Вместо тоста

...Иосиф Бродский был еще жив, и по случаю дня его рождения — оказавшегося для него последним — сказал я несколько слов:

«Пока он пишет стихи, какие пишет, — наше поколение от старости заговорено — и Роберт Фишер никому не про­играет.

Все понимать, но ничего не бояться, обращая неизбеж­ность утрат в свободу отказа.

Бродский — автор последней иллюзии: будто жизнь без иллюзии смысла имеет смысл. Только в этой иллюзии ре­альность похожа на себя — пока звук, распираемый силой такого смысла, наполняет нас невеселым счастьем.

Бродский храбр настолько, что верит в существование Все­ленной без него. Собственно говоря, он только и делает, что испытывает данность чьим-нибудь отсутствием — чаще всего своим, — выказывая необыкновенное присутствие духа.

Он самый привлекательный герой нашего времени и пространства. Метафизика его каламбуров посрамляет смерть и энтропию и внушает читателю нечто вроде ува­жения к человеческой участи — ведь это ее голос:

Только пепел знает, что значит сгореть дотла.

Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:

не все уносимо ветром, не все метла,

широко забирая по двору, подберет...

Как знать, как знать, хотя насчет Иосифа Бродского я совершенно уверен. Важней и несомненней, что не будь мы зрителями Феллини, читателями Бродского — нипочем не догадались бы: кто мы, где мы и с кем.

Но что если сама догадка — просто сон птичьего двора о перелетном гусе?

Все равно — это лучший из снов».