Глава lXXV

Шекспир и Флетчер. - "Два благородных родственника" и "Генрих VIII". В 1634 г. появилась впервые драма под заглавием "Два благородныхродственника, - пьеса, представленная в Блэкфрайрсе слугами его королевскоговеличества с большим успехом, написанная знаменитыми современнымиписателями: Мистером Джоном Флетчером, джентл. Мистером Вильямом Шекспиром, джентл., напечатанная в Лондоне Томасом Котсом для Джона Ватерсона и продающаясяпод вывескою "Короны" на Павловском кладбище". Пьеса не была включена в первое издание in-folio произведений Бомонта иФлетчера (1647). Она появилась в печати только при втором издании (1679).Даже в том случае, если издатели первого шекспировского in-folio знали обучастии Шекспира в этой пьесе, она едва ли была им доступна. Рукописьоставалась во владении Флетчера до его смерти, последовавшей в 1625 году. Эта драма не имеет особенной ценности. Она далеко уступает лучшимпьесам Флетчера и не выдерживает никакого сравнения с любым из произведенийШекспира. Но целый ряд выдающихся английских исследователей нашего столетиянашли в ней яркие признаки стиля как великого поэта, так и другого, болеепосредственного. Сюжет перешел, подобно легенде о Троиле и Крессиде, от древних поэтов,в данном случае от "Тебаиды" Стация, к Боккаччо, от него к Чо-серу и был втаком виде положен в основу нескольких английских драм из эпохи Елизаветы иИакова. Почти все важные подробности в пьесе "Два благородных родственника"уже встречаются дословно в поэме Боккаччо "Teseide". Это рассказ о двухнежно преданных друг другу друзьях, возгоревших романтической любовью кодной и той же даме, прогуливающейся по саду, которую они видели из окнатемницы, куда были брошены Тезеем. С этой минуты их дружбе - конец. Каждыйсчитает только себя вправе получить руку Эмилии, сестры герцога. Одного издрузей отпускают на свободу под условием не возвращаться никогда в страну.Но тоска по возлюбленной гонит его назад, и он проживает переодетым вблизинее. Вскоре после этого освобождают его друга. Они встречаются, вступают впоединок, но герцог прерывает дуэль и узнает от одного из них историю как ихвзаимных отношений, так и их любви к его сестре. Тогда герцог устраиваетправильный турнир между ними. Победитель женится на Эмилии, побежденныйумрет позорной смертью. Но победитель падает с лошади и получает смертельныйушиб, и тогда побежденный женится на княжне. Что одним из авторов этой пьесы был Джон Флетчер, в этом никто не будетсомневаться. Во многих местах драмы заметна его версификация, и многиедругие особенности напоминают его более слабые работы, например, слабаякомпозиция, в силу которой два действия развиваются параллельно, не сливаясьи не сплетаясь, неодолимая страсть к чисто внешним театральным эффектам,наконец, желание поразить зрителя неожиданностями в ущерб психологии, тоесть отсутствие необходимой мотивировки. Во всей пьесе вырисовываютсявзгляды Флетчера на добродетельные и порочные отношения между мужчиной иженщиной. Под добродетелью Флетчер подразумевает целомудрие в смыслебезусловного воздержания, и он рисует рядом с некоторыми удовольствиямибесстыдную, чисто чувственную страсть. Эмилия постоянно говорит о своем"целомудрии", а дочь тюремщика - о своей страсти к Паламону, причемвыражения этой последней отталкивают своим бесстыдством. Любящие женщины уШекспира никогда не бывают ни целомудренны, ни страстны в этом смысле. Те изних, которым Шекспир симпатизирует и которых уважает, любят только одногомужчину, любят его с постоянством и без вероломства. А у Флетчера любовьподвергается быстрым метаморфозам, как мы видели это в пьесе "The MaidTragedy". Вот почему только он и мог создать такую фигуру, как героиня этойдрамы, которая воображает, что любит то одного, то другого из друзей, смотряпо тому, на чью сторону клонится победа. Если в этой пьесе встречаются частые отголоски шекспировскихпроизведений, то это обстоятельство говорит не против, а в пользу тогомнения, что главным автором пьесы был Флетчер. Мы видели, что даже в лучшихего работах слышались такие отголоски. Здесь они находятся еще в большемколичестве. Это реминисценции из "Сна в летнюю ночь", из "Юлия Цезаря" (спормежду Брутом и Кассием) и особенно плоское и непристойное подражание сценесумасшествия Офелии там, где дочь тюремщика ищет в лесу Паламона, сходит сума от страха, говорит бессвязные слова и поет песни в припадках безумия.