Глава тридцать седьмая

В то время как антропософские познания вносились в Общество, отчасти из частных изданий, — Мария фон Сиверс и я проводили совместную работу в области искусства, предназначенного самой судьбой играть роль оживляющего элемента в антропософском движении.

Предметом работы, с одной стороны, была рецитация с ее уклоном в сторону драматического искусства. Эта работа была необходима для придания антропософскому движению правильного содержания.

С другой же стороны, во время путешествий, предпринимавшихся во имя служения Антропософии, я получил возможность углубляться в развитие архитектуры, пластики и живописи.

В различных местах моего жизнеописания я уже говорил о том, какое огромное значение имеет художественный элемент для человека, внутренне переживающего духовный мир.

Большинство произведений искусства, созданных в процессе развития человечества, вплоть до периода моей антропософской деятельности я мог изучать только по копиям. Из оригиналов мне было доступно лишь то, что хранится в Вене, Берлине и некоторых других городах Германии.

Теперь же, во время путешествий, связанных с антропософской работой, которые я совершал вместе с Марией фон Сиверс, мне стали доступны сокровища музеев почти всей Европы. И с начала нового столетия, на пятом десятке моей жизни, я начал проходить высшую школу изучения искусства, а в связи с этим и созерцать духовное развитие человечества. И всюду рядом со мной была Мария фон Сиверс, которая благодаря тонкому и художественному проникновению во все то, что я переживал при созерцании искусства и культуры, прекрасно сопереживала все это сама, дополняя мои переживания. Она понимала, что все эти переживания оживляют идеи антропософии. Ибо впечатления от искусства, воспринимаемые моей душой, проникали в то, что я стремился сделать действенным в своих лекциях.

При непосредственном созерцании великих произведений искусства перед нашими душами открывался мир, в котором из более древних времен в новые еще выражает себя совершенно иной душевный строй. Мы могли погружаться душой в духовность искусства, которая еще присутствует у Чимабуэ. Через вживание в искусство мы могли углубляться в величественную духовную борьбу Фомы Аквинского против арабизма в период расцвета схоластики.

Особенно важен был для меня анализ архитектурного развития. Благодаря созерцанию архитектурных стилей в моей душе развивалось то, что позднее я смог запечатлеть в формах Гетеанума.

Созерцание "Тайной вечери" Леонардо в Милане, творений Рафаэля и Микеланджело в Риме и связанные с этим созерцанием беседы с Марией фон Сиверс именно тогда должны, как мне кажется, восприниматься с тем большей благодарностью к судьбе, когда они впервые предстают перед душой уже в зрелом возрасте.

Мне пришлось бы написать книгу немалого объема, если бы я собирался, хотя бы и вкратце, описать все, что я в то время переживал.

Взор, обращенный на "Афинскую школу" или "Диспуту", глубоко проникает в тайны человеческого развития, когда за ним стоит духовное созерцание.

Переходя от созерцания Чимабуэ к Джотто и далее к Рафаэлю, можно наблюдать постепенное угасание древнего духо-созерцания человечества и переход его в современное, более натуралистическое. То, что вытекало из духовного созерцания как закон развития человечества, ясно раскрывалось перед моей душой и в развитии искусства.

Я всегда ощущал глубочайшее удовлетворение, когда замечал, что антропософское движение получает новый импульс благодаря этому непрестанному погружению в искусство. Для того чтобы охватить и выразить в идеях сущность духовного, необходима подвижность в деятельности идей. А она достигается через наполнение души искусством.

Нужно было сохранить Общество от вторжения той идущей изнутри неправды, которая связана с ложной сентиментальностью. Духовному движению всегда грозит это. Если же лекция оживляется подвижными идеями, которыми лектор обязан своей любви к искусству, то тем самым будет изгнана всякая исходящая из сентиментальности неправда, таящаяся в душе слушателя. Элемент искусства, который хотя и воспринимается ощущением и чувством, но благодаря созерцанию и формированию возвышается до исполненной света ясности, может стать действенным противовесом ложной сентиментальности.

Как особо благоприятный знак судьбы для антропософского движения я ощущал то, что в лице Марии фон Сиверс мне была дарована судьбой сподвижница, которая благодаря своей глубокой расположенности к искусству могла с полным пониманием работать над этим художественным, опирающимся на чувство, но отнюдь не сентиментальным элементом.

