Фигуры стиля, основанные на метафорическом принципе

Имеются в виду сравнения, метафоры, эпитеты, в том числе с ис­пользованием количественного сдвига — гиперболы и литоты. Сама их передача сложности не представляет — во всяком случае, и сами эти фигуры, и средства для их передачи есть и в русском, и в англий­ском, и в немецком, и в других языках; для переводчика важнее все- -го зафиксировать их наличие и их особенности в подлиннике. На­пример, если это метафора, то релевантны следующие параметры: языковая освоенность — индивидуальная метафора или клиширо­ванная; структура — одночленная, двучленная; метафорический кон­текст, семантический тип — персонификация, синестезия, перифраз; связь с литературным направлением — романтическая, классицис­тическая, экспрессионистическая, барочная и т. п.). Затем необходи­мо определить их место по отношению к инварианту и найти соот­ветствия.

Фигуры стиля, основанные на многозначности. Сюда входят все случаи «оживления» внутренней формы слова и использование многозначности лексемы и ее сочетаемости. Эти фигуры стиля ши­роко используются во всех типах текста, кроме информационно-тер­минологических, в которых однозначность каждого слова инвариант­на. Все они чрезвычайно сложны для перевода, и любой факт их сохранения в переводе — свидетельство высокого мастерства пере­водчика. Вот несколько примеров:

A. «Er brach das Siegel auf und das Gesprach nicht ab» (Chamisso. «Peter Schlemihl...»— обыгрывание двух значений глагола «brechen» с разными префиксами). — «Он разорвал конверт, но не прервал разговора» (пер. И. Татариновой — воспроизведение игры слов теми же средствами).

Б. «Ich furchtete mich fast noch mehr vor den Herren Bedienten, als vor den bedienten Herren» (там же — обыгрывание разного значения одного и того же слова, но в разном грамматическом оформлении). — «Перед господами лакеями робел, пожалуй, еще больше, чем перед самими господами» (пер. И. Татариновой — игра слов сохранена).

В. «Berge, die den schonsten Meerbusen gleichsam umarmen» (H. Heine. «Reisebilder» — оживление внутренней формы компонента сложного слова «Meerbusen» — залив, в значении «Busen» — женская грудь, чему способ­ствуют компоненты контекста «schonsten» и «umarmen». — «Гор.., как бы замыкающих в своих объятиях прелестный залив» (пер. В. Зоргенфрея — олицетворяющая игра слов не сохранена, так как слово «залив» — мужско­го рода, хотя можно было бы использовать слово «бухта»).

Г. «Baden ist Leidenschaft. Badischer Wein» (реклама вина; обыгрывание многозначности слова «baden» — как глагола и как топонима). Фигура сти­ля игра слов в этом случае явно входит в инвариант; но препятствием к передаче является полная затемненность внутренней формы топонима «Baden» в русском языке (слово не ассоциируется с купанием!). По-види­мому, переводчику придется при переводе строить игру слов на основе дру­гого слова.

Наш краткий обзор фигур стиля не претендует на полноту. Зада­чей было подчеркнуть использование фигур стиля в текстах разного типа и принципиальную (но не всегда реализуемую) возможность их передачи.

Г л ав а 8 ГРАММАТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА

8.1. Общие замечания

Знакомясь с конкретными случаями соответствий и трансформа­ций, мы узнали, что встречаются и грамматические соответствия, и грамматические трансформации. А существуют ли особые грам­матические проблемы перевода? Вопрос не праздный. Ведь часто неискушенные люди считают, что при переводе вообще все дело толь­ко в грамматике: знай иностранную грамматику хорошо — и все пра­вильно переведешь (результаты такого подхода, правда, бывают весь­ма плачевны). С другой стороны, в большинстве современных теоретических работ и пособий по теории перевода грамматические проблемы вообще не выделяются. Так есть они или же их нет? Дру­гими словами: испытываем ли мы сложности, выражая граммати­ческие значения одного языка средствами другого языка? Как ни странно, сложности эти — очень небольшие. Дело в том, что грам­матический строй любого языка так или иначе отражает ту систему логических связей, с помощью которой мы воспринимаем и описы­ваем окружающий мир. Эта система логических связей универсаль­на и от специфики языка не зависит. Она, безусловно, коррелирует с уровнем развития каждого народа: так, мы знаем, что в языках европейских народностей древности были отражены три разряда грамматической категории числа — единственное, двойственное и Множественное. Разряд двойственного числа по мере развития абс-

трактного мышления отпал. В древности в языках отсутствовали особые грамматические формы будущего времени; позже они появи­лись. Но мы ведем речь о современном состоянии европейских язы­ков, а их грамматический строй отражает в целом примерно одина­ковый уровень развития логического мышления.

Итак, система логических связей, отраженная в грамматике, уни­версальна. При освоении иностранного языка —■ независимо от мето­дики обучения — мы невольно сопоставляем те средства, которые из­вестны нам для выражения грамматических значений, со средствами иностранного языка. Таким образом выстраивается грамматическая система иностранного языка, которая увязана в нашем сознании с грам­матической системой родного языка. Как правило, грамматические значения одного языка имеют соответствия среди грамматических значений другого языка. Форме настоящего времени глагола в англий­ском языке соответствует форма настоящего времени глагола в рус­ском, французском, немецком и других языках; придаточному причи­ны в каждом из названных языков тоже есть соответствие и т. п. Так что в большинстве случаев о проблемах действительно говорить не приходится. В системе языка у большинства грамматических значе­ний есть свои соответствия. Норвежский переводовед Сигмунд Квам называет их корреспондирующими правилами³⁰.

При этом важно понимать, что соответствие не означает формаль­ного тождества! Чтобы перевести на немецкий язык фразу: «Я даю ему (дат. п.) книгу (вин. п.)», мы употребим соответствие местоиме­нию «ему» в дательном падеже, а соответствие существительному «книгу» — в винительном падеже: «Ich gebe ihm (дат. п.) das Buch». Здесь соответствия формально тождественны. Но при переводе фра­зы: «Я вспоминаю о нем (предл. п.)» картина изменится. Граммати­ческие функции предложного падежа в переводе на немецкий язык будет выполнять дательный падеж с предлогом: «Ich erinnere mich an ihn». Необходимым грамматическим элементом соответствия оказы­вается также возвратность глагола «sich erinnern». Такого рода соот­ветствия переводческой сложности не представляют; они принадле­жат к грамматической системе языка и усваиваются вместе с нею. Языковая компетентность предполагает полноценное владение знани­ями об этих соответствиях. Нас же интересуют те особые случаи в области грамматики, которые лежат в сфере переводческой, а не язы­ковой компетентности и требуют принятия переводческих решений.

Такого рода проблемы возникают в следующих случаях:

1. Если данное грамматическое значение в языке перевода отсут­
ствует (не эксплицировано).

2. Если есть несовпадения в структуре грамматического значения
в системе языка, в его конвенциональном и функциональном диапа-

³⁰ Kwam S. Translationswissenschaftliche Grandlagen: Syntax // Handbuch Translation. -Tubingen, 1999. — S. 54.

зоне при речевой реализации в ИЯ и ПЯ, в том числе: 1) если грам­матическое значение имеет несколько форм выражения в языке пе­ревода и при речевой реализации нужно делать выбор; 2) если различаются традиции количественного употребления данной грам­матической формы и т. п.; 3) если грамматическое значение включа­ется в содержательный инвариант.

