2015-05-26
463
Практика преподавания фольклора в высших учебных заведениях показывает, что наибольшие затруднения студенты испытывают при уяснении вопросов поэтики, художественной формы фольклорных произведений.
Вместе с тем совершенно очевидно, что без уяснения поэтики устного народного творчества, без глубокого проникновения в художественную структуру фольклорных произведений не могут быть в достаточной мере раскрыты ни идейно-эстетическое богатство, ни национальное своеобразие фольклора, ни его роль в формировании и развитии русской классической и советской литературы. Именно этим вызвана необходимость создания специального учебного пособия по поэтике русского фольклора.
Как известно, фольклор — синтетический вид искусства. Нередко в его произведениях соединяются элементы различных видов искусства — словесного, музыкального, хореографического и театрального. Но основу любого фольклорного произведения всегда составляет слово. И филолога, в частности будущего учителя-словесника, фольклор, конечно, интересует прежде всего как искусство слова. В этой связи первостепенное значение имеет изучение, знание и понимание им поэтики фольклора.
Что мы вкладываем в это понятие, в каком значении оно употребляется?
Поэтика (от греч. poiētikē — поэтическое искусство) — один из старейших терминов литературоведения, который затем проник и в фольклористику. Его значение исторически изменялось. В настоящее время понятие поэтика в советском литературоведении и фольклористике употребляется в более узком и более широком значениях. В более узком значении как совокупность компонентов художественной формы произведений словесного искусства (сюжет, композиция, явления языкового стиля, ритм, метр и рифма). В более широком смысле поэтика включает не только эти компоненты, но также понятие родов и жанров, принципов и методов отражения действительности и некоторые категории теории искусства.
В данной работе в соответствии со сложившейся научной традицией, а также современной учебной литературой поэтика рассматривается в первом значении.
Термин стиль также имеет более широкое и более узкое значение. В более широком смысле стиль — это своеобразие всех компонентов содержания и художественной формы произведения в их взаимосвязи, а также специфика самих принципов и приемов эстетического отражения действительности. В узком значении стиль — это составная часть поэтики, особенности языка художественного произведения. В нашей работе, посвященной вопросам поэтики, термин стиль, естественно, употребляется в его более узком значении. Синонимами его являются терминологические выражения поэтический стиль и языковой стиль.
Художественная форма произведений русского фольклора обратила на себя внимание давно, в период зарождения русской фольклористики, во время активной борьбы за формирование национальной самобытности русской литературы. Еще в 30-е годы XVIII в. на основе постижения своеобразия русского народного стиха Ломоносов и Тредиаковский осуществляют реформу литературного стихосложения. Верное понимание особенностей языка народной поэзии и их творческое использование мы обнаруживаем в русских прозаических, стихотворных и драматических литературных произведениях второй половины XVIII в. (М. Д. Чулков, В. И. Майков, Д. И. Фонвизин).
В первой четверти XIX в., в период преимущественного развития в русской литературе поэзии, особый интерес вызывают стихотворно-песенные жанры русского фольклора. Появляются работы, в которых рассматривается поэтика былин и лирических песен. Особый интерес представляет работа А. X. Востокова «Опыт о русском стихосложении» (1812).
В 20-30-е годы XIX в. интересные суждения об особенностях языка произведений народной поэзии и отдельные замечания по их построению высказывают А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, а также ученые и критики того времени Н. А. Цертелев, М. А. Максимович, Ю. И. Венелин, Н. Д. Иванчин-Писарев и др.
В 40-е годы XIX в. для нас особую ценность представляют высказывания Белинского по вопросам поэтики фольклора. Белинский стремился подчеркнуть жанровую специфику и национальные особенности поэтики произведений русского фольклора.
В 50—60-е годы XIX в. важные суждения по вопросам поэтики русского фольклора высказывают Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов. Для Чернышевского характерно определение особенностей поэтики фольклорных произведений в связи с общими принципами народной эстетики. Н. А. Добролюбов акцентировал внимание на связи различных поэтических средств и приемов фольклора с его содержанием, современным мировоззрением народа. В этом отношении показательны такие его статьи, как «О поэтических особенностях великорусской народной поэзии в выражениях и оборотах» и «Замечания о слоге и мерности народного языка».
Представители русской мифологической школы (Ф. И. Буслаев, А. Н. Афанасьев, О. Ф. Миллер) в сюжетах сказок, былин и песен, в поэтической образности пословиц, поговорок и загадок стремились раскрыть элементы мифологии, чтобы понять древнее поэтическое мышление народа. Главный недостаток работ этих ученых — чрезмерная архаизация фольклора, преувеличение его мифологизма. Наиболее ценными являются многочисленные работы отчасти разделявшего взгляды мифологов А. А. Потебни по вопросам народной поэтической словесности.
В 90—900-е годы специальные работы поэтике различных жанров фольклора посвящают Ф. Е. Корш, Фр. Миклошич, В. Карпов, П. Д. Первое, Я. А. Ав-тамонов, Е. Н. Елеонская, И. И. Вознесенский и др. Однако особенно большое научное значение имеют исследования этих лет А. Н. Веселовского.
Теорию исторической поэтики фольклора А. Н. Веселовский развивает в таких своих известных работах, как «Из введения в историческую поэтику» (1894), «Из истории эпитета» (1895), «Эпические повторения как хронологический момент» (1897), «Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля» (1898), «Три главы из исторической поэтики» (1899).
Большое внимание вопросам поэтики фольклора уделяет советская фольклористика. Уже в 20-е годы публикуются работы, специально посвященные поэтике сказок (Н. П. Андреев, Р. М. Волков, А. И. Никифоров), былин (М. О. Габель), лирических песен (Б. М. Соколов), частушек (А. Туфанов, П. М. Соболев), народного театра (П. Г. Богатырев). Особый интерес представляют книги А. П. Скафтымова «Поэтика и генезис былин» (1924) и В. Я. Проппа «Морфология русской волшебной сказки» (1928), которые не утратили научного значения и в наши дни.
