Специфика модернистской журналистики, общая характеристика одного из журналов («Северный вестник», «Мир искусства», «Весы» и др. – на выбор)

Эти издания явились своеобразным полигоном для теории и практики рождающегося “нового искусства”, поэтому остро ставились проблемы “переоценки ценностей”, поиска новых философских и эстетических ориентиров. Страницы позднего “Северного вестника”, “Мира искусства”, “Нового пути”, “Весов”, “Золотого руна”, “Аполлона”, футуристических сборников отразили становление и эволюцию символизма, акмеизма, футуризма. Модернистские журналы отразили активизацию русской философско-эстетической (“идеалистической”) мысли. Концепции, заявленные в них Мережковским, Розановым, Шестовым, Бердяевым, предвосхитили ряд течений европейской философии ХХ века (неохристианство, экзистенциализм, фрейдизм). Со страниц модернистской периодики шагнули в русскую и европейскую поэзию Брюсов, Бальмонт, Блок, Белый, Маяковский, Ахматова.

Полемическая энергия модернистских журналов устремлялась по двум направлениям: 1) против позитивизма и “утилитарной” эстетики (в первую очередь революционно-демократической и марксистской теорий искусства). Такова борьба “Северного вестника” с традициями Белинского, Чернышевского, Добролюбова, война художнической критики “Мира искусства” против передвижников, полемика “Весов” с ленинским принципом партийности искусства; 2) “внутривидовая” – например, между тремя фракциями русского символизма – “эстетической”, “теургической”, неохристианской.

Многосоставная природа русского модернизма сказалась на содержании его журналов – двойная ориентация на новое искусство и русскую классику (“Северный вестник” печатал Толстого рядом с символистами). Разумеется, интерпретация классики была новой – так, главные литературно-критические произведения “Мира искусства”, задуманного как “кафедра толкования и пропаганды новой эстетики” (А. Бенуа), были посвящены Толстому, Достоевскому, Пушкину, Лермонтову, Некрасову, но вместе с символистами других журналов на первый план выдвигали религиозно-нравственные и философско-эстетические искания. Соответственно, настоящими наследниками русской классики оказывались символисты (что во многом верно). Мережковский называл предтечами “нового идеализма” “народного мистика” Достоевского и “неутомимого искателя веры” Толстого (а еще Островского, Г. Успенского, Некрасова, Кольцова); о “священном служении” социальному идеалу у революционных демократов писал В. Розанов (“Новый путь”). С экзистенциалистских позиций рассматривал вершинные явления русской прозы Л. Шестов (“Достоевский и Ницше”, “Философия трагедии” – в “Мире искусства”; “Творчество из ничего” – в “Вопросах жизни”).

Идейно-эстетические установки и практика модернистских журналов подвергалась критике справа и слева, преследовались церковной и светской цензурой, поэтому эти издания занимали “островное” положение (небольшие тиражи, отсутствие прочной материальной базы, конфликты с меценатами). Организаторы первых модернистских журналов – Дягилев, Бенуа, Перцов, Брюсов – вынуждены были мириться с камерностью и недолговечностью своих изданий. И только в 1910-е годы, в процессе эволюции модернистских течений, их “академизации”, роста авторитета крупных талантов, модернисты завоевали прежде запретные области прессы – “Русская мысль” пригласила Брюсова для руководства беллетристическим отделом, новые издания (“Старые годы”, “Труды и дни”, “Гиперборей”, сборники футуристов) уже не были “островными”. Модернистская периодика обновила журнальную форму, создав тип литературного ежемесячника, отличного от традиционного “толстого” журнала. “Мир искусства”, “Весы”, “Аполлон” выделялись своей информативностью – хроника современной литературы и искусства отличалась мобильностью, полнотой, емкостью изложения. Высокий профессионализм отличал и другие критические жанры – статьи, обзоры, рецензии.

