Театр и педагогика. га — нас даже называли «эфросятами»

_га — нас даже называли «эфросятами». Мы повторяли его манеры, интонации. Все артисты немного обезьяны, это естественно, но это и мешает: подражая, ты уходишь от себя. И в какой-то мо­мент это стало меня сковывать...».

Задумаемся. Поначалу А.В. раскрепощал актеров, потом стал их сковывать. В чем же дело? Видимо, Дмитриева права. У Эфроса постепенно идет охлаждение к этюдному методу. Во всяком случае, он начинает, как мне представляется, изменять духу этюдного ме­тода, который состоит в предельном внимании к своеобразию акте­ра. Актер превращается в исполнителя его режиссерских заданий. И хотя действенным анализом Эфрос овладевает все более вирту­озно, этюдиость из его практики уходит. И он верит только в дей­ственный анализ, т. е., в абсолютную и решающую силу разбора.

Збруев пишет: «Он мог взять любое произведение и мгновенно, точно разобрать сцену по действию. Но при всем том, играя в та­ких показах, как князь Мышкин, Отелло или Ромео, — я оставался собой, — таким, и только таким, каким он меня выбрал и хотел ви­деть. Играл (с вариациями, конечно) один человеческий типаж. А ведь характеры-то разнятся и очень сильно. И этих отличий мне стало недоставать. /.../ Свобода в этюдах и импровизациях была ограничена режиссерской задачей. Может быть, и мы, актеры, были виноваты в том, что мало ему предлагали, мало заинтересо­вывали, увлекали собой. Но наша пассивность во взаимоотношениях с Эфросом (и моя, в том числе) исходила от величайшего пиетета, который мы перед ним испытывали. И постепенно он переставал зажигаться от нас, мы переставали быть источником его творче­ских поисков».

Збруев великодушно ищет причину только в себе, но ведь: «Ре­жиссер в театре отвечает за все» (А. Д. Попов). Мне представляет­ся, что А. В. Эфрос перестал опираться на этюдную методику, ко­торая априори считает актера «источником творческих поисков режиссера». Этюдный метод, мне кажется, предполагает провоци­руемое режиссером неустанное маятниковое вибрирование актера между его индивидуальностью и ролью, импровизацию не только на тему роли, по и на тему личности актера. Точно так же, как этюдность находит все новые и новые краски в роли, она открыва­ет все новые и новые краски в личности актера. Поэтому личность актера и остается интересной режиссеру. Она ведь не менее зага­дочна, чем роль. Не случайно Збруев скучает но поиску разных ха­рактеров, по соединению личности актера с характерностью роли и т. д. Он как бы просит учитывать весь полный набор особенностей его творческой личности.

14 Закат № 1775