Ниже мы рассмотрим каждый из этих случаев подробнее.

8.2. Отсутствие экспликации грамматического значения в ПЯ или в ИЯ

Такие расхождения в грамматических системах ИЯ и ПЯ никогда не означают, что данные грамматические значения средствами ПЯ передать невозможно. Как мы знаем, язык для обеспечения своей коммуникативной функции выработал изрядное количество дубли­рующих средств, запасных и обходных путей — целое поле избы­точности, которое заключает информацию, передаваемую с помощью языка, в надежную оболочку.

Приводимые далее примеры, в основном на материале русского и немецкого языков, релевантны в стратегическом отношении для лю­бой пары языков.

Отсутствие эксплицированной категории соотнесенности /не­соотнесенности в русском языке. Безусловно, логическая категория соотнесенности (определенной/неопределенной) /несоотнесенности находит и в русском языке свое выражение (с помощью лексики, мес­тоимений определенных групп), но в русском нет тех специальных форм артикля, которые есть в большинстве европейских языков. И вот тогда возникает проблема выбора средств, подходящих при данной конкретной реализации грамматического значения в речи:

Пример 1. Неопределенность / определенность. Ein Mann erschien in der Tiir. Das war ein Fremder. Der Mann sah miide aus.

Существует два популярных пути при переводе такого рода тек­ста, где категория соотнесенности выражена последовательно двумя формами: ein и der, которые выполняют функции соответственно первичного упоминания объекта, а затем — упоминания уже извест­ного объекта (того же самого). Первый путь — компенсация функ­ции артикля с помощью другого грамматического средства — по­рядка слов:

В дверях появился человек. Он был мне незнаком. Человек выглядел Усталым.

В первом предложении при переводе на русский язык значение Неопределенного артикля в функции обозначения нового компенси­руется постановкой подлежащего (человек) в конечную рематиче-

скую позицию. Таким образом, ресурсы относительно свободного порядка слов в русском языке позволяют компенсировать неопреде­ленный артикль ИЯ.

Те же ресурсы заставляют переводчика в третьем предложении передавать определенный артикль с помощью прямого порядка слов: это подчеркивает, что субъект в ситуации известен. Кстати, именно это средство компенсации артикля переводчиками не осознается, и они зачастую полагают, что при переводе с немецкого языка на рус­ский артикль попросту отбрасывается (см., однако, ниже, с. 205).

Другой путь передачи артикля при переводе этого текста (при­мер 1) — компенсация артиклей с помощью местоимений: опреде­ленно-личного для неопределенного артикля и указательного — для определенного артикля:

Какой-то человек появился в дверях. Он был мне незнаком. Этот человек выглядел усталым.

Функция определенного артикля может быть передана также с помощью прономинализации: Он выглядел усталым.

Но это возможно только в тех случаях, если особенности текста позволяют избежать повтора нарицательного имени (если этот по­втор не является фигурой стиля).

Пример 2. Категориальная принадлежность по аналогии. Versuch einer Einleitung. — 1. Попытка некоего вступления; 2. Попытка своего рода вступления.

Перед нами два варианта передачи неопределенного артикля в функции обозначения принадлежности данного объекта к целой ка­тегории объектов по аналогии. В первом случае — с помощью не­определенно-личного местоимения, во втором — с помощью оборо­та речи с общей семантикой неопределенного качества.

Пример 3. Категориальная принадлежность.

Если функция неопределенного артикля сводится к типичному обозначению равноправной принадлежности к некоей категории объектов, наиболее распространенным средством передачи являет­ся конструкция genitivus partitivus:

ein Grund dafiir war... — одной из причин послужило то...

Пример 4. Указательно-усилительная функция.

Определенный артикль в немецком языке часто выполняет указа­тельно-усилительную функцию. В таких случаях при переводе обычно добавляют в текст слово-усилитель (лексическая компенсация), кото­рый аккумулирует в своей семантике и указательность, и усиление:

Bekanntlich protestiert man am wenigsten gegen die eigenen Ansichten und Normen. — Всем известно, что меньше всего возражают именно против собственных взглядов и правил.

Andererseits untersucht die (1) Ubersetzungswissenschaft Ubersetzungen, d. h. die (2) Produkte des (3) Ubersetzungsprozesses. Dieses Buch versteht sich als Einfuhrung in die produktionsorientierte Ubersetzungswissenschaft. — Эта книга задумана как введение в науку о переводе именно как ориентиро­ванную на результаты перевода.

Во втором случае контекст оригинала хорошо показывает, поче­му переводчик передал значение определенного артикля (die produk-tionorientierte Ubersetzungswissenschaft) с помощью добавления «именно».

Пример 5. Опущение артикля.

Вместе с тем в тексте оригинала встречаются, как мы видим из предшествующего примера, и другие случаи употребления опреде­ленного артикля: (1), (2), (3). Это те случаи, когда артикль употреб­ляется в функции однозначной определенности (объекты или явле­ния, мыслящиеся как единственные в своем роде в данном ситуативном контексте), а также термины, которые благодаря сво­ей специфике внеконтекстуальны. При переводе на русский язык такой определенный артикль не передается, и текст перевода от этого не страдает, поскольку при наличии вербального и ситуатив­ного контекста такая функция определенного артикля ощущается как избыточная. Не случайно в современном развитии немецкого языка наблюдается тенденция к отбрасыванию артикля в подоб­ных случаях.

И возможно, впечатление о том, что при переводе на русский язык артикль отбрасывается, связано со спецификой определенных типов текста, где частотны случаи употребления определенного артикля в функции однозначной определенности (это научные тексты, инст­рукции, договорные тексты и т. п.).

Пример 6. Категориальная принадлежность + имя собственное.

Как известно, грамматическая категория соотнесенности/несоотне­сенности применима в первую очередь к именам нарицательным. Име­на собственные же наделяются ею лишь в исключительных случаях — а именно тогда, когда им становятся присущи некоторые признаки имен нарицательных. Такой статус могут приобрести как личные, так и гео­графические имена (мы не имеем в виду здесь только один грамматика­лизованный случай — когда имени собственному предшествует согла­сованное определение: die schone Sophie — прекрасная Софи; das gastfreundliche Budapest — гостеприимный Будапешт, и где функции артикля сводятся к формальному вводу определения).

Итак, рассмотрим пример:

...literarische und literarisch-sprachliche Leistung eines Johann Heinrich Vo(3 oder eines August Wilhelm Schlegel...

Имя собственное в таком контексте приобретает признаки видо­вого понятия в ряду целой категории понятий (один из...). В перево-

де этот оттенок может быть передан с помощью вводных слов «ска- | жем», «например». Если же из контекста следует, что наделение имени собственного признаками имени нарицательного несет в себе не­сколько пренебрежительный, уничижительный оттенок, то можно найти другие лексические средства, которые этот оттенок эксплици­руют («какой-нибудь», «какой-то там», «пресловутый» и т. п.). В на­шем примере переводчик этого последнего оттенка, по-видимому, не обнаружил, поэтому счел возможным перевести: «литературные и литературно-языковые вершины, которых достигли, скажем, Иоганн Генрих Фос или, например, Август Вильгельм Шлегель... Следовательно, и здесь артикль может быть компенсирован в пе­реводе лексическими средствами.

Пример 7. Указательная функция + функция пренебрежитель-! ной оценки + просторечная окраска + имя собственное.