Шекспир подражал самому себе только с целью превзойти себя, а не ради того,чтобы, как в данном случае, пародировать себя. Не Шекспир создал план этой пьесы. Он отличается отсутствием идеи, иесли порою просвечивает некоторое мировоззрение, то оно не напоминаетшекспировское. Поэтому мнение Суинберна едва ли верно. Он утверждает, что мыимеем перед собою шекспировский план, дополненный после смерти великогопоэта Флетчером. Такое предположение нелепо уже потому, что рука Шекспиразаметна, по мнению Суинберна, особенно в последних сценах. Труднопредположить, чтобы поэт начал отделывать пьесу с конца. Но существуют ливообще в этой драме такие отрывки, которые должны быть приписаны Шекспиру?Гардинер и Делиус отвечают "нет". Но едва ли это справедливо. Правда,Бирфрейнд не смущается тем обстоятельством, что целый ряд выдающихсяанглийских исследователей разделяют ныне противоположный взгляд. Но этотфакт обязывает иностранного критика просмотреть как можно добросовестнееэтот вопрос, и такое исследование приводит, на мой взгляд, к томузаключению, что если Флетчер построил план и отделал главные части, тоШекспир ретушировал пьесу. Он сделал это, потому что интересовался молодымпоэтом и питал к нему дружеские чувства, и потому, что тот отдал ему своюпьесу на просмотр и попросил его о помощи. Мы утомили бы читателей, если бы разобрали всю пьесу от начала доконца, чтобы указать на те места, которые запечатлены стилем Шекспира. Следыего пера встречаются особенно часто в первом действии. Обратите, например,внимание на воззвание королевы к Тезею во вступительной сцене, начинающеесясловами: "Мы три королевы..." и т. д. Это поистине ритм, свойственныйпоследним произведениям Шекспира. Обратите также внимание на смелые образныевыражения, встречающиеся здесь; например, в блещущей фантазией репликекоролевы: Царственные вдовы, дадим друг другу руки; будем вдовами нашего горя;время осуждает нас на бесплодную надежду. Обратите далее внимание на последнюю реплику Тезея в этом действии, нато, как он здесь перечисляет обстоятельства и условия, напоминающую собоюмонолог Гамлета (бич и посмеяние века, гнет тиранов) или пространную репликуУллиса (красота, ум, происхождение). Это место гласит: С тех пор, как я узнал страх, ярость, заповедь друзей, призывы любви,рвение, обязанность, налагаемую возлюбленной, жажду свободы, горячку,безумие и т. д. Не следует смешивать те части пьесы, которые написаны в подражаниеШекспиру с теми, которые носят отпечаток его собственного стиля. Сюдапринадлежит то место, достоинство которого в Англии обыкновеннопереоценивают, где Эмилия говорит о своей нежной и страстной дружбе спокойной Флавиной. Это плохое подражание той речи в "Сне в летнюю ночь"(III, 2), где Елена описывает свою дружбу с Гермией. Здесь любовь носитьболезненный, чисто флетчеровский характер, тем более отталкивающий, чтоЭмилия, характеризуя эту любовь, употребляет в немногих стихах три разаслово "невинный". В третьем действии чувствуется снова кисть Шекспира, именно в монологедочери тюремщика, занимающем вторую сцену. Обратите, например, внимание навыражение "Горе во мне убило страх" и на многие другие. Но начиная с тогомомента, когда она сходит с ума, и вплоть до ее последнего слова Шекспир ненаписал ни единой реплики и, вероятно, возмущался неумелому подражанию егособственным репликам. Первая сцена пятого действия принадлежит, по всей вероятности, опятьперу Шекспира. Первая реплика Тезея прекрасна, а слова Арситы, обращенные крыцарям, и ее воззвание к Марсу - прямо великолепны. В конце пьесы мы сноваслышим в стихах шекспировскую мелодичность, например, в следующем выраженииТезея, которым так восхищался Суинберн: That nought could buy Dear love, but loss of dear love. {Ничто не может так оценить дорогую любовь, как ее потеря.