Маяковский - готовый результат еще «не построенного» социализма

Маяковский являл собой не только образ, но и осязаемую явь новой и свежей жизни начала 20-х гг. в облике Нового, но вполне конкретного человека. Не только позиция поэта и его поэзия, но и многое другое в нем (чувства, стиль, вкус, воля, манеры, интонации и т.д.), спаянное энергией универсального творчества в единое целое, как раз и давало ощущение самой жизни, невиданной прежде. И в этой жизнеутверждающей убедительности, идущей от личности Маяковского, тонули все аргументы его идейных оппонентов.

Сущностную связь поэта с нарождающимся социализмом понимали не только у нас, но и за границей, воспринимая его там в первую очередь как полпреда СССР. За рубежом власти боялись Маяковского как воплощение идей социализма в их самом убеждающем виде - борца, обращающегося ко всему миру на языке поэзии8. Поэта расценивали уже как свершившийся «результат» социализма, его квинтэссенцию, причем в человеческом воплощении 9. Кстати, там его называли чаще всего поэтом именно советским, а не русским - это принципиально важно.

Одним словом, феномен Маяковского являл собой то исходное отношение социализма, которое проявило сущность последнего во всей полноте и прежде, чем оно было развернуто в своем последующем историческом становлении10.

Начало

Из природы Грузии через суровую революцию (= историю) в тревожный космос коммунистичности (= мир культуры) - таков вектор генезиса поэта. Да, именно так: не из деревни в город с последующим нарастанием маяты между патриархальностью и урбанистикой, как это было, например, у Есенина, а из природы - в Историю. Маяковский всегда был анти-патриархален. Преходящесть патриархальности болезненно понимал уже и сам Есенин: «К прошлому возврата больше нет».

Первые представления о том, что связывалось со словом «революция», сложились еще в ранней юности из черно-белой ясности увиденного: «Прокламацию вешали грузины. Грузинов вешали казаки. Мои товарищи - грузины. Я стал ненавидеть казаков»11. Но еще раньше, чем была вымощена дорога к будущему политическому подполью, у мальчика сформировалась поэтическая суть понятия «Революция». Еще не стихи, а лишь поэтический глазомер позволял ему безошибочно определять главное. И действительно, самым коротким расстоянием до понимания сущности, которая корчилась в муках своего становления и борьбы, все шире захватывая в себя людей, события, положения, - что потом разлилось Революцией 1917 года, - была поэзия.

А пока был отчий дом, в котором любовь близких, осмысленный труд и музыкальность атмосферы дома навсегда определили главные силы и основные краски гармонического строя личности поэта. Влияние родителей на поэта было слишком значительным, чтобы об этом говорить привычно мало. Все крупное и яркое в нем, что задало вектор его последующего движения в революцию и искусство, было от них.

Но внезапная смерть отца (Владимира Константиновича12) заставила спешно распродавать мебель, упаковывать чемоданы и разворачивать обстоятельства в сторону Москвы, в которой кроме вопроса - что дальше? - ничто и никто не ждал.