ГЛАВА 12. Время от времени вспышки реальности вытаскивали Селену из дремы, и она замечала стены своей камеры, охапку гнилого сена

Время от времени вспышки реальности вытаскивали Селену из дремы, и она замечала стены своей камеры, охапку гнилого сена, холодные камни, к которым прижималась щекой, воду, хлеб и сыр.

На этот раз гвардейцев было не трое, а пятеро. Двое держали ее под прицелом арбалетов, у троих в руках сверкали мечи. Должно быть, она пробыла здесь уже два дня.

Войдя, надзиратель поставил на пол ведро чуть теплой воды, бросил ветхую тряпку и велел Селене помыться перед судом. Мыла ей не полагалось: ни простого, ни тем более лавандового. Селена послушно вымылась, не обращая внимания на мужские взгляды. Она не пыталась сопротивляться, когда ей поменяли кандалы на те, в которых можно идти. Потом ее вывели в темный коридор, где слышались далекие крики и стоны.

На лестнице Селена впервые за эти дни увидела солнце. Оно светило сквозь зарешеченные окошки. Селена опустила глаза к ступенькам. Ей не хотелось смотреть на солнце.

С одной лестницы ее перевели на другую. Селена долго поднималась вверх, пока не попала в зал с мраморными стенами и паркетным полом, натертым до слепящего блеска. Ее усадили на жесткий стул. У нее по‑прежнему болела голова и ныли раны, нанесенные караульными Фаррана.

Людей в этом большом зале было совсем немного. Селену разместили посередине, на достаточном расстоянии от массивного стола. За ним сидели двенадцать человек и с любопытством разглядывали ее. Ей было все равно, кто они такие и какие роли исполняют. Наверное, судьи. Но на нее смотрели не только люди за столом, а все, кто находился в зале, включая и многочисленных караульных.

Селена уже знала свой приговор: смерть. А в петле или на плахе – так ли уж это важно? Сражаться за жизнь ей совсем не хотелось.

Она и сама понимала, что заслуживает смерти. Причин для этого было более чем достаточно. Она не имела права отпускать Саэма одного. За одно это ее уже нужно казнить. А сколько зла принесла она людям с того проклятого дня, когда ее дернуло бороться за справедливость?

В дальнем конце зала бесшумно открылась незаметная дверь. Люди за столом вскочили на ноги.

По паркету застучали тяжелые сапоги. Караульные вытянулись по стойке «смирно»…

Это был король Адарлана.

Селена чувствовала, что не должна на него смотреть. Пусть делает с ней что хочет, но если только она заглянет в его глаза, все ее хлипкое самообладание разлетится в щепки. Лучше тупо стоять, упираясь взглядом в пол, чем неметь и сжиматься перед этим палачом, принесшим Эрилее горе и разрушения. Лучше молча сойти в могилу, чем молить о пощаде.

Королю услужливо подставили стул. Судьи терпеливо ждали, когда его величество соизволит усесться, и лишь потом сели сами.

Стало тихо.

Паркет блестел так, что в нем отражалась железная люстра, висевшая над головой Селены.

Послышался негромкий смешок. Селена чувствовала облако тьмы, окутавшее громадную фигуру короля.

– До этой минуты я не верил слухам, – произнес король. – Теперь вижу, что караульные не соврали насчет твоего возраста.

Селене отчаянно захотелось заткнуть себе уши, чтобы не слышать его голоса.

– Сколько тебе лет?

Она молчала. Саэма нет в живых. Молчание теперь – ее единственное оружие.

– Никак знакомство с Рюком Фарраном лишило тебя языка? – засмеялся король. – Или ты хочешь поразить нас своим упрямством?

Перед мысленным взором Селены мелькнула кошачья улыбка Фаррана. Он улыбался, сидя перед нею на корточках и зная, что она надежно одурманена глориеллой.

– Ну что ж, дело твое, – сказал король.

Судьи зашелестели листами пергамента. Других звуков в зале не было.

– Признаёшь ли ты, что являешься Селеной Сардотин? – спросил король. – Учти, девка: твое молчание будет расценено как утвердительный ответ.

Селена не проронила ни звука.

– В таком случае слушай, в чем тебя обвиняют. Советник Ренсель, начинай.

Поднялся сидевший слева невысокий худощавый старик. В руках у него действительно был свиток.

