Печать во Франции после Наполеона. Либеральный закон министра Мартиньяка 1828 г. Карл X. Борьба против королевского абсолютизма. Журнал «National» (1830). Преследования печати

С возвращением к власти Людовик XVIII снова принялся за цензурное строительство. Общественное настроение было таково, что нельзя было и думать о полном восстановлении закона 21 ок­тября 1814 г. Приходилось поневоле идти на уступки. И действительно, ордонансом 20 июля 1815 г. был восстановлен закон 21 ок­тября, за исключением 3-й, 4-й и 5-й статей его, т.е. у главного директора книгопечатания и департаментских префектов было от­нято право подвергать предварительной цензуре произведения в 20 и менее печатных листов. Объяснялось это тем, что прежний порядок принес более неудобств, чем выгод (plus d'inconvènienes que d'avantages).

Июльский ордонанс поставил периодическую прессу в нео­пределенное положение. С одной стороны, для издания газеты или журнала требовалось предварительное разрешение; с другой — су­ществовало множество органов, возникших ранее и не имевших этого разрешения. Выход из затруднения был указан ордонансом 8 августа 1815 г., в силу которого все прежние разрешения лиша­лись силы и издатели периодических органов обязывались полу­чить от министра полиции новые концессии для Парижа не позже 10 августа, а для департаментов не позже 20 августа. Кроме того, все периодические издания подчинялись цензурному усмотрению особой комиссии, члены которой должны были назначаться коро­лем по указанию министра полиции.

Уже из этого ордонанса видно, что Людовик XVIII постепенно возвращался к старому режиму. После пятилетних колебаний и неуверенного балансирования он сбросил с себя маску. По закону 31 марта 1820 г. была восстановлена цензура. Ордонансом 1 апреля того же года была создана при министерстве внутренних дел ко­миссия из 12 цензоров. Ей вверялась цензура всех периодических изданий. Сверх того, для надзора за действиями цензоров была образована междуведомственная комиссия из 9 представителей высших учреждений. Последняя комиссия должна была постанов­лять о временном прекращении периодических изданий.

Едва только цензурные учреждения сорганизовались, как зна­чительная часть политических периодических изданий прекратила свое существование. Тогда в оппозиционном лагере родилась мысль об издании памфлетов, доступных для большой публики. Возникло «Общество брошюр», но издания его в скором времени также подверглись гонению. Однако оппозиция не была задушена. В теат­рах, кондитерских и других публичных местах устраивались собра­ния протестантов. Студенческие собрания приветствовали депута­тов, высказавшихся против исключительных законов. И наоборот, устраивались кошачьи концерты цензорам и другим лицам, при­частным к политике цензурного террора.

Правительство не хотело считаться с настроением общества и продолжало держаться своего курса. К началу 1822 г. оно высту­пило с проектом закона, на основании которого должны были подвергнуться гонению все периодические издания, «дух и тенденция» которых могли угрожать «общественному спокойствию, должному уважению к государственной религии и другим испове­даниям, законом признанным, авторитету короля и прочности конституционных учреждений». Прения по поводу проекта нача­лись в палате 7 февраля и продолжались в течение десяти дней. Проект стал законом 17 марта 1822 г. На основании этого закона периодические издания прекращались в зависимости от простого усмотрения министра внутренних дел. В дополнение к закону о тенденции 25 марта 1822 г. был проведен закон о преступлениях, совершенных путем печати.

При помощи законов 17—25 марта правительство Людови­ка XVIII начало чтение в сердцах, стало бороться с намеками, с таинственным смыслом печатных произведений, с крамолой, скры­той между строк. Чиновники министерства были завалены работой, но безуспешно, потому что воображаемая крамола мерещи­лась повсюду. В момент безысходного отчаяния правительство ре­шилось действовать на печать ее же оружием. Решено было при помощи огромного секретного фонда наводнить литературу подкупленными органами. Черная сотня (espèce de bande noire, по выражению Шатобриана) уже появилась в литературных рядах, как смерть Людовика XVIII положила конец этой постыдной затее.

Карл X (1824—1830), вступивший после Людовика XVIII на престол Франции, ордонансом 29 сентября 1824 г. упразднил цензуру. Но эта первая благоприятная для печати мера в то же время была и последней. Карл X продолжал политику своего брата, Людовика. Он не хотел считаться с общественным мнением страны и всячески старался опереться на небольшую кучку придворных, стоявших за выгодное для них бесправие народа. Он не выносил народного представительства и скрепя сердце мирился с конституцией. Но особенный характер его управлению придавали клери­калы. Влияние клерикалов не замедлило обнаружиться в целом ряде таких мероприятий Карла X, что по справедливости можно было бы говорить о его времени, как о «царстве конгрегации». Поли­ция, например, изгоняла из книжного оборота все произведения, казавшиеся опасными для клира. Она проникала даже в кабинеты для чтения, и владельцам их воспрещала давать публике многие сочинения Вольтера, Лафонтена, Д'Аламбера, Дидро, Вольнея и др.

Как ни строги и произвольны были действия администрации, клерикалы все еще находили, что печать распущена, и вопили о строгостях. Министерство Виллеля выработало проект драконов­ского закона о печати. Несмотря на энергию его защитников, палата не приняла проекта. Но министр не растерялся и тотчас по распущении палаты депутатов 5 ноября 1827 г. прибегнул к восстанов­лению цензуры, которая должна была действовать с беспощадной нетерпимостью.