В 30-е годы продолжается изучение поэтики фольклора.
Заслуживают упоминания статьи А. И. Никифорова о функциях сказочных мотивов, Р. М. Волкова о сказочной обрядности, А. П. Евгеньевой о языке былин, П. И. Калецкого о поэтике частушек, М. А. Рыбниковой о композиции и поэтическом стиле пословиц, поговорок и загадок, Е. В. Гиппиуса об интонационных элементах русской частушки и А. П. Квятковского о метрике русского народного стихосложения.
На качественно новый уровень поднимается изучение поэтики русского фольклора в советской фольклористике в послевоенное время. Этому вопросу посвящается немало книг. Постоянно публикуются статьи по поэтике фольклора в сборниках: «Русский фольклор», издаваемом Институтом русской литературы АН СССР, «Фольклор как искусство слова» (МГУ), «Поэтика литературы и фольклора» (ВГУ) и др.
В послевоенное время идет углубленное исследование наиболее существенных вопросов, важнейших компонентов поэтики русского фольклора. Появляются работы, посвященные рассмотрению какого-либо одного компонента (грани, стороны) поэтики того или иного фольклорного жанра. Исследуются особенности сказочного сюжета (В. Я. Пропп, В. П. Аникин), различных приемов, композиции былин (Р. М. Волков, Т. М. Акимова, Ф. М. Селиванов), композиции и строфичности лирических песен (С. Г. Лазутин, А. М. Новикова, Н. И. Кравцов), композиции частушек (Н. И. Колпакова, 3. И. Власова, И. Клагге).
В послевоенные годы публикуется особенно много работ, посвященных исследованию языка, поэтического стиля различных жанров русского фольклора: сказок (В. П. Аникин, Н. М. Ведерникова, В. А. Бахтина), былин (В. Я. Пропп, П. Д. Ухов, А. П. Евгеньева, Ф. М. Селиванов), лирических песен (И. А. Оссовецкий, Е. Б. Артеменко, В. И. Еремина), частушек (А. И. Кретов, Л. А. Астафьева), пословиц, поговорок и загадок (В. В. Митрофанова, С. Г. Лазутин, Л. А. Морозова). Наиболее значительными представляются монография А. П. Евгеньевой «Очерки по языку устной поэзии в записях XVII — XX вв.» (1963), в которой исследуется язык былин, а также посвященные поэтическому стилю лирических песен книги Е. Б. Артеменко «Синтаксический строй русской народной лирической песни в аспекте ее художественной организации» (1977) и В. И. Ереминой «Поэтический строй русской народной лирики» (1978).
Продолжаются исследования вопросов стихосложения в русском фольклоре (А. П. Квятковский, М. П. Штокмар, В. В. Митрофанова), публикуется фундаментальный труд М. П. Штокмара «Исследования в области русского народного стихосложения» (1952).
Появляются работы, в которых отдельные компоненты художественной формы произведений русского фольклора исследуются комплексно, ставится вопрос об их взаимосвязи, например, детально рассмотрен вопрос о роли стилистических средств и композиционных приемов в изображении внутреннего мира человека в различных жанрах фольклора.
За последние годы усилился интерес к проблемам исторической поэтики. В этой связи следует назвать статью М. М. Плисецкого «О стилях героического эпоса различных эпох», книгу В. И. Ереминой «Иносказания народной лирики (От метафоры к символу)» (1967), статью В. П. Аникина «О стилях героического эпоса различных эпох». Полностью проблемам исторической поэтики посвящен сборник статей «Фольклор. Поэтическая система» (1977).
Из сказанного видно, что изучение поэтики русского фольклора имеет свою достаточно богатую историю. Вопросам поэтики посвящена значительная литература.
Однако не следует думать, что работа по изучению поэтики русского фольклора полностью завершена. Ряд положений нуждается в критическом рассмотрении. Многие вопросы жанровой специфики поэтики фольклора до сих пор остаются нерешенными. Например, в имеющейся специальной литературе нельзя найти ответов на вопросы, в чем отличие сюжета былинного от сказочного, каковы специфические жанровые функции эпитетов в былинах и лирических песнях, в чем жанровое различие художественных функций композиционных и стилистических повторов в сказках, былинах и лирических песнях, в чем отличие ритмики частушек от ритмики пословиц и поговорок и т. д. Все сказанное отрицательно сказывается и на учебной литературе, в которой жанровая специфика поэтики русского фольклора раскрывается очень недостаточно.
Цель настоящей работы — вооружить студента-филолога необходимым пособием, в известной мере восполнить указанные пробелы в изучении поэтики русского фольклора. В решении рассматриваемых в книге вопросов автор стремится опираться как на достижения отечественной фольклористики, так и на собственные исследования.
Предлагаемое пособие углубляет и дополняет учебник по русскому фольклору, не дублируя его ни по плану, ни по композиции, ни по характеру освещаемых вопросов.
Книга состоит из трех частей, в которых, в соответствии с установившимися научными традициями, поэтика произведений русского фольклора рассматривается на трех уровнях: на уровне сюжета и композиции, на уровне поэтического (языкового) стиля и на уровне ритма и метрики.
Метод сравнения всегда способствовал выявлению специфики рассматриваемых явлений. Им, как известно, пользовался еще Аристотель в своей «Поэтике». К нему прибегал и Белинский в известной статье «Разделение поэзии на роды и виды». Этот метод широко применяется в современном литературоведении и фольклористике.
