Схема 14. Метаисторические формы сущностных сил Субъекта 6 страница

Каждая онтологическая эпоха есть некая определенная система вытесняющих и закрепляющих факторов, а потому от эпохи к эпохе человек в своем индивидуальном «развитии» отличается не только наличием исторически приемлемыми качествами, но и наличием качественно различающихся «ментальных деструкций», оформляющихся в различного рода психические заболевания. «Теперь элементы поменялись местами. – пишет Фуко. - Уже не конец времен, не конец света задним числом явит людям, что они были безумны, ибо нисколько об этом конце не тревожились; но именно нарастающее безумие, его незримое нашествие служит признаком того, что мир приближается к конечной катастрофе; и призывает ее, делает ее необходимой как раз людское помешательство»[374].

Современный человек, даже если он внутренне и верит в Бога, то все равно пытается еще и верифицировать эту свою связь с Ним сугубо прагматическим образом, а вдруг он что-то теряет от этой весьма абстрактного отношения, далекого от совокупности отношений реальной жизни в которой реально же присутствует? А потому человек одновременно может быть и святым и грешным преступником. Современный человек предпочитает преступать через многие святые связи и запреты, поступаться само- обладанием, обладанием внутренними духовными благами, благодатью во имя обладания внешним предметным миром, который далеко не благодатен. Человек преступает через те запреты, которые охраняют целостность и универсальность его собственной экзистенции. В конечном счете он осуществляет преступление против самого себя. Последовательный ряд онтологических преступлений исторического человека и составляет конфликтологическое поле его ментальности.

Ментальный конфликт есть ментальный модус экзистенциального конфликта, а потому он не может быть выявлен лишь на пути глубинной интроспеции или применением психоаналитических процедур. Выявление ментальной структуры экзистенциального конфликта позволяет выяснить степень истинности (или ложности) вовлеченных в него онтологических субъектов. Когда акцент делается на предмет (объект) конфликтного взаимодействия, то стороны, субъекты, в него вовлеченные, рассматриваются онтологически сопоставимыми и рядоположными, при этом игнорируются степень их экзистенциальной распакованности и проявленности, а следовательно и доминирующие в них способности и потребности. Вся проблема снятия деструкции в их взаимоотношениях видится лишь в нахождении оптимального консенсуса в их долевом владении предметом (объектом), втянутым в конфликтологическое поле в качестве пресловутого «яблока раздора».

В экзистенциально ориентированном конфликтологическом исследовании объект и субъект как бы меняются местами, и предметом анализа становятся не внешние объективации, а внутренние субъективации реальной действительности. Когда акцент переносится с объектов на субъекты, то доступной для понимания становится совокупность их истинных онтологических статусов, результирующая которых придает конфликтному взаимодействию некий «параллелограм сил и насилия», общий вектор которого и обусловливает общее целеполагание исторической процессуальности и некоторую совокупность возможных альтернатив снятия межсубъектной напряженности. При этом, естественно, становится возможным достижение некоего баланса во взаимоотношениях между субъектами на основе понимания ими сторон, вовлеченных в онтологический конфликт именно в качестве субъектов, с присущими им самобытными способами самореализации в едином для всех них, хотя и внутренне слоистом онтологическом пространстве. Естественно, при этом низшие в экзистенциальном плане субъекты должны каким-то образом суметь понять субъектов высших и тем самым существенно снизить уровень деструктивности в собственных ментальных структурах. Это архитрудная задача, так как для подобного понимания необходима экзистенциальная инверсия и последующая реконструкция ложных структур сознания у конфликтующих субъектов.