Определенный артикль при имени собственном употребляется крайне редко; такое употребление лежит вне рамок литературной нормы языка и, следовательно, может употребляться далеко не во всех типах текста, а лишь в тех, которые являются исходно устными, либо имитируют устную речь (художественный текст), или же ис­пользуют ее элементы (публицистика, рекламный текст). Речь идет о таких случаях, как der Karl, die Anna и т. п. Употребленный перед личным именем артикль совмещает в себе сразу три функции: указа­тельную, пейоративную (пренебрежительной оценки лица) и, нако­нец, функцию просторечной окраски высказывания. Поэтому в пе­реводе он обычно передается целым комплексом компенсирующих средств:

Ohne die Monika ware es viel besser. — Без Моники этой противной

было бы много лучше.

Какие средства использованы при переводе? Первая функция — указательная — при переводе передана с помощью указательного местоимения; вторая функция — просторечной окраски — с помо­щью инверсии, отражающей устный, просторечный порядок слов (указательное местоимение и определение стоят после определяе­мого слова «Моника»). Третья функция — пренебрежительно-уни-чижительной оценки лица — передана добавлением прилагательно­го с семантикой такой оценки («противная»).

При переводе с русского языка на немецкий переводчику прихо­дится «расставлять» артикли, руководствуясь соображениями функ­циональной нагрузки артикля в каждом конкретном случае.

Категория вида глагола. Категория вида в русском языке эксп­лицирована и имеет два разряда: совершенный и несовершенный вид-В немецком же языке специальных средств для ее выражения нет, однако значение завершенности действия в большинстве типов тек­ста оформляется с помощью грамматических компенсаций совершен-

ного вида: это перфект, результатив, а также синтетические словооб­разовательные средства: например префиксы глагола со значением завершенности действия.

Таким образом, при переводе на русский язык решение часто со­держится уже в исходном тексте.

Если же таких компенсирующих средств в подлиннике нет, вы­бор вида глагола при переводе на русский язык определяется кон­текстом:

1973 trat er... bei den Festspielen der Jugend in Berlin auf. Danach gab es eine grosse Pause.— В 1973 году он выступил (сов. вид) на фестивале молодежи в Берлине. После этого был долгий перерыв.

Надо отметить, что перед сложным выбором переводчик оказы­вается там, где имеет дело со связным эпическим повествованием, оформленным с помощью претерита — а это бывает, как правило, в ху­дожественном, публицистическом, мемуарном текстах. Можно напом­нить известный пример, который приводит А. В. Федоров из «Путе­шествия по Гарцу» Г. Гейне: Die Sonne ging auf... — Солнце взошло³¹, где все четыре переводчика, опираясь на последующий контекст, ре­шаются при переводе в пользу совершенного вида глагола.

Конструкция accusativus cum infinitive. В русском языке не су­ществует аналога этой конструкции, которая есть во многих евро­пейских языках. При переводе с немецкого языка на русский ее обыч­но принято передавать либо с помощью объектного придаточного: Petra sah ihn mit ihrer Nachbarin sprechen — Петра видела, что он раз­говаривает с ее соседкой, — либо с помощью модального придаточ­ного: Петра видела, как он разговаривает с ее соседкой — т. е. с по­мощью синтаксической трансформации, когда простое предложение передается с помощью сложноподчиненного. Однако при каждом из этих двух вариантов утрачивается часть семантической специфики этой грамматической конструкции, которая и заключается в совме­щении того и другого значений. Поэтому в качестве альтернативно­го варианта переводчики иногда избирают синтаксическую замену не простого предложения на сложноподчиненное, а простого — на бессоюзное сложносочиненное:

Петра видела: он разговаривает с ее соседкой.

* * *

Подведем некоторые итоги:

1. При отсутствии экспликации грамматического значения в язы­ке перевода оно компенсируется при переводе либо граммати­ческими, либо лексическими средствами (неопределенный ар­тикль, определенный артикль при имени собственном).

См.: Федоров А. В. Основы общей теории перевода. — С. 185—186.

2. Грамматическое значение, не эксплицированное в ПЯ, не компен­
сируется только в том случае, если в ПЯ оно может рассматри­
ваться как избыточное грамматическое средство при современ­
ном состоянии языка (определенный артикль перед терминами).

3. Выбор компенсирующих средств зависит от функции данного
грамматического значения в тексте.

4. Необходимым условием эквивалентной передачи грамматиче­
ской специфики подлинника является достаточный уровень язы­
ковой компетентности как в области ИЯ, так и в области ПЯ,
который включает владение теоретическими основами органи­
зации этих двух языков.

8.3. Несовпадение в структуре

грамматического значения в системе языка,

в его конвенциональном и функциональном диапазоне¹

при речевой реализации в ИЯ и в ПЯ

При всем сходстве набора грамматических категорий в европей­ских языках специфика каждого из них обнаруживается прежде всего в их разной структуре внутри системы языка, в разной частотности и разной сфере употребления их реализаций в речи. Расхождения тако­го рода вызывают необходимость переводческого выбора. Именно на таких явлениях сосредоточивают свое внимание те немногочислен­ные исследователи, которые анализируют грамматические проблемы перевода (например, Кристиана Норд, Сигмунд Квам, Кристиан Шмитт). Когда по каким-либо причинам следует при переводе отдать предпочтение одному определенному варианту из нескольких имею­щихся, в теории перевода принято говорить о правилах преференции. Закономерности преференции — это закономерности выбора грамма­тической альтернативы.

Отметим лишь некоторые соотношения, наиболее существенные для перевода. При этом попытаемся уточнить и причины расхождений, ко­торые обычно характеризуют лишь очень обобщенно как социальные, интенциональные или же просто как традиции речевой реализации.

Тип связи в сложном предложении. Как мы знаем, и в русском, | и в немецком языках есть сложносочиненные и сложноподчинен­ные предложения. Однако их употребительность несколько разли­чается. Отмечено несколько более частое употребление сложнопод-чиненных предложений в немецких текстах (разумеется, в тех •. текстах, где они встречаются) по сравнению с русскими текстами Такой сдвиг соотношения наблюдается в целом в официальной уст- f. ной речи, в газетно-журнальных текстах и даже в письменном тек- * сте народной сказки, где одной из функциональных доминант явля­ется сочинительная связь. Эта закономерность количественного

характера позволяет переводчику в случае необходимости при пере­воде на русский язык делать выбор в пользу сложносочиненного пред­ложения, а при переводе на немецкий язык — наоборот, в пользу сложноподчиненного предложения, чтобы восстановить привычную для данного языка пропорцию на уровне всего текста. Разница в ко­личестве сложносочиненных и сложноподчиненных предложений в ИТ и ПТ очень небольшая. И все же точная передача при переводе на русский язык всех сложноподчиненных предложений сложнопод­чиненными создает впечатление излишней громоздкости текста пе-ревода.