– Селена Сардотин, ты обвиняешься в смерти нижеследующих людей…

Началось долгое и нудное перечисление имен тех, кого она лишила жизни. Жестокая история девчонки, которой больше не существовало. Аробинн всегда старался, чтобы мир узнавал о каждом новом ее «подвиге». У него были свои тайные каналы, действовавшие безотказно. Буквально на следующий же день Рафтхол узнавал об очередной жертве неуловимой и неумолимой Селены Сардотин.

А ведь это минуты ее триумфа – триумфа Адарланского ассасина. Она могла бы во всеуслышание заявить, кто она. Только зачем ей посмертная слава?

– Решишься ли ты отрицать все или часть зачитанных обвинений?

Селена по‑прежнему смотрела в пол.

– Вот что, упрямица. – Голос советника зазвучал громче. – Твое молчание означает, что никаких возражений против зачитанных обвинений у тебя нет. Это тебе понятно?

Селена не удостоила советника Ренселя даже легким кивком. Все и так ясно, и ей незачем участвовать в их спектакле.

– Тогда я вынесу тебе приговор, – прорычал король.

За столом зашептались. Снова послышался шелест пергамента и покашливания. Ближайшие к Селене караульные по‑прежнему целились в нее из арбалетов, словно она могла вскочить и в кандалах броситься на них.

Снова послышались тяжелые шаги. Теперь они приближались к ней.

– Посмотри на меня, – потребовал король.

Селена упорно смотрела на свои сапоги.

– Посмотри на меня!

Чего ей бояться? Даже король Адарлана не сможет казнить ее дважды. Он смог превратить в развалины ее родину, но дважды казнить Селену Сардотин не в его власти.

– Я сказал, смотреть на меня! – загремело над самым ее ухом.

И тогда Селена подняла голову и взглянула на короля.

Ее лицо мигом побледнело. Черные глаза короля показались ей ненасытными пастями, способными поглотить мир. У него было грубое, морщинистое лицо. На поясе висел меч, имя которого знали все. Облачение короля состояло из мундира и мехового плаща. Он был без короны.

Селене захотелось выбраться из зала. Бежать, бежать куда угодно. Подальше от него.

Бежать. Это был голос ее тела, противящегося смерти. Ее душе давно было все равно.

– Есть ли у тебя последняя просьба? Если есть, выскажи ее прежде, чем я объявлю приговор.

Аробинн научил ее множеству способов защиты. У Немого Учителя она переняла еще несколько. Но против черных королевских глаз, прожигающих насквозь, любая защита оказывалась бессильной. Селена и сейчас помнила удушающий запах дыма. Девять лет назад пожары полыхали по всему Террасену. Но еще тошнотворнее был запах заживо горящих тел. Адарланская армия зверствовала до тех пор, пока не подавила все очаги сопротивления и не стерла последние следы запрещенной королем магии.

Селена не знала, долго ли еще сможет выдержать этот взгляд. И вдруг ей снова захотелось сбежать из зала, из Рафтхола, из Адарланской империи – навсегда. На какое‑то мгновение она стала прежней Селеной Сардотин, которую учили не сдаваться ни при каких обстоятельствах.

Королю надоело ждать. Он повернулся и зашагал к столу.

– У меня есть просьба, – хриплым, почти не своим голосом произнесла Селена.

Король остановился и вопросительно посмотрел на нее.

– Сделайте все побыстрее, – сказала она и дерзко улыбнулась.

Это не было просьбой. Ее слова прозвучали как вызов. Судьи и советники зашушукались. Изумленные караульные стали переминаться с ноги на ногу.

Король сощурился и тоже улыбнулся. По сравнению с ним улыбка Фаррана могла считаться почти что дружеской.

– Вот оно что, – хмыкнул король, глядя на нее в упор.

Бунтарский огонь внутри погас. Прежняя Селена Сардотин исчезла.

– Легкая и быстрая смерть – ты этого желаешь?..

Она снова уставилась в пол.

– Такой смерти ты не получишь. Твоя смерть наступит после долгих и мучительных страданий. Это я тебе обещаю.

Весь мир балансировал на лезвии кинжала, неумолимо соскальзывая в пропасть.

– Ты, Селена Сардотин, приговариваешься к каторжным работам в соляных копях Эндовьера на срок в девять жизней.