Прежде всего, необходимо выявить степень расконсолидированности, вовлеченных в конфликтное взаимодействие субъектов. Острота и масштабность конфликта, его возможные исходы для субъектов в значительной степени обусловлены степенью их внутренней консолидированности. Согласно разрабатываемой нами концептуализации сущего абсолютно консолидированным субъектом является такой, чья ментальность оказывается полностью распакованной и строго иерархизированной. Таковым является «астрально-антропно-социально-телесный субъект». Это идеальный Иерархический Субъект, в нем низшие Я не отпадают от Я высших, а органически центрируются вокруг своего прафеномена - трансцендентального Я или абсолютно пустотной субличности, а потому и образуют собой единую и абсолютно консолидированную развернутую ментальную целостность. При этом, в столь сложно построенной ментальной структуре полностью отсутствуют ложные Я, Я-паразиты, а следовательно и их ложные онтологические проекции на мир сущего. Под абсолютно расконсолидированным субъектом мы будем понимать такого иерархического человека, в ментальности которого абсолютно господствуют ложные антропное, социальное и рациональное Я, вытеснившие истинные ментальные формы в сферу бессознательного. Естественно, что абсолютно расконсолидированный субъект также всего лишь идеальная модель, он не в состоянии существовать в реальной действительности, так как ее укорененность в своих же собственных ложных и столь же расконсолидированных онтологическом и семантическом пространствах не в состоянии обеспечивать его абсолютные квазипотребности. Ложные структуры не в состоянии паразитировать за счет автовампиризма, «самоедства», они всегда существуют лишь за счет насилия над истинными экзистенциальными структурами как во внутреннем так и во внешнем мире Субъекта. Будем считать что абсолютно расконсолидированный субъект - это некий предел грехо-падения, ниже которого ложные ментальные структуры человека уже не в состоянии “эволюционировать” за счет интенсивного и максимального вампиризма над высшими Я, за счет инкорпорирования благ ими не производимых. Абсолютно расконсолидированный субъект есть не что иное как абсолютно самоотчужденный человек, господствующий над миром за счет перманентной самодеградации. Это уже не Существо в образе и подобии Бога, а сама персонифицированная суть дьявола.

Реальный исторический субъект всегда есть некий синтез истинных и ложных ментальных форм, он одновременно является и относительно консолидированным и относительно расконсолидированным субъектом. Естественно с переходом истории на все более «высшие ступени прогресса», обусловленные соответствующим падением уровня онтологического статуса субъекта, степень его расконсолидированности неуклонно возрастает.

Онтологический конфликт - есть последовательная деструкция Бытия, связанная с перманентной объективацией изначальной «онтологической пустоты» в «онтологическую квазиполноту» и появлением целой иерархии ложных бытийственных форм. В этой связи вполне возможно говорить о том, что метаистория человечества может рассматриваться и как перманентная онтологическая катастрофа, разновидностью которой выступает экологическая катастрофа. Онтологический конфликт есть бытийственный модус экзистенциального конфликта, он не может быть выявлен лишь на пути объектного подхода к «объективной реальности».

Катастрофы в субъектоцентризме - это способ каким низшие формы бытия разрушают породившие их высшие онтологические формы, в целях насильственного присваивая их статусов. Если катастрофы и выполняют свои псевдоконструктивные функции, то только по отношению к низшим онтологическим формам, ускоряя их одностороннее и плоское развитие и тем самым подводя их к порождению своих собственных «онтологических ублюдков», провоцирующих новые, все более всеобъемлющие катастрофы.

По мере появления все новых историцистских ментальных типов, между ними все более обостряется борьба за «передел мира». Воистину, согласно известному диалектическому закону, их единство становится все более релятивным, а борьба между ними – все более абсолютной. Одни и те же онтологические объективации одновременно могут выступать и средством созидания частных форм жизни и орудием разрушения целостной жизни.Макс Вебер говорил, что мировая история подобна пути, который вымостил сатана уничтоженными ценностями.