Сравнительно-сопоставительный метод в известной мере используется и автором данной книги. Рассмотрение в одной части пособия фольклорных произведений различных жанров на каком-то одном уровне их художественной структуры, на наш взгляд, дает возможность более отчетливо показать специфически жанровые особенности их поэтики.
Различные компоненты формы в конкретных фольклорных произведениях, конечно, существуют не изолированно. Поэтому в «Заключении» книги подводятся итоги всей работы, рассматривается вопрос о взаимосвязи различных компонентов (уровней) поэтики фольклора в пределах жанра, определяется поэтика жанра как целостная художественная система.
Одна из главных задач пособия состоит в том, чтобы акцентировать внимание на жанровой специфике поэтики русского фольклора, раскрыть специфически жанровые функции компонентов художественной формы различных жанров.
Для рассмотрения были избраны малоизученные темы, освещение которых, по мнению автора, полнее всего раскрывает особенности поэтики того или иного жанра. Именно поэтому для раскрытия жанровой специфики языкового стиля в загадках были рассмотрены метафоры, в лирических песнях — символы, а в частушках — эпитеты. Но в пособии специально не рассматриваются былинные гиперболы, так как этот вопрос достаточно ясно и полно освещен в имеющейся литературе.
В список литературы включены исследования не только по вопросам, рассмотренным в пособии, но также и по некоторым другим, имеющим важное значение. Эта литература может оказаться полезной и первокурсникам, и студентам старших курсов при их работе над научными докладами, при выполнении курсовых и дипломных работ. Учебное пособие предназначено прежде всего для филологических факультетов университетов. Однако, представляется, что оно может быть также использовано студентами педагогических вузов, преподавателями, аспирантами и учителями-словесниками.
СЮЖЕТ И КОМПОЗИЦИЯ:
Специфика композиции частушки всецело обусловлена особенностями родовой природы, содержания, условий бытования и назначения этого жанра.
Частушки относятся к лирическому роду поэзии. Их главное назначение не в том, чтобы подробно рассказать о тех или иных фактах (хотя жизненные события и отражаются в частушках), а в том, чтобы дать этим фактам и событиям определенную идейно-эмоциональную оценку, выразить те или иные мысли или чувства.
Жанр частушки возник и развивался в пору, когда в фольклоре заметно усилилась роль личного, индивидуального. Еще Е. В. Аничков справедливо отметил, что в частушке лирическое начало выражено более отчетливо, чем в других песенных жанрах фольклора. Если в отдельных жанрах народной лирики исследователь отмечал обрядовую условность, элемент эпического, то частушки он назвал «строго-лирическими песнями», которые выражают то или иное чувство «в самый момент его пробуждения».
В частушках с большей силой, чем в других жанрах народной поэзии, проявился импровизационный, экспромтный характер фольклора. Об этих ее особенностях говорили уже первые собиратели и исследователи. Так, например, собиратель саратовских частушек Н. А. Арефьев, деятельность которого высоко ценил А. М. Горький, характеризуя содержание собранных им частушек, говорил, что это «свод всего того, что экспромтом вырывается в то или другое время, при тех или иных условиях из человеческой души». По определению В. Н. Перетца, частушки в большинстве своем — «...это экспромты, в массе нарождающиеся и в массе гибнущие».
В. И. Симаков в экспромтном характере возникновения частушки видел ее главную, определяющую жанровую особенность. В неопубликованной, написанной незадолго до смерти статье «О частушке, об ее значении в народном быте» он писал: «Говоря о частушке, как об экспромте, мы ближе всего приближаемся к ее определению как особого народного типа народной поэзии».
В силу отмеченных жанровых качеств и особенностей возникновения частушки необыкновенно многогранны по своему содержанию, необычайно разнообразны по выражаемым ими мыслям, чувствам и настроениям. В отличие от других песенных жанров фольклора, содержание которых всегда в той или иной мере ограничено определенным кругом тем и образов, тематический диапазон частушек поистине безграничен. Частушка и касается тем большего общественного значения, и «откликается на каждую малость жизни» (Г. Успенский). В ней находят яркое выражение и острая публицистическая мысль, и интимное любовное чувство, и едкая, убийственная сатира, и мягкий дружеский юмор.
По широте тематики, особенностям содержания и возникновения частушки очень напоминают пословицы. В. И. Даль писал, что пословица «не сочиняется, а вынуждается силою обстоятельств, как крик или возглас, невольно сорвавшийся с души». Каждая пословица представляет собой изречение, выражающее определенное обобщение народных мыслей и чувств. «Сборник же пословиц — свод народной опытной премудрости и суемудрия, это стоны и вздохи, плач и рыдания, радость и веселие, горе и утешение в лицах; это цвет народного ума, самобытной стати; это житейская народная правда, своего рода судебник, никем не судимый. „Что не болит, то и не плачет»; что не дошло до народа, не касалось житья-бытья его. то не шевелило ни ума, ни сердца его, и того в пословицах нет; что впуталось, добром либо лихом, в быт его, то найдете и в пословице».
Все сказанное В. И. Далем о пословице можно полностью отнести и к частушке. По характеру своего содержания, особенностям возникновения и назначения частушки во многом приближаются к пословицам и поговоркам. Поэтому заслуживает внимания такое замечание В. И. Симакова: «По своему типу частушка всех больше подходит к поговорке, к пословице, скороговорке, но никак не к песне».