Степень смысловой связности внутри сложносочиненного предложения и традиции членения самостоятельных предложе­ний. Закономерности преференции, пожалуй, могут помочь внести ясность в переводческие решения по поводу членения предложения. Вопрос о том, позволено ли переводчику разделять предложения на два или даже на три или же он обязан сохранять цельность предло­жения, до сих пор всегда представлялся областью субъективных ре­шений. Однако в публикациях последних лет появляется и вполне научная аргументация. Так, в книге Т. А. Казаковой «Практические основы перевода» (СПб., 2000. — С. 217-219) в качестве перевод­ческих приемов описаны расщепление (т. е. разделение одного пред­ложения на несколько) и стяжение (объединение нескольких пред­ложений в одно), которые автор объясняет различием синтаксических или стилистических традиций. Один из приведенных Т. А. Казако­вой примеров касается различия рекламных традиций в русской и английской культурах (русский рекламный текст синтаксически про­ще); второй пример, иллюстрирующий стяжение, связан с меньшей распространенностью приема парцелляции в русском тексте. Оба рассмотренных приема вызваны не чем иным, как закономерностя­ми преференции.

Любой переводчик письменных текстов с немецкого сталкивался с проблемой перевода сложносочиненных предложений, где отдель­ные элементарные предложения отделены точкой с запятой. Очень часто смысл этих элементарных предложений разнороден, и в рус­ском языке их никогда бы не объединили в одно. Точка с запятой в немецкой пунктуационной системе имеет, таким образом, функции организации своеобразного промежуточного звена между единством предложения и единством абзаца. Во всех такого рода случаях боль­шинство переводчиков заменяет точку с запятой на точку в ПТ.

Степень аналитичности. Как известно, языки различаются по степени аналитичности/синтетичности. Это различие проявляется как в структуре грамматических категорий, так и в особенностях их ре­чевой реализации и выражается в асимметричности средств выра­жения, а следовательно, требует при переводе зачастую особых решений, относясь, таким образом, к сфере переводческой ком­петенции. Разумеется, целый ряд грамматических явлений, затраги-

вая логическую основу глубинных структур языка, принадлежит к сфере языковой компетентности и переводческих решений не тре­бует. К ним относятся: разница в количестве падежей, количестве флексий, разнообразии аналитических форм глагола, порядке слов (фиксированный/нефиксированный), обязательная двусоставность предложения в языках с более высокой степенью аналитизма. Нас! же в первую очередь интересуют случаи, когда переводчик сам дела-1 ет выбор, руководствуясь закономерностями преференции. Приве-1 дем лишь несколько примеров.

1. В русском языке, по сравнению с английским, немецким, фран-]
цузским, испанским, значительно более широко развиты такие синте-|
тические средства выражения лексико-грамматических значений, как!
префиксация и суффиксация. Сравним, например, ресурсы димину-J
тивных суффиксов в русском и немецком языках. В русском языке их|
разнообразие чрезвычайно велико. А в применении к личному имени 1
их число может доходить до нескольких десятков: Федор— Федя,!
Феденька, Федюша, Федюшенька, Федюнчик, Федяй, Федорка, Фе­
дечка, Федька, Федюхан и т. д. Немецкий язык располагает всего дву­
мя диминутивными суффиксами -chen и -lein. Зная это, переводчик
будет искать компенсацию диминутивности при переводе на немец­
кий язык, чаще всего лексическую: der kleine Fjodor, der siise Fjodor.
Следует отметить, что межъязыковая транскрипция при переводе на
немецкий язык уменьшительной формы имени непродуктивна, так как
экзотические имена с отличающимся составом букв (фонем) воспри­
нимаются немецким реципиентом как разные: Fjodor — Fedja.

2. Другим примером, связанным с большей синтетичностью рус­
ского языка, может послужить диминутивное согласование. Дело в том,
что для русского языка характерно дублирование, избыточность обо­
значения диминутивности — и с помощью лексики, и с помощью ди­
минутивного суффикса: не «маленький дом», а «маленький домик»,
не «изящная голова», а «изящная головка». В английском же и немец­
ком языках диминутивная избыточность не отмечается. Поэтому при
переводе на русский язык ее необходимо вводить, добавляя димину­
тивный суффикс: little dog, kleiner Hund — маленькая собачка.

3. Тенденцией к аналитизму объясняют наличие в ряде европей­
ских языков фиксированного порядка слов и предикативных рамоч­
ных конструкций. В русском же языке, где строгая фиксированность
порядка слов отсутствует и наблюдается его зависимость от тема-ре­
матического членения, невозможна предикативная рамка с большой
дистанцией между компонентами сказуемого или между компонента­
ми одной смысловой группы. Сохранение большой дистанции между
компонентами такого рода создает впечатление громоздкости предло­
жения — правда, критики, порицая переводчика за этот недостаток,
обычно не указывают объективных причин этого впечатления. А опыт­
ные переводчики, интуитивно ощущая эту закономерность, стремятся
сократить дистанцию между связанными по смыслу компонентами:

Aus diesem didaktischen Interesse heraus ist die Zahl der Beispiele — wo immer moglich, handelt es sich um authentische Ubersetzungstexte — stark erhoht worden. — По этой дидактической причине число примеров существенно увеличено — по возможности были взяты аутентичные тексты.

Той же причиной — нефиксированностью порядка слов в русском языке — объясняется место в предложении, которое занимают фор­мальные компоненты когезии (элементы синсемантии). Они, как правило, стоят в начале предложения, тогда как в немецком языке могут находиться на третьем или четвертом месте в предложении. При переводе на русский язык правила преференции заставляют пе­реводчика «сдвигать» их к началу предложения:

Wir verstehen daher unter Ubersetzen... — Исходя из этого, мы понимаем под переводом...

4. Многие исследователи отмечают более частотное употребле­ние пассивных конструкций в английском и немецком языках по срав­нению с русским, связывая неравенство пропорций с развитием ана­литизма. Так, Левицкая и Фитерман считают популярность пассива результатом исчезновения флексий, облегчивших трансформацию косвенного и предложного дополнения в субъект³². В немецком язы­ке флексии косвенных падежей наличествуют, но пассив также в целом распространен шире, чем в русском языке. Эта ситуация до последнего времени особенно отчетливо была заметна в научных текстах, и лишь в последнее время немецкий научный текст, понем­ногу теряя академичность и обретая черты научно-популярного тек­ста (эмоциональность, образность), стал склонен к активному залогу. И вполне объяснимо, что многие переводчики, переводя традицион­ный немецкий научный текст на русский язык, несколько снижают количество употреблений пассивного залога:

Die Frage «Was ist Ubersetzung?» wird unter verschiedenen Blickwinkeln zu beantworten versucht. — На вопрос «Что такое перевод?» автор не­однократно пытается ответить исходя из разных точек зрения.

В данном случае переводчик производит грамматическую замену пассивной формы на активную, сопровождая эту трансформацию еще одной — добавлением с вводом объективированного подлежащего («автор»).

Педантичное сохранение всех форм пассивного залога в перево­де с немецкого языка на русский создает впечатление неестествен­ности русского языка, о которой можно судить из следующего при­мера (глаголы со значением пассивности действия, соответствующие немецким формам пассива, во фрагменте выделены):

На теоретическом уровне Гердер развил начатое Брейтингером; его идеи последовательно вводятся в практику Иоганном Генрихом Фоссом в его

Левицкая Т. Р., Фитерман А. М. Проблемы переводоведения. — С. 17.

переводе Гомера на немецкий язык, в котором языковые и стилевые черты гомеровского текста систематически переносятся в перевод и, тем самым, радикальным образом нарушаются нормативные и стилистические прави­ла Аделунга. В теоретическом обосновании и на практике в переводе Авгу­стом Вильгельмом Шлегелем Шекспира прослеживается, наконец, та ро­мантическая концепция перевода, которая систематически разбирается Фридрихом Шлейермахером...

