Авторитет и страх утраты любви

Активное присутствие Другого в человеческом субъекте органически связа­но с тем, что Фрейд называет прирожденной беспомощностью (hilfosigKeit) мла­денца: по причине своей относительной незрелости, из-за слабости мускулов и отсутствия нейронной координации он пока еще не способен к локомотор­ной деятельности и потому не может адекватно отвечать на раздражения, вы­зываемые потребностью (например, голодом). Это состояние беспомощности приводит к абсолютной зависимости от фантасматически всемогущего Друго­го (от матери или от того, кто ее заменяет). Именно так создается матрица от­ношения субъекта к авторитету, поскольку такая зависимость «порождает страх утраты любви». В случае потери любви исчезает защита от опасностей, и тут же перед субъектом встает угроза, что «эта всемогущая личность докажет ему свое превосходство в форме наказания». Итак, существует первичный страх, порож­даемый боязнью агрессии со стороны всемогущего авторитета. Но ребенок, вы­нужденный отказываться от удовлетворения некоторых своих побуждений, чтобы не стать жертвой агрессивности всемогущего Другого, сам начинает про­являть агрессивность против этого авторитета. В дальнейшем произойдет ин-териоризация внешнего авторитета, «социального страха», который будет вну­тренне восприниматься как некая психическая данность, как свирепое и все­ведущее «сверх-я», от которого не ускользает ничто: ему известны как реали­зованные, так и нереализованные желания, и оно с одинаковой строгостью оценивает и те и другие. Итак, «сверх-я» (которое составляет основу того, что приверженцы морализма называют моральным сознанием или «категоричес­ким императивом») является следствием родовой зависимости человека от че­ловеческой среды (и оно нисколько не связано с какой-либо формой социаль­ной организации).

Агрессор прочно обосновывается в субъекте. Если у последнего возникает какой-то агрессивный позыв (сожрать материнскую грудь), который не реали­зуется — а так всегда и бывает, — ему начинает угрожать внутренняя агрессия, агрессия со стороны «сверх-я». «Агрессия собственного сознания постоянно порождает агрессию авторитета». Сложность понятия агрессии у Фрейда заклю­чается, следовательно, в том, что речь идет не только об импульсе, направлен­ном вовне, как форме отношений с Другими (ненависть, ревность), но и о том, что этот импульс питает и «самоагрессию», не только садизм, но также, и преж­де всего, мазохизм. В то же время, согласно Фрейду, несмотря на то, что агрес­сия входит в структуру социальных отношений вида, ее нельзя рассматривать только как последствие расстройства социальных механизмов. Существование «сверх-я» не является результатом социогенеза в том смысле, что само «сверх-я» не есть производное от определенных социальных условий. «Сверх-я» — это ре­зультат родовых особенностей человеческого субъекта: его бытие проистекает из взаимоотношений с другими.

Ниже мы увидим, каким образом Фрейд привносит в «сверх-я» мифичес­кое содержание посредством гипотезы об убийстве родного отца (см. с. 69— 71), но о структурообразующем характере человеческой агрессивности доста-

ЧАСТЬ I. Институт политики

точно сказано при упоминании о той роли, которую Фрейд отводит эдипову комплексу. Агрессивность сына (как желание совершить убийство отца и как боязнь наказания) находит свое разрешение в преодоленини эдипова ком­плекса, короче говоря, в том, что, совершив символическое отцеубийство, ребенок обретает реальную способность быть отцом. Желание убить отца (или сожрать мать) может вызвать столь же большое чувство вины, что и реальная агрессия.