Книжно-славянская традиция в русском литературном языке второй половины XVII в. Язык произведений Симеона Полоцкого

Во 2-ой половине 17 в. начинается третий период в истории русского литературного языка. Отметим особенности языковой ситуации этого периода. 1. Объединились московская и киевская традиции церковнославянского языка, функции церковнославянского языка расширились. Церковнославянский язык становится языком культа и науки. 2. Характерно сильное влияние латинского языка. Заимствование и калькирование характерны для различных областей и охватывает сферу риторики, математики, астрономии, военного дела и административной деятельности. В это время заимствуются такие слова: аффект, фабула, вертикальный, нумерация, минута, градус и др. Слова, заимствованные ранее из греческого языка, латинизируются (перемещение ударения, изменение написания). Отмечается синтаксическое влияние: глагол ставится в конце предложения. 3. К этому времени перестаёт существовать языковая ситуация диглоссии книжно-славянского и народно-литературного типов языка. Формируется единый русский литературный язык как полифункциональная система. О разрушении диглоссии свидетельствуют такие факты, как пародирование сакральных текстов («Слово о бражнике», «Сказание о крестьянском сыне», «Сказание о Куре и Лисе») и разрушение этикета диглоссии, с которым связана невозможность перевода с одного типа языка на другой (об этих фактах упоминает Б.А. Успенский). В русской словесности два типа языка начинают взаимодействовать и переплетаться: книжно-славянская форма может передавать несакральное содержание; сакральное содержание передаётся языковой формой, основанной на взаимодействии книжно-славянских и народно-литературных средств («Повесть об основании тверского Отроча монастыря», «Повесть о Савве Грудцыне»). Поэтому при описании языковой ситуации уже неуместны такие термины, как «книжно-славянский тип», «народно-литературный тип». На смену им приходят «книжно-славянская традиция» и «народно-литературная традиция» в русском языке. Если тип – это целостное, системное проявление определённых признаков, то традиция – это «остатки» типа, его элементы, связанный с культурной памятью языка.

Можно отметить два аспекта существования церковнославянского языка: статичный и динамичный. Статичный аспект характерен для религиозной литературы, где наблюдается процесс архаизации: церковнославянский язык «застывает», становится каноническим и в целом сохраняется до наших дней. Динамичный аспект связан с использованием церковнославянских средств в научной и художественной литературе. Церковнославянские средства стали неотъемлемой частью русского языка. Примерами воплощения книжно-славянской традиции являются ораторская проза, драматургия, виршевая поэзия К.Истомина, С. Медведева и С. Полоцкого. Слово «вирши» заимствовано в 60-е годы 16 в. из польского языка, в переводе с латинского «стихи». С виршевой поэзией связано появление говорного, рифмованного стиха. В виршах церковнославянизмы выполняют поэтическую функцию: реализуют попытку подчеркнуть специфику поэтического слова особой формой, ориентированной на сакральную традицию словесности. Тематика виршей разнообразна. В виршевой поэзии формируется стиль русского барокко (от итал. «странный, причудливый»), связанный с причудливыми образами, с причудливым использованием языковых средств и, по сути, продолжающий традиции стиля «плетение словес». Духовную основу барокко характеризует А.М. Камчатнов, сопоставляя её с отношением к книге в Древней Руси. Смещаются те духовные акценты, которые были ключевыми в культуре книжников Древне Руси: книга душеполезная; «не столько человек владеет книгой, сколько книга владеет человеком, «врачует» его»; «книга подобна иконе; это духовный авторитет и духовный руководитель». Для культуры барокко характерно иное отношение: «Слова, которые отмыкают двери барочного полигисторства (от греч. «многознающий»), – наука и премудрость. Премудрость – некий интеллектуальный феномен, «наука», знание как таковое. Интеллект ненасытен, он требует всё новой и новой пищи. Книга – собеседник. Чем меньше человек прочитал книг, тем меньше он знает и тем ниже ценится в среде интеллектуалов. Его кругозор прямым образом зависит от его библиотеки». Также А.М. Камчатнов отмечает такую черту барокко, как универсализм: «Формирующаяся империя требовала такой культурной формы, которая помогла бы преодолеть культурный изоляционизм Московской Руси».

