Священный огонь

В доме грека или римлянина находился алтарь; на этом алтаре необходимо было всегда держать немного пепла и горячих угольев30. Для хозяина дома поддержание днем и ночью огня было священной обязанностью. Горе тому дому, где он угаснет! Каждый вечер уголья покрывались пеплом, чтобы сохранить их тлеющими до утра; по пробуждению первая забота — вдохнуть жизнь в этот огонь и напитать его новыми поленьями. Всполохи огня потухали на алтаре, только если погибала вся семья; угасший очаг, угасшая семья — эти выражения у древних были синонимами31.
Ясно, что этот обычай поддержания неугасимого огня на алтаре соответствовал какому-то античному верованию. Правила и обряды, соблюдавшиеся по этому поводу, показывают, что этот обычай имел большое значение. Не допускалось поддержание этого огня каким угодно деревом; религия различала, какие деревья могли быть использованы для отправления этой церемонии, а какие вносили нечестие32. Религия говорила еще, что этот огонь должен всегда оставаться чистым33; в буквальном смысле это означало, что в огонь нельзя было бросать ничего грязного, а в смысле переносном, что в свете этого огня нельзя было совершить даже малейшее недостойное дело. Был один день в году, у римлян это было 1 марта, когда каждая семья должна была потушить свой священный

1а Греки называли этот алтарь различными именами: рйцсх;, EOXOtра, EOTlCt; последнее имя получило наибольшее употребление и впоследствии так стала именоваться богиня Веста. Латины называли такой алтарь vesta, ara или focus. In primis ingressibus domorum vestal, id est arae et loci, solent haberi (Nonius Marcellus, ed. Quicherat, 53).
31 Hymnes homer., XXIX. Hymnes orph., LXXXIV. Hesiode, Opera, 679. Eschyle, Agam., 1056. Euripide, Hercul. fur., 503, 599. Thucydide, I, 136, Aristophane, Plut., 795. Caton, De re rust., 143. Ciceron, Pro domo, 40. Tibulle, I, 1, 4; Hovace, Epod., II. 43. Ovide, A. A., I, 637. Virgile, П, 512.
32 Virgile, VII, 71: castis faedis. Festus, v. Felicis. Plutarque, Numa, 9
33 Euripide, Here. fur., 715. Caton, De re rust., 143. Ovide, Fast., Ill, 698.

огонь и тотчас возжечь новый34. Но добывание нового огня было сопряжено со скрупулезным соблюдением должных обрядов. Особо следовало остерегаться получения огня путем высечения искры из удара железа о кремень. Добыть огонь можно было только фокусированием в одну точку теплоты солнечных лучей или быстрым, по особым правилам трением двух кусочков дерева друг о друга35. Эти разнообразные предписания доказывают, что с точки зрения древних в этом ритуале дело касалось не просто добывания и сохранения огня, как полезного и приятного начала; в огне, мерцавшем на их алтарях, эти люди видели нечто иное.
Этот огонь был чем-то божественным; его возвеличивалиу окружали самым настоящим культом. Его одаривали всем тем, что, как полагали, могло быть приятным богу: цветами, фруктами, благовониями, вином36. Просили его покровительства, веря в могущество огня. К нему обращались с горячими молитвами, чтобы обрести с его помощью вечные объекты человеческих желаний: здоровье, богатство, счастье. Одна из таких молитв, дошедшая до нас в собрании орфических гимнов, содержит в себе следующее: «Сделай нас вечно цветущими, вечно счастливыми, о огонь; о ты, вечный, прекрасный, всегда юный, ты, питающий нас, ты, богатый, прими благосклонно наши приношения и воздай нам в ответ счастье и здоровье, что нам столь сладки»37. Таким образом, древние рассматривали очаг как благодетельного бога, поддерживавшего жизнь человека, бога щедрого, питавшего человека своими дарами, бога сильного, покровительствовавшего дому и семье. В момент опасности около него искали убежища. Когда дворец Приама был уже во власти врагов, Гекуба увлекает старого царя к очагу: «Твое оружие не может защитить тебя,— говорит она,— но этот алтарь защитит всех нас»38.