} Но все это не имеет для нас особенного интереса, так как Шекспир неповинен в психологии, или, вернее, в ее отсутствии. Значительнее ли его участие в создании "Генриха VIII"? Пьеса явиласьвпервые в издании in-folio 1623 г., заключая собой ряд "хроник". Первыечетыре действия построены на основании хроники Холиншеда, последнее действиеосновано на "Церковных актах и памятниках" Фокса, именуемых обыкновенно"Книгой мучеников", и затем, косвенно или непосредственно, на "Жизнеописаниикардинала Вульси" Джорджа Кавендиша, которое существовало только в рукописитогда и которым заметно пользовались Холиншед и Холл. Намек на пьесу о Генрихе VIII встречается впервые в книгопродавческомрегистре под 12 февраля 1604 - 1605 гг., где говорится об интерлюдии "КорольГенрих VIII", хотя здесь имеется в виду, по всей вероятности, плохая,фанатическая протестантская пьеса Роули. Затем такая пьеса упоминается визвестном письме о пожаре, происшедшем в театре "Глобус" 29 июня 1613 г. Водном письме Томаса Лоркина к сэру Томасу Пикерингу, написанном в последнихчислах июня 1613 года говорится: "Не далее как вчера, когда Бербедж и еготруппа давали на сцене театра "Глобус" пьесу "Генрих VIII", несколькопушечных выстрелов оповестили торжество. При этом загорелась соломеннаякрыша, и огонь распространился с такой быстротой, что за два часа театрсгорел дотла (публика была слишком занята своим собственным спасением)". Водном письме сэра Генри Воттона к племяннику, от 6 июля 1613 года, сказано:"Оставляю в стороне политические дела и расскажу тебе, что случилось на этойнеделе в театральном мире. Актеры короля давали новую пьесу "Все - правда",в которой изображались некоторые эпизоды из царствования Генриха VIII. Драмабыла поставлена в высшей степени пышно и эффектно. Сцена была покрытаковрами, и на ней появлялись рыцари св. Георгия или рыцари Подвязки,гвардейцы в затканных золотом мундирах и т. д. Всего этого было совершеннодостаточно, чтобы опошлить и осмеять на некоторое время королевское величие.Когда Генрих VIII приблизился в маске и с большой свитой к дому Вульси ипереступил за порог, послышалось несколько выстрелов. От бумаги или материи,которой были заряжены эти пушки, загорелась соломенная крыша. Сначала всесочли показавшийся дым незначительным и продолжали внимательно следить запьесой. Вследствие этого огонь распространился внутрь театра, охватил всездание, и менее чем в час весь дом сгорел дотла". То обстоятельство, что в прологе подчеркивается трижды каким-тодемонстративным образом, что в пьесе изображается сущая правда, доказывает,в связи с другими совпадающими подробностями, что трагедия, упоминаемаяздесь как новинка, была наша пьеса "Генрих VIII". До 1850 года никто не сомневался в том, что эта пьеса, которой едва ликто восхищался, написана одним только Шекспиром. В наше время никто большене разделяет такого взгляда. Теперь вопрос об этой пьесе находится почти втаком же положении, как о драме "Два благородных родственника" Многие изсовременных компетентных критиков утверждают, что Шекспир не написал в нейни одного стиха Тонкий наблюдатель Эмерсон обратил в своей книге"Representative Men", там, где он говорит о "Генрихе VIII", вниманиечитателей на то обстоятельство, что здесь заметно два различных ритмашекспировский и более незначительный. Одновременно Спеддинг напечатал вжурнале "The Gentleman's Magazine" в августе 1850 года статью, изданную имвпоследствии под другим заглавием "Кто написал шекспировскую пьесу о ГенрихеVIII9" Здесь он также указывает на два различных вида стихов и утверждает,что в одной группе видна манера Флетчера. В 1874 году к нему примкнули Флейи Фернивалль. Чтобы понять смысл этих исследований, пусть читатель вспомнит следующуюпростую эволюцию пятистопного ямба. В английском языке не существуетконтраста между мужскими и женскими рифмами. Первая попытка внести в белыйстих некоторое разнообразие состояла в том, что к первоначальным 10 слогамприсоединялся один липший (double-ending) В "Генрихе VIII" на каждые стостихов встречается 18 таких Бен Джонсон пытался восстановить старую манеруверсификации, но должен был в конце концов подчиниться новому обычаю.