Халл удивленно поднял брови:
— Например?
— Судя по полицейским рапортам, этот Калди смог убить двадцать с лишним хорошо вооруженных человек голыми руками. Точнее, он разорвал их на куски…
— Да, вы упомянули об этом в отчете, — согласился Халл. Его лицо и голос при этом ничего не выражали.
— Кроме того, в ту ночь, когда он вырвался из Центра, один из моих людей стрелял в него из автоматического ружья с расстояния не более шести футов. Но на нем не осталось даже царапины.
— Так-так, — сказал Халл, — и об этом вы написали…
Брачер подался вперед и заговорил приглушенным, почти заговорщическим голосом:
— Неуязвим… Подумайте, что это значит, мистер Халл. Абсолютно неуязвим…
Халл кивнул, заинтригованный мелодраматическим тоном Брачера и до конца не понимая, куда он клонит.
— Продолжайте, Брачер, продолжайте… — Он снова сел в кресло.
— Посмотрите на это в перспективе, мистер Халл, Брачер говорил с воодушевлением. — Разумно было бы предположить, что происходящее с Калди превращение имеет под собой химическую и только химическую основу. И если нам удастся раскрыть этот химический процесс, то мы сможем выделить его, а если мы сможем выделить процесс, то мы сможем его ВОСПРОИЗВЕСТИ!
|
|
Халл наклонился вперед:
— Воспроизвести процесс? То есть… — И вдруг Крейтон Халл широко улыбнулся, глядя на присутствующих с восторгом ребенка, открывшего для себя новую игрушку. — Ну конечно, воспроизвести! Вызвать его искусственным путем!
— Так точно, — сказал Брачер. — Вызвать его по нашему желанию и контролировать в соответствии с нашими задачами.
— А имея в своем распоряжении механизм воспроизведения данного процесса, — вслух размышлял Халл, — мы могли бы испробовать его на наших людях…
— Да, да именно так! — закивал Брачер. — То есть создать неуязвимую армию!
Халл засмеялся. Брачер присоединился к нему.
— Только хорошо бы сделать их неуязвимыми, не превращая при этом в оборотней.
Пратт кашлянул, прежде чем сказать:
— Мистер Халл, этот проект… исследования и опыты, потребуют… много лет.
Халл перестал смеяться:
— Поймите нас правильно, профессор, это отнюдь не причуда. Я верю в оборотней не больше, чем в привидений, вампиров или инопланетян, и для меня неуязвимые чудовища — это такой же бред, как гномы или эльфы. Но вполне возможно, что многие примитивные поверья имеют в своей основе научные факты, и нам дарована редкая возможность выяснить истину об одном из таких предрассудков. В конце концов, профессор, никто не станет возражать, что здесь имеет место какой-то физический процесс, в результате которого этого цыгана невозможно ранить или уничтожить, и который вызывает радикальное изменение внешности. И если нам удастся раскрыть сущность этого феномена, весь ход нашей борьбы за расовую чистоту резко изменится. Но, — он повернулся к Брачеру, — я бы не хотел целиком переключаться на проект, который пока представляет собой всего лишь гипотезу.
|
|
— Я прекрасно понимаю, мистер Халл. Если позволите, у меня есть предложение. Моя двоюродная сестра Луиза Невилл, как оказалось, может общаться со вторым цыганом на каком-то варварском альпийском диалекте. Она поможет мне на допросах. А ее муж, как я уже говорил, врач и к тому же психолог. Если во всем этом есть психологическая подоплека, он постарается ее обнаружить. Кроме того, он позаботится о психическом самочувствии пленников столько времени, сколько они понадобятся нам живыми.
Халл чуть заметно нахмурился:
— Брачер, у нас. слишком много врагов, чтобы мы могли рисковать. Вы уверены, что этим людям можно доверять? Они хотя бы сочувствуют нашему делу?
