Слово о весне, третье

В настоящее время естествоиспытатели любят смотреть на природу, нас окружающую, как на заветную храмину древностей, наполненную всякого рода памятниками давно прошедших событий, и стараются посредством собрания сих памятников, без письмен и преданий, восстановить историю первобытно­го мира. Отдавая справедливость их неутомимым трудам и пожелав им вместе с сим теснейшего знакомства с бытописанием Моисеевым, которое одно сооб­щает более истинного понятия о первых днях мира и человека, нежели сколько доселе можно было извлечь о том сведений из всех многотрудных открытий на поверхности и в недрах земли, заметим, что природа, нас окружающая, сви­детельствуя и наружностью и внутренностью своею о грозном и печальном прошедшем, в то же время для внимательного наблюдателя может служить провозвестницею великого и радостного будущего. Книга природы в сем от­ношении похожа на книгу Откровение, в коей история и повесть соединены и, так сказать, перемешаны с пророчествами и предзнаменованиями. Посему долг естествоиспытателя - не останавливаться при рассматривании природы на познании одного прошедшего, но и устремлять, хотя по временам, взор к тому великому и славному будущему, коего, по замечанию святого Павла, «чает» и к коему готовится вся тварь (Рим. 8; 19).

Время года, нами рассматриваемое, также не лишено прорицательного зна­чения. Так взирал на весну Сам Господь и Спаситель наш. Припомните послед­нюю беседу Его с учениками на горе Елеонской о последних днях мира. Же­лая пояснить для них указанные Им признаки будущей кончины мира и Свое­го пришествия, Он обратил внимание их на то, что происходит с деревами при наступлении весны. Возьмите, вещал Он, пример со смоковницы: «когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето; так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях» (Мф. 24; 32-33). Подобным образом и апостол Павел, чтобы прояснить возможность будущего востания из персти земной наших тел и защитить Евангельское учение о сем от недоумений, обращается также к весне, и в судьбе воскресающих в это вре­мя от смерти зимней семян находит предъизображенной судьбу тел человечес­ких, имеющих, подобно семенам, принять новый и лучший вид в день всеоб­щего воскресения. Последуя сим указаниям, взглянем, братие, на весну, как на образ и провозвестницу будущих всемирных событий.

Весна изображает будущее обновление мира уже неизвестностью своего наступления. Всяк знает зимою, что должна наступить весна; но когда именно она начнется, сего не может сказать ни один мудрец. Подобным образом все ожидаем вечной весны в новом мире; но когда последует конец мира настоя­щего, сие ни для кого недоведомо (непостижимо). Напрасно благочестивая, но неосторожная любознательность, уверив наскоро себя, силится потом уверить других, что она нашла способ предузнать время скончания мира; вопреки сему годы и столетия идут и преходят, показуя, что они навсегда положены во влас­ти Господа времен и лет, и потому не подлежат никаким выкладкам и расчетам человеческим. Напрасно и неверие брало бы отсюда повод и причину отвер­гать будущее пакибытие мира и подрывать толико отрадное для всех стражду­щих и обремененных учение Евангелия об ожидающем всех и каждого возда­янии за подвиги и жертвы для добродетели. После долгих и премрачных дней ожидания, наступит наконец и величественный день исполнения: явится небо ново и земля нова, «в нихже одна правда живет» (2 Пет. 3; 13), и откуда навсегда будет изгнана всякая печаль и всякое воздыхание.