В объектоцентристском мировоззрении нарождающаяся высшая онтология по отношению к низшей и угасающей выступает не только в качестве ее иного, но и ведущей стороной их временного совместного проживания в мире. Борьба между новым и старым в Бытии всегда завершается диалектическим снятием всего того позитивного в старом мире, что вполне может интегрироваться в мир новый, выполняя в онтологической системе функцию подстилающей структуры, составляя некий подвал обновленного Миро-здания. По мере ускорения исторического времени Миро-Здание все более наращивает свое основание, погружаясь своими «нижними этажами» (преодоленные формы бытия) в некую онтологическую Преисподнюю, что позволяет отстраивать «верхние этажи», способные подпирать собой Небесные Своды. Такой «диалектический метод» строительства Миро-Здания напоминает технологию возведения Вавилонской башни, которая, как известно, рухнула в Преисподнюю вместе с людьми пытавшимися по ней взобраться в Поднебесную, чтобы овладеть ею. История как совокупность снятий в иерархии временных единств, в которой борьба абсолютна с неизбежностью ведет к онтологическому саморазрушению многомерной человеческой экзистенции. Однако зададимся вопросом, так уж далека от истины гегелевская идеалистическая диалектика, тем более ее марксистский материалистический инвариант? Да, она вполне верно отражает динамику исторического восхождения Объекта к своей квази- и псевдоцелостности. С позиции мировоззренческого субъектоцентризма снятие есть не что иное, как насильственное инкорпорирование, онтологическое заточение высшей экзистенциальной формы в морфологические структуры низшей формы. Иерархия онтологических снятий в истории есть следствие череды самоотчуждений Субъекта в пользу Объекта, в котором он продолжает присутствовать все более деперсонифицированным образом. Преисподняя, в которую худшая часть человечества погружает лучшую ее часть и становится тем фундаментом, на котором отстраивается «Дворец счастья». В момент репрессивного снятия могут возникать лишь ступеньки псевдобытия, которыми мостится дорога в ад. Ступеньки снятия - это ступеньки грехо-падения Субъекта и возвышения над ним Квазиобъекта - князя мира сего.

В субъектоцентризме снятие может рассматриваться лишь в качестве механизма, разрушающего изначальную целостность и универсальность Миро-Здания. Деструктивная функция снятия еще более обнажается если ее соотнести с такими понятиями как «присвоение», «инкорпорирование», «отчуждение».

Видимо не случайно в объектоцентристской модели мира человек рассматривается как «присваивающий, инкорпорирующий субъект». Так довольно часто К.Маркс в своих произведениях рассуждает о том, что человек в своей истории присваивает свои сущностные силы все более универсальным и целостным образом. Но ведь сам термин «присвоение» уже указывает на то, что то, что субъектом присваивается нечто ранее принадлежавшее не ему (известный лозунг «экспроприация экспроприаторов»). Таким образом в самом понятии «присвоение» уже содержится признание законности «отчуждения». Снятие как присвоение есть не что иное как процесс инкорпорирования низшей формой субъективности онтологического статуса породившей ее вышей ментальной формы, позволяющего низшему Я господствовать над Я высшим. Но ведь и высшее Я и Я низшее - компоненты единой ментальной целостности, единого Человека. Инкорпорируя онтологический статус высшего Я, низшее Я становится именно той субличностью в ментальности Человека, которая выступает отчуждающим псевдосубъектом. Вот почему любая форма отчуждения в субъектоцентризме рассматривается проявлением самоотчуждения Человека, отчуждением Человека от самого себя.

Семантический конфликт - есть последовательная деструкция Слова, связанная с перманентной объективацией изначальной «семантической пустоты» в «семантическую квазиполноту» и появлением целой иерархии ложных знаков и значений, обесмысливающих человеческое существование. В этом плане можно говорить, что метаистория человечества есть и перманентная семантическая катастрофа. Семантический конфликт есть семантический модус экзистенциального конфликта, а потому он не может быть выявлен лишь на пути абстрактного анализа смыслообразующих структур актуализированного языка.

