Даже на своего заимодавца: оттого, по справедливости, он не только лишается

Впредь всех этих благ и преимуществ - ему напоминают теперь, чего стоят все

Эти блага. Гнев потерпевшего заимодавца, гнев общины, снова возвращает его в

Дикое и внезаконное состояние, от которого он был доселе защищен: община

Исторгает его из себя, - и теперь он открыт всем видам враждебных действий.

На этой ступени культуры "наказание" является просто отражением, мимом

Нормального отношения к ненавистному, обезоруженному, поверженному врагу,

Лишившемуся не только всякого права и защиты, но и всякой милости; стало

быть, правом войны и торжеством Vae victis! во всей своей беспощадности и

Жестокости, - из чего явствует, что именно война (включая и воинственный

Культ жертвоприношений) дала все те формы, в которых наказание выступает в

Истории.

С усилением власти община не придает больше такого значения

Прегрешениям отдельных лиц, поскольку они не могут уже казаться ей столь же

Опасными и пагубными в отношении существования целого, как прежде: злодей не

объявляется больше "вне закона" и не изгоняется, всеобщий гнев не вправе уже

Обрушиться на него с прежней необузданностью, - напротив, отныне целое

Предусмотрительно берет под свою протекцию злодея, защищая его от этого

Гнева, в особенности гнева непосредственно потерпевших лиц. Компромисс

Главным образом с гневом пострадавших от злодеяния; усилия вокруг того,

Чтобы локализовать случай и предотвратить более широкий или даже всеобщий

Рост стихийных пайщиков беспокойства; попытки найти эквиваленты и

Урегулировать в целом тяжбу (compositio); прежде всего все определеннее

Выступающая воля считать каждый проступок в каком-то смысле оплачиваемым,

Стало быть, по крайней мере до известной степени изолировать друг от друга

Преступника и его деяние - таковы черты, которые все отчетливее

Отпечатываются на дальнейшем развитии уголовного права. С возрастанием

Власти и самосознания общины уголовное право всегда смягчается; всякое

Послабление ее и более глубокая подверженность угрозам снова извлекают на

свет суровейшие формы последнего. "Заимодавец" всегда становился гуманным по

Мере того, как он богател; под конец мерилом его богатства оказывается даже

То, какое количество убытков он в состоянии понести, не страдая от этого.

Нет ничего невообразимого в том, чтобы представить себе общество с таким

Сознанием собственного могущества, при котором оно могло бы позволить себе