Однако частушки имеют и существенные отличия от пословиц. Прежде всего отметим, что частушки — не прозаический, а песенный жанр. Оригинальность жанра частушек проявляется также в условиях их создания и исполнения. Частушки предназначены для публичного исполнения в кругу молодежи. В них говорится решительно обо всем, что как-то взволновало или просто было замечено в жизни, в быту исполнителем и что будет небезынтересно знать другим, слушателям частушки. Публичное исполнение частушек — это выражение своих личных мыслей и чувств и одновременно их общественная апробация. В этом — жанровая специфика частушек. В. П. Аникин справедливо пишет о частушке: «Предельная концентрация немногих, но выразительных и сильных художественных приемов подчинена стремлению донести до слушателей новость, нечто злободневное, некую новизну, повеселить слушателей, погрустить с ними, вызвать участие — словом, пробудить у них сочувствие, сделать их свидетелями чего-либо. Частушка создается для публичного исполнения и утрачивает свой настоящий смысл вне такого исполнения»
Все сказанное о жанровых особенностях содержания и исполнения частушек отразилось на специфике их построения, формах и приемах их композиции. В композиции частушек своеобразно сочетаются элементы поэтической традиции и новаторства.
Как мы отмечали выше, основными композиционными формами традиционных лирических песен являются формы монолога, диалога и форма схемы «описательно-повествовательная часть + монолог (диалог)». Все эти формы можно найти и в частушках. Однако степень их распространенности в традиционных лирических песнях и частушках различная.
Если композиционная форма «описательно-повествовательная часть + монолог (диалог)» в традиционных лирических песнях является основной, самой распространенной, то в частушках, по причине их миниатюрного размера и повышенного лиризма, она встречается крайне редко. Можно привести только отдельные образцы. Например:
Сел милашка на машину,
Потупил головушку:
— Ты вези меня, машина,
На чужу сторонушку.
(Елеонская, № 134)
Я стояла у ворот,
Мил спросил: «Который год?»
— Совершенные лета —
Сижу, никем не занята.
(Елеонская, № 37)
Подавляющее число частушек имеет форму монолога. И это вполне объяснимо, так как монолог является самой естественной и самой простой формой выражения мыслей и чувств. В. И. Симаков, учитывая эмоционально-тематическое содержание частушек-монологов, в своем сборнике выделил такие разделы: «Думы девичьи» (№ 457-472), «Любовные муки» (№ 551-582), «Тоска девичья» (№ 614-645), «Отчаяние» (№ 1096-1098), «Дума о замужестве» (№ 1641-1648), «Жалобы на раннее замужество» (№ 1937-1942), «Тоска по милому» (№ 2068-2090), «Молодец о своих любовных муках» (№ 758-774), «Молодец о рекрутчине» (№ 2324-2329) и др.
Как видим, большинство из названных циклов составляют девичьи частушки. И это не случайно, так как создателями бытовых частушек были главным образом девушки. Именно мысли и чувства девушек, особенно их любовные переживания, получили в частушках очень полное выражение. Вот примеры таких частушек-монологов:
Светит месяц вдоль дорожки,
А звезда-то поперек;
Полюбила я милашку,
Да раздумьицо берет.
(Симаков, № 462)
Возьму белый платок в руки,
Разгоню в поле туман;
Неужели цветок аленький
Гуляет на обман?
(Симаков, № 460)
Приведенные частушки представляют собой примеры монологических частушек — размышлений. Монологи-размышления — самая распространенная композиционная форма частушек, но не единственная.
Монологическую форму имеют также частушки-повествования и частушки-описания. В частушках-повествованиях также выражаются всевозможные мысли и чувства, различные эмоции. Но они выражаются не прямо, а посредством сообщения о каких-то небольших жизненных событиях. Н. П. Колпакова о частушках-повествованиях пишет: «В такие частушки может быть вложен оттенок радости, грусти, любования, сожаления, разочарования, но общий их характер одинаков: это маленькие рассказы о маленьких фактах — сжатые, лаконичные, преследующие цель отразить какой-то мелкий эпизод из жизни лирических героев». Вот примеры таких частушек-повествований, частушек-рассказов:
Шел я полем-поличком,
Тальянка с колокольчиком;
Шел я песни припевал,
Милашке голос сподавал.
(Симаков, № 26)
На беседу я пришел,
Кругом поклонился,
Увидал: милашки нет —
Назад воротился.
(Симаков, № 228)
В огороде я косила
Зеленую травушку,
За реку платком махала
Дорогому Санюшке.
(Симаков, № 176)
Шел деревней, приустал —
На камушек садиться стал,
Белой платочек вынимал,
Тебя, хороша, вспоминал.
(Симаков, № 236)
В приведенных частушках-рассказах сюжеты совсем не занимательны. Это даже и не сюжеты, а небольшие сюжетные ситуации. Интерес представляют лишь отдельные детали, раскрывающие те или иные чувства и переживания лирических героев. Так, в первой частушке важен не рассказ о том, как молодец шел полем, играл на тальянке и пел частушки, а последние слова о желании встретиться с любимой девушкой. Из информации второй частушки важно не то, что девушка в огороде косила зеленую травушку, а то, что она при этом за реку платком махала дорогому Санюшке. В третьей частушке важно признание, что, не увидев милой на беседе, молодец сразу же ушел домой. И в четвертой важно сообщение, что отдыхающий на камушке молодец вспоминал о своей милой. То есть, повествовательные частушки интересны не своими «эпическими сюжетами», а лирическим содержанием.
То же самое можно сказать и об описательных частушках, которые можно разделить на две группы: а) частушки, рисующие картины быта и природы, и б) частушки — портретные характеристики. Эти частушки не только рисуют те или иные картины, но и при этом выражают определенные мысли и чувства лирических героев. Так, например, одна девушка грустит в связи с тем, что ее милый беден, а другая радуется богатому строенью возлюбленного:
У миленка во избушке
Нет ни скобочек, ни дужки;
Дырочка провернута,
Веревочка продернута.
(Симаков, № 1166)
Как у милого домок,
Семь окошек во рядок;
Супротив зеленый сад,
Растет малина, виноград.