Из этого, как и из последующего примера, видно, что передача пассивных конструкций глаголами пассивного же значения русского языка может привести к неэквивалентному переводу также из-за того, что педантично сохраненные в пассивной форме глаголы оказыва­ются многозначными, в особенности если для передачи пассивно­сти избрана форма возвратного глагола (переносятся, разбирается; топились):

Weniger drakonisch als in anderen Landesteilen bestrafte man hingegen Weinpantscher. Wurden diese andernorts kurzerhand in ihrem eigenen Gebrau ersauft... — He столь сурово, в отличие от других земель, карались разба­вители вина. В других местах такие мошенники без лишних церемоний топились в собственном пойле...

5. Тенденция к аналитизму заявляет о себе также в использова­нии избыточных структурных компонентов, которые в переводе не являются инвариантными для понятийного содержания. По этой при­чине в английских и немецких текстах любого типа употребляется гораздо большее количество притяжательных и указательных место­имений, чем в русских. Сохранение их в переводе в полном объеме приводит к нарушению стилистической нормы русского языка и по­явлению монстров вроде: «Он положил свою книгу в свой портфель». Закономерности преференции заставляют переводчика в данном слу­чае оставлять в переводе столько форм местоимений, сколько умест­но в русском нормативном тексте (тип текста, как мы уже отмечали, роли здесь не играет):

Es gelang ihm nicht, mit seiner Rechten den Rand zu erreichen. — Ему не удалось дотянуться правой рукой до края.

Определительные связи. Русский и немецкий языки обладают одинаковым диапазоном средств выражения определительных свя­зей. На уровне слова и словосочетания это: 1) согласованное опреде- ■ ление, выраженное прилагательным или причастием; 2) сложное слово; 3) генитив в постпозиции к определяемому слову и некото­рые другие средства. Однако для русского языка более типично пер­вое средство — согласованное определение, в немецком же языке значительно чаще встречаются сложные слова.

Опасность нарушения этой пропорции и, тем самым, реализация | интерференции возникает не в переводе на русский язык (поскольку I большинство немецких сложных слов, выражающих определитель-1 ные связи, в русском языке попросту невозможны, и происходит |

объективная замена — см. с. 160), а в переводе на немецкий, где со­четание: определитель (согласованное прилагательное /причастие) + определяемое слово в принципе возможно, но большое количество таких слов нехарактерно для немецкого текста.

С другой стороны, для некоторых типов текста, таких, как науч­ный, в русском языке характерны цепочки взаимоподчиненных ге­нитивов, а в немецком — выражение определительных связей через предложные конструкции с von + Dat., in + Dat., aus + Dat, fur + Akk.:

Пример 1.

Заимствование поэтических достижений (род. п.) иноязычных лите­ратур (род. п.). — Entlehnung von poetischen Leistungen (Dat.) aus fremd-sprachlichem Literaturgut (Dat.).

Пример 2.

Поэтому, несмотря на все оговорки, слова Хайакавы с полным правом могут быть привлечены как главное свидетельство правильности (род. п.) эмпирического выбора (род. п.) типов (род. п.) текста (род. п.) для пред­лагаемого исследования. — Daher scheint es trotz aller Einwande berechtigt auch Hayakawa als Kronzeugen fur die Richtigkeit (Akk.) der empirischen Auswahl (Gen.) von Textsorten (Dat.) fur die vorliegende Untersuchungen anzufuhren.

Из приведенных примеров видно, что средства, предлагаемые при переводе для передачи генитивных цепочек, достаточно устойчивы; выстраивание же в переводе на немецкий язык таких цепочек явля­лось бы отклонением от литературной нормы немецкого языка. Та­ким образом, и в этом случае мы сталкиваемся с преференциальной закономерностью (т. е. с предпочтительным выбором). Любопытно, что именно различия в оформлении определительных связей приво­дят к тому, что стиль немецкого и скандинавского научного текста более номинативен³³, чем русский, так как в нем попросту больше существительных за счет сложных слов.

Категория времени глагола. В немецком и русском языках есть специализированные средства для передачи всех трех временных планов: прошлого, настоящего и будущего. Их текстовое ис­пользование также в основном совпадает, но отмечается разная традиционная частотность в их употреблении. Например, в арха­ичном по ряду признаков тексте народной сказки, где и в русском, и в немецком языках встречается вневременной презенс, в русской сказке он используется значительно чаще, и поэтому при переводе на немецкий язык в ряде случаев может быть заменен формами прошедшего времени.

Обратную картину мы наблюдаем в использовании praesens historicum как стилистической фигуры в художественном тексте.

³³ См.: Kwam S. Translationwissenschafliche Grundlagen: Syntax. — S. 54-55.

В русской литературе его традиция гораздо более скромна, чем в не­мецкой, и поэтому при переводе на русский язык его часто заменяют претеритом.

В разговорной речи и русский и немецкий язык широко исполь­зуют настоящее время в значении будущего (praesens futuralis): Ich gehe morgen ins Theater. — Завтра я иду в театр. Но русский оби­ходный текст значительно шире пользуется формами будущего вре­мени; в немецком же Futurum в разговорной речи практически не­возможен.

Аналогичные закономерности, связанные с традициями (конвен­циями) разного рода — социальными, прагмотекстуальными, эсте­тическими, — свойственны каждой паре языков. Они и порождают правила преференции, специфику которых переводоведению еще предстоить описать.

Категория числа имени существительного. Расхождения в упот­реблении категории числа обнаружатся, наверное, при сравнении любой пары языков. И если для существительных, эксплицирующих лишь один разряд этой грамматической категории (pluralia tantum, singularia tantum), они являются парадигматическими и, следователь­но, для преодоления этих расхождений переводчику достаточно язы­ковой компетентности (ведь, разумеется, всякий, кто владеет немец­ким языком, знает, что русское слово «ножницы» в нем не относится к pluralia tantum и является существительным женского рода — die Schere), то для целого ряда других существительных употребление числа обусловлено традицией (например, в немецком: die Jugen-dlichen — молодежь). Случаи таких расхождений довольно подроб­но описаны для пары языков английский-русский³⁴. Именно тради­циями словоупотребления объясняются приведенные авторами примеры: struggles — борьба, Stone Ages — каменный век, talent — специалисты.

Наличие такого рода традиций связано прежде всего с условно­стью, размытостью семантических границ между формами множе­ственного и единственного числа, прежде всего способностью форм единственного числа выражать семантику собирательности, обоб­щенности, множественности. В связи с этим порой оказывается, что соответствие данному существительному множественного числа в ИЯ традиционно оформляется в ПЯ формой единственного числа. Об этом свидетельствуют приведенные ниже примеры переводов с не­мецкого и английского языков на русский:

Пример 1.

Systeme, die sich phonetische Ahnlichkeiten (мн. ч.) zwischen Zahlen und deren Kennwortern zunutze machen. — Системы, которые используют фонетическое сходство между числами и их условными обозначениями.

В случаях такого рода форма множественного числа существи­тельного в ПЯ теоретически возможна, но в речи не употребительна.

Пример 2.

Der Beitrag der Sprechaktenanalysen fur die Theoriebildung. — Вклад анализа речевого акта в формирование теории.