Выявление семантической структуры экзистенциального конфликта позволяет выяснить степень истинности (или ложности) вовлеченных в него мирожизненных смыслов. Это позволяет обнаружить степень дивергенции, расхождения наличной системы знаков и значений от изначального Смысла Истории. Если Начало Истории семантически иррелевантно единому Слову, то чем ближе экзистенция клонится к своей исторической завершенности, то тем более она начинает соотноситься с некоторой терминологической плюральностью, обусловленной конфликтом разнородных смыслов существования. Существование предельно расконсолидированного субъекта с дурной бесконечностью его квазипотребностями и весьма ничтожными виртуальными способностями лишено какого либо смысла, его существование - сплошной экзистенциальный абсурд. Экзистенциальный конфликт возрастает в той мере, в какой семантически бессмысленным оказывается человеческое бытие. «Человеческий интеллект в своей эволюции, - пишет В.П.Казначеев, - получил семантический инструментарий; пределы этого инструментария (включая математические и др. языки) ограничены. Чем больше мы будем расширять свой интеллект на этой основе (язык), препоручая семантические эвристические операции запрограммированной памяти компьютерных систем, тем мы, несомненно, все глубже будем проникать в познание сущности косного вещества планеты и Вселенной. В то же время будем все больше и больше отдаляться от понимания ФЕНОМЕНА ЧЕЛОВЕКА, живого вещества, Геи, живого космоса»[375].

Семантический анализ экзистенциального конфликта должен способствовать выявлению степени утраты конфликтующими субъектами истинных смыслов своего существования. Их взаимопонимание и взаимоподдержка возможны лишь в той степени в какой они в состоянии сообща выйти на единое для них смысловое поле, на единый экзистенциально оформленный язык глубинного общения.

Когда мы оперирует иерархией онтологических статусов субъектов, противостоящих в ментальном конфликте, то тем самым пытаемся конституировать их в качестве онтологически самотождественных Самостей, обладающих естественной легитимностью и суверенностью в пределах определенных способов существования. Когда же мы соотносим стороны ментального конфликта по их онтологическим статусам, то тем самым пытаемся осуществить соотносительный анализ их особых экзистенциалов, вне которых их существование оказывается бессмысленным, не мотивированными имплицитными бытию семантическими смыслами. Выявленная степень онтологической рассогласованности притязаний конфликтующих субъектов может быть использована в целях прогнозирования возможных хода и исхода посредовательного ряда исторических событий.

Выявляемая в ходе конфликтологического исследования степень расконсолидированности ментальной, семантической и онтологической форм Полноты человеческой экзистенции позволяет диагностировать, насколько экзистенция дивергировала от трансценденции и приблизилась нижней «бездне бытия». Экзистенциальная конфликтология должна исходить из признания приоритетности высших ментальных, онтологических и семантических форм над низшими в человеческой экзистенции и на этой основе формулировать предложения, направленные на снижение уровня деструктивности в мире.

Выступая модусами единого экзистенциального конфликта, онтологический, семантический и ментальный конфликты находятся в отношении трансцендентного изоморфизма. Это означает, что единую экзистенциальную деструкцию можно описывать в терминах и онтологической, и семантической, и ментальной конфликтологии.

Вкратце остановимся на генетических формах экзистенциального конфликта (схема 12). Генетическими формами всемирной экзистенциальной деструкции являются астральный, антропный, социальный и природный конфликты и катастрофы.

Культ

Ñ

Астральный Субъект	Космическая катастрофа	Культура Ñ
Антропный Субъект	Астрально- антропный Конфликт	Антропная катастрофа	Цивилизация
Социальный Субъект	Астрально- социальный конфликт	Антропно-социальный конфликт	Социальная катастрофа	Технология Ñ
Телесный Субъект	Астрально- технологич. конфликт	Антропно- технологич. конфликт	Социально- технологич. конфликт	Природная катастрофа
Тип Субъекта	Типы конфликтов и катастроф

Схема 11. Типология форм экзистенциальной деструктивности

Космическая катастрофа связана с первичной субъективацией Абсолюта в Человека как Микрокосма и деструкцией в отношениях последнего с Макрокосмом. Антропогенез Человека и последующая антропоморфизация сущего ставит предел его космогонии - перманентному самопорождению Человека в качестве становящегося Микрокосма.