(Симаков, № 1740)
В приводимых ниже частушках не только ярко рисуются портреты молодца и девушки, но и одновременно высказывается к ним любовное отношение. Сочинители и исполнители частушек явно любуются своими возлюбленными:
Девки, ой! Девки, ой!
Вам знаком игривый мой:
Белый — оборотистой
Красивой, разговористой.
(Симаков, № 170)
Милая, заветная,
По косе приметная,
Рожку жнет на полосе,
Алеет ленточка в косе.
(Симаков, № 309)
Какие же приемы внутренней организации материала используются в частушках-монологах?
Как уже отмечалось, в традиционных лирических песнях довольно широкое применение имели такие композиционные приемы, как «ступенчатое сужение образов» и «выделение единичного из многого». В частушках эти приемы используются очень редко. Вот пример построения частушек приемом «выделения единичного из многого»:
Девушки песен не поют —
Об кавалерах думают,
Только я одна пою —
Ни о ком не думаю.
(Симаков, № 354)
Воробьи и галочки
Все летят по парочке,
А я молодешенька
Тоскую одинешенька.
(Симаков, № 615)
Совсем единичны случаи использования в частушках приема «ступенчатого сужения образов». Два таких образца приводит в своей статье о композиции частушки З. И. Власова:
На горе березка бела.
На нее кукушка села,
Золотые перушки,
Снеси поклон Егорушке!
(Елеонская, № 1662)
Не деревня меня сушит,
Сушит кругленький домок,
Где крашенные окошки,
Тут хороший паренек.
(Симаков, № 637)
Особое значение для частушек имеет композиционный прием обращения. Обращения можно найти и в традиционных лирических песнях. Но их там, во-первых, не так много, как в частушках, и, во-вторых, они в песнях не выполняют столь разнообразных функций. В частушках же обращения очень распространены, выполняют роль важного композиционного приема и в определенной мере выражают специфику жанра. Остановимся на этом несколько подробнее.
Являясь жанром непременно публичного исполнения, каждый раз рассчитанная на обязательную реакцию частушка всегда имеет смысловую и эмоциональную обращенность. В частушках можно встретить и риторические обращения. Например:
Ты, ретивое, не ной,
Когда мил сидит со мной,
Ты тогда, сердце, заной,
Когда он пойдет домой.
(Симаков, № 645)
Попляшите-ка, сапоженьки,
Вам не долго поплясать;
Придет времячко такое,
Что на полочке лежать.
(Елеонская, № 335)
В приведенных примерах, как и во многих других частушках, риторические обращения служат средством усиления выражаемой мысли.
Однако несравненно чаще в частушках употребляются не риторические, условно поэтические, а прямые, реальные обращения. В зависимости от того, к кому обращена частушка и каково ее конкретное содержание, В. И. Симаков в своем сборнике выделяет такие разделы, как «Речи милому» (№ 441-456), «Признание в любви» (№ 536-550), «Упреки милому» (№ 646-603), «Наказ милому» (№ 2038-2039), «Девичьи упреки молодцу, изменщику»(№ 1554-1517), «Совет милому» (№ 3030-3044),«К подружкам» (№ 1887-1891), «Любовь — девушке» (№ 1003-1017), «Прощальные речи молодца к милой» (№ 2006-2016), «Речи рекрута к милой»(№ 2330-2339), «Обращение к родителям» (№ 1451-1452), «Просьба к родителям не отдавать замуж»(№ 1832-1844), «Обращение к отцу и матери» (№ 2216-2220) и др. Приведем примеры частушек, использующих прием прямого обращения:
Тебе, милая подружка,
Скажу горюшко свое:
Не за любого родной батюшка
Меня замуж отдает.
(Симаков, № 1887)
Полно, милые родители,
За ягодку бранить;
По любви выхожу замуж —
Меня нечего корить.
(Симаков, № 1416)
Обращения, включенные в частушку, конкретизируют выражаемое ею содержание, точно называют образ, в адрес которого направлены те или иные мысли и чувства. Они во время исполнения облегчают восприятие частушки, говорят о том, кого частушка касается прежде всего, кто ее должен слушать особенно внимательно, кто при желании может на услышанную частушку ответить своей частушкой.
Нередко частушки-монологи содержат вопросы к тому, к кому они обращены. Например:
Что сидишь невесело
И качаешь головой?
Разве чует твое сердце,
Что расстанемся с тобой?
(Симаков, № 929)
Мы сидели по секрету;
Кто любовь нашу узнал?
Ты не сам ли, сероглазенький,
Товарищу сказал?
(Симаков, № 1406)
В приведенных примерах вопросы обращены к милому. Но вопросы могут и не иметь конкретного адресата. В таком случае они предназначены для всех, кто их слушает. Однако и в том и в другом случае вопросы, включенные в частушки, заинтересовывают, интригуют, приковывают внимание слушателей. Так, например, если девушка пропоет: «Мы сидели по секрету, кто любовь нашу узнал?» (Симаков, № 1406), то это заинтересует не только молодца, к которому обращена эта частушка, но и многих других. В самом деле, кто и как мог узнать о любви молодца и девушки, если она была тайной? С нескрываемым интересом все девушки будут ждать ответ на вопрос одной девушки, с которым она обратилась к своей замужней подруге: «Скажи, милая, подружка, хороша ли бабья жизнь?» (Симаков, № 1891) и т. д.
Нередко задающий вопрос как бы ждет ответа на него, советуется с людьми по очень важному для него делу. Например:
У меня миленка три —
За которого идти?
Один мал, другой велик,
Третий немо говорит.
(Симаков, № 1668)
Неужели пересохнет
Наша Северна Двина?
Неужели замуж выйдет
Заруценная моя?
(Елеонская, № 79)
Иногда вопросы частушек риторические. На них не ожидается никакого ответа, это, так сказать, размышления вслух, публично, на народе. Например:
Не мои ли белы рученьки
На солнышке горят?