[...] Важным доказательством древности этих верова-
» Macrobe, Saturn., I, 12.
35 Plutarque, Numa, 9; Festus, ed. Muller., p. 106.
:" Ovide, A. A., I, 637: dentur in antiques thura merumque focos. Plaute, Captiv., II, 39-40; Mercator, V, 1, 5; Tibulle, I, 3, 34. Horace, des, XXIII, 2, 3-4. Caton, Dererust., 143. Plaute, Aulaire, prologue.
37 Hymnes orph., 84.
18 Virgile, En., II, 523. Horace, Epit., I, 5. Ovide, Trist., IV, 8, 22.

ний и этой практики является тот факт, что они существовали у разных народов: и тех, что проживали на берегах Средиземного моря, и тех, что обитали на полуострове Индостан. Конечно, греки не перенимали эту религию у индусов, как и индусы у греков. Но греки, италийцы, индусы принадлежали к одной расе; их предки в очень отдаленную эпоху жили вместе в Средней Азии. Именно здесь у них впервые зародились эти верования и установились эти обряды. Следовательно, религия священного огня относится к эпохе очень отдаленной, покрытой тьмой веков, когда еще не существовало ни греков, ни италийцев, ни индусов, но были только арии. Когда же племена разделились, каждый народ унес этот культ с собой, кто-то на берега Ганга, кто-то на край Средиземного моря. Позднее, среди этих разделившихся племен, не имевших более сношения друг с другом, они стали поклоняться Брахме, другие — Зевсу, третьи — Янусу; каждая общность создала себе своих богов. Но все они, как древний завет, хранили первоначальную религию, выпестованную в общей колыбели их расы.
Если само существование этого культа у всех индоевропейских народов не доказывало бы его достаточно глубокой древности, можно было бы найти другие доказательства, обратившись к религиозным обрядам греков и римлян. Во всех жертвоприношениях, даже в тех, что совершались в честь Зевса или Афины, никогда дело не обходилось без очага, к которому было обращено первое воззвание39. Каждая молитва богу, какому бы божеству она ни предназначалась, начиналась и заканчивалась молитвенным обращением к очагу40. В Олимпии первое жертвоприношение, приносимое от всей Греции, посвящалось очагу, второе — Зевсу41. Подобно этому и в Риме в первую очередь склонялись перед Вестой, которая была не чем иным, как очагом42; Овидий говорил, что это божество занимало первое место в религиозной практике людей. О том же самом мы читаем в гимнах Ригведы: 38 Porphyre, De abstin., II, p. 106; Plutarque, De frigido,
8. " Hymnes horn., 29; Ibid., 3, V, 33. Platon, Cratyle, 18. Hesychins, d«p' eoTio^. Diodore, VI, 2. Aristophane, Oiseaux, 865. «Pausanias, V, 14. 42 Ciceron, De nat. Deor., II, 27. Ovode, Fast., VI, 304.

«Прежде всех прочих богов надлежит обращаться к Агни. Мы произносим его истинное имя прежде имен всех других бессмертных. О Агни, какого бога мы ни чествовали бы жертвою, всегда этот дар предназначен тебе». Таким образом, и в Риме времен Овидия, и в Индии во времена брахманов огонь очага еще имел первенство перед всеми другими богами; так было не потому, что Юпитер и Брахма не приобрели еще большого значения в религии людей; но это вытекало из того, что люди помнили о старшинстве огня очага по сравнению с этими богами. Вот уже много веков он занимал в культе первое место и боги более новые и более значительные не могли оттеснить его с этого места.
С веками символы этой религии менялись. Когда народы Греции и Италии усвоили привычку представлять себе своих богов в личностном качестве, наделяя каждого из них собственным именем и человеческим обликом, старый культ огня подчинился тому общему закону, по которому в этот период человеческий разум перекраивал всякую религию. Алтарь священного огня был персонифицирован; ему дали имя есттш, Vesta — Веста; имя было одним и тем же в латыни и греческом и этим словом в общем первоначальном языке обозначался алтарь. Довольно обычным образом имя нарицательное перешло в имя собственное. Мало-помалу сложилась легенда. Это божество стали представлять в образе женщины, потому что слово, обозначавшее алтарь, было женского рода. Дошли и до изображения этой богини в статуях. Но так никогда и не изгладились следы первоначального верования, согласно которому это божество было просто огнем алтаря; и сам Овидий был вынужден согласиться, что Веста есть не что иное, как «живое пламя»43.
Если сопоставить культ священного огня с культом мертвых, о котором только что шла речь, то между ними обнаружится тесная взаимосвязь.
Заметим сначала, что тот огонь, который поддерживали на очаге, в сознании людей вовсе не являлся огнем вещественной природы. В нем видели не физическое явление, согревающее или сжигающее, изменяющее тела, плавящее металлы и становящееся могучим орудием
" Ovide, Fast.. VI, 291.