А этот тип расхождения чреват, пожалуй, самыми пагубными по­следствиями для эквивалентности переведенного текста, поскольку соответствующее существительное («анализы») существует и употре­бительно в ПЯ, но в совершенно другом значении и другом контексте.

Пример 3.

Не thought it was given to him to judge the world and strike down the sinner. — Он решил, что ему дано судить мир и карать грешников.

Собирательное значение, которое подчеркивается определенным артиклем (the sinner), передано в переводе с помощью формы мно­жественного числа (грешники).

Специфические закономерности преференции, связанные со структурными расхождениями в грамматических категориях или функциональными расхождениями, отмечают исследователи для раз­личных языков. Так, сравнивая порядок слов, в особенности первое место в предложении, Свен-Гуннар Андерсон и Сигмунд Квам фор­мулируют правила преференции при переводе с английского, французского и скандинавских языков на немецкий. В. Г. Гак³⁵ от­мечает во французском тенденцию к использованию неодушевлен­ных подлежащих в тех контекстах, где русский язык выбирает оду­шевленное подлежащее:

Cette catastrophe a fait trois morts. — В результате этой катастрофы погибли 3 человека.

Из этого следует преференциальное правило субъектно-объект-ной замены при переводе на русский язык.

Итак, при структурных и функциональных (как качественных, так и количественных) расхождениях грамматического уровня между языками переводческий выбор регулируется закономерностями пре­ференции, которые приводят к фактическому установлению правил преференции, действующих либо в рамках двух языков (ИЯ — ПЯ), либо в рамках языков сходной структуры.

34

См., напр.: Левицкая Т. Р., Фитерман А. М. Проблемы перевода. — С. 16-17.

³⁵ Гак В. Г., Львин Ю. И. Курс перевода: Французский язык. — М, 1980. — С. 25.

8.4. Включение грамматического значения в инвариант содержания при переводе

Грамматические категории и грамматические значения при их! реализации в тексте в виде грамматических форм обладают, как мы^; знаем, «прозрачностью» для значения и относятся обычно к разряду пустых компонентов содержания. Поэтому при переводе, скажем формы «пришел» мы передаем вовсе не форму претерита (простого прошедшего времени), а то значение плана прошедшего, темпораль-ность прошедшего, которая реализована в данном контексте: а оно, например, в немецком языке может быть выражено с помощью пре­терита, перфекта, плюсквамперфекта и даже презенса. Передавая слово «дерево», мы не стремимся передать средний род этого суще­ствительного, а передаем его логическую специфику как субъекта или объекта.

Но известны редкие случаи, когда грамматическое значение в ка­кой-либо его конкретной реализации включается в инвариант содер­жания текста, и тогда его необходимо передать в точности. Во всех известных нам случаях в этой функции выступает грамматический род.

В качестве первого примера можно привести образную систему стихотворения Гейне «Ein Fichtenbaum steht einsam...» и нелегкую историю его переводов на русский язык. Как известно, в качестве основных персонажей этого стихотворения Гейне избрал пальму (die Palme, ж. р.) и пихту (der Fichtenbaum, м. р.), метафорически описы­вая романические взаимоотношения. М. Ю. Лермонтов («На севере диком стоит одиноко...») в своем переводе предлагает «сосну» и «пальму», подчеркивая тему разлуки и неутолимого романтического стремления к недосягаемому, отодвигая на задний план тему разлу­ки влюбленных, поэтому сохранение мужского грамматического рода для него второстепенно. Ф. Тютчев сохраняет аппозицию м. р. — ж. р. («кедр» — «пальма»); то же делает и А. Фет («дуб» — «пальма»), хотя его и упрекали, что он избрал слово, отягощенное устойчивыми оценочными сигнификативными коннотациями («дуб»).

Аналогичная проблема возникла у переводчиков при переводе фрагмента из прозы Гейне, где он в качестве метафоры любви пред­лагает «der Mond» (м. р.) и «die Lotosblume» (ж. р.). Ведь при пря­мом переводе на русский язык происходит «смена ролей»: der Mond (м. р.) — луна (ж. p.), die Lotosblume (ж. р.) — лотос (м. р.).

В рассмотренных случаях, расширяя свои функции, грамматиче­ское значение становится элементом системы художественных средств текста.

Грамматический род может выступать и в качестве компонента архитектоники содержания. В этой функции он не всегда инвариан­тен. Рассмотрим несколько случаев.

1. Фантастический персонаж (как правило, животное) наделяет­ся признаками человека и тем самым — принадлежностью к опре-

деленному полу. В народной сказке, например, пол персонажа иног­да играет существенную сюжетную роль. Так происходит, например, _в сказке братьев Гримм «Der Froschkonig», где расколдованная ля­гушка оборачивается принцем и женится на принцессе. Существи­тельное der Frosch в немецком языке мужского рода, как и der Konig (король), поэтому в оригинале оба слова ассоциируются с заколдо­ванным принцем. Переводчик Г. Петников нашел единственную воз­можность сохранить м. р. — выбрал диминутивную форму, суффикс которой используется только для существительных м. р.: «лягушо­нок». В его переводе название сказки гласит: «Король-лягушонок».

2. Фантастический персонаж антропоморфен, но в ПЯ существу­
ет устойчивая традиция ассоциировать его с определенным полом.
Тогда в переводе может победить либо традиция оригинала, либо
традиция перевода. Самый известный пример такого рода — это ска­
зочная лиса в русских сказках и аналогичный персонаж мужского
пола у большинства других народов. Более ранние переводы сказок
народов мира на русский язык адаптируют этого сказочного героя
к русской традиции («Волк и лиса», «Лиса и гуси» братьев Гримм в
переводах Г. Петникова 40-х гг. XX в.); в переводах 2-й половины
XX в. «побеждает» фольклорная традиция ИЯ (например, Братец Лис
в американских «Сказках дядюшки Римуса»).

3. Фантастический антропоморфный персонаж имеет пол, но для
сюжета это существенной роли не играет. Тогда, как правило, в пере­
воде используется прямое соответствие, находящееся в рамках при­
вычной для ПЯ речевой реализации (Сойка — в подлиннике der Haher,
м. р., в переводе романа Ф. Зальтена «Бельчонок Перри»).

8.5. Выводы

При рассмотрении грамматических проблем перевода были опи­саны, разумеется, не все случаи, и конкретные соответствия в при­менении к разным парам языков могут быть различны. Однако при­веденные рассуждения позволяют сделать по крайней мере два общих вывода:

1. Грамматическими проблемами перевода мы можем считать
лишь те проблемы, которые лежат в сфере переводческой, а не
языковой компетентности.

2. Переводческие решения, связанные с грамматическими про­
блемами перевода, включают как вариантные соответствия, так
и разные виды трансформаций, включая комплексную одно- и
разноуровневую компенсацию.

Глава 9 ФОНЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА

Фонетический уровень речевой реализации языка актуален в теории и практике перевода в 3 случаях: при рассмотрении процесса устного перевода; при исследовании транскрипционных соответствий в лю­бом виде перевода; при наличии у звука речи эстетических функций.

9.1. Фонетический облик языка в процессе перевода

В процессе устного перевода переводчик имеет дело с устным, звучащим текстом. От полноценного восприятия переводчиком фо­нетического облика звучащего текста зависит полноценное воспро­изведение смысла текста в переводе.

