Диалог как вызов для теории речевых актов

Весьма примечателен тот факт, что одним из главных упре­ков в адрес теории речевых актов был связан с ее неспособно­стью объяснить связность языкового взаимодействия (интерак­ции) вообще и связность диалогового дискурса, в частности. По мнению Д. Франк, «человеческое общение является взаимодей­ствием в более фундаментальном смысле, нежели это представ­лено в теории речевых актов, согласно которой двое или более собеседников поочередно адресуют друг другу некоторые рече­вые акты, определяемые исключительно в терминах намерений говорящего»³.

Д. Франк находит такую теоретическую модель речевого взаимодействия слишком узкой, в особенности для объясне­ния связности диалогического дискурса. Преимущество этого дискурса Франк видит в том, что «при продолжении разгово­ра партнер (партнеры) говорящего обнаруживает (обнаружи­вают), имплицитно или эксплицитно, свою интерпретацию, а первый участник может снова на это отреагировать и т. д. Лингвист должен использовать и эту разновидность языко­вых данных, если только он хочет не просто сконструировать

¹ Макаров М. Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. С. 182.

² Якубинский Л. П. Язык и его функционирование... С. 35.

³ Франк Д. Семь грехов прагматики... С. 364.

вою личную интерпретацию, а воссоздать интерпретацию участников диалога»¹.

На более значительную, чем это предполагалось теорией речевых актов, роль в живой речи имплицитного содержания и «коммуникативного синкретизма» указывают наши отечест­венные исследователи О. Н. Ермакова и Е. А. Земская². Для изучения всех этих моментов требуется методологическая пере­ориентация на «отрицательный языковой материал». Для этого нужно обращаться к изучению живой непринужденной речи с ее аномалиями, отказавшись от искусственно составленных вы­сказываний, тем более на чужом (английском) языке, или от обычных для лингвистов примеров из художественного, опять же искусственного, дискурса.

В этом отношении очень характерен подход, реализуемый, например, А. Н. Барановым и Г. Е. Крейдлиным в исследовании феномена «иллокутивного вынуждения» в диалоге. «Конечно, -пишут авторы, - в идеальном случае хотелось бы анализировать реально протекающий диалог во всех его проявлениях, в том числе невербальных. Однако, к сожалению, мы не располагаем сколько-нибудь значительным фондом записей диалогических текстов, очищенных от разговорных наслоений, речевых сбо­ев и прочих посторонних шумов, поэтому материалом работы послужили тексты пьес, а также диалоги, представленные в других типах художественных произведений. Разумеется, мы ограничились анализом "нормальных" текстов, оставив в сторо­не абсурдные диалоги, имитации диалогов и языковые игры»³. Относительно такой методологической установки возникает во­прос: а зачем вообще обращаться к «реально протекающим диа­логам», если желать текстов, «очищенных» от «сбоев и прочих посторонних шумов»? К тому же для нас, например, не «само собой разумеется», что надо отказываться в исследовании язы­ка, тем более политического, от «ненормальных» (абсурдных) диалогов. K счастью, упомянутую методологию разделяют не все со­временные лингвисты. Так, О. Н. Ермакова и Е. А. Земская

¹ Там же. С. 372. 2. Ермакова О. Я., Земская Е. А. К построению типологии коммуникативных неудач (на материале естественного русского языка) // Русский язык в его aункционировании. М.: Наука, 1993. С. 30.

3. Варанов А. Н., Крейдлин И. М. Языковое взаимодействие в диалоге и понятие иллокутивного вынуждения // Вопросы языкознания. 1992. № 2. С. 84-85.

изучают коммуникативные неудачи, возникающие при устном неофициальном общении на русском языке жителей города, причем основной материал их работы составляют записи есте­ственных непринужденных диалогов. Аналогичный подход раз­вивают авторы «интент-анализа» политического дискурса¹ (к этому мы еще вернемся), а у французского лингвиста Ф. Жака мы уже в 70-х гг. XX в. обнаруживаем целую теорию и типоло­гию «ненормальных» диалогов (этот сюжет мы обсудим подроб­нее чуть позже)².

По мнению Д. Франк, теория речевых актов «игнорирует ди­намическую и стратегическую природу естественного речевого общения», она «не учитывает внутреннюю "логику" в развитии диалога, а именно, использование участниками диалога стра­тегий регулирования и прогнозирования этого развития», она не основана «на постоянно "движущейся" точке зрения комму­никантов». В отличие от этого, Франк призывает учитывать, что «единицы общения в момент их интерпретации находятся в процессе конструирования», что «значимой для взаимодействия является не одна-единственная перспектива, а столько перспек­тив, сколько имеется коммуникантов»³.