Не про меня ли, про молоденьку
Неправду говорят?
(Симаков, № 1064)
Не последнее ли лето
Эту травушку кошу?
Не последнюю ли зимушку
Во девушках сижу?
(Симаков, № 1661)
Такие риторические вопросы усиливают психологизм, эмоциональную выразительность частушки.
Нередко в частушке мы находим не только вопрос, но и ответ на него, причем вопросы также могут быть и прямыми, и риторическими. Вот пример частушек с прямыми вопросами:
— Миленький, милеюшка,
Велика ли семеюшка?
— Не бойся, дорогушка,
Только я да мамушка.
(Елеонская, № 133)
А вот пример сатирических частушек с риторическими вопросами, в которых парни одного села просмеивают девушек другого села:
— Как Медведково деревня
Чем она украшена?
— Пеньями, колодами
Да девками уродами.
(Симаков, № 1177)
— Как Размесово деревня
Чем она украшена?
— Ведрами, лопатами
Да девками горбатыми.
(Симаков, № 1178)
В данном случае это уже частушки не монологической, а иной — диалогической формы. Мы приводили примеры частушек-диалогов, когда в них находили какой-то вопрос (прямой или риторический) и ответ на него. Но диалогические частушки могут и не содержать в себе вопросов. Например:
— Дорогой, мой родненькой,
Купи конфетку с барынькой!
— Все лавочки обошел —
Такой конфетки не нашел.
(Симаков, № 317)
— Сядь-ко, сядь-ко со мной рядом,
Земляниченка моя!
— Я не сяду с тобой рядом —
Я сердита на тебя.
(Симаков, № 319)
Диалогическая форма менее распространена в частушках, чем монологическая. Но тем не менее и она в частушках встречается довольно часто и также является для них вполне органичной.
Как отмечалось выше, частушки всегда исполняются «на люду», при народе, во время различных молодежных гуляний (на улице, на сельском «пятачке», на беседах, вечеринках и т. п.). Их исполнение нередко представляет своеобразный, поэтический диалог (или полилог). Эта особенность исполнения частушек своеобразно отразилась на композиционной форме частушек-диалогов. Каждая такая частушка исполняется одним лицом, хотя композиционно она распадается на две части, выражающие мысли и чувства различных людей. Такие диалогические частушки содержат определенные элементы драматизации, заметно выделяются из всей остальной массы частушек. В. И. Симаков в своем сборнике большое количество диалогических частушек объединил в раздел «Разговоры милых» (№ 316-338), однако встречаются они и в других разделах сборника.
Таким образом, по своей внешней форме большинство частушек являются монологами или диалогами. А что представляют собой частушки по своей внутренней организации?
По своей внутренней композиционной структуре они делятся на одночастные и двучастные.
Одночастными мы называем частушки, все строки которых представляют собою единое, нераздельное художественное целое. Первая и вторая пары строк таких частушек не имеют не только относительной смысловой самостоятельности, но даже и синтаксической законченности. Такая одночастная частушка нередко представляет собой одно законченное предложение. Например:
Я за толюблю Ивана,
Что головушка убрана,
Лицо бело, румяно,
Разговаривает умно.
(Елеонская, № 117)
Я поеду в Питер жить
По узенькой дорожке,
Привезу себе часы,
Дроле — полсапожки.
(Елеонская, № 101)
Приведенные примеры являются частушками-размышлениями. Но одночастные частушки могут также быть повествованиями (см. Симаков, № 98, 166, 236) и описаниями (Симаков, № 170, 1268, 1744).
Исследователи отмечают в одночастных русских частушках «принцип нанизывания образов». «Этот принцип, — пишет И. Клагге, — основан на объединении нескольких понятий (образов) одним, более общим, в котором и заключается суть высказывания». Свою мысль она поясняет следующими примерами:
Я, бывало, горилась,
Бывало, беспокоилась,
Бывало, кудри завивала,
К вечеру готовилась.
(Архангельская, с. 127, № 619)
Через поле яровое,
Через десять деревень,
Через сорок три дорожки
Ходит милый каждый день.
(Рождественская, Жислина, с. 427, № 95)
Композиционный принцип создания одночастных частушек — четырехстрочных куплетов, в которых выражалась бы единая, поэтически законченная мысль, на наш взгляд, выработался под влиянием как традиционной песни, так и литературной поэзии. Однако следует заметить, что значительно большее распространение в частушках получил принцип их двучастного построения. Все строчки таких частушек (как и частушек одночастных) объединены в единое художественное целое. Но при этом первая и вторая пары строк (в отличие от одночастных частушек) имеют синтаксическую законченность и относительную смысловую самостоятельность, как, например:
Ты играй, играй, тальяночка,
Играть бы тебе век;
Не тальянка завлекает,
Завлекает человек.
(Симаков, № 37)
Золото мое колечко
Изнутри-то с пробою.
Поздравляю тебя, милый,
С новою зазнобою.
(Елеонская, № 20)
Словесно-композиционная двучастность частушек, на наш взгляд, всецело обусловлена ее музыкально-ритмической двучастностью: в исполнении каждая частушка состоит из двух совершенно аналогичных музыкальных фраз. А в народном песнопении музыкальной законченности, как правило, отвечает словесно-поэтическая законченность.
Среди двучастных частушек в особую группу выделяются частушки, построенные по принципу синтаксического параллелизма.
В том случае, когда в частушку входят символические образы и их реальные соответствия из бытовой жизни, синтаксический параллелизм переходит в композиционный символико-реальный параллелизм. Вот примеры такого композиционного параллелизма, возникшего на использовании символических образов, заимствованных частушкой из традиционных лирических песен:
Полно, полно, полетала,
Сизокрыла пташечка;
Полно, полно, погуляла,
Свет моя милашечка.