Флетчер употребляет 11-сложвый стих часто с такой правильностью ипреднамеренностью, что впадает порой в однообразие и явную манерность В последних произведениях Шекспира насчитывается 33 одиннадцатисложныхстихов на 100, у Мессинджера 40, у Флетчера 50-80 и даже больше. Но Шекспирвсе чаще и чаще переносил мысль, начинающуюся в одном стихе, в следующий.Особенно в драмах, возникших в самый мрачный период его жизни, господствуетэтот стиль У него стих оканчивается теперь все чаще и чаще вспомогательнымглаголом, союзом или наречием. В каждой из последних пьес Шекспирапопадается около ста таких стихов. В "Цимбелине" даже 130. Его преемникивпали в крайность. Драмы Мессинджера, которые короче шекспировских, содержатоколо 150 или 170 подобных стихов. Если сравнить стиль Флетчера сметрическим стилем Шекспира, то первый покажется далеко не мужественным.Если стиль Шекспира похож на ионический, то стиль Флетчера коринфский. Этидва стиля трудно смешать. Запутаннее становится вопрос в том случае, еслиоба стиля встречаются вперемежку в одном и том же произведении, т е в"Генрихе VIII". Перед нами та же дилемма, как при разборе "Двух благородныхродственников" - оставил ли Шекспир, умирая, неоконченное произведение,дополненное потом Флетчером, или же этот последний построил план пьесы, аШекспир принимал только некоторое участие в работе, оставляя и дополняяотдельные сцены? Для меня первая возможность не существует. Нет, не Шекспирпостроил эту пьесу Нет, не мог он написать этого произведения, лишенногоцелости и единства. Но в самом ли деле встречаются в этой драме такие части, которые должныбыть приписаны ему? Вопреки Ферниваллю и Саймонсу, я утверждаю "да" Неследует, во-первых, пренебрегать тем фактом, говорящим в пользу такогомнения, что Геминдж и Кондел включили пьесу в первое издание in-folio. Вовсех остальных случаях никто не сомневается в том, что они были лучше нашегопосвящены во все тайны шекспировского авторства. Ни одна из пьес, включенныхими в первое издание in-folio не была заподозрена в подложности. Толькосамые веские причины могут нас, следовательно, заставить отказаться от"Генриха VIII". Однако единственный аргумент, приводимый обыкновенно противэтой драмы, заключается в ее недостатках, в отношении слабости даже техотрывков, о которых только и может быть речь, а это далеко не основательныйдовод. Шекспир, сотрудничая с другим писателем, не отдавался всецело своейработе, не призывал на помощь все свои силы и не давал свободно расходитьсясвоему воображению. Ведь случай с "Генрихом VIII" не единственный в своемроде. А с другой стороны, в тех местах, которые ему приписываютсябольшинством английских критиков, встречаются явные аналогии с темиработами, которые написаны в этот же период им и только им одним Уже Самуил Джонсон, не сомневавшийся в авторстве Шекспира, заметил всвое время (1765), что гений Шекспира является и исчезает здесь вместе скоролевой Екатериной; все прочее было нетрудно придумать и написать. В 1850году Джеймс Спеддинг, пользуясь указанием Теннисона, открыл, как мы ужеупомянули, что только одна часть пьесы написана Шекспиром, тогда как другаяпринадлежит Флетчеру. Мнение это поддерживал также Самуил Гиксон, заявившийпо этому поводу публично, что он года три или четыре тому назад занималсятем же вопросом и пришел, по крайней мере относительно отдельных сцен, ктому же выводу. Эта догадка получила новое подтверждение, когда послетщательных метрических изысканий Флей всецело примкнул к упомянутомувзгляду. Что не Шекспир начертал план пьесы - было заранее известно Спеддингметко заметил, что пьеса не производит в целом никакого впечатления, так какс ходом действия интерес зрителя ослабевает, вместо того, чтобы усиливаться,и потому что вызванная в зрителе симпатия не гармонирует, а контрастирует сразвитием самой пьесы. В первых действиях героиней является, бесспорно,королева Екатерина. Все внимание зрителя сосредоточивается на ее фигуре.