— Джоном Невиллом можно управлять и очень легко, — с улыбкой ответил Брачер. — Он готов сочувствовать чему угодно, если это поможет выжить ему и его жене, поэтому он будет делать то, что ему скажут. А вот его жена, моя кузина, исключительно враждебно настроена по отношению к нам и нашему делу.
Халл еще больше нахмурился:
— Но ведь тогда…
— Она находится в Центре под замком, — быстро проговорил Брачер, не дав Халлу возразить, — с постоянной охраной. Пока она у меня, Невилл сделает все, что я ему прикажу.
— Ну, а что потом?
Брачер пожал плечами:
— Как только необходимость в их услугах отпадет, им будет предоставлена возможность добровольно присоединиться к нам. В случае отказа оба будут уничтожены.
Халл поразмыслил над этим:
— И ваша сестра, Брачер?
— Она предала свою расу, — вкрадчиво ответил он. — Она враг. А ее муж просто безмозглый идиот. Пока он приносит пользу, но если я решу, что он представляет опасность, я избавлюсь от него.
— Хорошо, кивнул Халл. — Итак, эти двое. Кто еще вам понадобится, по крайней мере для начала?
— Может быть, химик и биолог, этого, я думаю, будет достаточно.
Халл задумался:
— Не знаю… Сейчас работа ведется сразу по нескольким проектам, и я бы не хотел сворачивать ни один из них… Впрочем, возможно, доктор Реймор отдает на некоторое время одного из своих химиков.
— Мне бы тоже хотелось участвовать, капитан, — быстро вставил Пратт.
— Конечно, конечно, профессор, это само собой разумеется, Пратт удовлетворенно улыбнулся. Брачер снова повернулся к Халлу:
— Сейчас трудно предвидеть результаты и предугадать, как далеко мы продвинемся, тем более с таким малочисленным исследовательским штатом, но чем раньше мы начнем…
— Понятно, — кивнул Халл. — Я скажу Реймору, чтобы он прислал химика. Кстати, профессор, вы знаете ваших сотрудников гораздо лучше, чем я или Брачер. Вот и помогите Реймору сделать правильный выбор. Брачер, когда вы предполагаете снова завладеть цыганом?
— В первую же ночь следующего полнолуния, если все пойдет по плану, — ответил Брачер.
— Отлично, — Халл поднялся, давая понять, что совещание окончено. — Профессор, вы собирались провести в Калифорнии еще неделю. Думаю, при сложившихся обстоятельствах вам следует вернуться в Маннеринг вместе с капитаном Брачером. Да, Брачер, подробно информируйте меня обо всем, что касается нового проекта.
Пратт и Брачер вышли из кабинета. Пратт пошел готовиться к отъезду в Северную Дакоту, а Брачер прямиком направился в первый попавшийся бар. Он чувствовал, что ему необходимо хорошенько выпить, чтобы снять напряжение последних нескольких дней, и особенно часов. Кроме того, нужно обдумать, наконец, план захвата Калди.
Народу Мексики пришлось многое пережить за свою долгую историю. Тирания ацтеков, испанское завоевание, революция и сопутствующий ей хаос, вторжения американцев, политическая коррупция, экономическая депрессия и демографическое давление — все это временами ставило нацию на грань вымирания. В большинстве своем спокойные, оптимистичные люди, и они порой доходили до отчаяния в борьбе с жизненными невзгодами. Такое случается со всеми народами, но для одной единственной мексиканки проклятая и безнадежная жизнь, на которую ее обрекла судьба, грозила вот-вот оборваться до срока.
|
|
Доктора Карлейсла Реймора, который в эту минуту в одной из комнат третьего этажа центра «Халлтек» нагнулся над бесчувственным телом на операционном
столе, едва ли волновали такие пустяки. Зато его очень занимало, почему у этой мексиканки, Корасон Ривьера, светлые волосы и голубые глаза. «Спонтанная мутация? — задумчиво пробормотал он, — или, может быть, случайное проявление незначительной примеси арийской крови?
