимание к новостям привезенным Мерецковым, Кирилл Афанасьевич не стал посвящать в такие тонкости своего читателя. А нам и без него понятно, что доступ к телу товарища Сталина стал строго ограничен, в силу сложившихся неблагоприятных условий для вождя.

«С. К. Тимошенко при мне позвонил И. В. Сталину и сразу же выехал к нему, чтобы доложить лично. Было приказано по-прежнему на границе порядков не изменять, чтобы не спровоцировать немцев на выступление».

Куда на самом деле позвонил Тимошенко? — это знали только сам Семен Константинович, да Кирилл Афанасьевич, но эту тайну оба сохранили навек. А может Тимошенко никуда и не звонил? Вряд ли, чего нового он мог сообщить Сталину, а Молотову для выступления по радио и так бумагу напишут.

Кем было отдано приказание, сохранять все как есть, без изменения на границе, как всегда, осталось на уровне догадок. А если написано, что порядок сохранялся прежний, то следует, что никакой полной боевой готовности в частях Красной Армии проведено не было. Далее в мемуарах следуют красивые рассуждения о том, как много хорошего хотелось сделать для Родины. Правда, у таких людей, как Мерецков, почему-то, всегда для этого не хватает времени. А после войны было уже не до хороших дел. Маршальские заботы тяжелой обузой легли на плечи — не сбросить до самой смерти.

И вот, наконец, мы приблизились к заветному рубежу. Суббота, 21 июня. Москва. Наркомат Обороны. Мерецков снова «исповедуется».

«Меня вызвал к себе мой непосредственный начальник, Нарком обороны, находившийся последние дни в особенно напряженном состоянии. И хотя мне понятна была причина его нервного состояния, хотя я своими глазами видел, что делается на западной границе, слова наркома непривычно резко и тревожно вошли в мое сознание. С. К. Тимошенко сказал тогда:

— Возможно, завтра начнется война! Вам надо быть в качестве представителя Главного Командования в Ленинградском военном округе. Его войска вы хорошо знаете и сможете при необходимости помочь руководству округа. Главное — не поддаваться на провокации. — Каковы мои полномочия в случае вооруженного нападения? — спросил я. — Выдержкапрежде всего. Суметь отличить реальное нападение от местных инцидентов и не дать им перерасти в войну. Но будьте в боевой готовности. В случае нападения сами знаете, что делать».

Здесь сразу «букет» всех новостей. Чего уж скромничать, по поводу возможного нападения Германии, если Молотов уже ноту получил от Шуленбурга. Знали, абсолютно точно, что завтра война. Уже и Ставку организовали, только всё, как девицы-скромницы, глазки до полу, и не могут это слово произнести. Опять, некое Главное командование, как в Записке по плану прикрытия госграницы. Ведь, хорошо известно, что полное написание данной структуры — Ставка Главного Командования. Она образована, как видите, ранее 22-го июня. Если сам же Мерецков написал, что дело было 21-го июня.

А вот и знакомое задание, как у Жукова: «при необходимости помочь руководству округа». Тем более удивительно, что сами отправили командующего округом М.М.Попова далеко на Север. Чтобы «отмазаться» от всех обвинений в свой адрес, как заговорщика, Мерецков обыгрывает свою роль представителя Ставки следующим образом: все полномочия свелись к одному — «выдержка». И все? — спросит любой недоверчивый читатель. Как видите, из написанного: больше ничего. А наш хитрец Мерецков, к тому же, прикроется вот такой «нейтральной» фразой, сказанной Тимошенко: «сами знаете, что делать». Понимайте, читатель, эту фразу, как хотите.

Маршал Тимошенко, тоже «заливает», со слов автора, мало не покажется. Предупреждает Мерецкова, что «возможно, завтра война», но Мерецкова наделяет невиданными полномочиями, в случае чего, предотвратить войну?! Если, мол, на границе будут конфликты, то пусть берет брандспойт и тушит «пожар войны».