У нее в жилах заледенела кровь. Советники и судьи переглянулись. Похоже, первоначальный приговор был совсем другим. Король изменил его в последнюю минуту.

На срок в девять жизней. Это означало – навсегда.

– Я прикажу, чтобы тебе как можно дольше не давали умереть. Ты должна сполна ощутить на себе все разнообразие страданий. В Эндовьере они совершенно особые.

Эндовьер.

Король зашагал к столу.

Эндовьер.

Судьи и советники засуетились. Король потребовал, чтобы преступницу отправили в Эндовьер без промедления. Руки стражников подхватили ее и под прицелом арбалетов потащили прочь из зала.

Эндовьер.

Селену вернули в камеру. Она утратила представление о времени и не знала, как долго там пробыла. Возможно, считаные минуты. А может, часы. Или даже целый день. Потом ее снова выволокли и под усиленной охраной повели наверх, где все так же ослепительно сияло солнце.

Эндовьер.

Новые кандалы. Темное пространство тюремной повозки. Дверца, запертая на несколько замков. И множество вооруженных всадников вокруг.

Черная повозка покинула тюремный двор через неприметные боковые ворота и покатила по столичным улицам – по знакомым местам. Прохожие с любопытством поглядывали на тюремную повозку и всадников. Знали бы они, кого сейчас увозят из Рафтхола!

Сквозь зарешеченное окошко Селена смотрела на золотой купол Королевского театра. В щели дул свежий ветер, долетавший с берегов реки. Белели стены домов, отливали изумрудной зеленью крыши.

Ехали быстро, торопясь поскорее избавить столицу от опасной преступницы. Промчались мимо Башни ассасинов, в подвале которой, наверное, и сейчас еще лежало тело Саэма, ожидая, когда Селена предаст его земле.

Игра окончилась. Селена испытала горечь поражения.

Впереди показались алебастровые городские стены. Ворота на выезде были широко открыты.

Когда Рафтхол остался позади, Селена Сардотин забилась в угол и съежилась.

Стоя на одной из многочисленных изумрудно‑зеленых крыш Рафтхола, Рюк Фарран и Аробинн Хэмел следили за удаляющейся тюремной повозкой. Холодный ветер, дувший со стороны реки Авери, трепал их волосы.

– Значит, Эндовьер, – задумчиво произнес Фарран, не сводя глаз с повозки. – Никак не ожидал. Я думал, ты уже подготовился к впечатляющему ее спасению с места казни.

Предводитель ассасинов молчал.

– И ты не попытаешься отбить ее за пределами Рафтхола?

– Представь себе, нет, – ответил Аробинн, глядя на нового предводителя столичного преступного мира.

Их разговор происходил на той самой крыше, где много лет назад они впервые столкнулись друг с другом. Фаррану тогда было поручено следить за любовницей Жайна, а Аробинн… Фарран так до сих пор и не знал, зачем Аробинн в ту далекую ночь разгуливал по крышам Рафтхола.

– Твои люди легко могли бы ее освободить, – продолжил Фарран. – Вытащить ее из повозки намного проще, чем с места казни. Хотя, должен признаться, ее отправка в Эндовьер нравится мне гораздо больше.

– Фарран, мне абсолютно все равно, что тебе нравится. Если бы я нуждался в твоем мнении, я бы попросил его высказать.

– Я бы не советовал так говорить со мной, – лениво улыбнулся Фарран. – Особенно теперь.

– А я бы не советовал тебе забывать, с чьей помощью ты занял место Жайна.

Фарран усмехнулся. Несколько минут они молчали.

– Если ты хотел, чтобы она помучилась, надо было оставить ее у меня. Через несколько минут она бы уже звала тебя и умоляла ее спасти. А сколько удовольствия получил бы я!

Аробинн поморщился:

– Уж не знаю, Фарран, в какой сточной канаве ты вырос, но наверняка после нее и ад покажется раем.

– Я не смогу тебе объяснить. Все равно не поймешь, – сказал Фарран, глядя на своего нового союзника.

Помолчав еще немного, он задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:

– Но все‑таки зачем ты это сделал?

Аробинн нашел глазами тюремную повозку, которая успела превратиться в маленькую точку, мелькавшую среди окрестных холмов, и сказал:

– Не люблю делить ни с кем то, что принадлежит мне.