Наместник в префекте (прокураторе) — это в романе указание на несчастную устремлённость души вверх по карьерной лестнице

И уж тем более должна была считать Пилата наместником его жена — из-за её комплекса неполноценности.

Ну вот, добрались и до неё.

В кои-то веки традиция мне помогла! Была возможность — впрочем, весьма вероятная — что, исказив в угоду стайной психологии образ Пилата, они не догадаются исказить и образ его жены, — и они не догадались!! А по жене восстановить психологически достоверный образ мужа понимающему — пара пустяков.

Помните, жену Пилата, согласно Евсевию, звали Клавдией Прокулой и была она — ни много ни мало! — внучкой первого императора Империи Августа и незаконной дочерью Клавдии, третьей жены императора Тиберия!!!

О, если это достоверно — а это психологически достоверно, — то эти сведения сами по себе ключ к мировой истории вообще и «Понтию Пилату» в частности!

И бабушка, и мать префектессы были женщинами, которые возвели своих мужчин в наивысшее в Империи положение, а бабушка и вовсе основала в Риме империю. Иными словами, Уна была «генетически» закреплённой, если можно так выразиться, «возводительницей в императоры».

Не это ли, в сущности, я утверждал, описывая в «Понтии Пилате» предполагаемых предков Уны?! Написано: они знали, что такое триумфы. А это — удел высших в иерархии людей. А раз предки Уны давали потомство, то истинными вождями в клане были их женщины!

Да, в романе я не называл имён «Август» и «Клавдия», не хватило силы родовой памяти — но это и не важно. Исправлять не буду. Почему? Чисто интуитивно. Почему-то напрашиваются слова Пилата: «Что написал, то написал!» Сдаётся мне, так даже лучше: у современного читателя есть определённые ассоциации, связанные со словом «император», все они уже современного происхождения, — но корни предопределённости чувств, предпочтений и желаний Уны намного более древние, чем Римская империя.

А вообще-то пусть читатель поломает голову, достоверно или не достоверно, что Уна — патрицианка. Понять много важнее, чем знать.

История, посредством Евсевия сохранив имя «Клавдия Прокула», не сохранила её домашнее имя, а оно непременно было. Жену Пилата, действительно, могли звать Уной, так как дочерей во времена Римской империи называли порядковыми номерами: Первая (Уна), Вторая, Третья и т. п. Судя по тому, что Клавдия Прокула была незаконной дочерью, а незаконный, как правило, в абсолютном большинстве случаев — первый ребёнок, то Уна — действительно Уна!

И ещё: Уна не могла не считать себя не просто Первой, но Единственной, хотя бы потому, что она единственная родилась, как ей казалось, в любви, все же остальные дети её матери были плодом мерзости, ведь брак для абсолютного большинства женщин — не более чем одна из форм проституции.

Итак, наследственная императрица — и замужем за ничтожным всадником-прокуратором??!!..

Это странно даже не в квадрате, и даже не в кубе, а в какой-то очень высокой степени.

Также более чем странно то, что Уна сопровождала Пилата в Иудею. Странно это потому, что, согласно римским законам, жена чиновника следовать за мужем на удалённое место службы была отнюдь не обязана. Место высокопоставленной дамы было в Риме — и это с точки зрения теории стаи для государства явно целесообразно: не ослабляется сила некрополя столицы. Но потомственная императрица за своим «майором» последовала. В глухую провинцию. За нелюбимым мужем.

Как-то это не характерно для потомственных императриц.

Страстная любовь?

Но она долго не пылает, а Пилат был на должности десять лет.

Может, он был гораздо выше, чем простой прокуратор? Или на Уну было оказано особенное воздействие?

Странно — если, конечно, отказать себе в предположении, что силы зла имели какие-то особенные — долговременные! — насчёт неё цели; странно — если, конечно, отогнать знание о том, что женщина власти не в состоянии не обращаться к предсказателям, один из которых, очевидно, и дал такой оракул, обязательно двусмысленный, что Уна, не сомневаясь, отправилась в захолустье. Без подобного оракула Уна-«императрица» не то что не отправилась бы в Иудею, но даже и не оказалась бы женой такого ничтожества, как сын предпринимателя в военной форме. А вот ехать «довоспитывать» — пожалуйста.

К тому же сомнительно, что в кулуарах императорского дворца вообще произносилось слово «прокуратор» — кто-то ведь должен был наблюдать за деятельностью тетрархов, подобных Ироду Антипе. Эта должность уже — префект, их опасались даже более высокопоставленные чиновники.

