Отношение ученого к близким

Наука забирает исследователя не только у дружеских компаний. Она в какой-то степени (причем на определенный срок очень сильно) отнимает ученого у семьи. Домашние заботы, игра с детьми, порядок на садовом участке, ремонт квартиры, а то и просто посидеть-поговорить — многое приносится в жертву.

В комнате мама и пятилетняя дочь.

— Чего ты пишешь и пишешь? Все равно выбрасывать, когда постареешь.

— А ты разве собирать не будешь, хранить, читать?

— Ну не знаю. Если только мне это понадобится. А вообще-то нет. Мне это не понадобится. Я же в твоем институте работать не буду.

— Почему?

— Я же не хочу, чтоб мне мое дите мешало.

Отношение ученого к близким — наиболее уязвимый тип отношений. Эти отношения нуждаются в ежедневной подпитке и укреплении.

«Тут — блины, тут — пеленки, тут — диссертация», — вспоминает о днях своей молодости Марина Васильевна Федорова, доктор наук, профессор, мать троих детей.

Мать троих детей, она же известный математик Е.С. Вентцель, она же известная писательница И. Грекова признавалась, что у нее всегда страдал дом.

Филолог Р. Фрумкина пишет, что наука почти всегда требует жертв не от самих ученых, которым она приносит столько радостей, а от других, главным образом от близких. Более всего это соответствует ситуации, когда науке посвящает себя женщина (Знание — сила, 1994, № 6. — С. 103—104).

Близкие ревнуют тебя к письменному столу, книгам, каким-то таинственно-непонятным замятиям. Не от хорошей жизни было напечатано в газете такое.признание-наблюдение: «Если стук вашей машинки помешает кому-то из ближних, так ему и надо, значит, он не рад ближнему в старом святом значении этого слова» (Литературная газета, 11 декабря 1986 г.)

Что ж, членам семьи полезно помнить, что успех одного будет принадлежать всем, успех каждого войдет в анналы семейных преданий. «Эти две книги по телефонной связи написал твой дедушка», «Дядя Володя защитил докторскую в сорок лет», «Дядя Володя доказал, что целый институт не так работает». Несколько подобных реплик впитает ребенок, и прорастет в нем уважение к семье, роду.

Речь у нас пойдет, однако, не о членах семьи, а о самом ученом, о его вкладе в собственную семью. [189]

Была телепередача о теории катастроф. Говорилось об извержениях вулканов, землетрясениях — и вдруг, в конце, прозвучало: занятия наукой поднимают человека на такую высокую ступень и столько от него требуют, что семья часто не выдерживает этого и трещит по швам.

Катастрофа в семье. Будем помнить об этом и редкие свободные минуты, часы, дни отдавать не друзьям, не увлечениям, а своим близким, натерпевшимся от нашего неучастия в их жизни и соскучившимся по нам. «На детях великих природа отдыхает». Нет, не природа, а сами великие экономят на детях, не особо стремясь к общению с ними.

Биографы Пушкина отмечают, с какой любовью поэт «строил свой Дом, как его берег, с какой нравственной высотой и точностью решал жизненные задачи (нужно было обладать редким талантом, благородством и бескорыстием, чтобы покорить такую дикую, корыстную — и не всегда трезвую — барыню, какой была его теща, а он ее покорил, она собственноручно это засвидетельствовала!» (Новый мир, 1986, № 10, — С. 241).

Все пятеро детей П.А. Флоренского стали учеными. В те годы, когда дочь Ольга ходила в школу, отец из концлагеря писал ей об опасности увлечься товарищеской средой в ущерб семейным обязанностям.

«Ведь товарищеская среда потому притягивает к себе все внимание, что товарищеские отношения в сущности безответственны, каждый отвечает сам за себя и каждый занят своими интересами. Поэтому в ней легко. Но эта легкость есть легкость пустоты, а все подлинное требует усилия, работы и несет ответственность. Зато доставшееся с усилиями, действительно внутренне проработанное, остается на всю жизнь. Того, что может дать родной дом, не даст потом никто и ничто, но надо заработать это, надо самой быть внимательной к дому, а не жить в нем, как в гостинице» (Знамя, 1991, № 7. — С. 218).

Осознает ли наш современник, молодой исследователь ценность семьи так, как осознавал ее Пушкин, осознавал Флоренский?

Снисходительным и заботливым должно быть отношение молодого ученого к своим близким. «Это не так уж и мало, когда молча и тактично вам что-либо прощают, хотя бы самую мелочь», — пишет Сергей Залыгин в романе «Южноамериканский вариант».

Весной 1995 года профессор Марина Васильевна Федорова проводила аспирантский семинар и вдруг спросила аспирантов: «Вы обувь родителям моете? Обязательно делайте это!» Одна из участниц семинара прислушалась к совету и через несколько месяцев поведала мне: «Я стала мыть маме туфли, сапоги и сама [190] почувствовала, как мама была тронута, как ей было притно, хотя она и не говорила об этом». А мне тут же вспомнилось, как я вдруг предложила: «Мама, давай я тебе ноги вымою!» Нагрела воды, принесла таз, вымыла, вытерла. Как глупо, ведь мама могла бы и сама? Но почему сейчас, когда мамы давно уже нет, я вспоминаю этот момент как один из самых счастливых в жизни? Узбеки говорят: человеку хорошо посередине, между тем, кому он дал жизнь, и тем, кто ему дал жизнь. Какая бы ни была наша семья: маленькая, неполная, несуразная, неидеальная — будем ее хранить и ценить как высшее наше счастье. У Маргариты Алигер есть стихотворение:

Нет, ворошить минувшее не нужно.

Достойное всплывет из глубока.

Мы жили всяко, дружно и не дружно.

Семья была совсем не велика.

Но знали б вы, какую силу духа

давали мне надолго и вперед

две девочки и рыжая старуха,

и умный пес, и добрый черный кот.

Коты бывали, впрочем, разной масти.

Был серый Минька, пестрая была

трехцветная... И это было счастье.

А я еще какого-то ждала...

Семья и работа. Приятно иметь эти опоры, приятно чувствовать на работе, что дома все хорошо, а дома осознавать, что на работе порядок. Правда, такая гармония, полнота, обнимания своих обязанностей требует выносливости и сноровки и превращает нас иногда в подобие белки в колесе, однако гармония потому и существует, чтобы к ней тянуться, опираясь на праздничное чувство благодарности своему маленькому миру. «Jen diene» («Я служу») — такой лозунг помогал одному человеку выдерживать обычную жизнь, выдержать которую бывает очень непросто.