Нью-Йорк

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР МЕЖДУ СИДОМ ВИШЕСОМ (БОЛЬНИЦА «ДЖАМАЙКА», НЬЮ-ЙОРК) И РОБЕРТОЙ БАЙЛИ (МАНХЭТТЕН), 20 ЯНВАРЯ 1978 ГОДА — Сид? Это Роберта, помнишь меня по турне? Я фотограф, ты палец мне еще сломал, вывихнул мне палец. — Я палец сломал? — Ну, не совсем, просто ноготь сломал. Как ты? — Правда, что ли? А, да, помню. Ты хочешь приехать в больницу меня навестить? — Да, можно, но сейчас снег идет. У меня нет машины, а поезда не ходят — ветер сильный. — Я тут совсем один. — Я завтра приехать собираюсь, ты до завтра будешь в больнице? — Я завтра обратно в Лондон собираюсь. — Да, но все аэропорты закрыты. — Ну, тогда я все равно завтра должен выбираться отсюда, я к девчонке одной поеду, я знаю, где она живет. Вообще я… — Как ты себя чувствуешь? — Слабость. — Никто тебя не навестил, да? — Никто. — Да, тут все так тоскливо, ты видел, наверное, по телевизору. — Да, я тут совсем один. — Вот черт. Я и правда очень далеко сейчас от тебя, но я приеду, покажу тебе классные фотографии. Сколько ты уже в больнице? Одну ночь? — Мм, да. — А что со всеми остальными случилось? Кто еще с тобой летит? — Буги. А ты фотограф? — Да. — Не журналистка? — Нет, я фотограф. — Там как вышло — я принял 80 миллиграммов метадона и еще шесть или семь таблеток валиума и кайф словил в воздухе, понимаешь, там больший эффект получается, чем просто на земле. Когда в самолете, отъехать можно гораздо быстрее. — Да, ты всегда быстро отъезжаешь. — Ну, вот так и вышло. — И Буги тоже вернулся? — Да. — Он в Лондоне? Вы не вместе? — Нет, но он все еще здесь. — А где? — Не знаю. — Вот здорово. А больше никого в Нью-Йорке нет? — Да есть люди какие-то в Нью-Йорке, но только плевать всем, что… (неразборчиво). — Черт, вот засада. Я могу Бобу вечером позвонить, знаешь Боба Грайена? — А, не надо, оставь, я уже звонил ему. — И что он сказал? — Сказал, что не может. — Из-за погоды, да? — Да. — Шоссе к больнице все перекрыто. Там на самом деле засада, и все поезда идут поверху, вместо того чтобы идти по туннелю. Ветер слишком сильный. — Их что там, всех сдувает? — Я думаю, их просто остановили, слишком опасно, потому что вечером ветер еще усилится. — Да я и не жду никого — чтобы кто-то сел на поезд и приехал меня повидать… — Ой, да ладно тебе, перестань. У тебя хоть телевизор там есть? — Чего? — Телевизор у тебя есть? — Да. — Цветной или черно-белый? — Я могу что-нибудь почитать. — Журналы там есть, да? — Чего я очень хочу — так это большую-большую кипу комиксов «Марвелл». — Да, у меня дома есть отличные книжки-комиксы. — У меня тоже, но Буги их забрал, козел. — И у тебя нет возможности с ним связаться? — Нет, он сказал, что попозже сегодня позвонит, но ему плевать. Ему всегда плевать. Говнюк он. — А если к вам туда прийти, к тебе-то пустят, это не проблема? — Не проблема. — А что с самой группой произошло? — Я ушел от них. — Кажется, вы все друг от друга ушли. — Да, вряд ли кто-то реально хочет все это продолжать, но у всех кишка тонка сказать об этом прямо, поэтому я просто позвонил Джону и сказал все, что я о нем думаю. И когда я думал… понимаешь, я по-прежнему считаю, что со мной как раз все в порядке, я был лучше всех остальных. — Да, твоя позиция ясна, а что собираются делать Стив и Пол? — Не знаю. Попробуют другую группу сделать — и не выйдет ничего. Джон конченый человек, абсолютно. — Кажется, тут какое-то общее соглашение. — Почему? — Ну все говорят — что же он будет дальше делать? — Да, правда. — И никто даже представить не может, что с ним будет. — Он конченый человек, правда. Он уже не тот, каким раньше был. — Может, это его немного встряхнет. — Да, я надеюсь, что это его встряхнет и он будет в состоянии еще что-то сделать. Это отлично было бы, но если это его не встряхнет и он так и останется, он просто будет ни на что не способен, его и знать никто не захочет. Говорить будут: «О, неужели его когда-то звали Джонни Роттен?» — Я думаю, все в Англии очень расстроятся из-за этого. — Да. — И как ты на все это смотришь? Какие чувства испытываешь? — Я рад, что все