Только никто из них, ни Тимошенко, ни, что удивительно, сам Мерецков, не сказали читателю, что Кирилл Афанасьевич был заместителем Наркома обороны. Понятно, что Тимошенко был его «непосредственным начальником», но почему Мерецков предпочел, чтобы его принимали за «представителя Главного командования», а не за правую руку Наркома обороны? Видимо, в таком случае, было как бы, меньше ответственности за произошедшее.

К счастью для читателя, он теперь знает, в качестве кого, его отправил Тимошенко в Ленинград. Как всегда, при редактировании откусили концовку новой должности Кирилла Афанасьевича, а он сделал вид, что не заметил этого.

Почему же отмолчался, что в должности Главкома Северо-Западного направления прибыл к ленинградцам?

«Все встало само собой на свое место, когда днем 22 июня я включил радио и услышал выступление Народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова о злодейском нападении фашистской Германии на нашу страну. Теперь мои спутники, генерал П. П. Вечныйи порученец лейтенант С. А. Панов, получили ответ на вопрос, для чего мы едем в Ленинград».

Обратите внимание, что мемуары по данной теме написаны, как через копирку. Кирилл Афанасьевич, тоже, как и Новиков, оказывается, узнал о нападении Германии по радио. Так и хочется сказать: «Да здравствует научно-технический прогресс и его, особо яркий представитель, из среды русских ученых, Александр Степанович Попов — изобретатель радио». Иначе, даже трудно представить, что бы делали наши военные? Кроме того, новинка теоретической военной мысли. Представляете? — Наркомат иностранных дел, в лице Молотова, по радио, определил задачи представителям Ставки, которые ехали в Ленинградский военный округ. А то по приезду в Ленинград, так бы и не знали, зачем приехали? Понапишут такое, — даже не поморщатся.

Приглядимся к его спутнику генерал-майору Вечному Петру Пантелеймоновичу. Он представитель Генерального штаба из Управления боевой подготовки. Скорее всего, в роли заместителя главкома. Кого Мерецков скрыл в должности начальника штаба Северо-Западного направления? Не Хозина ли Михаила Семеновича? О члене Военного совета говорилось ранее — будет из местных Лениградских партийцев — А.А.Кузнецов.

«Прибыв в Ленинград, я немедленно отправился в штаб округа. Меня встретили с радостью, все хотели услышать живое слово представителя Москвы, получить устное распоряжение. На месте были генерал-майор Д. Н. Никишев и корпусной комиссар Н. Н. Клементьев, вскоре назначенные соответственно в качестве начальника штаба и члена Военного совета этого округа, объявленного на третий день войны Северным фронтом. Командующий войсками округа М. М. Попов в момент начала войны инспектировал некоторые соединения округа».

Понимаю, что некоторые читатели, могут упрекнуть меня в чрезмерной увлеченности цитирования мемуаров, пусть даже и «знаменитых» военачальников Великой Отечественной войны. Но, согласитесь. Есть же, что почитать! Такое написать, думаю, было бы не под силу, даже знаменитому обладателю тонкого юмора, каким был Марк Твен.

Посудите, сами: «Меня встретили с радостью, все хотели услышать живое слово представителя Москвы». Ну, чем ни прилет летчиков с Большой Земли на полярную льдину к «Челюскинцам»? «Живое слово» из Москвы! Где такое возможно? Только в Ленинградском военном округе. Да, Новиков, только что телефонную трубку положил, после разговоров с Тимошенко. Слово «Ставка» колом им в горле стоит, что ли? Так боятся произнести. Им бы вместе, Мерецкову и Новикову, мемуары писать, на одной даче. Глядишь, договорились бы и без «живого слова»?

Интереснее другое. Командующего нет, и все вопросы обращены к начальнику штаба Никишеву. Случайно, не привез ли Мерецков бумагу, насчет того, чтобы оставить Новикова на месте, а не гнать того в Киевский округ? Там уже нашлась замена. После того, как «мавр» Птухин сделает свое дело, его заменят своим человеком из Главного управления ВВС Астаховым Ф.А. Тем более что он ранее, выполнял те же функции, что и Птухин: был командующим ВВС Киевского военного округа.

