Глава 8. Происхождение души. Гогоцкий

Поскольку именно в сороковых—пятидесятых годах девятнадцатого века русская философия выздоровела от болезни вольфианства, будет любопыт­но сравнить предыдущий рассказ с понятием души самого Гогоцкого, кото­рый так трезво и с таким знанием писал тогда о психологии Вольфа.

Сильвестр Сильвестрович Гогоцкий (Гоготский) (1813—1889), ученик Пет­ра Семеновича Авсенева, был профессиональным философом. Сначала ре­лигиозным, но потом был освобожден от духовного сана и целиком ушел в преподавание философии. Во время гонений на философию и ее запрет пос­ле 1850 года работал цензором и одновременно задумал и начал создание первой в России философской энциклопедии — «Философского лексико­на», — которую завершил уже будучи заведующим кафедрой философии Киевского университета. Писалась эта энциклопедия с 1857 по 1873 годы.

В 1876 году создал на ее основе первый в России краткий Философский словарь. Словарь этот действительно краток, и мне ничего не стоит привести полностью его словарную статью, посвященную душе.

Круг четвертый. Научная и духовная философия — Слой второй

«Душа. Душою называют внутреннее начало, которое животворит наш телесный организм и обнаруживается в нашей жизни проявлениями познава­тельной или теоретической и нравственной или практической деятельности. К таким проявлениям относятся — ощущение, наблюдение, представление, ин­стинкты, страсти, воля, и т. д. Исследованием подобных проявлений занимается психология» (Гогоцкий. Философский словарь, с. 20).

Уже в этом излишне кратком определении видно, что Гогоцкий «пере­учился». Иначе говоря, он уже очень зависим от новой научной моды и мешает слова и понятия из разных образов мира. Он как бы хвастается тем, что знает современные иностранные словечки, и тем словно заявляет о при­надлежности к определенному сообществу. Кстати, это было оценено, и его, почитай, единственного из всех религиозных философов похвалил Шпет, что для меня — знак настораживающий.

Тем не менее, я намерен, насколько возможно, подробно разобрать его статью о душе из «Лексикона». О душе говорится во втором томе. И это весь­ма объемная статья, сплошь построенная на фехтовании эрудицией и похо­жая на мозаику из цитат и мнений европейских ученых. Однако, если про­рваться сквозь эту мишуру к самому Сильвестру Гогоцкому, то можно обнаружить и нечто такое, без чего наука о душе будет не полной.

«Душа. Подробное развитие понятия о душе относится к полной науке о душе или к психологии; в краткой статье мы можем изложить только неко­торые, самые главные понятия о ней, с присовокуплением мнений некоторых мыслителей.

Не у всех мыслителей понятие о душе имеет одинаковое значение» (Гогоц­кий. Философский лексикон, с. 634).

После такого начала идет несколько страниц истории предмета, после чего заявляется:

«Итак, что же такое человеческая душа в этом общем смысле? Какие отличительные черты психология должна признать в ней? Ограничим наш от­вет немногими словами» (Там же, с. 638).

Этими «немногими словами» Сильвестр Сильвестрович будет ограни­чиваться почти тридцать страниц, причем, в точности так же излагая все возможные и существующие учения. Правда, иногда среди наукообразного хлама будут мелькать его собственные мысли. Первая:

«Как бы мы ни называли начало мыслящее, чувствующее и волящее в нас, дело в том, что оно есть» (Там же, с. 639).

Что такое душа, Гогоцкий не говорит. И нельзя понять, существо ли она для него или же понятие. «Начало»! — как он скажет в Словаре через несколько лет. И все же это прекрасная основа для рассуждения.

«Но общим признанием начала или основания душевных отправлений далеко еще не исчерпывается смысл вопроса о душе. <...>

Относится ли наша душа к одному разряду с известными нам физическими силами и деятелями, или она по своей природе и назначению, выше их и необъяс­нима никакими физическими законами и силами? Есть ли наша душа нечто постоянное, негибнущее, имеющее свое основание выше и глубже наблюдаемого

Глава 8. Происхождение души. Гогоцкий

нами сочетания физических сил и деятелей, или наоборот она только — резуль­тат их, подобно свету горящей свечи, исчезающему с прекращением процесса горения, или иначе, есть только плод нашего отвлечения, которому в действи­тельности нет ничего соответственного в смысле самостоятельного существа?» (Там же).