Церковно-славянский язык в сфере художественного твор-ва во второй половине 17 века начинает восприниматься как высокий стиль рус-кой лит-ры. В произведениях симеона полоцкого намечается стилистически ориентированное применение церковно-славянского, сугубо книжного языка. Его произв-я - это средства наставления читателя на путь истинный, это поучения, а также зарисовки отрицательных явлений, которые порочат род людской: невежество, пьянство, обжорство. жестокость и др. Он пишет эпитафии, толкования, увещания. Средства книжно-славянского языка противопоставлены обиходно-бытовой речи. это придает изложению напыщенность, нарочитую риторичность. стихотворные произведения Полоцкого вбирают сугубо книжные церковно-славянские слова: «грядите – идите, дщерь – дочь, драги - дорогой». Слова такого рода пополняют поэтическую лексику литературного языка. В его поэзии пристрастия к сложным словам. прилагательным, которые выступают в роли экспрессивных эпитетов типа: благонасажденный. златозарный, мрачноочный. Уделяется внимание выразительным возможностям усеченных форм прилагательных и причастий. порядок слов в стихотворной строке несколько иной, нередко зависимые или согласуемые слова отдаляются друг от друга. Единицы церковно-славянского языка придают необычность стихотворному тексту, контрастируют со словами и формами обиходно разговорной речи типа: монаси – монахи, мнози – многие. Средства книжно славянской речи применяются к изображению ситуаций. которые не были предметом философско-дидактической интерпретации действительности. Книжно напыщенным может быть описание бытовых явлений. средства книжной риторики используются при описании обрядов, выражении личных симпатий, волеизъявлений. В стихотворениях обличаемое сопровождается оттенками морализации. Изображаемый предмет представлялся в виде поэтической абстракции, поэтому средства книжно славянской речи являлись средством перевоплощения в условно иносказательные.

15.Народно-литературная традиция в русском литературном языке второй половины XVII в. Язык «Жития» протопопа Аввакума. Народно-литературная традиция представлена в жанре светской повести, в деловом языке, в произведениях демократической сатиры, в творчестве протопопа Аввакума. В текстах, реализующих народно-литературную традицию, проявилась демократизация языка. Основные проявления: – активное использование средств живой разговорной речи; – взаимодействие различных языковых стихий; например, в «Повести о Фроле Скобееве» мы встречаем разговорные средства (убраться – «приготовиться к визиту»; обнести – «осрамить, обесчестить»; тужить – «горевать, печалиться»; дворянин небогатой, убор девичей (им. п. ед.ч.); использование большого количества глаголов говорения и движения); канцеляризмы (имелся дворянин, имелась дочь, учинил наследником, справил деревни за собою); западноевропеизмы (реестр, банкет, квартира, карета, публикация, персона); галантные выражения (возыметь любление, взять намерение, увеселительные вечера, была в печали); – возрастание личностного начала – воплощение творчества и стиля. Личностное начало ярко представлено в «Житии» протопопа Аввакума. Наряду с жанровым новаторством (житие, им самим написанное; дневниковая проза) для текста «огнепального» протопопа характерно и языковое новаторство, которое проявляется во взаимодействии народно-литературной и книжно-славянской традиций и в развитии функций смеха. Книжно-славянская традиция в тексте создаёт высокое стилевое начало, когда изложение приближается к взволнованной проповеди и передаёт обличительный пафос. Народно-литературная традиция является доминирующей и создаёт стилевое начало, которое сам Аввакум называет «вяканье», «воркота», «ковырянье». Это разговорное, естественное повествование, простое и искреннее. Народно-литературная традиция помогает автору выразить исповедальное, личностное начало. Протопоп Аввакум использует приём «наивного динамического повествования, проникнутого юмором» (Д.С. Лихачёв). Д.С. Лихачёв говорит о многообразии функций смеха в произведении: – преодоление гордыни (юмор в отношении к себе); – щит против страха; – проявление доброты, терпения и смирения (в отношении к мучителям); – злая ирония. Таким образом, творчество протопопа Аввакума стоит у истоков русской автобиографической прозы.