Еще одна тонкость. При издании мемуаров решили разъединить Клементьева и Попова. Посчитали, что их совместное отсутствие в штабе округа перед войной будет уж очень подозрительным. Пусть Клементьев останется в Ленинграде.

«Не успел я спросить об обстановке в войсках, как город подвергся налету вражеской авиации. Два немецких самолета прорвались непосредственно в небо над жилыми кварталами и начали бомбить их. Вскоре один самолет был сбит, о чем тотчас же сообщила местная противовоздушная оборона, положившая тем самым начало своей боевой деятельности».

Пока Мерецков обменивался «живым словом» с представителями штаба округа, время вышло и он «не успел спросить об обстановке в войсках». Какая жалость. Тут еще налетела «вражеская авиация» в количестве двух(!) самолетов и не дала новоявленному Главкому, по-человечески, обменяться мнениями с коллегами, что же надо делать по началу войны?

«Мы не знали планов врага и могли поэтому ожидать чего угодно: новых воздушных налетов; высадки десантов, особенно в районе Эстонии и Мурманска; массированных ударов со стороны финляндской границы. Помимо развертывания войск округа следовало скоординировать наши действия с работой тыла, наладить тесный контакт с партийными, советскими и хозяйственными органами и как можно скорее влиться в общие усилия страны, направленные на отпор врагу. Я приказал созвать Военный совет округа, и, не дожидаясь, пока подъедут отдельные его члены, находившиеся в других местах, мы приступили к делу».

Это Мерецков, так завуалировано выразился о командующем Ленинградским округом М.М.Попове и члене Военного совета Н.Н.Клементьеве. Действительно, зачем они нужны здесь, в Ленинграде, когда есть Главное командование Северо-Западного направления.

Что еще можно сказать по приведенному тексту? Насколько выразителен язык военных. Не каждый поэт, скажет такое об Эстонии — «район»? Правда, если под районом понимать Таллиннскую военно-морскую базу Краснознаменного Балтийского флота, тогда другое дело. Как читатель знает, контроль над ней «уплыл» из рук Ф.И.Кузнецова в устье Невы, к Кириллу Афанасьевичу.

Увы, также, не спросишь Мерецкова и о другом? А что, и после войны планы врага так и не узнали? Действительно, большое упущение, когда не знаешь, что к чему? Как же вы бедные воевали, незнамши намерения гитлерюг? Наверное, поэтому и были у нас такие большие потери. Если бы знали планы, то война бы была совсем другой. Раз, два и в дамках. И через месяц знамя Победы над рейхстагом. Жаль, не получилось. Здесь другое, жаркое на плите. Вот цель визитера из Москвы: пока нет Попова, Клементьева и, особенно, Жданова — быстро созвать Военный совет и приступить к «делу», ради которого Мерецков и приехал в округ. Но, что-то помешало нашим «героям» довести начатое «дело» до конца.

Несколько слов о М.М.Попове, командующем Ленинградским округом. Все, кто соприкасался с заговорщиками сорок первого года, даже, если и не был с ними «в одной упряжке», все равно, умирали странной смертью. По воспоминаниям маршала Голованова, Попов, якобы, сгорел на даче со своей любовницей, находясь в нетрезвом состоянии. Энциклопедия гласит, что смерть «настигла» Маркиана Михайловича в 1969 году. Как раз в этом году вышли «Воспоминания и размышления» Жукова. Может от радости по поводу издания книги бывший командующий округом и принял лишнее на грудь?

Как известно, перед самой войной Маркиан Михайлович Попов отправился с инспекционной поездкой на Кольский полуостров и встретился там с командующим 14-й армией и с командующим Северного флота. Вот что он вспоминал о той поездке:

«К концу нашей встречи А. Г. Головко сообщил, что миноносец, выделенный для комиссии по выбору аэродромов, на котором я должен был отправиться, к выходу в море готов, и предложил уточнить время этого выхода.

Не лежала душа, как говорится, к этому расставанию с сушей почти на месячный срок. Однако не выполнить директивы наркома, конечно, было нельзя».

