Древние верования. Верования, связанные с душой и смертью

Вплоть до самого конца истории Греции и Рима в простонародной среде сохранялся целый ряд мыслей и обычаев, зародившихся, бесспорно, в гораздо более далекую эпоху; по ним мы можем узнать о древнейших воззрениях человека на собственную природу, душу, таинство смерти.
Как бы глубоко мы ни погружались в историю индоевропейской расы, ветвями которой являются греческие и италийские народы, мы не отыщем свидетельств, что представители этой расы когда-либо верили в то, что по истечении краткой земной жизни все кончено для человека. Самые древние поколения, задолго до появления каких-либо философов, веровали, что за гранью жизни начинается другое существование. Они смотрели на смерть не как на распад бытия, но как на простую перемену форм жизни.
Но где и как продолжалось это второе существование? Может быть, веровали, что бессмертный дух, покинув однажды одну телесную оболочку, спешил одушевить другую? Нет; верование в метемпсихоз так никогда и не смогло укорениться в умах греко-италийских народов; не было оно и самым древнем воззрением восточных ариев, поскольку ему противоречат гимны Вед. Быть может, веровали в то, что дух поднимается к небу, к области света? Тоже нет; мысль, что души отправляются в небесное жилище, относительно недавнего происхождения на Западе; пребывание на небесах рассматривалось исключительно в качестве вознаграждения великим людям и благодетелям человечества. Согласно древнейшим верованиям италийцев и греков, тот мир, в котором душа проводила свою вторую жизнь, не чужероден этому миру; просто душа оставалась вблизи людей и продолжала жить под землей'.
' Sub terra censebant reliquam vitam agi mortuorum. Ciceron, Tusc., I, 16. Это верование было столь сильным, прибавляет Цицерон, что даже после того, как установился обычай сжигать трупы, продолжали верить, что мертвые живут под землей.— Euripide, Alceste, 163; Hecube, passim.

Довольно долго господствовало также верование в то, что в этом втором существовании душа оставалась связанной с телом. Она родилась с ним и даже смерть не могла разлучить их; вместе с телом душа покоилась в могиле.
Как ни древни эти верования, о них остались для нас верные свидетельства. Свидетельства эти — те погребальные обряды, которые, возникнув вместе с верованиями, намного их пережили, предоставив нам возможность понять древние духовные образования.
Обряды погребения ясно показывают, что, опуская тело в могилу, верили, что одновременно с телом оставляют там и нечто живое. Вергилий, всегда столь точно и тщательно описывающий религиозные церемонии, заканчивает рассказ о погребении Полидора такими словами: «Мы заточаем в могилу душу». Такое же выражение встречается у Овидия и Плиния Младшего; это не означает, что оно соответствовало идеям этих писателей о душе, но говорит только о том, что с незапамятных времен это выражение постоянно присутствовало в языке, свидетельствуя о древних и общепринятых верованиях2.
Существовал обычай в конце похоронного обряда трижды призывать душу усопшего, произнося его имя. В ее адрес высказывалось пожелание счастливой жизни под землей. Трижды ее напутствовали: «Будь счастлива». И добавляли: «Пусть будет тебе легко под землей»3. Такова была сила уверенности в том, что существо продолжит жить под землею и даже там оно сохранит ощущение благополучия или страдания. На надгробии писали, что здесь покоится человек,— выражение пере-

2 Virgile, En., Ill, 67: animamque sepulcro condimus.— Ovide, Fast., V, 451: tumulo fraternas condidit umbras.— Pline, Ep., VII, 27: mones rite conditi.— Описание Вергилия относится к обычаю использования кенотафов; в случае невозможности отыскания тела родственника допускалось отправление церемонии, в точности воспроизводившей все погребальные обряды; при этом верили, что за отсутствием тела в могилу таковыми действиями заточается душа. Euripide, Helen, 1061, 1240. Scholiast, ad Pindar. Pyth., IV, 284. Virgile, VI, 505; XII, 214.
3 Iliade, XXIII, 221. Euripide, Alceste, 479: ховдра ool yftmv еяаусовеу яюо1. Pausanias, II, 7, 2.— Ave atque vale, Catulle, C. 10. Servius, ad -Cneid., II, 640; III, 68; XI, 97: Ovide, Fast., IV, 852; Metam., X, 62.— Sit tibi terra levis; temuem et sine pondere terrain; Juvenal, VII, 207; Martial, I, 89; V, 35; IX, 30.

