Предварительное замечание. В предыдущей лекции мы увидели, что соединение Гения, Святого, Героя требует промежуточных эволюционных ступеней

В предыдущей лекции мы увидели, что соединение Гения, Святого, Героя требует промежуточных эволюционных ступеней. Попытаемся предположить возможность соединения качеств триады Гений—Святой—Герой по два. Получим три возможности:

1) гениальность, соединенная с героизмом;

2) гениальность, соединенная со святостью;

3) героизм, соединенный со святостью.

Очевидно, что наиболее проявленным в истории человеческого воображения и поступков является путь, соединяющий героизм и святость. Вспомним Героя любой мифологии, который сражается с Чудовищами Хаоса, — Гильгамеша, Геракла, Тесея. Вспомним образы христианской мифологии — Георгия Победоносца и архангела Михаила. С другой стороны, все личности, оставившие героический след в истории как вожди народов, в той или иной степени пытались окружить себя ореолом святости или хотя бы сакральности. Тут весьма показателен Александр Македонский, объявивший себя сыном Зевса и сам поверивший в это. Такая вера придала ему нечеловеческую жестокость по отношению ко всем, противящимся его воле. На памятиXX века освящение образов таких вождей, как Сталин и Гитлер...

Так идея соединения героизма и святости, столь плодотворная в мифологии, переходя в реальность поступка, приобретает разрушительные черты.

Абсолютное соединение героизма и святости характерно для языческих культур. В христианстве абсолютность этого соединения утрачивается. Пути героизма и святости расходятся, святость обретает собственную стихию. Христианские святые не обязательно герои — часто они приобретают святость вопреки героическому — властвуя над плотью, они не развивают ее, а усмиряют и преодолевают.

Героизм как таковой не становится в христианской культуре основанием для святости. Напротив, святость рассматривается как высший героизм. Неоязыческие тоталитарные режимы XX века могли возникнуть только как отрицание христианства.

Но историческое христианство с его культом святости пыталось соединить устранение от жизни со стихией героизма и воли к власти, с активным освящением стихии героизма. Наиболее ярко это проявилось в католицизме. Здесь идея монашества дополняется практикой создания монашеско-рыцарских орденов, создаваемых изначально для ведения крестовых походов. Но эта практика часто приводила к победе либо героизма, либо святости.

Очевидна невозможность соединить святость и героизм без идеи творчества и гениальности. Только творчество и гениальность как его высшее проявление реально переводят волю к власти и волю к состраданию в некое более высокое качество — вдохновение. Святость без идеи творчества есть отчуждающее преклонение перед Божеством, героизм вне гениальности — материальное самовозвеличивание, также приводящее к отчуждению и одиночеству.

Однако гениальность сама по себе еще не соединяет героизм и святость. И в той мере, в которой она не может сразу и мгновенно соединиться со святостью и героизмом, актуальными становятся два первых пути к Богочеловеку — путь соединения гениальности и героизма, а также — гениальности и святости.

Назовем первый путем Сверхчеловека, а второй — путем Метачеловека. Что они означают и каково отличие между ними?