Известно, что человек может воспринимать звучащую речь с раз- ШЬ ной степенью полноты: фрагментарно, выборочно, достаточно пол- ™ но. Стабилизирующими и страхующими механизмами при этом яв­ляются: механизм человеческой памяти, с одной стороны, и механизм языковой избыточности — с другой.

Для того чтобы в ходе перевода был получен максимально экви­
валентный результат, необходимо возможно более полное восприя­
тие переводчиком исходного текста. Объективные предпосылки
обеспечения полноты восприятия мы только что назвали. Именно
они заставляют включать в методику обучения переводчиков тре­
нинг памяти и упражнения на отбор первостепенно важной инфор­
мации (так называемые «прецизионные слова» у Миньяр-Белору-
чева и пр.). Отметим, что идея о наличии в речевом высказывании „
главной и второстепенной информации является скорее методичес- >■
ки обусловленной, чем научно объективной. В процессе устного
последовательного перевода, когда переводчик не знает последую­
щего контекста, и при дефиците времени, в котором он работает,
невозможно отделить главное от второстепенного с большой долей
надежности. Прием компрессии, основанный на сохранении смыс­
ла прежде всего прецизионных слов, фактически лишь помогает
переводчику избавиться от комплекста буриданова осла, т. е. ре- _
шиться на какой-либо выбор, пусть даже ошибочный. На самом деле Ж
часто «второстепенные» слова и обороты: прилагательные, наре­
чия, модальные слова и частицы могут содержать инвариантную
для содержания текста информацию, в них может содержаться что- "
то принципиально новое, какой-либо намек и т. д. Возьмем один из 'I
многочисленных примеров: I

В декабре 1997 года подписан контракт, в соответствии с которым на |
АЭС будут установлены два легководных реактора типа ВВЭР-1000 $'
мощностью 1 млн кВт каждый. |

218 §

Во фразе выделены слова, которые обычно принято считать второстепенными. Однако первое из них («легководный») непре­менно войдет в инвариант, если сообщение делается для специалис­тов по атомной энергетике. Уточняющая же характеристика («типа ВВЭР-1000») в данном случае формирует основную информацию, поскольку весь последующий контекст будет посвящен типам реак­торов. Таким образом, представление о наличии в тексте главной и второстепенной информации весьма субъективно, и, пожалуй, мы имеем право говорить лишь о суммарной избыточности формаль­ных средств выражения информационного состава текста. Исполь­зуя прием компрессии, переводчик, строго говоря, действует почти наугад, но он всегда имеет возможность повысить эквивалентность своего перевода, поскольку устный текст, что называется, открыт справа, поэтому в следующие фразы перевода можно внести допол­нение или поправку.

Рассматривая специфику полноты восприятия устным переводчи­ком фонетического облика текста, мы имеем в виду наиболее частот­ный в практике случай — последовательный перевод. Значительно более высокую степень эквивалентности обеспечивает устный пере­вод целого текста; именно на такой перевод нацелена методика, разра­ботанная французскими учеными Д. Селескович и М. Ледерер. Бази­руясь на тех же предпосылках достижения эквивалентности (память переводчика и избыточность речевого оформления информации), ме­тодика перевода целого текста (в рамках интерпретативной теории, автором которой является Д. Селескович) позволяет наиболее точно и достоверно определить главную и второстепенную информацию и дает переводчику свободу выбора средств ее оформления. Переводчик опи­рается на знание содержательной и формальной архитектоники всего текста. Однако даже тренированная память не способна охватить все­го состава содержания, и предлагается увеличить этот ресурс с помо­щью специальных записей (переводческая скоропись).

При восприятии звучащей речи помимо стабилизирующих это восприятие механизмов действуют и дестабилизирующие. Они, как правило, случайны и связаны с устным характером речевой трансля­ции. К таким спонтанным факторам риска в процессе устного пере­вода могут относиться: плохая слышимость речи оратора (акустика в зале, плохая работа техники), неестественно высокая скорость про­изнесения текста, шумовые помехи, препятствующие восприятию. Практика и научные эксперименты показывают, что и в этих случаях переводчик способен восстановить и воспроизвести нерасслышан­ные, непонятые или отсутствующие фрагменты текста. При этом он опирается как на знание предшествующего контекста (при последо­вательном переводе) или всего текста (при переводе целого текста), так и на свой речевой опыт, используя накопленные знания о том, как бывают организованы подобные тексты, какие мысли и форму­лировки в них могут встретиться.

На этапе идентификации звучащей речи осложнением для любой пары языков является также наличие какой-либо окраски в речи ора­тора, отличающей ее от литературной нормы, включая как коллек­тивные, так и индивидуальные отклонения. Помехой могут быть шепелявость, картавость автора, его неправильное произношение, если язык конференции для него — иностранный. При переводе с не­мецкого на русский идентификация иногда затрудняется из-за диа­лектальной окраски речи оратора. Общую проблему представляет также воспроизведение на слух имен собственных, не знакомых пе­реводчику, поскольку в ряде случаев они безассоциативны и невыво-димы из контекста.

В стороне от обсуждаемых нами проблем остается фонетическая чистота и правильность порожденного переводчиком текста, посколь­ку это связано с языковой компетентностью переводчика (знание орфоэпической нормы языка перевода). Отметим лишь, что в уст­ном переводе соблюдение орфоэпической нормы является необхо­димой предпосылкой эквивалентности перевода, поскольку грамма­тически и лексически правильно организованный, но неправильно звучащий текст не будет воспринят реципиентом. Отклонения от орфоэпической нормы в речи переводчика обычно связаны с интер­ференцией родного и иностранного языков.

9.2. Межъязыковые транскрипционные соответствия

Мы уже знаем, что в ряде случаев единицей перевода служит фо­нема. Именно в таких случаях перевод слова или словосочетания представляет собой транскрипционное соответствие, полученное! с помощью межъязыковой переводческой транскрипции.

С помощью транскрипции переводятся личные имена, географи­ческие названия, определенная часть междометий и звукоподража­ний, экзотизмы, реалии-деньги, некоторые реалии-меры, названия газет и неспециальных журналов, названия фирм (если перевод их названий в данном случае необходим) и т. п. (см. часть 2, глава 7).

Перечисленные группы лексики специфичны либо тем, что обо­значают объект действительности, который в данной ситуации или вообще является единственным в своем роде (Клиффорд Саймак, Инсбрук, городки, стотинка, верста), либо представляют объект, еще только формирующий свое обозначение в языке перевода (барбекю, пиар), поэтому новоявленное слово не имеет ни многозначности, ни синонимии, ни — иногда — окончательного грамматического офор­мления в языке перевода.

Межъязыковая переводческая транскрипция — это пофонемное уподобление слова, звучащего на языке оригинала, новому слову, формируемому в тексте перевода. Вид перевода при этом роли не иг-

рает: в письменном переводе используются графические знаки, принятые для записи фонемы, подобной фонеме подлинника. Такой способ перевода часто называют транслитерацией, что вряд ли пра­вомерно, поскольку речь идет не о побуквенном (греч. litera — «бук­ва»), а именно о пофонемном уподоблении. В связи с этим обстоя­тельством, а также с тем, что в истории перевода известны случаи, когда применялось действительно побуквенное уподобление (побук-венное уподобление представляет собой особый феномен и рассмат­ривается нами в контрасте с пофонемным уподоблением), — в связи со всем этим мы будем пользоваться далее термином «межъязыковая транскрипция».