Выше мы уже писали, что от гибельных воздействий Микрохаоса на Макрокосм и Макрохаоса на Микрокосм предохраняет особый «трансцендентный экран», каким обладала экзистенция Первочеловека, через который пропускались лишь конструктивные взаимовлияния внутреннего и внешнего космосов. Одной его стороной являлся Табу, предохранявший Макрокосм от его поглощения Микрохаосом, а другой - Тотем, защищавший Микрокосм от разрушительных воздействий Макрохаоса. Широкомасштабная астральная катастрофа становится перманентной как только в отпавшей от божественной трансценденции человеческой экзистенции начинается процесс последовательного растабуирования сакральных прескрипций Неиного. Человек своевольно присвоил себе право сакрализировать феноменальное и десакрализировать трансцендентное в сущем. В результате этого в «трансцендентном экране» и образовались пробои в которые не преминули устремиться силы Микро- и Макрохаоса.

Антропная катастрофа вызывается гипертрофированной формой социогенеза Человека, ставящей предел его антропогенезу. На этот раз пробои возникают уже в «ценностном экране» культуры в результате преодоления табу на социальную форму присвоения и отчуждения в пользу безличного социума человеческих качеств и способностей. Антропный конфликт является внутренним конфликтом культуры и становится господствующим способом разрешения противоречий многомерной человеческой экзистенции на исторической фазе, начало которой задается интенсивным вытеснением культуры цивилизацией.

Социальная катастрофа обусловлена техногенезом Человека, ставящим предел его социогенезу. Социальный конфликт является внутренним конфликтом цивилизации и становится господствующим способом разрешения противоречий многомерной человеческой экзистенции на довольно продвинутой фазе метаистории, начало которой положено интенсивным вытеснением цивилизацией культуры и антропного субъекта субъектом социальным, а конец - обусловлен вытеснением самой цивилизации технологией («искусственной природой») и субъекта социального - рационально-телесным субъектом. В современную эпоху западная цивилизация начинает активно модернизировать свою социально-технологическую в технолого-информационную, что не может не повлечь за собой хронический экологический кризис, свидетельствующий о начале эпохи, в которой природная катастрофа становится не только перманентной, но и чреватой гибелью самой цивилизации.

Природная катастрофа связана, с излишней склонностью человека к самообъективации, к замене естественных структур искусственными. Тотальная замена природных процессов искусственными технолого-информационными ставит предел существования не только природе, но и самому присутствию человека в мире самообъективаций. Технология есть последняя неудача человеческой экзистенции, так как изначальную гармонию Бытия именно она ввергает в Хаос Противобытия. В системе объектно-объектных отношений объективируется внутренняя природа самого человека и он постепенно сам для себя превращается во внешний объект рационализаций и тем самым начинает перманентно самовытесняться из им же самим создаваемой искусственной среды обитания.

Все более значительная часть метаисторического Ничто развертывающаяся сверхактивностью расконсолидированного Человека в исторические формы Нечто свертываются не в изначальное Нечто, а экзистенциальное Ничтожество, противостоящее человеку в качестве его собственной отчужденной силы, в форме самонасилия. Репрессивное противостояние гиперрационального Ничтожества трансрациональному Ничто на завершающем этапе человеческой истории становится столь тотальным, что преодолеть в состоянии лишь Вселенская катастрофа. Лишь второй «Большой Взрыв» или Апокалипсис в состоянии радикально покончить со Вселенским Хаосом, результатом которой станет реинверсия «внутриобъектных отношений» во «внутрисубъектные отношения», и Абсолют вновь начинет самораспаковываться, самопроявляться, автоэманировать с «надеждой», что на этот раз Культура не отпадет от Культа, Цивилизация от Культуры, а Технология от Цивилизации. Однако метафизически признать эту реинверсию, означает мировоззренчески конституировать томительное присутствие Человека в чуждом ему Мире в ожидании Апокалипсиса в качестве единственного «рационального» и «достойного» способа его существования. Перманентная экзистенциальная катастрофа в принципе может быть преодолена лишь последовательным возвращением Человека к своим сакральным Первоистокам, если он решится повернуть вспять свое "прогрессирующее" продвижение к Апокалипсису. Такое «попятное» движение истории в теологической литературе обозначается понятием «апокатастасис».