Именно светлые волосы и глаза Корасон, составляющие такой резкий контраст со смуглой кожей, и привлекли внимание одного из «кнутов», которых периодически отправляли в разные районы страны с целью отлавливания человеческих отбросов для исследовательских нужд Центра «Халлтек». Корасон влачила жалкое существование уличной проститутки в Сан-Диего до тот рокового момента, как ее накачали наркотиками, обманом увез ли из родных мест и переправили в «Халлтек» в качестве экспериментального материала.
— Замечательно, — пробормотал Реймор. — Светловолосая, голубоглазая мексиканка. Уникальный случай.
— Простите, доктор, вы что-то сказали? — спросила ассистентка. Это была необыкновенно привлекательная молодая женщина, которую отличали аристократические черты лица, высокие скулы и иссиня черные волосы, туго стянутые в узел на затылке. В ее облике было больше не нордической, а, скорее, южной, средиземноморской красоты.
Реймор вздохнул:
— Иногда, Петра, к своему ужасу я обнаруживаю, что мои исследования абсолютно бесплодны. На протяжении многих веков низшие расы впитывали белую кровь и засоряли генетический фонд белого человека. — Он покачал головой. — Временами я сомневаюсь, а сможем ли мы вообще выправить его, отфильтровать низшие элементы, выделить элиту и приумножать ее. Эта задача кажется невыполнимой.
|
|
— Безусловно, это растянется на долгие годы, — согласилась Петра Левенштейн. — По крайней мере, на поколения.
— Мы и раньше сталкивались с подобным и парадоксами природы, — задумчиво сказал он, — хотя на моей памяти это первый случай, где индейское происхождение выражено столь ярко. То и дело попадаются светловолосые голубоглазые гибриды. Что это — результат мутации или проявление наследственных признаков генетической структуры? — Он снова вздохнул и покачал головой. — М-да… Глупо, конечно, предаваться нытью, когда впереди столько работы. И тем не менее, мне как-то даже жаль тратить такой редкий экземпляр на эксперимент с заведомо отрицательными результатами, но сегодня к нам пожалует Пратт, и мы обязаны предоставить ему доказательства. — Он кивнул Петре и сказал:
— Приступайте.
Ассистентка подняла шприц к свету, постучала по нему ногтем, чтобы пузырьки воздуха переместились на поверхность, и, слегка нажав на поршень, выдавила воздух. Затем она сделала Корасон Ривьера укол в руку и посмотрела на часы:
— Время — два часа тридцать две минуты.
Она записала время в операционный журнал.
Инъекция была сделана в 2.32 ночи. В 2.33 Корасон Ривьера начала метаться и кричать от боли, которая вывела ее из ступора, а в 2.34 она умерла.
Реймор удовлетворенно кивнул:
— Как я и предполагал. Профессор Пратт ошибался, утверждая что система удаления отходов жизнедеятельности организма у индейцев отличается от подобной системы у представителей высшей расы. Инъекция концентрированной мочевины в кровь этих существ вызывает смерть, мы в этом только что убедились. Отсюда можно заключить, что специфический запах, присущий им, имеет иное происхождение. — Он повернулся к ассистентке. — Составьте подробный отчет, Петра.
Составление подобных отчетов по результатам экспериментов превратилось для Реймора и его ассистентов за год работы в «Халлтек» под руководством Брачера и Пратта в обычную практику. Брачер занимался, как он говорил, «доставкой образцов», организовывая дело так, чтобы жертвы для будущих опытов похищались из разных мест и подальше от Северной Дакоты, и маскируя тем самым связь между неожиданным исчезновением людей и Центром. Пратт одним из первых поддержал идею создания Центра, и именно благодаря поддержке Пратта Халл заинтересовался этими исследованиями. «Наша цель и наша величайшая ответственность перед будущим, — говорил он старику, — заключается в развитии научных достижений в области генетики и биологии человека. «Уничтожение слабых и худших представителей человеческого рода в грядущей расовой войне — это лишь полдела. Необходимо всемерно продолжать работу, начатую в эсэсовской Германии: белая раса должна стать расой богов.