жившее эти верования и через века дошедшее до наших дней. И мы еще употребляем его, хотя, конечно, никто уже не думает, что в могиле покоится бессмертное существо. Но во времена античности в это верили так сильно, что никогда не пренебрегали захоронением вместе с ним вещей, в которых, как предполагалось, человек может испытывать нужду: клали одежду, посуду, оружие4. На могилу возливалось вино, чтобы он мог утолить жажду; оставляли пищу, чтобы насытить его голод5. Совершали заклание лошадей и убийство рабов, полагая, что, будучи погребенными вместе с усопшим, они еще послужат ему, как служили в течение жизни®. После взятия Трои греки спешат вернуться домой; каждый уводит с собой по" прекрасной пленнице; тогда Ахилл, который уже под землею, тоже требует свою пленницу, и ему отдают Поликсену7.
Один стих Пиндара сберег для нас любопытный след этих воззрений древних поколений. Фрикс был принужден покинуть Грецию и убежал в Колхиду. В этой стране он умер; но даже мертвый он жаждал возвращения в Грецию. Он явился во сне Пелиасу и повелел ему идти в Колхиду, чтобы принести оттуда его душу. Без сомнения, эта душа тосковала по родной земле, по семейной усыпальнице; но, привязанная к плотским останкам, она не могла без них покинуть Колхиду8.
Из этого первоначального верования возникла необходимость погребения. Чтобы душа оставалась в подземном жилище, в котором ей уготовано вести вторую

4 Euripide, Alceste, 637, 638; Orest, 1416-1418. Virgile, En. VI, 221; XI, 191—196.— Что касается Афин, то для этого города древний обычай приносить дары усопшим зафиксирован Фукидидом, II, 34; eio(pepei то» еаитой е^оюто!;. Закон Солона запрещает оставлять в могиле более трех одежд (Plutarque, Solon, 21). Лукиан упоминает о таком же обряде: «Сколько одежд и убранств сожжено или зарыто вместе с мертвыми, как будто они ими будут пользоваться под землей».— При погребении Цезаря, в эпоху расцвета суеверия, древний обычай был еще соблюден; на костер были возложены munera (погребальные дары: одежда, оружие, утварь (Suetone, Cesar, 84)); Tacite, Ann., Ill, 3.
5 Euripide, Iphig. en Tauride, 163. Virgile, en., V, 76-80; VI, 225. Iliade, XXI, 27-28; XXIII, 165-176. Virgile, En., X, 519-520; XI, 80-84, 197.— О том же обычае в Галлии, см.: Cesar, В. G., V, 17.
7 Euripide, Hecube, 40-41, 107-113, 637-638.
8 Pindare, Pythiq., IV, 284, издание Гейне, смотри Схоласта

жизнь, надлежало связанное с ней тело предать земле. Душа, не имевшая своей могилы, не имела и жилища. Она была скиталицей. Напрасно жаждала она покоя, столь желанного после волнений и трудов жизни; ей суждено было вечно бродить в образе ларва или призрака, никогда не покидая скитальческой тропы, никогда не получая необходимых даров и пищи. Несчастная, она становилась скоро злотворною. Она мучила живых, насылала на них болезни, опустошала их жатвы, пугала их страшными явлениями — и все это для того, чтобы склонить их к погребению ее тела и ее самой. Отсюда произошло верование в привидения9. Вся античность жила убеждением, что без погребения душа несчастна и что через обряд похорон она навсегда обретает счастье. Погребальная церемония совершалась не для того, чтобы выставить напоказ сопровождающую похороны печаль, но с целью успокоения и обеспечения счастья усопшего10.
Обратим внимание, что одного предания тела земле было недостаточно. Нужно было еще соблюсти определенные издавна обряды и произнести установленные заклинания. У Плавта мы находим историю об одном пришельце из могилы; то была душа, вынужденная поневоле скитаться из-за того, что ее тело было предано земле без соблюдения обрядов. Светоний рассказывает, что тело Калигулы было захоронено без отправления погребальной церемонии, поэтому его душа бродила по свету и являлась живым людям до тех пор, пока не было решено перезахоронить тело, но уже с соблюдением надлежащих правил". Эти два примера ясно показывают, какое действие приписывалось обрядом и заклинаниям погребальной церемонии. Без них души были обречены на бродяжничество, то и дело попадаясь на глаза живущим; силою же обрядов и заклинаний они прочно заточались в могилу. Но подобно тому, как существовали