Далее он делает решительное заявление, которое я не понимаю, хотя допускаю, что так он заявил, что считает душу существом:

«Как ни странна, по крайней мере при отчетливом понимании характера душевной деятельности, решительная отрицательность в ответах на этот воп­рос, однако же не было недостатка в подобном направлении понятий о душе» (Там же).

Впрочем, далее становится ясно, что душа для Сильвестра Гогоцкого — это душа, а себя он относит в этом вопросе к идеалистам.

«Тогда как одни признают необъяснимость души физическими деятелями и силами, самостоятельность души, и еще далее, зиждительность ее в отноше­нии к телу, другие, наоборот, считают ее только произведением временного соче­тания физических деятелей или вещественных частиц. <...>

Как бы ни унижали последователи материализма суждения идеалистов в этом важном вопросе, но при серьезном и внимательном исследовании мнений обеих партий, нельзя, во имя самой науки, не предпочесть первого взгляда» (Там же, с. 640).

Свое доказательство бытия души Гогоцкий выводит из понятия тожде­ства сознания или самосознания себя. И, как ни странно, влетает при этом в вольфианство, которое так удачно критиковал в том же самом «Лексико­не».

«Делая вывод на основании единства и тождества души о невещественно­сти ее, психология утверждается на той несомненной истине, что, как мы ска­зали, не только идеальное единство души, но и всякое живое единство не может быть результатом вещественного сложения, что только в механическом целом анализ первенствует над синтезом, но во всякой живой целости синтез предше­ствует анализу. Но как скоро живое идеальное единство души не может быть результатом вещественного сложения, то и самый вопрос о действительности бытия души и об отношении ее к этому сложению должен принять другое направление, в сравнении с тем, какое дают ему материалисты» (Там же, с. 641-642).

Понимать слабости другой философской школы еще не означает иметь от нее свободу. И уж тем более непросто создать что-то иное, заменить на свое. Материализм, каким он был во времена Гогоцкого, — а он много разбирает «Силу и материю» Бюхнера, — конечно, был школой не столько философской, сколько политической. И спорить с ним было проще, чем сотрудничать. Впрочем, сотрудничать с ним было нельзя вообще, потому что материализм девятнадцатого века сросся с революционным движением и требовал не научного или производственного, а политического взаимо­действия. А это означает лишь одно: полное уничтожение всего иного. Либо ты враг, либо ты воинствующий материалист. Середины не дано.

Круг четвертый. Научная и духовная философия — Слой второй

Поэтому можно понять и мыслителей той поры: они все были вынужде­ны заявлять в отношении Материализма политическую позицию, и в итоге попадали в один из лагерей. Чистые ученые не выживали.

Сейчас все изменилось. И упертость сторонников существования души, доказывающих, что душа должна быть идеальной, но при этом пытающихся ее изучать, выглядит печально. Ради того, чтобы не сдаться Материализму, как враждебному Божеству, они готовы были встать на позиции любого дру­гого изма и превращали душу вслед за Декартом в математическую точку, вслед за Лейбницем в монаду, вслед за Вольфом в неразложимое единство, лишающие их мысль любой возможности действительно изучать душу. И даже собственный многовековой опыт созерцания души в упражнениях христи­анской аскезы превратился к этому времени чуть ли не во врага религиозной философии, потому что мешал доказывать, что материализм не прав!

С помощью опыта созерцания доказывать нельзя, он не раскладывается на доводы и аргументы. Чтобы доказывать, нужно иметь орудие доказательств — логику, которая работает лишь в рамках большой искусственной системы, именуемой философией. И Православие снимает лучшие свои силы с созер­цания и бросает их на подъем философской целины. И они размениваются на то, чтобы воевать и оспаривать...

Я пропущу сразу двадцать страниц таких споров и приведу изложение Гогоцким лишь одного вопроса, без которого наука о душе была бы неполна.

«На третий вопрос — о происхождении или возникновении души в нашем теле — также были различные и не более удовлетворительные ответы...