Хотя необходимость почтительно отнестись к монарху, который был почтисовременником, к отцу королевы Елизаветы, не позволяла осветить слишком яркофактические отношения, но автор делает довольно прозрачный намек на то, чтоугрызения совести, которые терзают короля по поводу почти двадцатилетнегобесплодного брака, вызваны собственно желанием жениться на Анне Болейн.Однако, тем не менее, зритель должен, по мнению автора, испытывать потом приторжественном короновании Анны чувство радости и удовольствия, а когда у нееродится дочь, то настроение должно перейти в настоящее ликование. Затем,включенное в пятое действие обвинение против архиепископа Кранмера в ереси,покровительство короля, оказанное ему, его оправдание и назначение кумомЕлизаветы - все это не находится ни в какой внутренней связи с самимдействием. Вульси, являющийся одним из главных действующих лиц пьесы и какбы злым демоном королевы Екатерины, исчезает с подмостков ранее ее и непереживает конца третьего действия. Вся пьеса остается в памяти только какряд обстановочных сцен с пением, музыкой и танцами. Экстренное заседаниегосударственного совета по поводу судьбы Бекингема; большой праздник смаскарадом и балом в доме Вульси; допрос английской королевы; коронационнаяпроцессия с трубными звуками, балдахином и королевскими драгоценностями.Видение умирающей королевы, хоровод ангелов в позолоченных масках и спальмовыми ветвями. Наконец, торжественные, пышные крестины во дворце иопять процессии, балдахины, трубачи и герольды. Незримыми буквами написаны над пьесой в ее целом слова: "работа позаказу". Это, кроме того, крайне спешная работа, состряпанная на скорую рукудля придворных празднеств по случаю свадьбы принцессы Елизаветы, подобно,следовательно, небольшой "маске" Бомонта "The Masque of the Inne Temple andGrag's Inn" или подобно великому шедевру Шекспира "Буря". В "Генрихе VIII"Шекспиру принадлежат следующие сцены: I - 1 и 2, II - 3 и 4, III - 2 (допервого монолога Вульси), V -1 и 4. Эту пьесу поэтому не следуетсопоставлять с другими драмами Шекспира из английской истории. Мы ужеупомянули, что события, выведенные в ней, были слишком близки шекспировскойэпохе, чтобы сделать возможным строго правдивое их изображение. Нельзя жебыло говорить правду о Генрихе VIII, об этом грубом и жестоком рыцаре,"Синей Бороде", имевшем семь жен. Ведь он был виновником реформации и отцомЕлизаветы. С другой стороны, Шекспир не имел никакого права говорить сподмостков о материальных и светских причинах, благоприятствовавшихраспространению реформации, о ее религиозном и политическом характере.Связанный и стесненный в своем творчестве, он исполнил предстоявшую задачу словкостью и тактом. Не рисуя Генриха лицемером, который испытывает угрызениясовести за долголетний брак с женой брата, всякий раз, когда перед нимпоявляется красивая придворная дама, Шекспир позволяет, тем не менее,угадать, что влюбленность придавала этим нравственным мучениям особенноострый характер. Он создал характер Вульси на основании данных хроники иподчеркнул несколькими легкими штрихами дерзкое и, при всей своейбеззастенчивости, рабское поведение даровитого выскочки. Флетчер испортилэту фигуру плохими монологами, которые кардинал произносит после своегопадения. В слегка проповедническом тоне этих монологов слышится голос сынасвященника. Наконец, Шекспир нарисовал легкий эскиз фигуры