' Ciceron, Tusculanes, I, 16. Euripide, Troad., 1085. Herodote, V, 92. Virgile, VI, 371, 379. Horace, Odes, I, 23. Ovide, Fast., V, 483. Pline. Epist., VII, 27. Suetone, Calig., 59. Servius, ad /Cn., Ill, 68.
'» Iliade, XXII, 358; Odyssee, XI, 73.
" Suetone, Caligula, 59; Satis constat, priusquam id fieret, hortorum custodes umbris inquietatos... nullam noctem sine aliquo terrore transactam.

заклинания, обладавшие способностью приковать душу к могиле, у древних были и другие, наделенные прямо противоположной силой — они могли тревожить души и моментально поднимать их из склепа.
У древних писателей можно заметить, как сильно мучила человека боязнь, что после его смерти над ним не будут выполнены все подобающие случаю обряды. Это служило источником мучительного беспокойства12. Меньше боялись самой смерти, чем участи быть лишенным погребения. Ведь тут дело касалось покоя и вечного счастья. Мы не должны слишком удивляться на афинян, казнивших полководцев, которые после победы в морской битве пренебрегли захоронением павших. Эти полководцы, ученики философов, быть может, уже видели существенное различие между душой и телом и, по неверию, что участь одного как-то связана с участью другого, им казалось, что для трупа безразлично где сгнить, в земле или в воде. Им грозил надвигавшийся шторм и обряд собирания и захоронения мертвых представлялся пустой формальностью. Но толпа, которая даже в Афинах продолжала жить древними верованиями, вменила им в вину нечестивость и осудила на смерть. Своей победой они спасли Афины, но своим пренебрежением они погубили тысячи душ. Родственники погибших, думая о тех долгих муках, которые предстоит вытерпеть душам, явились в суд в траурном одеянии и потребовали мщения13.

12 В Илиаде, XXII, 338-344, Гектор просит своего победителя не лишать его погребения: Жизнью тебя и твоими родными у ног заклинаю. О! Не давай ты меня на терзание псам Мирмидонским; Меди, ценного злата, сколько желаешь ты, требуй; Вышлют тебе в искупленье отец и почтенная матерь; Тело лишь в дом возврати, чтоб трояне меня и троянки, Честь воздавая последнюю, В доме огню приобщили
(перевод Н. Гнедича)
Точно так же у Софокла Антигона пренебрегает смертью, «только чтобы ее брат не остался без погребения» (Soph., Antigone, 467).— То же чувство выражено: Virgile, IX, 213; Horace, Odes, I, 18; V, 24-36; Ovide, Heroides, X, 119-123; Tristes, III, 3, 45.— В проклятии самое ужасное из того, что можно пожелать врагу,— это умереть без погребения (Virgile, En., IV, 620).
13 Xenophon, Helleniques, I, 7.

В древних общинах закон поражал выдающихся преступников наказанием наиболее ужасным — лишением погребения14. Таким образом каралось не только тело, но и душа, которая обрекалась на вековечную муку.
Надо заметить, что у древних утвердилось и другое воззрение на пребывание усопших. Они представляли себе область хотя и тоже подземную, но бесконечно более обширную, чем могила, где вдали от своих тел совместно жили все души и где наказания и воздаяния были распределены сообразно тому образу жизни, который человек вел на земле. Но обряды погребения — так, как они выше описаны,— находятся в явном разногласии с этими верованиями: несомненное доказательство того, что в эпоху установления этих обрядов не существовало еще веры в Тартар и Элизиум. Изначальное мнение этих античных поколений состояло в том, что человеческое существо обитало в могиле, что душа не покидала тело и что она оставалась прикованной к той части земли, где зарыты кости. Тут никто не требовал от человека отчета за прожитую жизнь. Как только задвигалась могильная плита, ему уже нечего было ждать ни воздаяния, ни кары. Воззрение, конечно, грубое, но оно лежит у истоков представления о будущей жизни.
[...] Таковы древнейшие верования, которые кажутся нам ошибочными и нелепыми. Однако в течение долгого ряда поколений они оказывали влияние на человека. Они царили в душах; и вскоре мы увидим, что они правили также и обществами и что большинство домашних и социальных институтов древних вышли из этого источника.