Где это новое небо и эта новая земля теперь? Здесь же, под сим ветхим небом и сею устаревшею землею. Как может до времени сокрываться новое будущее под ветхим настоящим, это каждый год показывают нам зима и весна. Природа зимою и природа весною так между собою противоположны, что ка­жется, это не одна, а две природы, совершенно различные; и если бы кто не видел никогда весны, то среди зимы ему трудно представить, чтобы там, где все покрыто снегом и льдом, цепенеет в мертвом безчувствии, через несколько времени все могло ожить, расцвести, препоясаться радостью и красотою. Между тем в природе, в продолжение зимы, находится весь запас для красот будущей весны; самая зима есть не что иное, как необходимое приготовление к тому; под единообразным и грубым покровом ее совершается тайна возобновления сил природы, истощенных летним плодоношением. Так и под грубою пеле­ною нынешнего образа и состава вещей, во внутренней храмине естества, уго­товляется таинственно прекрасный вид будущего нового неба и новой земли. Когда приготовления окончатся, тайная работа будет довершена; тогда завеса отнимется и наступит великий день всемирного обновления.

Как будет поднята завеса? Подобно тому, как она поднимается ежегодно в начале весны. И тут всякий раз бывает, можно сказать, преставление всех ве­щей, нас окружающих, и небо и земля приемлют новый вид: солнце, тонувшее в туманах, едва бросавшее лучи, смиренно и как бы нехотя ходившее вскрай гори­зонта, вдруг приемлет свойственную ему величавость, восходит на верх свода небесного, бросает потоками свет и теплоту; земля пробуждается от зимнего сна, сбрасывает с себя оковы льда и снега, проникается теплотою и жизнью, и износит все, что хранилось в ее недрах. Подобное сему, но гораздо в большем размере, произойдет, по учению слова Божия, в конце мира. И тогда главными действователями будут свет и теплота; но они расплавят уже не поверхность только земную, не ледяную кору, а самый состав, самое сердце земли; тогда, по выражению апостола, самые стихии «сжигаемы разорятся» (2 Пет. 3; 10). Где возьмется столько света и теплоты? А где их нет теперь? Ударьте камень о камень - и явится огонь; ударьте лед об лед - и тут огонь. Внутри каждой вещи пламень; стоит только возбудить его, и он обнимет собою все видимое.

Как с наступлением весны все, лежавшее внутри земли и способное ожить, оживает и выходит на поверхность ее, а что оставалось на сей поверхности принимает новый вид, так и в день всемирного пакибытия все телеса челове­ческие, почивавшие как семена в утробе земной, оживут и восстанут из пер­сти. А с теми из собратий наших, коих сей великий день обновления застанет в живых, произойдет, по уверению апостола, перемена другого рода: они, не умирая, получат новое тело, сообразно новому образу лучшего бытия; и по­елику тогда все будет совершаться с необыкновенною силою, то изменение сие, по уверению того же апостола, последует с чрезвычайною быстротою, яко «во мгновении ока» (1 Кор. 15; 52).

Займем еще от весны, по примеру апостола Павла, способ к устранению недоумений об истине нашего будущего воскресения, от коих приходят иногда в смущение души самые добрые.

Для плотского разумения, привыкшего останавливаться единственно на том, что видит глаз и слышит ухо, и не умеющего восходить от видимого к невиди­мому, может казаться непостижимым, даже противоестественным, учение Еван­гелия о воскресении тел человеческих. Откуда возьмется плоть, которая давно обратилась в прах и смешалась с землею, или рассеялась по воздуху? Тем паче как могут воскреснуть те из тел, кои, обратившись в землю и войдя в состав ее прозябений, чрез них сделались пищею, и следовательно, принадлежностью других тел человеческих? Все сие представляется неудоборешимым и темным. И на все сие как бы, думали вы, отвечает святой Павел? «Безумие..». - восклицает он, - «еже севши, не тело будущее сееши, но голо зерно, аще случится, пшеницы или иного от прочих: Бог же дает ему тело, якоже восхощет, и коемуждо семе­ни свое тело» (1 Кор. 15; 36-38). Сравнение весьма верное и потому весьма убе­дительное. Ибо что мы действительно сеем осенью? Не статные и высокие стеб­ли, не золотые колосья, а голое зерно, которое, в продолжение зимы, замирает, а перед наступлением весны, от усилившейся теплоты земной, теряет свой вид и приходит в состояние тления; но это самое истлевание и смерть служат осно­вою, началом и условием будущего стебля и колоса, так что те зерна, кои не умерли таким образом до наступления весны, не могут дать от себя ничего, ос­таются в земле и обращаются в прах. Подобно сему и предаваемые земле телеса человеческие суть семена будущих тел новых, в кои должно облещись нам в великий день воскресения. Находясь в недрах земных, они разлагаются на свои составные части, очищаются посредством тления от всех видов бренности, и таким образом уготовляются к тому, чтобы из них, в свое время, действием все­могущей силы Божией, возникла чистая, первобытная телесность, способная достойно облечь собою уже на всю вечность бессмертный дух человеческий.