Таким образом, благодаря тщательной исследовательской деятельности Реймора и команды ассистирующих ему химиков и биологов, к которой совсем недавно присоединилась и Петра Левенштейн, границы человеческих знаний в этой области постепенно и неуклонно раздвигались.
В ходе своей работы они ставили множество вопросов и решали множество проблем. Со времен завоеваний Третьего Рейха прошло столько времени, что Реймор решил — для собственной уверенности — повторить эксперименты, проводившиеся Менгеле и уже с ним в Аушвитце, с целью проверки полученных ими результатов. Через какое время с точностью до минуты совершенно голый человек замерзнет до смерти на лютом морозе? Что наилучшим образом противостоит гипотермии: тепло человеческого тела, тепло тела животного или искусственное тепло? Какой силы удар потребуется, чтобы размозжить человеческую голову? Если растягивать ноги в разные стороны, применяя равную силу, то через какое время произойдет отделение конечностей от таза, и какую силу требуется при этом применить, и какая нога отделяется первой, правая или левая? И так далее и тому подобное.
Они подвергли вивисекции множество беременных женщин, представительниц различных неполноценных рас, на разных этапах беременности с целью выявления какой-то определенной стадии, на которой развитие зародыша начинает напоминать развитие зародыша идеальных людей. Они вводили голубую краску в глаза и смотрели, не меняется ли их цвет. Они измеряли тепловое воздействие различной степени на кожу, определяя длительность воздействия и точную температуру, при которой на эпидермисе появляются волдыри. Они проводили эксперименты по стерилизации, полагая, что после расовой победы возникает необходимость в дешевом и эффективном средстве, способном предотвратить размножение негров и латиноамериканцев. Они вырезали глаза, уши и языки, ампутировали руки и ноги, чтобы проверить, существуют ли какие-то особые условия, при которых неполноценные расы, подобно низшим формам жизни — таким, как ящерицы — могут регенерировать утраченные части тела.
А впереди еще столько работы, часто думал Реймор, и так мало времени.
Дверь распахнулась, и в лабораторию, широко улыбаясь и протягивая руки навстречу Реймору, вошел профессор Пратт.
— Доктор! — воскликнул Пратт. — Простите за опоздание. Я возился с бумагами и совершенно забыл о времени.
— Ничего страшного, профессор, — сказ ал Реймор, с улыбкой пожимая протянутую руку. — Я не знал, когда вы придете, и поэтому проделал все без вас. — Он кивнул на операционный стол, где все еще лежал труп мексиканки. — Боюсь, вы проиграли мне пиво. Мочевина токсична для индейцев.
Пратт нахмурился:
— В самом деле?
— Без сомнения, — кивнул Реймор, чрезвычайно довольный тем, что выиграл пари. — На это потребовалось менее трех минут.
Профессор пожал плечами:
— Ну что ж, данная гипотеза казалась мне вполне убедительной, хотя, конечно, с моей стороны это было не более, чем предположение. Полагаю, возражать против доводов, полученных экспериментальным путем, было бы бессмысленно.
— Боюсь, что так оно и есть, — огласился Реймор. Он протянул руку в сторону Петры и сказал:
— Познакомьтесь с мисс Левенштейн.
Пратт повернулся к молодой женщине и улыбнулся:
— Очень рад, мисс.
— Взаимно, профессор, — ответила Петра, пожимая потную старческую руку.