Анны Болейн,искаженный впоследствии Флетчером. Но особенно ярким светом осветил онпокинутую католическую королеву, Екатерину Арагонскую, в том виде, как онавырисовывалась на страницах старой хроники, как тип благородной,непризнанной женщины, как тот тип, который теперь занимает поэта с особеннойсилой. Она напоминает Гермиону в "Зимней сказке" - эту непризнаннуюкоролеву, которую бросают в темницу и разъединяют с супругом. Она неперестает любить своего обидчика, как Имоджена Постума, когда он от нееотказывается. Хотя Шекспир не придумал в данном случае ничего от себя, авложил в ее уста слова хроники, тем не менее Екатерина вышла прекрасной иблагородной фигурой в ее характере соединяется кастильская гордость сбезусловной простотой, непоколебимая решительность с кротким самоотречением,горячий темперамент с искренней религиозностью. Шекспир рисовал эту фигуру систинной любовью. Эта королева не красавица, она не блестяща и не остроумна,но она правдива, правдива до мозга костей и гордится своим происхождением икоролевским титулом. Но она тает, как воск, перед своим коронованнымповелителем, которого любит после 24-летнего брака так искренно горячо, какв первый день. Эта характеристика не противоречит истории. Несколько писем,написанных ее рукой и дошедших до нас, показывают, как она была нежна исимпатична. Здесь она называет супруга "Ваше Величество, мой муж, мойГенрих" и подписывается "Ваша преданная супруга и верная служанка". В техсценах, где королеву заставляет говорить уже Флетчер, он следовал какуказаниям Шекспира, так и данным хроники. Даже в предсмертный час Екатеринаделает выговор послу, который не опустился перед ней на колени и необращается с ней как с королевой. И в то же время она прощает своего врагакардинала и просит приветствовать короля следующими словами:...Вы государю И обо мне напомните. Скажите, Что в мир другой уж скоро перейдет Виновница его мучений долгих, Скажите, что оставила я жизнь, Его благословляя... так умру я. Ее благородное спокойствие напоминает Гермиону. Но она отличается отэтой последней каким-то странным сочетанием религиозного благочестия ссословной гордостью. Гермиона ни высокомерна, ни набожна. Таков был и самШекспир. Доказательством служит прозаическая сцена в конце этойобстановочной праздничной пьесы (V, 4). Когда любопытная толпа теснится вдворцовый двор, чтобы полюбоваться торжеством крестин, привратниквосклицает: Это - гуляки, которые в театре шумят и дерутся из-за отведанногояблока, и шума которых не могут выносить никакие слушатели, кромеТоверчильского цеха, да члены Лаймхауса, достойные соперники их. Лаймхаус состоял из квартир для ремесленников, которые оглашалисьспорами религиозных сектантов. В высшей степени забавно видеть, как здесьШекспир поднимает на смех как ненавистных ему театральных "groundlings", таки буржуазных пуритан. Пьеса заканчивается, как известно, пространным, льстивым предсказаниемКранмера о Елизавете и Иакове. Эти стихи звучат по-английски оченьоднообразно. Это - самый плохой стиль Флетчера. Шекспир не написал, безвсякого сомнения, ни одной строчки этой тирады. Как странно поэтомуприписывать этому предсказанию какую-нибудь роль в вопросе о религиозной ицерковной точке зрения Шекспира, которую часто истолковывали с полнымотсутствием психологического чутья. Как много раз утверждали, что выражение"под скипетром Елизаветы мир познает истинного Бога" служит неопровержимымдоказательством в пользу твердых протестантских убеждений великого поэта, астих этот вовсе не принадлежит ему и ни в одной строчке этой грандиознойреплики не слышится ни его пафоса, ни его стиля. Вообще во всей пьесе о Генрихе VIII мы только изредка видим проблескего поэзии. Мы чувствуем, что он был стеснен и несвободен в своемтворчестве. Он работал в союзе с другим писателем над неблагодарным сюжетом,и только призывая на помощь всю силу своего гения, он сумел оживить егокое-где драматическим интересом.