кончилось, потому что это было, как… Я все время чувствовал, что только от меня шла конкретная энергия. Ты видела наш концерт во Фриско? — Да. — Ты не заметила, что… — Ужасный там был концерт. — …Джон уже совсем сдал, да? — Да. Стив больше прыгал, чем играл. Я вообще хуже концерта не видела. — Да, я думаю, отличный был концерт в Далласе или где там… — Сан-Антонио. Этот был самый лучший. — Правда? Это тот, где я по морде получил? — Нет, это как раз в Далласе. Мне тот нравится, где ты ударил гитарой парня этого. — А, это тот, где у меня совсем крыша съехала? — Да, Джон там прыгал вокруг вас, и люди швырялись пивными банками. Обалденно здорово было. У меня есть отличные фотографии, я покажу тебе. Тонны просто. Мы завтра должны встретиться, я вытащу Грайена. — И у тебя получится? — Да, и мы все с собой принесем. — Давай, давай тащи его с собой. Только нужно до девяти прийти. — Утра? — Нет. — Вечера? — Если вы вечером появитесь… — Но если завтра разрешат вылет, если аэропорт откроют, ты тогда утром поедешь? — Я же сказал, мне пора, потому что София закажет билет. — Но могут не разрешить вылет. — Вот и хорошо — я хочу еще в Нью-Йорке побыть один день хотя бы. — Да, обязательно, обязательно, тебе нужно сходить в город, там много есть людей, которые хотят тебя видеть. — Ага. — Ты же там никогда не был, ты здорово проведешь время, если ты нормально себя чувствуешь, конечно. — Я пить не могу, совсем не могу, мне доктор сказал, если я выпью хоть немного, как я все это время пил, а это ведь уже довольно долго продолжается, вот, я и шести месяцев не протяну. — Ну так не пей тогда, жопа. — Наркотики то же самое, даже хуже еще. Но понимаешь, если я куда-нибудь пойду, я же не буду там просто сидеть. — Но ты же можешь просто зайти, потусоваться, я не знаю. — Если я пойду куда-нибудь, я не смогу удержаться от искушения, и все пойдет насмарку. Я совсем загнусь. — А что ты в Лондоне будешь делать? То же самое? — Да, судя по всему, шесть месяцев мне осталось — и привет. — Ты должен взять себя в руки. — Я не умею, не могу взять себя в руки. — Нет, ты можешь, попробуй просто ради эксперимента. — Что, просто совсем ничего? Я с трудом себе это представляю. Я уже несколько лет веду такую жизнь. — Нет, просто такой эксперимент проделай и посмотри, что получится. Должен же быть выход какой-то. — Ладно, слушай, попробуй вечером вытащить Бобби. — Вечером это физически невозможно, но завтра обязательно, если ты еще будешь там. — Если самолет завтра не улетит, завтра и увидимся. — А ты звонить можешь оттуда? — Да. — Тогда, может, мой телефон запишешь? — Давай. — А где Малькольм? Обратно в Англию улетел? — Малькольм в Лос-Анджелесе. — А, он все еще там. И что он делать думает? — Отдохнет немного, а потом не знаю. — Новую группу? — Да, я в Лондон возвращаюсь, и мы будем делать группу с Джонни Тандерсом. — Да, давай, ты гораздо лучше, чем Билли Рэт. — Чего? — Это их басист, ты можешь быть вместо него. — Да, правильно, он просто козел. — Ты гораздо лучше. — Представь себе, какая группа у нас будет — я, Тандерс, Нолан и Уолтер Льюр. — Потрясающе, на самом деле потрясающе. — Мы здорово сыграем, правда? Особенно если я выздоровлю. Это будет для меня хороший стимул скорее поправиться. — Но Джонни иногда употребляет, он иногда… я имею в виду, что у него есть свои вредные привычки, но, несмотря на это, он выглядит вполне здоровым. Я не знаю, как это у него получается. — У него гепатита не было. У меня гепатит был, и я, когда из госпиталя вышел, просто загубил себя. Я не знаю, почему так выходит, но все говорят, что мне нельзя, а я продолжаю — и все тут. Такая у меня натура. — Твоя натура доведет тебя до беды. — Моя натура убьет меня за шесть месяцев. — Ты должен попробовать все изменить. — Да, я сделаю, что в моих силах. — Ты можешь позвонить мне сегодня попозже или завтра позвони, если ты еще будешь там. Я тоже тебе еще позвоню. — Да, ладно, в любом случае спасибо за звонок. — Позвони, если скучно будет, о'кей? Мы беспокоимся за тебя. Береги себя. Пока. — Пока. Взято из книги Джона Сэвиджа «Английские мечтания»
18