— Я составлял подробные отчеты обо всем, что мы проделывали с индейцами со времени нашего последнего совещания в прошлом месяце, — сказал Реймор. — Думаю, вас заинтересуют полученные результаты. Некоторые из индейцев, особенно выходцы из Мексики и банановых республик, как ни странно, поглотили за прошедшие тысячелетия наибольшее количество арийской крови. Естественно, народы северной Испании…
— Да-да, одну минутку, — прервал его Пратт. — Прежде, чем мы всем этим займемся, я бы хотел посвятить вас в одно крайне важное дело. Вот здесь у меня полицейский рапорт и докладная записка, составленная капитаном Брачером. Мистер Халл хочет, чтобы вы с этим ознакомились. Кроме того, у него есть к вам особая просьба. — Из внутреннего кармана пальто он вытащил толстый конверт из манильской бумаги и передал его Реймору со словами:
— Мы начинаем новый проект, доктор, и он обещает быть воистину захватывающим…
— Даже так, — проговорил Реймор, вскрывая конверт и вынимая вложенные внутрь бумага. По мере прочтения рапортов и записки от Халла, брови его удивленно ползли вверх, потом он спросил:
— И это серьезно, профессор? Это правда?
— Я видел пленку собственными глазами, доктор, — ответил Пратт. — Никаких сомнений. Рапорт капитана Брачера точен до мелочей.
Реймор присвистнул:
— Я бы пожертвовал годовым заработком, чтобы заполучить этого человека.
— Конечно, конечно, — сказал Пратт. — Однако мистер Халл не хочет перебрасывать на этот проект наши основные научные силы, пока не убедится, что дело стоит того. Брачер будет руководить проектом, а я назначен пока научным консультантом. Я не сомневаюсь, что как только мы получим первые результаты, весь проект целиком перейдет в вашу компетенцию. А в настоящий момент от вас требуется лишь, чтобы вы выделили химика в помощь доктору Невиллу, или преподобному Невиллу, уж и не знаю, как его назвать.
— Доктор Невилл? Что-то я не припомню такого.
— Он женат на двоюродной сестре капитана Брачера Луизе. Он доктор медицины, а также имеет научную степень в психологии.
— Ко всему прочему, он еще и пастор? — спросил Реймор. Пратт утвердительно кивнул. — Весьма внушительно. Столько научных степеней…
Пратт ползал плечами:
— Уж мы-то с вами знаем, как просто добываются университетские степени, и как мало они на самом деле значат.
Реймор бросил бумаги на стол и принялся расхаживать взад-вперед:- Даже и не знаю, кто из моих людей лучше всего подойдет по своей специализация, — вслух рассуждал он. — Может быть, Белзер. Он, пожалуй, лучший специалист в спонтанной мутации генов. Мне кажется, капитану Брачеру нужен именно такой человек…
Пока Реймор раздумывал, кем из своих ассистентов он может пожертвовать, Петра Левенштейн, движимая любопытством, подошла к столу и заглянула в бумаги. Поначалу она старалась не привлекать внимания, но, увидев слово «оборотень», она побледнела и быстро схватила всю стопку со стола. Забыв о мерах предосторожности, дрожащими руками держа документы, она с жадностью водила по ним глазами.
Пратт вырвал у нее бумаги, раздраженно заметив:
— Это документы личного характера, мисс!
Она не ответила. Вместо этого она посмотрела на Реймора и произнесла с видимым волнением:
— Доктор, вы должны перевести меня на этот проект, просто обязаны!
— Ну-ну, Петра, — начал Реймор, — здесь нужен более опытный специалист, имеющий особую подготовку в…
— Пожалуйста, доктор, прочитайте мое личное
дело, — прервала она его. — Все мы прошли тщательный отбор, прежде чем были зачислены в штат, и я уверена, в моем деле вы найдете гораздо более сильные аргументы, чем я могу сейчас привести. Вы увидите, что я имею определенный опыт в области генетики. — Она помолчала. — Кроме того, вы поймете, что у меня есть личные причины для работы над этим проектом.