Так одни полагали, что настоящая жизнь нашей души есть только продол­жение другой, предшествующей в другом мире, и что наша душа переходит из этого мира в такой или другой телесный организм на земле, соответственно своему достоинству и предшествовавшему развитию (Душепереселение).

Верная сторона его, по нашему мнению, заключается в признании априорно­сти или первенства души вообще перед телесным организмом по своему началу, или что не душа есть результат комплекса вещественных атомов, но наоборот, телесный организм есть произведение формирующей его души, которой органи­зующее могущество выражается отчасти, быть может, и в сознательной на­шей жизни — во влиянии душевного расположения на состояние здоровья, или в силе фантазии, образующей целый строй своих идеальных созданий. <...>

Мало-помалу начали делать попытки к объяснению самого происхождения души. В этих попытках... обозначились два направления.

Одни, не простирая своего взора далее физической стороны рождения, как чувственного явления, думали, что оно вполне объясняет и происхождение души. Но физическим рождением ничего не объясняется; оно обозначает только пере­ход органического тела из одного наблюдаемого состояния в другое, но не каса­ется причинной связи между состоянием человека с его душою до начала его отдельного, индивидуального развития и после него.

Если принять физическое рождение человека как причину происхождения души, то нужно вместе с тем решить, как оно происходит: через отделение ли вещества или через отделение и сочетание вещественных частиц и так далее?

Глава 8. Происхождение души. Гогоцкий

С принятием такого или другого способа физического происхождения души, необходимо решить другой вопрос: каким образом выделившаяся часть целого превращается в живое начало, вырабатывающее не только новую цельную сис­тему органов тела и его морфологический тип, но и сознательное единство всех психических отправлений. Но очевидно, что физическим рождением также нельзя решить этого вопроса, как нельзя комплексом вещественных частиц объяснить душевной деятельности.

Другие думали, что при образовании каждого нового организма Бог каждый раз творит новую душу.

И это мнение имело последователей, особенно между пелагианами. Кроме того, этому же мнению следовали почти все схоластики, воображая вдобавок, что оно согласно с мнением Аристотеля. Последователей этого мнения называ­ли креационистами, а самое учение креационизмом. Как ни трудно согласить это учение с непрерывною связью причин и действий, приводимых в ход в доступ­ном нам мире, однако же и оно замечательно в том отношении, что выражает сознание невозможности — объяснить происхождение души вещественными при­чинами.

Наконец, существовала еще одна гипотеза, что все души, как семена, заклю­чались в первом человеке, и от него переходят с помощью физического рождения.

Этого мнения, называемого в отличие от предыдущего традуцианизмом, при­держивался Тертуллиан, потом Лютер, принявший его к учению о первородном грехе; наконец и Лейбниц думал, что только с принятием этого мнения можно согласить философию и богословие. "Я готов думать, — говорит он (Теод., 1, §91),— что все души, которые должны сделаться когда-нибудь душами челове­ческими, или другими подобными, существовали в восходящей лествице наших предков даже до Адама, и следовательно от начала мира существовали в неко­тором организованном виде. Но, — прибавляет Лейбниц, — души, бывшие снача­ла только животными, получают разумность только с рождением человеческой особи, которой они должны принадлежать"» (Там же, с. 660—662).

Далее Гогоцкий надолго уходит в разбор понятия животной души и внезапно завершает всю статью отсылкой к авторитету какого-то малоизве­стного немца — Герлаха:

«А потому, наблюдая стройную постепенную последовательность царств природы, мы должны тем не менее признать, что душа человеческая есть не результат самопроизвольного преобразования природы низших животных, но про­изведение высшего, привходящего к физическим условиям жизни, акта божествен­ного творчества и носит на себе печать другого высшего призвания, в сравнении с другими, низшими царствами животных (см. Герлаха)» (Там же, с. 665).

Похоже, в шестидесятые годы девятнадцатого века даже русские рели­гиозные философы уже с трудом верят в исходные положения христиан­ства, и вынуждены подпирать себя любыми мнениями, лишь бы они были из Европы...

Круг четвертый. Научная и духовная философия — Слой второй

Впрочем, это беда одного из сообществ прежней России, мне же важ­но, что вопрос о том, как рождается душа, поставлен. Ответы на него, и правда, какие-то невнятные. Но означать это может только одно: здесь скры­вается тайна!