“Северный вестник” (1885 – 1898). Однако первый модернистский журнал по форме был обычным “толстым”, а поначалу и не модернистским. Основанный в 1885 году, он сначала ориентировался на только что закрытые “Отечественные записки”, но в самом начале 1890-х произошла постепенная смена собственника, и журнал (от народников) переходит в полную собственность Л. Я. Гуревич, которая в свою очередь, отдает фактическое и идеологическое руководство А. Л. Волынскому (Флексеру). Журнал обладал традиционной для “толстого” журнала структурой: до 2/3 объема занимал беллетристический раздел, большим был общественно-политический раздел, относительно небольшим – критический, однако он являлся идейным стержнем издания, поскольку велся самим Волынским. Его абсолютная гегемония – едва ли не главная особенность журнала.

Волынский начинал свой путь как модернизатор народничества, в т.ч. и в роли обозревателя текущих литературных явлений (с 1890 ведет постоянный раздел “Литературные заметки”). Вслед за Михайловским он выступал против социально детерминизма, критиковал революционных демократов за утилитаризм, подчинение дорогих ему “метафизических начал нравственной свободы” “второстепенной”, с его т.з., истории (глобальный антиисторизм и искусство- и литературоцентризм). Программная статья Волынского – “Наука, философия, религия” (1893, № 9) – открывает борьбу за автономию критики от публицистики: оказывается, влиять на современников надо, используя “строгую власть отвлеченной философской мысли” (т.е. философской критикой). Искусство имело в системе ценностей вечную и вневременную ценность, поэтому среди современников-беллетристов он не мог найти ни одного достойного (соизмеримого с мировой классикой: Волынский строил, например, свой отзыв о романе И. И. Потапенко “Любовь” на сопоставлении... с Данте). По мысли Волынского, “журнальная пропаганда” направляла беллетристику на ложный путь (без философских принципов, без истинно научной подкладки”), поэтому несколько лет критический отдел “Северного вестника” был занят по большей части скандальными статьями о русских критиках (Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Ап. Григорьев, В. Майков упрекались в философской небрежности, в отсутствии системы – т.е. Волынский покушался на основоположников всех существующих до него в России журнальных направлений. Поэтому в борьбе против “Северного вестника” единодушно выступали как либеральная, так и консервативная печать.

Другой отличительной особенностью журнала была ориентация на провинциального читателя (“Областной отдел”, раздел “Провинциальная печать”, множество статей о проблемах русской провинции, рубрика “За пределами Европейской России”). Общественно-политическим вопросам были отведены разделы “Политическая летопись” (международные события), “Внутреннее обозрение” и корреспонденции из зарубежных стран. Были привлечены либеральные публицисты Л. А. Полонский, А. П. Субботин, А. С. Трачевский. В полемике марксистов и народников (одно из центральных событий середины 1890-х) журнал поддержал “легальных марксистов”.

Огромный беллетристический отдел журнала отражал прежде всего “направление Волынского”. Практически исчезла “коммерческая” беллетристика, появляются переводы, М. Метерлинка, Г. Ибсена. С 1893 года резко возрастает количество статей, посвященных новейшим писателям Запада (особенно о “подлинно символическом искусстве”). Сложнее обстояло дело с оригинальной русской беллетристикой – существовал разрыв между публикуемыми произведениями и позицией ведущего критика (существовала тактика постепенного “вытеснения” беллетристов, публицистов и критиков – Кривенко, Протопопова, Скабичевского – народнической ориентации, но беллетристы – Мамин-Сибиряк, А. И. Эртель, Ф. Д. Нефедов), своеобразное “право на балласт”, т.е. как бы внутреннее размежевание, свободная критика по отношению к собственным авторам (резкое своеобразие журнала – насмешливые отзывы об изданиях своих сотрудников). Волынский подходил к вопросу о единстве так: его критическое выступление – школа по воспитанию писателей; к тому же: сочувствовал Боборыкин – печатался Боборыкин, Сологуб – Сологуб.