— Петра, я не могу вас отпустить, — твердо сказал Реймор. — Ваши обязанности здесь…
— …может с таким же успехом выполнять любой из имеющихся в вашем распоряжении химиков, — закончила она. — Доктор, я прошу вас, прочитайте мое досье. Ну, пожалуйста!
Несколько секунд Реймор в нерешительности раздумывал, затем сказал.
— Хорошо. Конечно… Вы не возражаете, профессор?
Пратт пожал плечами:
— Как вам угодно.
Как только Реймор вышел, Пратт повернулся к Петре:
— Мисс Левенштейн, должен вам заметить, что мне не нравится, как вы себя ведете с вашим непосредственным начальством.
Она опустила глаза:
— Кажется, я допустила грубость. Простите меня, профессор, я виновата. Но мне просто необходимо участвовать в этом проекте, понимаете, НЕОБХОДИМО!
Он скользнул по ней оценивающим взглядом, похотливо отметив безупречно чистую кожу и стройную спортивную фигуру. Затем он подошел ближе и сказал:
— Надеюсь, вы понимаете, что окончательное решение будет за мной.
— Да, я понимаю, профессор, — ответила она. — И я буду бесконечно признательна, если вы предоставите мне эту возможность. Меня всегда чрезвычайно занимал процесс мутации. К этой теме — как бы это сказать — у меня свой особый интерес.
Он понимающе кивнул и затем, без лишних предисловий прижал девушку к себе и начал суетливо водить правой рукой по ее ягодицам. Она вся окаменела, но не сделала попытки высвободиться.
— Да, да, конечно, — сказал он, — и я уверен, вы сумеете отблагодарить за это.
Левой рукой он грубо мял и тискал ее грудь. Петра с трудом подавила желание плюнуть ему в лицо и вымученно улыбнулась:
— О, да, профессор, конечно.
Она крепко закрыла глаза и изо всех сил старалась изображать удовольствие, в то время, как Пратт, навалившись на нее всем телом, прижался толстыми мокрыми губами к ее губам. Она почувствовала во рту его язык и ощутила перегар пива и несвежей пиццы.
Напрягая каждый мускул, она с трудом подавила рвоту.
Дверь открылась, и вошел Реймор, на ходу читая содержимое папки. Пратт немедленно отпустил девушку и отступил назад, поэтому когда Реймор поднял голову, он не заметил ничего необычного.
— Думаю, мисс Левенштейн нас вполне устроит, — сказал Пратт.
— Да, да, я склонен с этим согласиться, — кивнул Реймор. — Я предлагаю вам спуститься в мой кабинет, профессор, а через минуту я к вам присоединюсь. У меня есть бутылочка вина, припасенная специально к вашему приходу.
— Конечно, — согласился Пратт, вперевалку направляясь к выходу. — Я с нетерпением жду, когда мы будем работать вместе, мисс, — многозначительно сказал он, закрывая за собой дверь.
Повернувшись к девушке, Реймор сказал:
— Я, разумеется, знакомился с вашим личным делом, когда вы устраивались на работу, но никогда не придавал значения этим фактам, — в его голосе слышалось сочувствие И мать, и отец сразу…
— Да, доктор, — еле слышно произнесла она.
Он покачал головой:
— Ужасная смерть…
— Да, доктор. — Ее лицо превратилось в бесстрастную застывшую маску.
Он немного помолчал.
— Петра, но вы же понимаете, что здесь вряд ли есть какая-то связь. И потом, показания напуганного, пережившего психологическую травму ребенка…
— У меня совершенно отчетливые воспоминания об этом дне, доктор… В любом случае, есть ли здесь какая-то связь, или ее нет, я должна работать над этим проектом.
Он кивнула:
— Я прекрасно вас понимаю. Однако и вы поймите, что личные пристрастия ни в коей степени не должны мешать научной объективности и преданности своему долгу.