Мировоззренческие и методологические принципы экзистенциальной конфликтологии вполне могут быть использованы в прикладных конфликтологических исследованиях. Автору этой книги довелось участвовать в гуманитарной экспертизе широкомасштабного экзистенциального конфликта, разворачивающегося в Приполярной России, в связи с поистине варварским освоением ее энергетических ресурсов. В научной литературе он известен под названием “Ямальский конфликт”. Основные параметры этого конфликта моделировались на основе вышеизложенных принципов. Мы не будем останавливаться на анализе итогов этого конкретно-конфликтологического исследования, так как и по уровню рефлексии и по своему жанру оно не вполне согласовывается с тем предельным рефлектированием по поводу катастрофического характера Всеобщей Истории, которое должно сохраняться, на наш взгляд, до последних страниц монографии. Однако при желании с результатами исследования сути и содержания «Ямальского конфликта» можно познакомиться по нашим публикациям[376].

Конфликтологический анализ позволяет выявить некоторую сущностную систему взглядов на мир, носителями которых выступают взаимодействующие субъекты. Каждый онтологический субъект в нем характеризуется своей определенной сущностной стороной. «Субъективная», ментальная конфликтология должна исходить из признания приоритетности высших ментальных и онтологических уровней человека над низшими. Система онтологических зкспертиздолжна включать в себя: космологическую (анализ гуманитарных, социальных и технологических проектов с позиции интересов астрального субъекта); гуманитарную (анализ социальных и технологических проектов с позиции интересов антропного субъекта); социальную (анализ технологических проектов с позиции социального субъекта) и сциентистскую (анализ конкретных научных разработок с позиции "интересов" функционирования природных комплексов). Сциентистская экспертиза (естественнонаучная, технологическая) должна дать заключение о том, насколько "проект освоения" может быть обеспечен современным уровнем развития науки, технологии и сложившейся "внедренческой практики". Разновидностью сциентистской экспертизы является экологическая экспертиза в ее узком понимании, которая должна установить пределы технологического воздействия на природные процессы с тем, чтобы не вызывать в них необратимых деградационных изменений.

Над сциентистской экспертизой должна надстраиваться социетальная (социальная). Она по отношению к первой выполняет функцию "экспертизы экспертизы" и формулирует те пределы для технологического воздействия, в рамках которых возможно воспроизводство субъектов в качестве "социальных агентов", столь необходимых для стабилизации и развития социума. Социетальная экспертиза включает в себя политическую, экономическую, социологическую, социально-психологическую и прочие частные экспертизы. Экспертами здесь выступают политические и общественные деятели, экономисты, юристы, специалисты в сфере управления. Социетальная экспертиза должна исходит из признания примата социальной целесообразности над порядком так называемой "технологической необходимости". По отношению к социальной экспертизе гуманитарная экспертиза выступает как оценивающая процедура более высокого уровня. Это и есть "человеческое измерение" социальных, экономических, политических, технологических и иных факторов, воздействующих на сферу человеческого духа как конструктивно, таки деструктивно. В рамках этой экспертизы все структуры оцениваются лишь с точки зрения того, насколько они соответствуют идеалам гуманизма, всестороннего и универсального развития Человека. Самой высшей формой экспертизы, экспертизой всей совокупности зкспертиз, выступает космологическая (трансцендентная). Экспертом в космологической экспертизе может выступать Субъект, репрезентирующий своей жизнедеятельностью Абсолют. Таковыми раньше были пророки и святые.

Мы рассмотрели лишь основные принципы и категории субъектоцентристской историософии. К намеченному в этой книге категориальному ряду необходимо еще присовокупить те универсалии, категории и понятия, которые анализировались нами в предыдущих книгах «Суммы», когда излагалась метафизическая концепция человеческого филогенеза. Филогенез Человека и его История экзистенциально изоморфны, так как становление человека и есть развертывание иерархии его сущностных сил в процессе Всемирной Истории, а последняя есть не что иное как его объективированный во-вне филогенез. Естественно, что в этих трех книгах «Суммы» лишь намечены общие контуры понятийного ряда субъектоцентристской историософии, более детальная его проработка является задачей той части философской общественности, которая примет эти идеи, в основном и главном.