(Симаков, № 243)
Не убитую тетерешку
Хотели ощипать;
Нелюбимую девчоночку
Хотели замуж взять.
(Симаков, № 1489)
Полно, белая береза,
Над водою бушевать;
Полно, глупая девчонка,
Надо мной озоровать.
(Симаков, № 1003)
Не кукуй, кукушечка,
Во поле на камушке,
Не тоскуй ты, девица,
По дружке, по Ванюшке.
(Елеонская, № 1854)
В приведенных частушках отмечаются следующие параллели символических и реальных образов: «пташечка» — «милашечка», «тетерешка» — «девчоночка»; «березка» — «девчонка» и «кукушечка» — «девица». Можно указать и на другие случаи использования в двучастных частушках традиционных символических образов.
Однако следует признать, что частушки параллельной композиции, включающие в себя символические образы традиционной лирической песни, встречаются довольно редко. Это объясняется тем, что символы в известной мере чужды частушкам, они вступают в противоречие с ее реалистическим художественным методом.
Значительно большее распространение в частушках получил не символический, а, как мы его назвали, логический параллелизм. Две образные картины в таком случае сопоставляются не по какой-то символической связи, а по реальной, логической аналогии. Например:
На рябинушке сидела,
Не могла накушаться;
Про милова говорили,
Не могла наслушаться.
(Елеонская, № 2463)
Что-то сделалось теленочку
Не стал водицу пить;
Что-то сделалось миленочку
Не стал сюда ходить.
(Симаков, № 1517)
Три передника сносила,
Завтра новый подвяжу;
Год забаву не видала,
Завтра придет — погляжу.
(Симаков, № 386)
Не на то я платье шила,
— Чтобы в горенке лежать;
Не на то дружка любила,
— Чтоб подруженьке отдать.
(Симаков, № 800)
В приведенных частушках нет никаких символических образов. Все образы в них выступают в их реальном значении. Частушки построены не на сравнениях «рябинушки» с «милым», «теленочка» с «миленочком» (подобные сравнения и допустить нельзя), а на основе логических сопоставлений, выраженных словами «не могла», «не стал», «завтра», «не на то... чтобы».
Иногда две реальные параллельные картины в частушках даются не в плане сопоставления (как было в приведенных выше примерах), а, наоборот, — в плане контрастного противопоставления. Например:
Не любого-то чужого
Полюбить заставили;
А любого, дорогого
Сиротой оставили.
(Симаков, № 1907)
Веселое гуляньице
Рано миновалося;
Проклятое замужьице
Навеки навязалося.
(Симаков, № 1931)
Отмеченный логический параллелизм частушек, на наш взгляд, больше восходит не к традиционным лирическим песням, а к пословицам. Многие пословицы построены именно на основе такого логического параллелизма (в плане сопоставления или противопоставления). Например: «Жених да невеста парочка, что твой баран да ярочка» (Даль, с. 756); «Брагу сливай, не доквашивай; девку отдай, не доращивай» (там же, с. 758); «Замуж идет — песни поет, а вышла — слезы льет» (там же, с. 760).
Рассматриваемый вид параллелизма частушек можно назвать также свободно-поэтическим, так как он не сковывает создателя частушки никакими символико-поэтическими рамками и канонами, а, наоборот, позволяет втягивать в параллельные поэтические ряды решительно все образы реальной действительности, дает возможность безгранично расширять тематику частушек.
Мы рассмотрели двучастные частушки, построенные на основе синтаксического параллелизма. Каждая такая частушка состоит из двух законченных предложений. Однако в большинстве двучастных частушек мы не находим подобного параллелизма. В таком случае частушка представляет собой или одно сложное предложение, или два простых различных по своему характеру предложения. Смысловые связи и отношения между первой и второй парами строк в таких частушках могут быть самыми разнообразными.
Одну из таких связей между первой и второй парами строк частушек верно подметил В. П. Аникин. «Разумеется, в каждом отдельном случае, в зависимости от выражаемого душевного движения, частушка находит свой характерный строй, — пишет исследователь, — но почти повсеместно четырехстрочная частушка строится по одному «структурному» типу. Первая половина (две строки) немногими, но самыми существенными чертами вскрывает жизненно-бытовую ситуацию:
Расставались с дорогим
У куста ольхового.
Третья и четвертая строка, как правило, выговаривают отношение поющего к тому, о чем шла речь в двух первых строках. В нашем случае частушка завершается так:
Мне теперь уж без него
Не будет дня веселого».
Можно, разумеется, указать и на другие случаи, когда в первой части частушки сообщается какой-либо факт, а во второй говорится о реакции на это сообщение, дается определенная оценка того или иного события. Например:
Как по улице я шла,
Прокламацию нашла.
Не пилось, не елося,
Прочитать хотелося.
(Елеонская, № 328)
Однако преувеличивать значение отмеченной логической структуры не стоит. Как показали исследования, не менее распространены случаи, когда между первой и второй парами строк частушек существуют другие взаимосвязи. Наиболее характерными из этих типов структуры двучастных частушек нам представляются следующие:
1. Когда вторая часть частушки разъясняет смысл ее первой части. Например:
Развеселая беседушка
Меня не веселит;
Потому не веселит:
Рядом милый не сидит.
(Симаков, № 696)
Шел я Ладожской канавой,
Шел я слезы проливал;
Из-за тебя, моя хорошая,
Все плакал и рыдал.
(Елеонская, № 8)
2. Когда вторая часть частушки конкретизирует содержание первой части. Например:
Не ходите, девки, замуж;
Замужем худая жись:
На вечерку не пускают,
Говорят, что спать ложись.
(Елеонская, № 261)
Ты бери, забава, замуж,
Я умею работать:
Жать, косить, коров доить,
На обе руки молотить.