Эти соображения становятся тем более обоснованными, если принять во внимание роль «третьего» в диалоге. Эту линию исследований коммуникации в значительной мере реализовал в своих работах И. Гофман, ей также уделяется особое вни­мание и в теории коммуникативных неудач. Под последними понимаются явления, естественно присущие непринужденному диалогическому общению, а именно, случаи несовпадения ком­муникативных намерений говорящего и их прочтение слушаю­щим)⁴. О. Н. Ермакова и Е. А. Земская развивают, наряду с другими авторами, довольно подробную типологию коммуника­тивных неудач, среди которых нам наиболее интересны случаи, возникающие в манипулятивных актах. Последние весьма час­то представляют собой так называемую «языковую демагогию» как совокупность приемов «непрямого воздействия на слушаю-

щего или читателя, когда идеи, которые необходимо внушить ему не высказываются прямо, а навязываются исподволь путем использования возможностей, предоставляемых языковыми ме­ханизмами»¹.

Парадиалогический дискурс как цель нашего дальнейшего анализа и есть пространство неограниченной практики подобно­го рода демагогии.

1.2.4. Семантико-когнитивный подход и речевой «негатив»

Перед лицом отмеченных особенностей диалогового общения оказывается уязвимым схематизм чисто семантического и ког­нитивного подхода. Хотя этот подход и относится к прагматиче­скому аспекту речевого общения, и даже специально к полити­ческому дискурсу, он остается в плену логического схематизма своей методологии. Яркий пример такого рода — работы Т. ван Дейка, довольно часто посвященные политическому (идеологи­ческому) языку, однако вписывающие теорию прагматического понимания в «когнитивную теорию обработки информации»².

В отличие от собственно прагматического анализа языка эта теория «основывается не только на правилах и концептах, но и на стратегиях и схемах, являющихся средством для быст­рой и функциональной обработки информации»³. Именно эти схемы, — считает ван Дейк, — используются участниками ком­муникации для определения характера речевого акта и его приемлемости в данной ситуации, в том числе с точки зрения слушающего⁴. В такой методологической перспективе участни­ки коммуникации, в том числе политических диалогов, оказы­ваются абстрактными субъектами взаимного познания, как бы априорно приспособленными для того, чтобы их изучали струк­турные лингвисты.

Таким же формализмом нередко страдает и так называемый «конверсационный анализ» (conversation analysis), специально изучающий структуру разговоров. В этой структуре выделя-

¹ Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / под ред. Т. Н. Уш а­-
ковой, Н. Д. Павловой. СПб.: Алетейя, 2000. С. 147-261.

² Jacques F. Dialogiques. Recherches logiques sur le dialogue. Paris: Presses
Universitaires de France, 1979. P. 228 ff.

³ Франк Д. Семь грехов прагматики... С. 367.

⁴ Ермакова О. Н., Земская Е. А. К построению типологии коммуникативных
неудач... С. 31.

1. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира. М.: Языки Русской культуры, 1997. С. 461.

₂ Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация / под ред. В. И. Гераси-

мова. М.: Прогресс, 1989. С. 14.

₃ 1ам же. С. 25.

4. Там же. С. 26.

ются разные «условия», «элементы», «уровни», «характеристи­ки», «измерения», «роли», «планы», «стратегии»¹ и прочее, но за этим ворохом логических и технических терминов теряется нечто важное от специфики разговора в отличие от других ти­пов речи. Структурные лингвисты, например, весьма озабочены «правилами обмена диалоговыми репликами», хотя в реальном общении люди крайне редко тщательно планируют свой раз­говор, т. е. продумывают, какие вопросы они будут задавать, какие ответы рассчитывают получить, и какие варианты отве­тов и реплик они заготовят на эти ответы собеседника и т. д. Другими словами, «разговоры обычно имеют сразу несколько функций, и не нужна никакая однозначная цель для "благо­получного" достижения цели разговора»². Непринужденные беседы вообще могут быть относительно бесцельны и безре­зультатны, т. е. вестись ради них самих. Т. Лукман считает, что «разговоры обычно не являются рациональным действием в смысле Вебера»³.

Перед лицом этого схематизма лингвистической трактовки диалога хочется реабилитировать философию языка, которую лингвисты склонны упрекать в спекулятивности и «эстетизме».