Реакционная оргия окончилась в первых числах января следую­щего года, когда министерство перешло к либеральному Мартиньяку. Первой заботой нового министра было покончить с законами 1821 и 1822 гг., тяготевшими над прессою. Выработанный им проект стал законом 18 июля 1828 г. Этот закон не отличался радикализ­мом, но во всяком случае им отменялась цензура и другие орудия тирании. Чувство законности, которое явно обнаруживал Мартиньяк, и некоторое стремление вперед лишили его королевского дове­рия. К тому же министр разошелся и с той партией, к которой он наиболее был близок. Поводом послужил его проект реформы мест­ного управления. Мартиньяк рассчитывал оживить политическую жизнь общины и распространить систему выборов на местные советы.

В проекте Мартиньяка роялисты увидели посягательство на права короны. Более радикальные элементы опасались, что в реформи­рованных учреждениях все влияние на местные дела перейдет к крупным землевладельцам, чиновникам и духовенству. Против Мар­тиньяка выступил даже знаменитый либерал Бенжамен Констан.

Разногласиями по поводу реформы воспользовался Карл X, чтобы отделаться от несимпатичного ему министра. Еще до окон­чания обсуждения проектов он распорядился взять их обратно, а в августе того же 1829 г. заменил Мартиньяка известным реакционером, другом клерикалов князем Полиньяком. Это последнее на­значение было встречено всеобщим негодованием. Началась реши­тельная атака против королевского абсолютизма и закулисного господства иезуитов. Во главе движения стали Тьер, Минье и Каррель, основавшие в январе 1830 г. журнал «National». Они открыто нападали на трон, запятнанный мелким интриганством и трусли­вой жестокостью. Их идеалом был английский государственный строй, выражающийся довольно красноречиво в известном афоризме: король царствует, но не управляет.

Весной 1830 г., открывая заседание Палаты представителей, Карл X произнес речь, в которой слышалась нескрываемая угроза представительству. Обе палаты решили раскрыть перед королем истинное положение страны. Особая депутация 18 марта поднесла королю адрес, в котором, между прочим, говорилось: «Неспра­ведливое недоверие к чувствам и разуму нации является теперь основной мыслью правительства. Ваш народ огорчается ею, пото­му что она для него оскорбительна. Он обеспокоен ею, потому что она угрожает его свободе. Это недоверие не может иметь доступа к благородному сердцу Вашему. Нет, Государь! Франция столь же не хочет анархии, сколько Вы деспотизма. Она достойна, чтобы Вы доверяли ее верности, так же как она верит Вашим обещаниям».

В ответ на адрес 26 июля появилось пять ордонансов. Одним из них распускалась палата, другим изменялся избирательный закон, третьим восстановлялась цензура. Ордонансы были изданы на ос­новании § 14 Конституции, предоставлявшего королю принимать меры для обеспечения безопасности государства.

Заслуживает внимания, что ордонансам предшествовал рапорт королю со стороны всех министров. Единодушие безответственных министров, сплотившихся для защиты беззаконного режима, луч­ше всего показало, что безгласность — необходимая атмосфера для бюрократического вершения государственных дел. Вот что пи­сали о прессе эти верные друзья собственных выгод: «Во все эпохи периодическая пресса по самой своей природе была орудием раз­рушения и возмущения. Во все времена, как только пресса осво­бождалась от стеснявших ее оков, она производила натиск на государство... Ее судьба, одним словом, возобновлять революцию, принципы которой она открыто провозглашает. То освобождаемая от цензуры, то снова ей подчиняемая, печать завладевала свобо­дой лишь для возобновления своей разрушительной работы. Для продолжения этой работы с большим успехом она нашла себе де­ятельную помощницу в департаментской печати, которая, страв­ляя местные зависть и злобу, наполняя ужасом души робких лю­дей, потрясая авторитет нескончаемыми смутами, имела почти решающее влияние на выборы».

Сигнал к оппозиции был подан газетой «National», которая стала уже популярным органом среди учащейся молодежи. Тьер выпустил в тот же день, 26 июля, прокламацию, призывавшую к противодействию. Прокламация тотчас же была подписана еще 44 редакторами. В этом замечательном документе французские ли­тераторы заявляли: «В положении, в которое мы поставлены, по­виновение перестает быть обязанностью. Граждане, которые прежде Других должны подчиняться, — это журналисты. Они же должны давать первый пример противодействия власти, которая теряет подзаконность. Соображения, которыми руководимся мы, доста­точно оправдывают наше поведение... В § 8 хартии сказано, что по делам о печати обязаны сообразоваться с законами, а не с ордонансами. В § 35 хартии говорится, что организация избирательных собраний будет определяться законами, а не ордонансами. До сих пор корона также признавала эти параграфы... Сегодня правитель­ство нарушило законность. Мы освобождены от повиновения; мы попробуем сегодня опубликовать наши писания, не спрашивая должного разрешения. К этому именно нас побуждает гражданс­кий долг, и мы его выполним».

Протест был опубликован в «Temps» и «National». По улицам Парижа ходили типографщики и другие труженики печатного дела и кричали: «Да здравствует свобода! Долой министров!» Тысячи других рабочих и лиц разных профессий присоединились к проте­стантам. Начались уличные кровопролития, продолжавшиеся 27, 28 и 29 июня. В потоках крови была похоронена монархия Бурбонов. Карл X с семьей бежал в Англию.