(Симаков, № 1760)
3. Когда, наоборот, вторая часть в известном смысле обобщает содержание первой части, включает в себя какой-нибудь вывод или заключение. Например:
Сегодня нету дроли
И завтра не придет;
Вся веселая неделюшка
Задаром пропадет.
(Симаков, № 431)
Полюбила себя хуже,
Да и тот ломается;
Никого любить не буду —
Мне никто не нравится.
(Симаков, № 677)
4. Когда в первой и второй частях частушки повествуется о двух следующих друг за другом во времени поступках:
Через речку не был мост,
Я кричала перевоз;
Меня душечка-Ванюшечка
На ручках перенес.
(Елеонская, № 76)
Я ходил, ходил по полюшку,
Ходил да горевал;
Свою круглую тальяночку
С досады изломал.
(Симаков, № 1025)
5. Когда первая пара строк представляет собой повествование, а вторая — речь героя:
Меня милый уверял,
Конфетку с ягодкой давал:
— Бери, милая моя,
Готовься замуж за меня.
(Симаков, № 24)
Я косила осенью,
Любовалась озимью:
— Эта озимь, эта рожь —
До чего милой хорош.
(Елеонская, № 206)
6. Когда в первой части частушки говорится опричине, а во второй оследствии. Например:
Веселехонько играет
Мой забавочка в гармонь;
Мое беленькое личико
Пылает, как огонь.
(Симаков, № 33)
Эту тоненьку, молоденьку
Становят под венец!
Вянет, вянет, как травиночка,
Гуляночке конец.
(Елеонская, № 180).
7. И, наоборот, когда в первой части говорится о следствии, а во второй -о причине. Например:
Вы закройте мои глазки,
Чтоб они не видели;
От меня дружка отбили,
Девушку обидели.
(Симаков, № 202)
Сошью блузу бумазейну
С бело-розовой кашюй;
Незнакомый парень миленький
Гонится за мной.
(Симаков, № 178)
8. Особую группу составляют двучастные юмористические частушки, в которых вторая часть будто бы должна убедить нас в справедливости утверждения, заключенного в первой части, а на самом деле она снимает это утверждение. Комический эффект достигается тем, что вторая часть раскрывает фальшивость и несостоятельность положительного утверждения первой части. Вот примеры таких юмористических частушек:
Что нам, что нам не форсить
Что нам не бахвалиться:
У отца одна овца —
Мне рога достанутся.
Меня маменька ругает,
Тятька больше бережет:
Как идешь с гулянья поздно,
Он с поленом стережет.
(Симаков, № 289)
Изучение частушек показывает, что главная закономерность их смыслового построения состоит в следующем: в подавляющем большинстве случаев основное содержание двучастной частушки выражается во второй паре ее строк. Что же касается первой пары строк, то их смысловое значение может быть максимально ослаблено: они могут быть по смыслу ничем не связанными с основным содержанием частушки и выполнять лишь формально-ритмические функции. Мы имеем в виду частушки композиции так называемого формального параллелизма, как, например:
Юбка нова, юбка нова,
Назади четыре шва,
Кабы миленький посватался,
Я бы с радостью пошла.
(Елеонская, № 65)
Полушалок заграничный
На полу валяется;
Кто ноги моей не стоит,
Надо мной ломается.
(Симаков, № 983)
Слушателям особенно не бросается в глаза то, что между первой и второй парами строк нет смысловой связи. Это не всегда обязательно. Главное то, чтобы как можно яснее была выражена мысль во второй части частушки. А этим требованиям приведенные частушки вполне отвечают.
Двучастная композиция частушек облегчает их сочинение. Как отметил в свое время П. Д. Ухов, нередко они сочиняются таким способом: берется первая часть какой-нибудь старой частушки и к ней присоединяется новая вторая часть. Например:
Приневолили родители
Идти за дурака —
Пропадай моя одежа,
Все четыре сундука.
(Симаков, № 1911)
Приневолили родители
Идти за дурака;
Не видала в жизни радости —
Избиты все бока!
(Симаков, № 1908)
Как уже было отмечено, в традиционной лирической песне различные композиционные приемы и стилистические средства находятся в самой тесной взаимосвязи.Эта традиция перешла и в частушки. Выше мы приводили примеры того, как такие средства поэтического стиля, как синтаксический параллелизм, обращения и вопросы, становились основой построения частушек, их главными композиционными приемами. То же самое можно сказать о композиционных функциях повторений и сравнений. Вот частушки, построенные на использовании приема повторений.
Хорошо у речки жить,
Хорошо купаться,
Хорошо ребят любить,
Трудно расставаться.
(Елеонская, № 103)
Прощай горы, прощай селы,
Прощай, милая весела,
Прощай, город Кострома,
Прощай, хорошая моя.
(Симаков, № 2015)
А эти построены на использовании отрицательных сравнений:
Не туман ложится на землю,
Не серая роса;
Со печали помутились
Мои серые глаза.
(Симаков, № 1920)
Не деревня меня сушит,
Сушит кругленький домок;
Где крашенные окошки,
Тут хороший паренек.
(Симаков, № 637)
Все сказанное позволяет заключить, что композиция частушек отличается яркой жанровой спецификой. Поэтому следует признать ошибочным стремление некоторых исследователей композицию частушки автоматически выводить из композиции традиционных лирических песен.
Генетически некоторые приемы построения частушек, как мы видели, связаны не только с традиционными (частыми и протяжными) песнями, но также с пословицами и поговорками (например, прием логического, свободно-поэтического параллелизма). Однако большинство приемов композиционной организации материала в одночастных и особенно двучастных частушках свидетельствует об их жанровой оригинальности, поэтическом своеобразии и новаторстве.