— Конечно, я понимаю, — сказала она с легким раздражением. — Я ведь ученый, в конце концов!
— Безусловно, — мягко сказал он.
Затем он закрыл папку, положил ее на стол и направился к двери.
— Будьте добры, проследите, чтобы здесь все убрали. А я пойду к профессору.
— Да, доктор, — сказала она. — Я немедленно этим займусь.
В обязанности лабораторного ассистента входила уборка трупов, нечистот и прочих следов агонии и смерти. Но сначала Петра Левенштейн проделала два других дела.
Прежде всего она взяла со стола свое досье и, вынув копию наиболее интересного полицейского рапорта, сложила ее и сунула в карман халата.
Затем она вышла из лаборатории и отправилась в уборную, где в течение нескольких минут энергично выполаскивала рот, стремясь избавиться от привкуса омерзительного поцелуя. «Жирная свинья,»- пробормотала она и сплюнула в раковину.
Гладкие, ослепительно белые стены камер третьего этажа Центра «Халлтек» крайне редко оглашались смехом. Бласко громко хохотал, слушая Луизу Невилл, которая пересказывала ему недавние события, потрясшие ее узкий семейный круг.
По возвращении в Маннеринг Брачер посвятил Невилла в подробности своей беседы с Халлом и рассказал о вновь созданном проекте «Ликантроп», строго настрого предупредив Невилла, чтобы тот держал язык за зубами. Невилл, с ужасом осознав, во что его втянули, тут же выложил все Луизе. Она в свою очередь, не обращая внимания на Бриггса, ворвалась в кабинет брата, и высказала ему все, что думала о нем и его планах. После этого Брачер вызвал Невилла и обрушил на него всю ярость, на которую только был способен.
Бласко рассмешило то, как Луиза описала ссору, растерянность Невилла, свой гнев и испепеляющий сарказм Брачера. Бласко сидел на стуле, являющимся единственным предметом мебели в камере, и, держа на коленях тарелку, ел похлебку с большим куском черного хлеба. Тем несчастным, которые попадают в руки изуверов-ученых Центра «Халлтек», редко удается хорошо поесть, чаще всего им приходится просто голодать. Но Бласко был нужен Брачеру для эксперимента, который должен состояться через несколько дней, и поэтому его скрепя сердце подкармливали черствым хлебом и похлебкой, представляющей собой чуть теплый бульон, в котором плавал кусок жесткого мяса сомнительного происхождения.
Впрочем для Бласко, которого жизненные обстоятельства приучили есть любую пищу, этого было вполне достаточно.
Луиза закончила свой рассказ, отметив про себя, что они с Бласко стали гораздо лучше понимать друг друга, несмотря на невообразимую смесь итальянского и романшского, на которой им приходилось изъясняться. Бласко доел похлебку, вытер тарелку кусочком хлеба и проглотил его.
— Grashia, donna, — сказал он. — Вечерами мы частенько сидим у костра и рассказываем разные истории, поэтому я сразу узнаю хорошего рассказчика. — Он улыбнулся. — Вам бы цыганкой родиться.
Луиза улыбнулась в ответ и едва заметно покачала головой:
— Вы еще можете смеяться, мистер Бласко? После всего что вы пережили, после того, как я вам рассказала об их замыслах, вы еще можете смеяться?!
— Донна, я жив, здесь тепло и дают еду. — Я-то думал в ту самую ночь, когда они заперли мня вместе с Яношем, что мне конец, но я до сих пор жив, мне тепло, и у меня есть еда. И когда я слышу смешную историю, почему бы и не посмеяться?
Он подумал о чем-то и добавил:
— И, пожалуйста, донна, не называйте меня мистером Бласко. Меня зовут Бласко и все.
Она снова улыбнулась:
— Очень хорошо. Но если вы — Бласко, то я — просто Луиз а.
Старик покачал головой:
— Нет, донна, нет. Мне не пристало говорить с вами как с ровней.