«Наместник» в «Понтии Пилате» — это отражение как минимум кулуарных договорённостей, уникальность положения Пилата. Напоминание о положении его жены — прежде всего в психоэнергетической иерархии. Уникальное положение Пилата допущено Провидением несомненно для далеко идущих целей — не просто ради его спасения. Ради спасения он мог быть простым офицером в легионе и встретить Христа при других обстоятельствах. Но нет, он обладал властью призывать к себе любого в провинции человека для расспросов о ком угодно, в том числе и о сыне плотника из Назарета.

«Наместник» в «Понтии Пилате» — это ещё и указание на истинное положение Пилата как мужа своей жены, — ведь он от унизительного для психически здорового мужчины положения не бежал. Желание отсечь голову у зарезанного любовника его жены — это у Пилата тоже от наместника.

Согласно историческим свидетельствам, Пилат оставался при должности десять лет — с 27 (26? 28? справочники в этом не согласны) года по 36 (37?) год (Христос был распят в 30-м или 31-м). Истинная причина снятия с должности 43–46-летнего правителя, могла, разумеется, быть только одной — прекращение поддержки «императрицы». А это или её смерть, или с ней развод.

Если бы Уна умерла, то в Иерусалиме стоял бы над её могилой храм (она — святая греческой церкви, её день—27 октября), народ ходил бы и исцелялся, как он исцелялся по недоразумению над могилой Констанции, оставшейся в истории только за одно — за свою половую разнузданность. Но храма нет.

Следовательно?..

А по какой причине наследственная «возводительница в императоры», положившая столько лет на «доделывание» своего «недоделанного» мужа, могла отказаться от плодов своего труда? Только по одной: когда стало ясно, что «пределов власти» (в её понимании) Пилат не достигнет.

Итак, для «возводительницы в императоры» характерен только развод с правдолюбцем. Остальные её шаги, вроде сопровождения нелюбимого мужа в глухую провинцию, требуют специального объяснения — на просторах теории стаи.

Роман и есть — искомое объяснение.

Вообще-то, чем дальше, тем больше мой роман мне же и преподносит сюрпризы — и я, распознавая в нём всё б`ольшие глубины, начинаю его любить всё больше и больше. Какое счастье, что я написал его и даже отшлифовал, ничего ещё не зная — ни малейших исторических свидетельств об Уне, ни даже пяти смыслов имени «Пилат» (небольшой эпизод с Уной, костерящей своего супруга «членоносцем», я ввёл в последнюю, десятую редакцию), ни о speculator'е — ничего!

А зачем они, эти «исторические свидетельства», как правило, отцензурированные? И так всё ясно: «императрица» могла выйти замуж только за стоящего лишь в шаге от высшего в Риме седалища (M), и потому только наместник-пропретор (префект, фактически ощущающий себя пропретором) мог торжественной поступью выйти на последнюю линию колоннады Иродова дворца-крепости. Зачем они, эти «исторические свидетельства», если и так понятно, что жену его звали Уной, и любовник её был патрицием, и притом, как и она, незаконнорождённым. Это же — ясно!

Кстати, о незаконнорождённости. Оказывается, достоверность и этой детали подтверждается сохранившимися сведениями об Уне. Она была незаконнорождённой, и потому эта тема была для неё болезненной. Да что уж там, она была просто помешана на доказательствах, что незаконнорождённые — это лучшее, что только может быть на земле.

Отсюда, из всех возможных претендентов её возлюбленным должен был стать именно незаконнорождённый.

Даже придумывая имидж своему мужу (всадник — это позорно! а ведь он будущий император!), она не могла не возвести Пилата в сан незаконнорождённого.

О Пилате бытует множество легенд, почти все глупейшие (вроде той, что, когда Пилат покончил с собой, то народ Рима бросил его тело в Тибр, а возмущённая этим река на год вышла из берегов и отомстила жестоким людям многими бедствиями). Даже иерархобогословы — и те уважают только две из них. В обеих Пилат — незаконнорождённый сын царя. Уна могла бы придумать, что он царь без царства, законнорождённый, но, скажем, из дворца выкраденный, — очень популярный сюжет, думается, не только средневековья, — но для Уны-имиджмейкера похищенность не могла казаться красивой. Только — незаконнорождённый!