Сим же самым сравнением, взятым от семени весною, разрешается совер­шенно и другое недоумение: как восстанут в день воскресения те из тел, кои смешались с другими телами и обратились, по-видимому, в их состав? Возьми­те осенью семена разных растений и смешайте их как угодно; бросьте потом их в землю и смешайте, сколько можно более, эту землю: вы не смешаете сим ве­сеннего всхода; ни одно из семян не забудет своей природы; пшеничное зерно явится пшеницею, роза розою, виноград виноградом; все удержит свою приро­ду, свой вид так, как бы вы посадили его особенно. Удивительно ли после сего, если и наши телеса, несмотря на многообразное смешение их в персти земной, сохранят каждое свою природу? Что составляет в них семя и основу будущего, вечного тела, то ни с чем не может смешаться, ни во что не может претвориться; то неразрушимо и соблюдется всецело до дня всеобщего воскресения.

Все убо, уснувшие сном смерти, восстанут в великий день сей. Но, Боже мой, сколь различна будет участь и свойство восставших! Телеса праведных будут чисты, светоносны, украшены всеми совершенствами, какие токмо воз­можны для тела человеческого; а телеса людей грешных будут выражать со­бою все внутреннее безобразие души нечистой и отверженной. Истина пора­зительная, отдаленная, по-видимому, от всякого опыта, и однако же, дающая себя видеть отчасти каждую весну самому простому глазу. Посмотрите на ка­кой угодно сад: в нем, с новою весною, все обновилось, цветет и благоухает; а некоторые ветви и деревья, кои в продолжение зимы не сохранили в себе внут­ренней жизни, и теперь голы, сухи, мертвы и безобразят собою прекрасный вид прочих дерев. Весна принесла с собою жизнь, новое облачение и красоту всему царству растений; они одни остались с зимнею наготою и безобразием. Почему? Потому, что в них угасла внутренняя жизнь, потеряна способность принимать питание, дышать воздухом и двигать свои соки. И вот верное изоб­ражение человека грешника в день будущего воскресения! И он останется цел среди всеобщего превращения вещей, поелику природа человеческая неразру­шима и бессмертна; но будет подобен древу засохшему или замерзшему. Когда под новым небом, на новой земле все оживет и будет наслаждаться новым, лучшим образом бытия, он явится мертв духом, безобразен телом и подверг­нется участи древ засохших. Да, братие мои, если и садовник не терпит долго, чтобы вертоград его безобразился весною от сухих дерев, то может ли потер­петь в будущем раю сладости грешников Вертоградарь Небесный? И Он велит собрать сухие и мертвые древа и бросить в огнь вечный. Вечный, говорим, ибо под новым небом, на новой земле все будет вечно.

Чем и как может быть избегнута сия ужасная участь? Очевидно, не на­шею чистотою и праведностью, ибо где человек, иже поживет и не согрешит? Чем же? Верою в Господа Иисуса, Коего заслугами покрываются все неправ­ды наши, Коего Кровь Всесвятая сильна очистить нас от всякого греха. Искренним покаянием во грехах наших, соединенным с оставлением злых на­выков и темных дел, с посильным вознаграждением наших неправд и беззако­ний делами любви и смирения. Се путь на новую землю и под новое небо! Другого нет и быть не может! Аминь.