Нужно было постоянно противодействовать этому внутренне неправдивому сентиментальному элементу. Ибо он все время проникает в духовное движение. Его нельзя просто отвергать или игнорировать, потому что люди, которые предаются этому элементу, во многих случаях в глубочайших подосновах своей души все же являются ищущими людьми. Сначала им бывает трудно обрести твердое отношение к сведениям, сообщаемым им из духовного мира. В сентиментальности они бессознательно ищут некого рода забвение. Они хотят узнать совершенно особые, "эзотерические" истины. И в них развивается стремление вместе с этими истинами отделяться в особые группы наподобие сект.

Самое важное — сделать истину единой ориентирующей силой всего Общества: так, чтобы уклоняющиеся в ту или иную сторону могли все время наблюдать, как действуют те люди, которые вправе называть себя главными носителями идей Движения, ибо они являются его основателями. Позитивная работа во имя служения антропософии, а не выступления в борьбе против искажений, — вот что было существенным для меня и Марии фон Сиверс. Разумеется, имели место исключительные случаи, когда борьба становилась необходимой.

Период до парижского цикла моих лекций* как процесс развития был чем-то замкнутым в моей душе. Я прочитал эти лекции в 1906 году на Теософском конгрессе. Отдельными участниками Конгресса было высказано пожелание прослушать эти лекции наряду с посещением других мероприятий Конгресса. Тогда в Париже, где мы были вместе с Марией фон Сиверс, я познакомился с Эдуардом Шюре. Мария фон Сиверс давно уже состояла с ним в переписке и занималась переводами его сочинений. Он был среди слушателей цикла. Кроме того, я имел удовольствие видеть среди моих слушателей Мережковского, Минского* и других русских писателей.

В этом цикле лекций мной было дано то, что в спиритуальных познаниях, являющихся руководящими для человеческого существа, я ощущал как "созревшее" во мне.

"Ощущение созревания" познаний — это нечто очень важное в исследовании духовного мира. Чтобы обладать этим ощущением, нужно пережить созерцание, как оно первоначально возникает в душе. Сначала оно ощущается неясно, нерезко, в контурах. Ему нужно дать погрузиться в глубины души для "созревания". Сознание еще не в состоянии охватить духовное содержание созерцания. Душа в своих духовных глубинах должна пребывать с этим содержанием в духовном мире без вмешательства сознания.

В обычном естествознании утверждение какого-либо знания происходит не ранее, чем закончены все необходимые эксперименты и наблюдения при помощи органов чувств и более нет возражений против приводимых вычислений. В духовной науке методическая добросовестность и дисциплина познания не менее необходимы. Но здесь идут иным путем. Нужно подвергать испытанию сознание в его отношении к познаваемой истине. Нужно уметь упорно и терпеливо, проявляя внутреннюю добросовестность, "ждать", пока сознание выдержит это испытание. Способность сознания к идее-творчеству в известной области следует укрепить до такой степени, чтобы суметь воспринять созерцание, о котором здесь идет речь, в содержание своих понятий.

В парижском цикле лекций я говорю о созерцаниях, которые прошли в моей душе длительное "созревание". После того как я изложил, в каком соотношении находятся между собой члены человеческого существа: физическое и эфирное тело — как посредник проявлений жизни, астральное тело — как посредник в проявлениях чувства и воли — и "Я-носитель", я сообщил о том, что эфирное тело мужчины является женским, а эфирное тело женщины — мужским. Тем самым благодаря антропософии был пролит свет на один из основных вопросов бытия, который тогда часто обсуждался. Стоит только вспомнить книгу несчастного Вейнингера "Пол и характер" и всю современную литературу.

Однако вопрос этот ведет в глубины человеческого существа. Своим физическим телом человек внедрен в силы Космоса совершенно иначе, чем своим эфирным телом. Благодаря своему физическому телу человек находится среди сил Земли, благодаря эфирному телу — среди сил внеземного космоса. Мужское и женское вовлечены в тайны мира.

Это знание стало для меня одним из самых поразительных внутренних душевных переживаний. Ибо я ощущал снова и снова, что к духовному созерцанию следует приближаться в терпеливом ожидании, и только переживая "созревание сознания", можно с помощью идей охватить духовное созерцание, с тем чтобы перенести его в область человеческого познания.