Все что угодно можно было ожидать от деятелей нашей «пятой колонны», но чтобы командующего округом накануне войны отправлять на миноносце почти на месяц, неизвестно куда? — просто не укладывается в сознании. Судя по всему, в округ пришла соответствующая бумага, если читаем, что это была директива Наркомата обороны. И как же Маркиан Михайлович вывернулся в подобной ситуации? Он же не мальчик, чтобы не понимать последствия данной поездки накануне грозных событий на границе.

«После некоторых размышлений было найдено разумным доложить ему по телефону наши настроения. И вот нарком на проводе. Короткий доклад об обстановке на сухопутной границе, на море и в воздухе и откровенное заявление, что в этих условиях выход в море нецелесообразен.

«Хорошо, что позвонил, — прозвучал в трубке голос наркома. — Выход в море пока отложим. Немедленно возвращайся в Ленинград».

Присутствовавшие при этом разговоре с наркомом — комфлота (Головко) и командарм (Фролов) — усмотрели в отмене выхода в море некоторое подтверждение нашим опасениям».

Каким хорошим дяденькой оказался Нарком обороны Тимошенко. Сразу прислушался к разумным предложениям командующего округом. Однако думается, нашелся честный человек высокого ранга, который указал Тимошенко, чтобы тот повременил с подобным мероприятием. Семен Константинович подумал, и не стал, как говорят, «лезть в бутылку». Решение по длительному плаванию Попова было свернуто.

Не совсем понятно, что было бы, не позвони своевременно Маркиан Михайлович Семену Константиновичу? Так бы и уплыл командующий ЛВО на миноносце в неизвестном направлении на долгие дни.

Впрочем, вполне возможно, что подобного разговора с Тимошенко могло и не быть, а честный человек высокого ранга самолично отменил плавание Попова «к Северному полюсу». И такое по жизни случается, если, правда, наверху наличествуют честные люди.

Главное, все же, в данном событии то, что Попов, несмотря на препоны высшего военного начальства, отправился к себе домой, в устье Невы, а обрадованный Головко тут же подал команду на отмену выхода в море миноносца. Маленькие радости жизни. И командующий — на суше, и боевой корабль — остался под рукой.

«В Ленинград я возвращался поездом «Полярная стрела». День 21 июня, проведенный в вагоне, прошел спокойно…

В Петрозаводске, куда мы прибыли около 4 часов утра 22 июня, помимо ожидавшего нас командарма генерал-лейтенанта Ф. Д. Гореленко, встретили еще секретаря ЦК Карело-Финской ССР и начальника Кировской железной дороги.

Прежде всего, они сообщили о полученном распоряжении из Москвы: вагон командующего от поезда отцепить и вне графика безостановочно доставить его в Ленинград, для чего выделить отдельный паровоз. Этот паровоз уже готов, и через несколько минут можно отправляться…

Мы с членом Военного совета корпусным комиссаром Н.Н.Клементьевым ломали головы в догадках, что означает это распоряжение о срочной доставке нас в Ленинград. Что это не случайно, а вызвано какими-то особыми событиями, сомнений быть не могло…»

Странно, что ни командарм 7-ой армии Гореленко, ни, тем более, секретарь ЦК Карело-Финской ССР (может Куприянов?), не были осведомлены о предполагаемых событиях на границе с Германией. Получается, что ни по партийной линии до Петрозаводска ничего не дошло, ни — по военной. Хотя чему удивляться, помня, кто находился в Ленинграде на данный момент.

«На одной из станций, где-то на полпути до Ленинграда, около 7 часов утра наш более чем скромный состав сделал свою первую остановку. Явившийся в вагон комендант с противогазом на левом боку, символом боевой готовности, представившись, доложил, что остановка вызвана необходимостью проверить буксы и будет очень короткой, а дальше намечается следование до Ленинграда без единой остановки. Но самое главное, продолжал он с заметным волнением, примерно час тому назад по селекторной связи из Ленинграда передали только для сведения начальника станции и коменданта сообщение, что немцы около 4 часов утра отбомбили на западе ряд наших городов и железнодорожных узлов и после сильного артиллерийского обстрела перешли границу и вторглись на нашу территорию. Им обоим приказано приступить к проведению мероприятий по плану отмобилизования.