Транскрипционные соответствия могут занимать для данной лек­семы разное место в системе ее переводческих соответствий и быть носителем разных видов информации.

Во-первых, они могут быть единственно возможным видом экви­валентного соответствия. Так, большинство личных имен, топони­мов, обозначений денежных единиц, названий газет при переводе обязательно транскрибируются. Замена их категориальным, генера­лизирующим синонимом или описательный перевод, например: «представитель администрации США» вместо «Мадлен Олбрайт»; «мелкие населенные пункты Германии» — вместо «Раштадт и Шау-энбург»; «ущерб составил 20 тысяч в национальной валюте Бир­мы» — вместо «ущерб составил 20 тысяч кьятов» — возможна лишь в том случае, если переводчик по какой-либо причине не услышал или не успел записать экзотическое слово, но из контекста знает его значение. Уровень эквивалентности перевода текста в целом от та­ких замен снижается.

Во-вторых, переводчик сам может выбирать, использовать ли ему транскрипцию или другой вид перевода в зависимости от содер­жательной архитектоники всего текста. Например, при переводе экзотизмов — лексики, характерной для быта, нравов, культуры определенного народа, — отказ от транскрипции и замена экзотиз­ма генерализирующей лексемой, описательным переводом или сло­вом со сходной семантикой (пагода — храм; хуацяо — зарубежные китайцы и др.) обязательно производится переводчиком в том слу­чае, если экзотизмов в тексте слишком много и они уже невыводи-мы из контекста — тогда теряется их способность передавать ког­нитивную информацию, поскольку их семантика в контексте не реализуется.

Теперь попробуем разобраться в том, какие виды информации могут передаваться с помощью транскрипционных соответствий. Прежде всего это когнитивная информация, передающаяся через реализацию значения транскрибированного слова со всем комплек­сом компонентов его содержания. Например, в сообщении: «На ми­нувшей неделе власти штата Нью-Йорк впервые в США потребо­вали от производителей огнестрельного оружия компенсировать

расходы, которые несет штат в связи с незаконным использовани­ем их продукции» — однозначное транскрипционное соответствие «Нью-Йорк» (от англ. New York) реализует свое лексемное значе­ние «штат», что подтверждается контекстом. Однако сигнифика­тивный компонент содержания: «американский город; американ­ский штат; штат, где говорят по-английски» сообщается именно через транскрипционный характер соответствия, поскольку в нем средствами русского языка передается колорит звучащей англий­ской речи. Так транскрипционные соответствия сообщают нам ин­формацию о специфике языка той страны, о которой идет речь в тексте. Топонимы «Чженчжоу», «Чуньцин», «Шеньян», «Сянган» дают представление о китайском языке; топонимы «Страшены», «Кожушна», «Романешты» — о молдавском языке. Таким образом', транскрипционные соответствия являются средством создания на­ционального колорита, т. е. средством передачи информации о на­циональной специфике. Информация эта логически не структури­рована, она воздействует прямо на эмоции реципиента, оставляя образное звуковое впечатление об экзотике чужого языка. Сообще­ние о чужой стране, совмещающее благодаря транскрипционным соответствиям (правда, не только благодаря им — см. часть 2, гла­ва 10) когнитивную и эмоциональную информацию, надежнее дей­ствует на реципиента, поскольку обладает необходимой избыточ­ностью средств выражения: одни и те же сведения о национальной специфике передаются и с помощью денотативного компонента со­держания текста (когнитивная информация), и с помощью сигни­фикативного (эмоциональная информация).

Дополнительным подтверждением того, что транскрипционные соответствия служат средством передачи национального колорита, могут быть те случаи, когда журналисты в очерках, посвященных ка­кой-либо стране, вводят транскрипционные варианты для слов, кото­рые имеют в языке перевода вполне устойчивые лексические соответ­ствия. Знаменитый пример, найденный К. Чуковским: «В семье двое детей — бой энд герл», вовсе не свидетельствует о невежестве журна­листа, будто бы не знавшего, что «бой» —мальчик, а «герл» — девоч­ка; он просто показывает реализацию функции транскрипционного соответствия как средства передачи национального колорита в чис­том виде.

В художественных текстах транскрипционные соответствия, слу­жащие для передачи национального колорита, перерастают в сред­ства передачи реципиенту (читателю) эстетической информации, входя в единую систему художественных средств и участвуя в созда­нии художественных образов.

9.3. Правила межъязыкового транскрибирования

(на материале англо-русских и немецко-русских

соответствий)

Межъязыковое транскрибирование строится на основе пофонем-ных соответствий между двумя языками. Как известно, состав фо­нем в различных языках (даже родственных, таких, как индоевро­пейские: английский, французский, русский) не совпадают. В этих случаях в качестве соответствия избирается фонема, пусть даже да­лекая по артикуляционным показателям, но наиболее близкая по зву­чанию из фонетически подобных: ср. англ. [h], нем. [h] и русск. [х].

Отсутствующие в ПЯ сложные фонемы (аффрикаты, дифтонги, трифтонги) передаются с помощью сочетания из нескольких фонем: ср. англ., нем. дифтонг [ае] и соответствующий ему руск. [aj]. Все эти соответствия закреплены в орфоэпической норме, и переводчи­ку не приходится всякий раз «изобретать велосипед», он пользуется готовым набором, который опубликован в справочниках и специаль­ных словарях³⁶.

Приведем три примера таких пофонемных соответствий (сведе­ния опираются на словарь Лидина, где основой классифицирующе­го списка служит не фонема, а графема):

Сокращения: Voc. Vocal — гласный

Cs. Consonant — согласный

Таблица 1 Англо-русские пофонемные соответствия

Англиская графема	Русское соответствие	примеры
английские	русские
а	а	Fast Aston	Фаст Астон
е	Jack	Джек
ей	Blake	Блейк
и	Village	Виллидж
	о	Albany	Олбани
э эй	Sam Agar	Сэм Эйгар
аа	аа е	Aaron Isaak	Аарон Айзек
ае	е	Phaedra	Федра
и	Caesar	Сисар

³⁶ См., напр.: Лидии Р. А. Иностранные фамилии и личные имена. Словарь-спра­вочник. — М., 1998.

Продолжение табл.

Продолжение табл.1

Английская графема	Русское соответствие	Примеры
английские	русские
ai ay	эй	Aitken Ayer	Эйер Эйер
ей	Bailey	Бейли
air ayr	эр	Blair Fayrfaxs	Блэр Фэрфакс
al	ол	Baldwin	Болдуин
all	олл	Small	Смолл
all + Voc.	алл	Allington	Аллингтон
w + all + Voc.	олл	Wallis	Уоллис
au	о	Maud	Мод
aw	о	Howkes	Хокс
Cs. + ay Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:   14151617181920  Сейчас читают про: Наследование по римскому праву Революция 1905-1907 гг.: причины, этапы, основные события, значение Цели, задачи и функции предпринимательства Индукция и дедукция. Анализ и синтез Анализ актива баланса Правовое положение сословий в Российском государстве в XVIII веке Самый сильный аргумент, почему эволюция человека не могла быть  Я в достаточной степени художник, чтобы свободно рисовать в своем воображении. Воображение важнее знания, потому что знание ограничено, а воображение охватывает всю Вселенную, подталкивая прогресс, порождая эволюцию. © Эйнштейн ==> читать все изречения... 7261 6943 Понравился сайт? Поделись им с друзьями: