Генезис 12 страница

Теперь, стоя напротив Лариты, он чувствовал себя неуклюжим и неловким, как в годы юности.

– Пригнись! – крикнула певица.

Чиба наклонил голову и едва успел уклониться от ветки, торчавшей прямо у них на пути. Она с размаху хлестнула по лицу Чинелли, сбив его с ног. Очки слетели, а ружье воткнулось Чибе под мышку.

– Ай, черт… Кончайте шутить с этой штукой! – Писатель вырвал ружье у того из рук. – Оно к тому же заряжено. Если случайно спустите курок, вы меня убьете!

Мальчик стал защищать дедушку:

– Кем вы себя вообразили? Тоже мне, герой! Нападать на пожилого человека!

Ларита дала внуку носовой платок. Мальчик стал промокать царапины на лице у деда, тот стоически терпел.

Сзади кто-то крикнул:

– Эй! Поживее вы там! Что за похоронная процессия!

Чиба обернулся к идущему следом слону. В корзине находились Пако Хименес де ла Фронтера и Миша Серов со своими половинами.

Фабрицио жестом сделал знак не кипятиться.

– Мы, что ли, виноваты? Слоном управляет индиец.

– Индиец, филиппинец! Скажи ему, чтобы прибавил шагу, – сказала подружка русского вратаря Мариапия Мороцци, бывшая теледива.

Ларита тоже обернулась.

– Это же слон, понятно? Если хотелось скачек, надо было выбирать охоту на лис.

– Yo te quiero, señorita! ¡Por la virgen de Guadalupe! Movete quel culone![26] – заорал аргентинец. У него был остекленевший взгляд и приклеенная улыбочка конченого кокаиниста.

– Эй, красавчик! – вступился за девушку Чиба. – Потише. Не хами!

– Desculpe es un gioco[27]… – Пако Хименес с нервным смешком поцеловал свою подружку, Тайю Тестари.

– Простите! – раздался голос с третьего слона. – У кого-нибудь есть бонин? – Это взывал Фабиано Пизу, знаменитый актер из телесериалов. Зеленый, как стручок фасоли, глаза навыкате. Вместе с ним в корзине были его друг, магрибский стилист Халед Хассан, директор редакции телесериалов группы каналов РАИ Уго Мария Рисполи и киноагент Елена Палеолог Росси Строцци. – Так что? Есть у кого-нибудь бонин или что-нибудь еще от укачивания?

– Нет… Могу дать “марс”, – отозвался Миша.

В корзине четвертого слона должны были ехать Кашмир и его Animal Death – металлисты из Анконы, прогремевшие на фестивале в Кастрокаро. Но корзина казалась пустой. Из нее высовывался только армейский ботинок. Все четверо отлеживались на нижней палубе, накачавшись алкоголем и таблетками.

“Я вас всех ненавижу”, – сказал себе Фабрицио Чиба.

Он чувствовал себя беззащитным и растерянным, как иностранец в иммиграционной службе комиссариата полиции. Верхом на слоне он был как в клетке. Его секрет состоял в том, чтобы скользить на близком расстоянии от жизни, чтобы иметь возможность с сарказмом наблюдать человеческое убожество, – не позволяя, однако, вовлечь себя в ее поток. Вместо того он оказался посреди дикого балагана и не ощущал большой разницы между собой и этими шутами. И все это на виду у Лариты. Лучше погрузиться в отрешенное молчание, как пристало писателю.

Он с задумчивым видом уставился в затылок филиппинцу, продолжавшему хлестать по шее животное. Тропа становилась все уже и темнее, следов тигра не наблюдалось. Последние лучи солнца скользили по траве. Слышались странные выкрики, то ли птиц, то ли обезьян.

С третьего слона донесся жалобный стон. Лицо Пизу окрасилось в цвет желтой охры.

– Пожалуйста, дайте мне… таблетку… пластырь… банан… умираю.

– Баста! – не выдержала подружка русского футболиста. – Ты же крепкий орешек, терпи. Нет у нас ничего.

– Вы смеетесь, а я… – Несчастный не сумел докончить фразу, потому что изо рта хлынула фонтаном желтая рвота, забрызгав шею погонщика слона.

Филиппинец обернулся.

– Чтоб ты сдох! – Он стряхнул с тюрбана салат из кальмаров и спизулы. – Какая гадость! – И хлестнул телезвезду кнутом по лицу.

– Аааа! – взвыл Фабиано, вывалившись из корзины и летя в огромную лужу прямо под ноги слону.

– Hombre in mare![28] – закричал Пако Хименес де ла Фронтера.

Если не считать Халеда Хассана, в отчаянии протягивающего руки к совершившему жесткую посадку другу, никого особенно не беспокоила участь бедняги Пизу. Слоны тем временем, повинуясь древней мудрости, продолжили неспешный марш, бросая на произвол диких обитателей парка исполнителя главной роли в сериале “Маркиза Кассинская”.

Лидер Зверей Абаддона был полон энергии, он шел навстречу смерти, и бок о бок с ним шагали его верные Звери. Он обернулся сказать им, чтобы они завели гимн Сатане, и увидел Мердера и Сильвиетту: они двигались спокойные, рука в руке, словно на загородной прогулке.

“Счастливчик”, – сказал себе Мантос.

* * *

Саверио Монету за все сорок лет жизни никто так не любил. До Серены у предводителя Зверей была только пара романчиков в смутное время школы бухучета. Ничего серьезного, историйки на пару недель, когда сходишься с девчонкой только затем, чтобы не так жалко выглядеть в глазах товарищей.

Не столько романы, сколько союзы взаимопомощи.

А вот Серену Мастродоменико он сразу приметил, как только поступил на мебельную фабрику. Такая смуглая и худенькая, она до боли напоминала Лауру Гемзер, знаменитую “Черную Эммануэль”. Бессменный объект мастурбаций его юности.

Саверио с ума сходил от Серены, но было дико рассчитывать завоевать ее сердце. Он последний бухгалтер, а она дочка хозяина. Как богиня, она дефилировала в мини-юбке по коридорам фабрики, а Саверио только и оставалось что мечтать, как он говорит с нею и приглашает поужинать на озере Браччано. Однако она не удостаивала его и взглядом. Каждый день Серена проходила мимо, даже не замечая его. И это было правильно. Почему рафинированная светская дама должна интересоваться таким ничтожеством, как он? У которого даже не было машины, чтобы добраться домой с работы. Который испортил зрение, сидя над томами о тайнах тамплиеров и Бермудском треугольнике.

Как-то вечером Саверио задержался на работе, чтобы сотый раз проверить полугодовой баланс. Его коллеги разошлись по домам, он остался в здании один. Прикупил себе кусок пиццы с грибами и креветками и время от времени откусывал от него, стараясь не запачкать папки. В наушниках грохотал “Полет валькирий”.

В какой-то момент он поднял глаза от бумаг. Дверь кабинета Эджисто Мастродоменико в другом конце коридора была открыта, там горел свет.

Старик не мог быть здесь. Он уехал на выставку “Мебель-кантри” в Верчелли.

Сюда незаметно пробрался вор? Саверио уже собирался вызывать охрану, когда из кабинета вышла Серена с кучей пакетов с покупками в руке. Сердце Саверио Монеты взорвалось. Дрожа, он снял наушники и робко помахал ей кончиками пальцев, но она не ответила. Однако, подумав, она вернулась назад, и, склонив набок голову, оценивающе поглядела на него.

– Совсем один?

– Ну… да… – выдавил из себя Саверио, стараясь не упасть со стула.

Серена вошла в бухгалтерию и огляделась, словно желая удостовериться, что действительно больше никого нет. Саверио никогда еще не видел ее такой соблазнительной. От уложенных волос пахло парикмахерской, стройную фигурку обтягивал розовый спортивный костюм, молния была расстегнута, являя роскошное декольте, на ногах – длинные, до колен сапоги из белой кожи. В ушах качались золотые кольца размером с компакт-диск.

– Скучаешь?

– Нет, – выпалил Саверио, потом он подумал, что никто в здравом уме не сочтет проверку полугодовых балансов приятным занятием, и поправился: – Немного… Но я уже почти закончил.

Она встряхнула рукой волосы и спросила:

– Хочешь, отсосу?

Саверио показалось, что она спросила, не хочет ли он дать ей в рот. Но он явно ослышался. Наверное, Серена предложила принести ему кофе.

– Кофейный аппарат сломался… На неделе должны починить.

– Я спросила: хочешь, отсосу?

Саверио не верил своим ушам. Грибы на пицце, что ли, галлюциногенные?

Он продолжал как идиот глядеть на нее, разинув рот.

– Так что? – Жуя резинку, она повторила “отсосу” с таким невинным видом, словно действительно сказала “принесу”.

– Как?

– Хочешь или нет? – Серене это начинало надоедать.

– Как? – У Саверио в мозгах случилось короткое замыкание.

– Не знаешь, что ли? Отсос – это когда я беру себе в рот твой член и сосу его.

За что она с ним так? Что он ей сделал плохого?

Все ясно. Это ловушка, чтобы потом обвинить его в сексуальных посягательствах, как в американских фильмах.

– Ладно, я поняла. – Серена обошла вокруг рабочего стола, опустилась на корточки, поправила волосы, вынула изо рта жевательную резинку и подала ему. – Подержи, пожалуйста.

Саверио сжал в ладони резинку в то время, как дочка его начальника с холодной ловкостью медицинской сестры, раздевающей раненого, расстегивала ему ремень и пуговицы на ширинке.

– Увидишь, тебе понравится. – Она спустила ему трусы и поглядела на член, не делая комментариев. Потом взяла его в правую руку, взвесила и стиснула, как коровье вымя. Левой рукой она, в свою очередь, ухватила мошонку и начала вращать в ладони яички, как китайские массажные шарики.

Саверио, разведя ноги, вцепился в подлокотники, на лице застыло выражение ужаса. Было невероятно то, что вытворяла с его репродуктивным аппаратом эта женщина.

Но это было еще не все. Серена широко раскрыла рот, маленьким острым язычком облизала губы и потом заглотнула его мужское достоинство целиком, по самые яйца. Саверио пребывал в таком смятении, что даже не испытывал удовольствия, но потом, осознав, что вот, сама Серена Мастродоменико держит во рту весь его член, он разразился бурным оргазмом, одновременно покраснев до кончиков ушей.

Она вытерла тыльной стороной ладони рот, посмотрела Саверио в глаза и довольным голоском спросила:

– Слушай, не съездишь со мной завтра в ИКЕА?

Он ответил односложным “да”.

Это было первое “да”. Первое в бесконечной веренице.

Саверио Монета с того дня из безвестного счетовода превратился в шерпу на время налетов Серены на торговые центры, в ее личного водителя, носильщика, курьера, сантехника, починщика параболических антенн, мужа и отца ее детей.

Ах да: минет в тот вечер был первым и единственным за все десять лет совместной жизни. Мантос окинул взглядом Мердера и Сильвиетту.

Он высокий и крупный, она такая миниатюрная. Она в шутку подгоняла его, пихая в спину кулаками. Он смеялся и нарочно застывал как вкопанный.

Саверио поискал в воспоминаниях прогулку с Сереной. Ни одной. Разве что по ИКЕА. Он толкает тележку, она идет впереди него и болтает по телефону.

А тут достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что у этих двоих есть общий секрет. Они не расставались с тех самых пор, как познакомились в поезде, разговорившись на почве общей любви к тяжелому року и “Лацио”. Если он читал книгу, она тоже должна была ее прочесть. Как они друг к другу прикасаются. Они знают, что могут друг на друга положиться.

Словно ему сорвали с глаз повязку, Саверио увидел весь ужас происходящего. Из-за своих личных проблем он отправляет на смерть этих влюбленных.

“Ты не веришь в любовь, а они – да. Ты ненавидишь, а они – нет”.

Острый клык вонзился ему в горло и опустился к сердцу. Мантос замедлил шаг. Снял с плеч рюкзак, который показался вдруг набитым камнями.

– Ты их видел? – Зомби поравнялся с ним.

Мантос не мог произнести и слова. В горле застрял комок. Он только раскрыл рот и обескураженно посмотрел на ученика.

– Отпусти их. Они не такие, как мы. Они живут в свете, мы во тьме.

Мантос сглотнул, но комок никуда не делся. Он растерянно огляделся. Было нечем дышать. Клык раздирал ему легкие.

– Еще не поздно. Отпусти их.

Саверио схватился за Зомби, словно не мог удержаться на ногах. Он зажмурился, открыл влажные глаза и посмотрел на ученика.

– Спасибо.

Набрав в легкие остатки воздуха, Мантос позвал их:

– Вы двое, идите сюда.

Мердер с Сильвиеттой подошли.

– Что такое? Тебе нехорошо?

Саверио сунул руки в карманы, попытался придумать разумный аргумент, но он был слишком на взводе, поэтому просто сказал:

– Отправляйтесь домой, живо.

Мердер непонимающе вытянул шею:

– Что?

– Отправляйтесь домой. Без лишних разговоров.

– Почему?

“Будь жестким. Ты же Сын Сатаны”.

– Вы двое недостойны носить имя Зверей Абаддона.

Мердер побледнел:

– Что мы такого сделали?

Предводитель секты сжал кулаки в карманах.

– Вы отвратительны. Вы любите друг друга. Питаете нежные чувства. Вы должны гореть ненавистью, а вместо этого из вас прет любовь. Меня тошнит от вас.

Сильвиетта покачала головой и посмотрела на Зомби.

– Ты сказал ему про свадьбу… Зачем? Я же просила не говорить.

Мантос вопрошающе посмотрел на Зомби. О чем она говорит? Он хотел потребовать объяснений, но ученик опередил его:

– Да, я сказал ему, что вы хотели пожениться. Я не мог это скрывать.

“О боже, они собирались пожениться. Почему они мне ничего не сказали?”

Мердер поднял виноватый взгляд:

– Я пытался тебе сказать…

“У них не хватило духу”.

– …но… мы передумали, клянусь тебе. Мы больше не хотим жениться. Глупая была затея. Мы хотим остаться с вами до конца.

Мантосу хотелось обнять и расцеловать их.

– Вы нарушили сатанистский пакт. Поэтому я, предводитель Зверей Абаддона, изгоняю вас из секты. – Он сказал это со всей злостью, на какую был способен, но сердце у него разрывалось на части.

– Ты не можешь так поступить. Это нечестно. – Сильвиетта разрыдалась и хотела взять его за руку.

Мантос отступил на несколько шагов, и девушка рухнула на колени.

– Что честно и что – нет, решаю я. Приказываю вам уйти. – Он обернулся к Зомби: – Идем, живо.

Мердер обнял Сильвиетту.

– Не плачь, душа моя.

Последние два Зверя Абаддона не оглядываясь двинулись в сторону леса.

– Даже на Невском проспекте в восемь вечера и то живее двигаются, – сказал Миша Серов Пако Хименесу.

– Tienes ragione hombre. Ora te mostro… – Центральный нападающий перегнулся через край корзины к погонщику. – Oh… niño…[29]

Филиппинец обернулся и посмотрел вверх.

– Э?

– Descansate![30] – Центральный нападающий пихнул беднягу в бок, так что тот потерял равновесие и без единого звука свалился в ежевичный куст. Со своим знаменитым проворством Пако вскочил на холку слону и начал колотить его по голове. Слон повернул глаз – огромный, как сковородка, и смерил взглядом футболиста, но тот не унимался. Тогда он поднял хобот и, издав оглушительный вой, пустился в галоп.

Пако, Миша и их подружки возбужденно визжали.

Чиба увидел, как слон несется на них сзади, как локомотив, у которого отказали тормоза, и потом животные стали толкать друг друга плечами. Корзины угрожающе закачались.

– Какого черта вы творите? – заорал писатель, едва не свалившись не землю.

– С дороги, черепахи! – Миша Серов веселился от души.

– Пропустите! – крикнула Тайя Тестари, но тут сук столетнего дуба хлестнул ее по носовой перегородке, и платье Мариапии Мороцци обагрилось брызгами крови. – Ай! Больно! – заверещала модель, падая на дно корзины.

– Одна готова! – воскликнул Чиба, успевший растерять свой интеллигентский апломб и начавший входить в раж.

Пако тоже впал в исступление. Ничто не могло его остановить.

– Ándale! Ándale con juicio![31] – Он обгонял их, когда в десятке метров впереди них быстрая, как “Красная стрела”[32], перерезала дорогу лисица, неизвестно каким образом сумевшая уйти от преследователей.

Увидев ее, все заорали:

– Лиса! Лиса!

– Это охота на тигра. Что здесь делает лиса? – недоумевала Ларита.

Старик Чинелли вышел из комы, поднял ружье со дна корзины и с криком “Лиса! Лиса!” принялся вслепую палить по деревьям.

Пули свистели со всех сторон.

Певица пригнулась, зажав ладонями уши, а Чиба схватился за ствол ружья, пытаясь вырвать его из рук ополоумевшего старикана, продолжавшего безостановочно жать на крючок. Одна из пуль попала в металлическую пряжку на корзине последнего слона. Крепежный ремень расстегнулся, и анконская рок-группа кубарем полетела вниз. Музыканты приземлились в заросли крапивы.

Наконец у Чинелли кончились патроны.

– Я попал? Попал? – вертел головой старик.

Слоны продолжали бег, круша все на своем пути, ломая ветви, валя деревья и кустарники.

Откуда-то слева донесся воинственный клич. Мгновение спустя из леса верхом на племенном жеребце выскочил Паоло Бокки, размахивая шашкой, как гусар в битве при Маренго. Он проскакал рядом со слонами и с криком “Савойя или смерть!”[33] обогнал их. На нем были только кавалерийские штаны. Обнаженная грудь была исцарапана ветками и колючками. При виде скакуна два слона еще больше разгорячились и ускорили бег. Хирург, стремительный как ветер, перемахнул через живую изгородь и скрылся из виду. Мгновение спустя свора заливающихся лаем собак, преследующих Бокки и лису, выскочила прямо под ноги слонам. Тот, которым правил Пако Хименес, от испуга застыл как вкопанный. Центрального нападающего “Ромы” вместе с пассажирами и корзиной с размаху швырнуло вперед, они пролетели над головой животного и исчезли среди растительности.

Из чащи донесся звук английского охотничьего рожка. Все ближе застучали копыта. Мгновение – и на тропе материализовались тридцать восемь жаждущих лисьей крови всадников в красных жакетах. Они слишком поздно заметили перегораживающих дорогу слонов… В конных рядах возникли заметные бреши: причем у многих при падении ноги застряли в стременах, и лошади долго еще волокли по земле своих седоков. Мало кто обошелся без увечий.

Слон с киноагентом Еленой Палеолог Строцци, магрибским стилистом и директором редакции телесериалов перевернулся, как А112 Abarth[34] на вираже Монте-Марио.

Фабрицио Чиба, пока державшийся верхом на слоне, вдруг заметил, что погонщик-филиппинец испарился. Он попробовал сам остановить слона, ткнув его прикладом ружья, но тот лишь свернул в сторону, взяв курс на лесную чащу. Старик Чинелли перекувырнулся, отлетел назад, спружинил на слоновьем бедре и повис на хвосте. Его внук сделал геройскую и вместе с тем обреченную попытку его выручить. Он вылез из корзины и, одной рукой держась за ее край, другой попытался ухватить деда. Старик вцепился в протянутую руку.

– Тяни! Тяни!

Они сорвались на землю и плюхнулись в заросли иглицы.

Чиба и Ларита остались одни верхом на обезумевшем животном.

Облегчение и боль наполняли истерзанную душу Мантоса, когда он пробирался сквозь заросли тростника, росшего по краю болота. Зомби в молчании следовал за ним.

С тех пор как они отослали Мердера и Сильвиетту, оба не проронили ни слова.

У Мантоса перед глазами продолжали стоять две обнявшиеся фигуры, смотрящие им вслед.

Ему вспомнились пророческие слова Куртца Минетти: “Роль Зверей Абаддона в мире сатанизма ничтожная. Вам конец”. Он не ошибался, ситуация была отчаянная. Они остались без двух важнейших членов команды, план умерщвления Лариты трещал по всем швам. И еще одна вещь не укладывалась у него в голове. Почему Зомби хочет покончить с собой? Почему не ушел вместе с приятелями? Разве они не неразлучная троица? Он как змея подкрался к нему и подговорил избавиться от тех двоих.

А что, если симпатяга Зомби тихой сапой взял да и переметнулся к Куртцу Минетти?

Жрец Сынов Апокалипсиса, возможно, поручил ему саботировать убийство Лариты, чтобы опозорить Мантоса в глазах сатанистов, отомстив ему тем самым за отказ. Еще эта странная сцена, которую Зомби устроил вначале.

Мантос остановился, делая вид, что ему надо отдышаться.

– Все в порядке?

Зомби, обессиленный, упер руки в бедра и кивнул. Лицо было землянистее обычного.

Предводитель Зверей посмотрел ему в глаза.

– Слушай, может, все бросим? – Он нарочно задал этот вопрос, чтобы понять, не является ли его ученик подлым предателем. – Может, нам тоже следует выйти из игры… Мы совершаем глупость. Что, если в конце у нас не хватит духу покончить с собой? Мы только рискуем попасть за решетку. Если сейчас развернемся и разойдемся по домам, все обойдется.

Зомби снова двинулся вперед, низко опустив голову.

– Ты бросай, если хочешь. Я не брошу.

– Но почему? Не понимаю, откуда эта решимость. Обычно тебе все не так. Можешь мне объяснить, почему ты любой ценой хочешь расстаться с жизнью?

– Не хочу об этом говорить.

Мантос взял Зомби за руку и грозно посмотрел на него.

– Нет, ты скажешь.

– Оставь меня. – Ученик попытался выдернуть руку.

– Скажи мне. Я твой учитель. Я приказываю тебе.

Зомби сглотнул и заговорил отстраненным голосом:

– Несколько дней назад я вдруг проснулся среди ночи, как будто кто-то тряс меня за плечо. Я подумал, что это отец будит меня, чтобы сказать, что маме плохо. Но все спали. Я, как обычно, уснул при включенном телевизоре. Шел какой-то спектакль, черно-белый, какое-то старье. Ну, такое, что крутят по третьему каналу в четыре часа утра. Я взял пульт и собирался выключить телевизор, когда актер, старик с глазами навыкате и челкой на лбу, произнес одну вещь. Я в жизни своей ничего подобного не слышал, и с той ночи все изменилось, все потеряло для меня смысл.

Мантос ошеломленно слушал.

– Что же он сказал?

Зомби, казалось, не знал, отвечать или нет.

– Правда хочешь услышать?

– Да. Конечно.

– Я выучил эти слова наизусть. Купил книгу. Но до тебя никому этого не читал.

– Давай, читай.

– Хорошо. – Зомби шире расставил ноги, словно о его тело бились волны боли. Закрыл глаза, вновь открыл их, возвел их к небу и заговорил хриплым, срывающимся голосом: – “С недавних пор, – почему, я сам не знаю, – я потерял всю свою веселость, бросил привычные занятия; и мне так тяжело, что это прекрасное строение, Земля, кажется мне бесплодным мысом; этот превосходнейший балдахин, воздух, – взгляните, эта великолепная, висящая над нами твердь, этот величественный свод, выложенный золотым огнем, – кажется мне лишь скоплением гнусных и зловредных паров. Какое мастерское произведение – человек! Как благороден разумом! Как бесконечен способностями! По образу своему и движениям как выразителен и достоин восхищения! Как похож действиями на ангела! Как похож разумением на Бога! Красота мира! Образец всего живущего! Однако что для меня это существо, квинтэссенцией которого является прах? Человек не радует меня, ни мужчины, ни женщины”.

Помолчав, Мантос спросил:

– Кто это написал?

Зомби шмыгнул носом.

– Уильям Шекспир. Это слова Гамлета[35]. Мне хуже, чем ему. Настолько хуже, что я мог бы даже сделать что-нибудь доброе… Я думал об этом… Но это тысячу крат труднее, чем сделать что-то злое. И честно говоря, я не чувствую в себе порыва помогать, не знаю… голодающим детям Африки. Они у меня так же сидят в печенках, как и остальное человечество, так что предпочитаю покончить со всем этим, и пусть меня вспоминают как психованного ублюдка, который зарезал Лариту. И не забывай, что ты первый это сказал. Все очень просто и… – он перевел дух, – и грустно. Впрочем, если ты хочешь выйти из игры, не проблема, я сам покончу с певицей. Только прошу тебя, решай поскорее, пока комары не высосали из меня всю кровь.

Мантосу стало стыдно за то, что он мог заподозрить в Зомби предателя. Выглядел он прескверно, видно, бросил пить антидепрессанты.

– Зомби, выслушай меня. Между нами больше не будет различий. Нет больше ни предводителя, ни ученика. Мы равны. Звери – это ты и я. Дуэт. Как Саймон и Гарфанкель.

Глаза Зомби заблестели.

– Я и ты. Вместе и на равных. До конца.

– Вместе и на равных. До конца, – повторил Мантос.

Зомби поднял глаза на небо.

– Уже ночь. Пойду займусь электростанцией.

– Хорошо. А я найду Лариту. Встречаемся в святилище Форта Антенны. Этой ночью луна как раз такая, чтобы сводить счеты с жизнью.

С оглушительным треском рухнула в лесу огромная столетняя пиния. Под тяжестью дерева захрустели каменные дубы и лавровые кусты, подняв с земли облако пыли и сухой листвы, из которого, как в кошмарном сне первобытного человека, возник огромный слон. Под подошвами скачущего галопом животного дрожала земля. Ничто не могло его остановить. В его мозгу звучал лишь один сигнал: бежать. Его знаменитая память стерлась, он низвергся с эволюционной лестницы в бездны, где сардины спасаются от преследующих их тунцов.

Он больше не помнил детства, проведенного в передвижной клетке. Не помнил номеров на арене цирка. Не помнил поклонов, клоунов, которых обдавал холодным душем, не помнил даже кнут и картошку. Он не помнил больше ничего, страх перекрыл все. Что это за мрачное, дикое место? Что за палки торчат из земли? Откуда эти запахи? Отсюда надо бежать, и ни терновник, ни поваленные стволы деревьев, ни заросли кустарников, ни бурьян – ничто не могло остановить его. Время от времени он поднимал длинный хобот и, издав душераздирающий рев, вырывал из земли ствол и с силой швырял его в сторону. Цветная попона превратилась в лохмотья, с одного боку она была разодрана совершенно и вся пропиталась кровью. Из правого плеча как гарпун торчала ветка. Слон мотал головой из стороны в сторону, один его глаз заплыл, и он ошалело вращал единственным видящим зрачком, прокладывая себе дорогу сквозь густую растительность.

Корзина, наполовину развалившаяся, все еще держалась на спине, но съехала набок. Внутри, вцепившись в ремни, вопили, перепуганные не меньше слона, Фабрицио и Ларита.

Обогнув дуб, животное запнулось о корень толщиной с анаконду, но удержалось и снова пустилось вскачь, на этот раз прямо в заросли ежевики. Слон перемахнул через канаву, сделал шаг, еще один и внезапно почувствовал, что земля ушла из-под ног. Он прекратил вращать шальным глазом, разинул рот от удивления и, болтая ногами и хоботом, безмолвно рухнул с обрыва, скрытого под зеленью растений. Пролетев метров двадцать, он ударился головой о скалистый выступ, отлетел, перевернулся и застрял между стволами двух деревьев, торчащих над пропастью наподобие вилки.

Животное барахталось в воздухе вниз головой, с переломленным позвоночником, то и дело отчаянно взвывая от боли, но звук его голоса постепенно слабел.

Фабрицио выбросило из корзины, и он тоже кубарем полетел вниз, отскакивая как мячик от ветвей деревьев, лиан и стеблей плюща, пока наконец не впечатался в изогнутые корни дуба, прилепившегося к каменной стене.

Мгновение спустя Ларита шлепнулась на него и соскользнула в бездну.

Писатель протянул руку и успел схватить ее за полу куртки. Однако ее вес потянул его вниз, и от жгучей боли, пронзившей трехглавую мышцу, у него перехватило дыхание.

Ларита барахталась в воздухе и, в ужасе смотря вниз, кричала:

– Спасите! Спасите!

– Не двигайся! Не двигайся! – умолял Чиба. – А то я тебя не удержу.

– Помоги! Прошу тебя, помоги. Не отпускай меня.

Чиба закрыл глаза, стараясь перевести дух. Мышцы дрожали от напряжения.

– Я больше не могу. Схватись за что-нибудь.

Ларита протянула руку к пучку плюща, что вился среди камней.

– Не выходит! Я не достаю, черт возьми!

– Ты должна дотянуться, я больше не могу… – Лицо Чибы побагровело, кровь стучала в висках. Нельзя было смотреть вниз, там было по меньшей мере тридцать метров свободного падения.

“Я не человек. Я швартовный конец. Я ничего не чувствую. Мне не больно”, – стал он повторять про себя. Но мышцы на руках дрожали. С ужасом Фабрицио почувствовал, что вцепившиеся в ткань куртки пальцы разжимаются. От безысходности он прикусил зубами корень и закричал:

– Я удержу тебя. Удержу!

Но не удержал.

Словно парализованный, он застыл, уткнувшись лбом в лиану. Слишком потрясенный, чтобы думать, плакать, смотреть вниз.

Вдруг раздался слабый голосок:

– Фабрицио… Я здесь, внизу.

Писатель вытянул шею и в лунном свете увидел Лариту, она была метрах в двух под ним, уцепившаяся в плющ, ковром покрывший отвесную стену.

Некоторое время они молчали, приходя в себя. Когда Фабрицио нашел в себе силы говорить, он спросил:

– Как ты там?.. В порядке?

Ларита обвилась вокруг растения.

– Да. У меня получилось. Получилось.

– Не смотри вниз, Ларита. – Устроившись поудобнее на корнях, Фабрицио стал массировать онемевшую правую руку.

По лбу ударил мелкий камешек. Потом еще. Потом камни посыпали градом вперемежку с сухими сучьями и землей. Чиба посмотрел вверх. Диск луны выкатился на середину неба. Он склонил набок голову, и на фоне спутника нарисовался, как в китайском театре теней, черный силуэт застрявшего в ветвях дуба слона.

Слон был прямо над ним.

В тот самый момент, когда Фабрицио подносил ладонь к глазам, чтобы в них не попадала земля, он услышал хруст ломающихся веток. Дерево закачалось.

– О Мадонна! – пробормотал он.

– Что там происходит? – спросила Ларита.

– Слон! Он сейчас упа…

Ствол не выдержал и с оглушительным треском переломился. Слон издал последний отчаянный крик и полетел вниз вместе с дубом и посыпавшимися камнями.

Чиба инстинктивно вжал голову в плечи. Зажмурился. Язык прилип к гортани.

Теперь он летел в темноте. Тьма окутывала его, как милосердная мать, не позволяя видеть под собой стремительно приближающуюся землю. Сколько раз он задавался вопросом, успевают ли что-то осознать перед тем, как разбиться о землю, самоубийцы, бросающиеся с крыш или с мостов. Или же мозг, щадя хозяина, перед лицом столь чудовищной смерти вырубается и притупляет чувства.