Луиза сердито воскликнула:
— Бласко, если вы хоть немного узнали меня за эти несколько недель, вы должны понимать, что я презираю эту богопротивную расистскую чушь, которую проповедуют здесь эти сумасшедшие!
— Донна… — начал было Бласко, слегка растерявшись от ее горячности.
— Мы все равны, Бласко! Все дети Господа нашего- братья и сестры!
— Pairei faviori, ma donna! [8] — засмеялся Бласко. — Я ведь не имею ввиду ваш народ и мой! Просто вы замечательная женщина, медсестра, жена святого человека, а я всего лишь бедный странник. Мне и думать нельзя обращаться к вам по имени.
Луиза слегка покраснела:
— Простите, Бласко. Я просто привыкла, что здесь все говорят о… Впрочем, неважно. Простите… — она помолчала, нахмурившись. — А что касается святости моего мужа… Я не знаю. Он говорит, что у нас нет выбора, и что если мы не будем действовать заодно с Брачером, нас обоих убьют. Самое главное, что он верит в это, верит, что защищает нас обоих, но…
Бласко пожал плечами:
— Может быть, вы слишком строго судите вашего мужа. Ему ведь тоже не позавидуешь.
— Уж вам-то он точно не завидует, — ответила она, — и мне кажется, что это и есть настоящая причина. Он просто напросто боится.
— То-то и оно, донна. Ему не хотелось бы поменяться со мной местами. Так что ж его винить! Что до меня, так я не желаю ему зла. Мой народ страдает от ваших… — он запнулся, внезапно осознав, что несчастная женщина возлагает на себя ответственность за то, что на самом деле вне ее власти. — …от жестокости… этих людей. И раз уж я могу понять страх вашего мужа и простить его, то вы тоже можете это сделать.
Она отрицательно покачала головой:
— Пусть это и несправедливо с моей стороны, мистер Бласко, но я так не могу. Ну, ладно, мой брат, в конце концов, всего лишь невежественный фанатик, хотя это ни в коей мере не оправдывает его. Но ведь мой муж просто боится смерти.
Бласко засмеялся:
— Но, донна, разве страх перед смертью — это не самое лучшее оправдание?
Она снова рассердилась.
— Фредерик и его банда — жестокие, больные, опасные люди, и выходит, Джон хочет им помочь, только бы спасти свою шкуру. Да так ли уж хороша жизнь, чтобы спасать ее такой ценой?
Бласко ответил, усмехнувшись:
— Да, донна, да. Вы правы, иногда жизнь бывает сущим наказанием. Для некоторых она — тяжелая ноша, а смерть — недостижимая цель.
Она знала, кого он имеет в виду:
— Вы — о Калди?
— Да, — кивнул он, — о несчастном Яноше.
Луиза некоторое время молчала.
— Бласко, а что с ним? То есть я хочу сказать, я знаю, что он сделал, я сама видела… но я не понимаю… Что же все-таки с ним происходит?
— Он оборотень, — просто ответил Бласко.
— Нет, нет, я имею в виду… почему… ну, как бы это сказать… В чем причина его болезни?
— Он не болен, донна, — вздохнул Бласко, — он проклят. Наказан.
— И все-таки брат и муж, по крайней мере, нравы в одном, — сказала она, не придав значения его словам. — Это, видимо, какой-то химический процесс, нечто такое, что можно измерить и понять. В конце концов, сейчас двадцатый век. И мы все достаточно цивилизованные и образованные люди, чтобы относиться к древним предрассудкам как… как к предрассудкам и не более.
Бласко пристально взглянул на нее, потом скользнул взглядом по степам камеры и сказал:
— И намного ли по-вашему поумнели люди, донна? Я вот всего лишь невежественный старик, но и для меня не секрет, что люди-то в большинстве своем еще глупее, чем я, и во сто крат опаснее, чем Янош.