человеческой деятельности. Огонь очага — огонь совершенно иной природы. Это огонь чистый, который может быть получен только при помощи специальных обрядов и поддержан только особыми сортами дерева. Это огонь целомудренный; его свет не может быть осквернен зрелищем совокупления полов44. У него просят не только богатства и здоровья; к нему обращаются с молитвенной просьбой о чистоте сердца, умеренности, мудрости. «Сделай нас богатыми и цветущими,— говорится в одном орфическом гимне,— сделай нас также мудрыми и целомудренными». Огонь очага, следовательно, является разновидностью нравственного существа. Действительно, он пылает, он согревает, он доводит до готовности священную пищу; но одновременно он обладает мышлением и совестью; ему известны обязанности людей, и он следит за их выполнением. Можно говорить о том, что он — человек, ибо, как и у человека, его природа двойственна: физически он светится, колышется, живет, обеспечивает изобилие, готовит пищу, питает тело; в аспекте его нравственной природы он наделен чувствами и привязанностями, он дает человеку чистоту, он правит красотою и добром, он питает душу. Можно сказать, что он поддерживает человеческую жизнь в двух качествах своих проявлений. В одно и то же время он разом источник и богатства, и здоровья, и добродетели. Это воистину Бог человеческой природы. Позднее, когда этот культ был оттеснен на второй план Брахмой или Зевсом, огонь очага сохранил в себе те черты, которые наиболее доступны человеку в божестве; он стал посредником между человеком и богами физической природы; именно на него было возложено бремя вознесения на небо молитв и даров людей, принося оттуда божественные милости. Еще позднее, когда из этого мифа священного огня возникла великая Веста, Веста стала богиней-девственницей; она не олицетворяла собой в мире ни плодородия, ни могущества; она стала порядком; но не строгим, абстрактным, математическим порядком, непреложным и фатальным законом, avayxT|45, который издавна был замечен среди явлений физической природы. Она стала
" Hesiod, Opera, 678-680. Plutarque, Comm. sur Hes., frag. 43. <i Необходимость (греч.).— Примеч. перев.

порядком нравственным. Ее представляли себе в виде некой универсальной души, упорядочивающей движения различных миров, подобно тому как человеческая душа управляет нашими органами.
За всем этим, таким образом, проглядывается мыслительная деятельность самых ранних поколений. Основание этого культа находится вне физической природы, оно кроется в том маленьком таинственном мире, имя которому — человек.

- - - - - - - - - - - - - -
Нюма Фюстель де Куланж

Нюма Дени Фюстель де Куланж (Numa Denis Fustel de Coulanges) родился в 1830 г. в Париже, где получил начальное и среднее образование. С 1850 по 1853 г. он был студентом Высшей Нормальной школы, а затем участвовал в археологических раскопках в Афинах и на о. Хиос. Избрав предметом своих исследований классическую древность, он защитил в 1858г. докторскую диссертацию. С 1860г. Фюстель де Куланж преподает историю в Страсбургском университете, с 1870 г. он возглавляет кафедру истории в Высшей Нормальной школе, а в 1875 г. получает должность профессора в Сорбонне. Всю остальную жизнь, за исключением нескольких лет, когда Фюстель де Куланж был директором Высшей Нормальной школы (1880-1883), он преподавал в Сорбоннском университете. Умер Фюстель де Куланж в Масси в 1889 г.
Наибольший интерес для исследователей религии представляет книга Фюстеля де Куланжа «Древний город: Изучение религии, законов и институтов Греции и Рима» (1864).
Прекрасный знаток древней истории, Фюстель де Куланж подчеркивал огромное значение религии в общественной жизни Греции и Рима и рассматривал ее как «организующий дух древнего общества». Анализируя взаимоотношения между религией, законами и общественными институтами, Фюстель де Куланж пришел к выводу, что все более или менее значительные изменения в общественной жизни Греции и Рима были обусловлены изменениями, происходящими в сфере религиозных верований.
Предлагаемый фрагмент включает в себя «Введение» и выдержки из первых двух глав книги Фюстеля де Кулаижа «Древний город», дающие представление о взглядах автора на религию и ее роль в древнем обществе.
Перевод выполнен А. П. Забияко по изданию: Fustel de Couianges. La cite antique. Paris, 1893.