Глава 3.

ОТ КУЛЬТА К КУЛЬТУРЕ

3.1. Оппозиция сакрального и человеческого

в экзистенции

Что было обожествлено? - Инстинкты, ценности, господствовавшие в общине (то, что делало возможным ее дальнейшее существование). Что было оклеветано? - То, что обособляло высших людей от низших, стремления, разверзающие пропасти. Ницше Фридрих. Воля к власти.

С выделением из пустотной бесконечности Абсолюта духовного космоса происходит постепенная его субъективация, составлявшая экзтстенциальное содержание процесса становления космического универсума. Бог обмирщвляясь становится духовным модусом того Мира, который порождает. Бог одновременно оказывается и Ничто в качестве абсолютной трансценденции и Нечто в качестве становящейся экзистенции. Начинает свой отсчет история в качестве первичной субъективации метаистории. Внутренняя мистерия Духа начинает все более обретать свои «внешние подмостки» – человеческие души. Человек как Микрокосм вмещал в себя весь Космос, все Мироздание. Где же обитает Бог? - излюбленный риторический вопрос схоластов-теологов. Обителью Бога являются души людей утверждал Экхарт. Микрокосм есть не что иное как первичная самосубъективация Бесконечного Субъекта, который будучи вовлеченным в общий метаисторический поток становления, обладает и своей отличной от Микротеоса историей. Его историей становится абсолютный Миф в качестве самоисполняющегося Пророчества, который Человек пытается космологически переинтерпретировать, в результате чего появляется целый спектр относительных мифов, задающих направленность и динамику исторического движения, которая лишь в основном и главном согласовывается с метаисторией. Совокупность смысловых различий между самоинтерпретирующейся абсолютной мифологемой и ее своеобразными космологическими интерпретациями, порождающими относительные мифы, которые затем на протяжении тысячелетий постепенно складываются генерализируется в первичную форму идеологемы составляют собой основу относительного единства метаистории и историцизма в человеческой истории.

В ряде своих работ В.А.Фриауф[377] предложил вполне конструктивную идею различения мифов на абсолютный и относительные. Под абсолютным мифом он понимает не что иное как нуминозный опыт мысли, абсолютную сращенность, срастворенность языка, сознания и реальности. Абсолютный миф - есть граница, переход от Абсолютного как апофатической бездны к тому или иному сценарию бытия–небытия. Апофатическая бездна, или Абсолютное, по отношению к абсолютному мифу выступает в роли Трансцендентного Априори, о котором человек не вправе высказывать никаких утверждений без ясного понимания их сверхисторической метафоричности. Хотя ни о какой сращенности языка и апофатической бездны речи быть не может, однако при этом абсолютный миф выступает актуализацией трансценденции «здесь и теперь», является темпоральным континуумом Настоящего, в нем постоянно время и вечность как бы перетекают друг в друга. В силу такой континуальности и пограничной топологии, абсолютный миф оказывается бесконечным трансцендентальным «резервуаром» нераспакованных Смыслов и их онтологических коррелятов. Тем самым он оказывается универсальным медиатором между апофатической бездной и онтологическими сценариями распаковывания и развертывания Изначальных Смыслов Бытия. Если абсолютный миф есть «слабая версия бытия», то относительные мифы являются «сильными» формо-образованиями с их кентаврической природой, вмещающих в себя не только метаисторическое, но и историцистское. Являясь, по существу дела, принципиально обусловленными и несамодостаточными, относительные мифологемы претендуют на замещение Абсолютного мифа. Их темпоральность устроена и не в вечности, и не в настоящем, а в «псевдо-настоящем» и именно в этой их особенности В.А.Фриауф обнаруживает их главное коварство, попав в плен относительных мифологем, человек утрачивает истинную связь и с метаисторией и историей, он попадает в объятия историцизма, становится псевдо-субъектом псевдо-настоящего. Объективация относительных или «темных» мифов и составляют основу первичного историцистского процесса. «Темный миф, - писал Шелер, - не столько является продуктом истории, сколько, напротив, именно он во многом определяет ход истории народов». [378]